2
Он смотрит на часы, те говорят — в запасе ещё пятнадцать минут. За поворотом уже виднеется блестящее солнцем здание «Виэн» — Джемин ненавидит солнце и приходить раньше назначенного. Всё нужно делать в срок, процедил он через зубы, если бы не… Если бы внезапно не прекрасное расположение духа. Давно он так хорошо себя не чувствовал, хотя разум продолжает сигналить: «Очнись. Ты пообещал сюда не возвращаться. Тебя здесь не ждут. Ты ненавидишь это место». Но как бы то ни было… а он даёт по газам, чтобы побыстрее оказаться внутри компании и, собственно, убедиться в провале Джэхёна. Резина скрепит и пачкает чёрным плитку около компании — подземную парковку Джемин игнорирует. Как и забивает на то, что это не новая страна: так давно не был, большую часть позабыл. Всё кажется новым, собственная жизнь, которую он смог выстроить до отметки «устраивает» в последний год, теперь не будет прежней. Но как бы то ни было… новая страна, новая машина — что удивительно белая! Наверное, Джемин сошёл с ума. Но он просто тормозит в паре метров от охранника, выходит из авто. Adiós Amigos — и музыка тоже прекращает орать. Джемин поправляет тёмные очки и поднимает голову, чтобы найти глазами слепящие на солнце окна конференц-зала. Его там ждут, но уже не как раньше — наверняка отец тоже не раскроет все карты, пока Джемин не явится в офис. Пусть это будет сюрпризом для всего совета директоров — единственное выдвинутое условие. И для самого явился сюрприз! Охранник весьма неожиданно преграждает путь, выставляя подобно шлагбауму накаченную руку. — Не положено, — басит он. — Фамилия. И листает список. Джемин снимает очки. — Бросьте, Хосок, — улыбается он. — Не узнаёте, что ли? Вы посмотрите-посмотрите… верно нечасто в списке фамилия На мелькает. Ну, ничего, ничего… Исправим. Охранника не сразу пробивает осознание, и он принимает всё за чистую монету — ищет ещё активнее фамилию в списках. Которой точно нет. Джемин похлопывает того по плечу и направляется в крутящиеся двери. Их, кстати, тоже всегда ненавидел. А ещё он в спину слышит невероятное просвещение разума — кого-то ударило воспоминанием. Собственное имя в произношении чужих голосов хочется поставить под запрет. — Т-то есть… я хотел сказать!.. — всё ещё под впечатлением, охранник не справляется с вразумительной речью. — Мистер На! — поправляет с нажимом Джемин. — Вы хотели сказать это. Охранник мгновенно рассыпается в извинениях, сразу просёк — что к чему и почему это На-младший спустя четыре года объявился на пороге. Умный малый, думает, усмехаясь, Джемин. — Ну, всё-всё, — пресекает он лишние попытки в слова. — Basta, ancha salud… Adiós, amigo! Уволить к чертям собачьим, морщась, думает Джемин. Не нужны ему здесь подобострастные извинения либо же искренние недопонимания, он не будет разбираться. Ситуация повторяется. На ресепшене новая девушка, Джемин не припомнит, чтобы года так четыре назад уже она была. Очень болтливая, громкоголосая, кидающаяся из крайности в крайность: то беспричинный смех, то излишнее выставление открытых участков тела для привлечения внимания. Никак Джэхён нанимал, но это безграничный провал — клиенты не будут смотреть в прайс-лист, когда у них перед глазами глубокое декольте. — Так как вы говорите, мужчина, вас представить? — напевает веселушка сладким голосом и грызёт ручку. Хватило пары секунд — и Джемин раздражён. Сильно раздражён. — Представьте как сына, — закипая, цедит он сквозь зубы. — Передайте господину На Дживону, сын за алиментами пришёл. Девушка снова смеётся так, будто он выдал что-то, граничащее с гениальностью. Создала множество впечатлений, но если выделить одно цензурное, то Джемин сразу читает, как его хотят задержать. — О, вы знаете!.. — прикладывает она руку к груди. — Я вас так понимаю, сама не добьюсь никак алиментов. Джемин закрывает глаза и глубоко вдыхает. Ну, теперь понятно. Чужие проблемы его не интересуют никаким образом, и это увлекательное повествование он прерывает просьбой листка. От предложения ручки отказывается, остро улыбаясь и доставая таковую из внутреннего кармана пиджака — привык подписывать документы только своей. Ставит единичку в списке и любопытничает про фамилию работницы. Та же, радостная, весьма охотливо делится персональными данными. А потом выходит хотя бы кто-то знакомый, но ведёт себя так, словно увидел призрака. Джемин не особо понимает подобное удивление — сам для себя внешне он не очень изменился, хотя Мэтт любил подшутить. Ты похужал и возмудел, любил он приводить сравнения. — Здравствуйте… мистер На, — выдавливает из себя ошеломлённая… Айрин или Ирэн, Джемин уже не помнит, как по-настоящему её звали. Отлично, радуется про себя он. Раз она здесь, значит, и… этот здесь. Просто прекрасно, думает Джемин. Ожидание встречи с парой важнейших коллег необыкновенно пускает кровь по жилам. Он прямо жаждет увидеть их. Их провал. Верьте мне, я гарантирую, вы упадёте как домино. Как когда-то он сам. — Это, видимо, все вас сегодня ждут, — говорит Ирэн, скрывая неровный голос. — Позвольте вас проводить. Сообразительная, старается не ухмыляться, а улыбаться ей Джемин. Уволю тебя последней. — Спасибо, — бросает он, крайне раздражённый от предыдущего обслуживания. — Дорогу я помню. Переводит взгляд на часы. Ну, вот, от двадцати лишних осталось всего-то две минуты. По пути в приёмную президента он думает, на кого бы ещё растратить время. И находит его в лице секретаря. Очередная девушка, которую бы Джемин описал никак, кроме «во вкусе Джэхёна». Тот всегда ставил во главу внешние параметры, обосновывая тем, что хочет такое «лицо» своей компании. Ну и как результат — девушка прекращает любоваться собой в длинное зеркало только после того, как Джемин красноречиво покашливает. А когда та поворачивается лицом, он вообще хочет взвыть. Это же та самая пустая подруга Соми — Джейми! Даже зубы сводит от того, что отпечаталась в памяти. Совершенно точно выпросила у неё место либо Соми сама пристроила подругу. Хотя Джемин сомневается, что та даже в шпионаже будет успешна. Но зарплатой в три раза больше среднестатистического секретаря, без сомнений, уже обеспечена. Но если она каким-то образом всё ещё держится на этом месте, то наверняка компенсировала свою пустоту в башке, кошельке и двухгодичном институтском образовании. Интересно, а где же Сыльги? Пока Джейми проводит Джемина в конференц-зал и распахивает перед ним двери, под вторым номером на листе уже красуется её фамилия. В последние выверенные секунды он прячет бумагу в дипломат, а ровно в одиннадцать уже видит повернувшегося к нему отца. Сухое и сдержанное рукопожатие, мать впервые не подрывается с места, чтобы привычно задушить в объятиях — наверное, обиделась, что не вспоминал ни о ком все эти четыре года. А потом отец представляет сына совету директоров так, будто он новый и совсем неизвестный никому человек. Джемин медленно, не торопясь, чётко зная своё время, поворачивается и уже сам почти никого не узнаёт. А ещё ожидаемого и сбившегося ритма он не чувствует, его вообще ничего не удивляет. Всё те же главные лица, только изменённый внешний фасад да плюс парочка новых людей: минус Чон Джэхён, плюс — подросший Чон Чонгук. На человека, о котором не пропуская ни дня, думал три года подряд, Джемин специально не смотрит. Оставляет напоследок это сладкое ощущение увидеть, потому что больше он ничего к ней не чувствует. Подождёт. Теперь это его не беспокоит и не тревожит. Но когда Джемин окидывает спокойным и рассудительным взглядом всех устремлённых на него и пересекается с бывшим другом, то неудержимо хочется смеяться. И не потому, что тот буквально мешает и визг, и рык, и ударение в своём красноречивом «нет», выставляя на показ прогрессирующий эксцентричностью характер. А просто потому, что необъяснимо стало легко на душе от подтверждения, как его, Джемина, здесь никто не ждал. И теперь не могут справиться с временным поражением, не успевают перестроиться с холодного, застывшего в ошеломлении взгляда на деланную доброжелательность. Честность нравится Джемину. — Позвольте представить вам нового президента компании «Виэн». Отец оглушает весь зал своим негромким голосом. Этот контраст — навсегда его. — С этой минуты он будет возглавлять и нести полную ответственность абсолютно за всё, — продолжает отец. — И в этот раз я единолично принял решение, отныне — никакого голосования директоров. Один раз я уже допустил такую ошибку, второго раза не повторится. На этом всё. Передаю все обязанности и слово. Отец указывает рукой на своего сына, заставляя совет директоров негласно принять эту данность. Никакого хлопанья, никаких аплодисментов с поздравлениями, как было при Джэхёне, но Джемину ничего из этого и не нужно. Даже креативный директор, тот ещё любитель высказаться, как ограничился режущим уши «нет», так и закончил на этом все свои комментарии. Другие люди не восприняли данное как старт, но тишина их удивления для Джемина сейчас — дороже золота. И когда же отец медленно опускается на свой стул, то тогда Джемин понимает — пора. — Что ж, господа!.. — улыбается он, хлопнув в ладоши. — Не буду томить вас, а перейду сразу к делу. Время, как вы знаете, сейчас для нас — изысканная роскошь. И это первое заседание совета директоров могло сорваться из-за нежелания Донхёка подчиняться новому главе компании. Демонстративно выдав своё недовольство, встал и вышел, громко хлопнув дверью. Джемин же и бровью не повёл, лишь только поинтересовался, не желает ли кто-нибудь ещё на выход? В итоге Донхёк был возвращён: явился в зал только после звонка Соми. Но был сильно раздражён планом по выходу из кризиса, предложенным На-младшим и скрепя сердце поддержанным На-старшим за неимением лучшего. — И, таким образом, — Джемин обводит маркером цифры на доске, — я уверенно могу вам сказать, что через год и три месяца мы полностью выйдем из кризиса. И это с учётом колебания доллара… Я вам гарантирую, эту дату… Донхёк!.. Можете отметить в календаре, как новую коллекцию. Уже состоящая не из униформы и размера XXXL. Держите это в голове, пожалуйста! Намёки тот не понимал. Всё продолжал подрывать дисциплину, вертя за талию ту самую Джейми, что считает своим долгом ворваться в зал и притащить как можно больше минералки. — Ой, как я тебя пóнимаю! — причитает Донхёк. — Тебе тяжело!.. Боже, я не могу смóтреть, как ты страдаешь. Своей метровой лентой продолжает ненавязчиво измерять параметры, но собравшиеся вокруг навязчиво прикованы взглядами. Марк ещё этот… демонстративно закрывает себе рот, подбирая челюсть. — Я знаю как тебе помочь… Пояс! Донхёк заявляет, правда, обращаясь уже к публике. Джейми вовсю чувствует себя моделью и улыбается ярко-ярко, демонстрируя прекрасную фигуру. — Мы пóднимем талию, — Донхёк перемешает выше ленту, почти под грудь. — Цвет мы уже не смóжем измéнить!.. А вот… силуэт… Он делает волнообразное движение рукой, повторяя все идеальными изгибы тела в облегающем платье. Импровизированная публика приходит в восторг, только Джемин сразу же начинает стучать ручкой о стакан. — Можно продолжать!.. пожалуйста? — пародирует он. — Не до шуток!!! Это возымело эффекта, чуть пристыженные и унылые дизайнер с секретаршей следуют к своим местам. — Я не шу́чу, — обиженно басит Донхёк. — Я ры́даю. — Давай порыдаем попозже вместе, хорошо? — Джемин кривит губы в улыбке. — Ой, какой у меня чуткий начальник, а! — смеётся Донхёк. — Óбещаешь? Марк, восседающий между Донхёком и Джемином, тут же активизируется. — Нэ мущина! — кончится он голосом Донхёку, потом поворачивается к Джемину: — А мэчта!!! Зал тут же разражается хохотом, слышится даже басовитое «браво!» от Доёна. Ладно, думает Джемин, немного разряжения обстановки им не помешает. Но он всё равно недоволен общей подготовкой. Хотя, если начистоту, то недовольны были все. Но Джемину уже было не до чьего-либо ущемлённого достоинства, он делал только то, что говорил его разум. А разум твердил: надо работать, если хочешь что-то исправить. Ради составления антикризисного плана он не спал толком две недели, удалённо шерстили с Мэттью интернет на наличие всех разоряющихся швейных предприятий и пытались разобраться в никудышных последних отчётах. Без слёз не взглянешь, говорил тогда Мэтт. Джемин же дополнил — без алкоголя не разобраться. — На этом всё, господа. Моя презентация подошла к концу. Он чувствует дежавю, когда повторно растягивает губы в медленной улыбке, правда, уже с привычно скрытой усталостью, и обводит взглядом всех собравшихся. Те не прячутся, они буквально выжаты от четырёхчасового совещания. Но пожалеть их нисколько не хочется — они только слушали, слова против разрешалось сказать под конец доклада. Замечания и предложения Джемин принимал, но не прислушивался. Все риски и опасности были просчитаны несколько раз, он попросту не мог позволить себе права на ошибку. — Куда-то торопитесь? Усмехнувшись, Джемин выгибает бровь, завидев вставшего, безгранично радостного Донхёка. Радостней него был только Чонгук, шёпотом отвлекающий и переговаривающийся с дизайнером. Но его в самом начале Джемин благословил выходом за дверь, сжалившись… конечно же над собой! Он не позволил бы испортить свой идеальный доклад какому-то парнишке, что ни черта в делах не смыслит, но акциями владеет. Плевать, что отец любит Чонов как своих детей — если не больше, — плевать на всё. — Попрошу, коллеги, задержаться ещё ненадолго, — стучит ручкой по столу Джемин. — К концу завтрашнего дня я жду от всех отделов отчёты о проделанной работе за последние полгода. Простыми словами, отчёт о состоянии компании «Виэн», чтоб понимать, в каком состоянии мне передают дела. Нужно ознакомиться более подробно и знать о всех подводных камнях, какие были оставлены. Соответственно, Марк и Соми… жду от вас, значит, маркетинговые исследования и как обстоят дела в магазинах за последние три дня. Дожидается парного кивка и согласия, только Марк всё ещё как играючи растягивает своё «уг-хм-у». И только после Джемин переводит взгляд на нового финансового директора. — Джон, — коротко обращается к нему Джемин. — Финансовый отчёт. Смотрит на мужчину, но особо не владеет временем, чтобы разобраться в новом человеке. Приходится опираться на внешние качества: серьёзный, хмурый, на улыбки-шутки не разменивается, но убить время за рассматриванием карандаша — пожалуйста. — Да, конечно, мистер На, — Джон складывает руки в замок, откидывается спиной на кресло и снова скрещивает руки на груди. Только было Джемин переводит взгляд на Донхёка, как тот начинает смеяться. — Как хорошо, что Хэчани не пригласили, да? — сквозь смех проговаривает он. — У всех есть занятия, Хэчани никому не нужéн! Джемин на секунду выпадает из реальности. Просто… кто-кто? — Без тебя не обойдётся… х-х… хороший мой! — в ответ нервно смеётся Джемин. — Донхёк, плюс к отчёту, мне нужна информация, сколько времени вам потребуется на переосмысление последней коллекции и превращение её для людей, далёких от понятия люкса… — Миллион! — тут же перебивает Донхёк, разражаясь негодованием и кучкой порванной бумаги. — Миллион мне потребуется времéни, чтобы уродовать свой мозг и научиться думать не изящно. — Прекрасно, — кивает Джемин. — Значит, три дня за так хватит. Он переключается с причитаний о несправедливости на следующего ожидающего. — Господин Доён, значит, с вами… — задумывается на секунду Джемин. — Значит-значит с вами… от вас отчёт мне не нужен. Ну хотя бы один так яро не показывает свою радость, думает он. Доён, сохраняя прежнюю сдержанность, в ответ только кивает с излюбленным «ес, сэр». Коротко и ясно, всё как любит Джемин. — От вас мне нужно только конкретное сокращение кадров, — Джемин протягивает ему распечатки, выуженные из дипломата. — Здесь человек сто, не так много для первого раза. Но они мне не нужны. И… ну, распустите бар, сократите дорогих моделей, сами всё прекрасно знаете. Он добавляет ещё лист с двумя новыми фамилиями. — И эти работники меня тоже не устраивают, — честно признаётся он. — Посчитаете, кому сколько отработать, а кому сразу выдать расчёт и проводить. Но это сделать как можно скорее. Вы поняли меня, мистер Ким? Подтверждения от Доёна Джемин не слышит, его мямлящие слова скрываются за проснувшейся в один миг Соми, что тут же вступается за подругу. Буквально взрывается, давая себе, наконец, полную власть высказаться, когда терпела, кажется, всё совещание. Но как Джемину кажется, плевать Соми на Джейми. Не так он планировал поговорить после стольких лет, не так. — Ты не можешь уволить её! — повышает Соми голос. — Это секретарь президента компании, твоя правая рука. Она незаменимый специалист, на ней столько обязанностей!.. «Незаменимого специалиста» он, кстати, удачно выпроводил из конференц-зала, когда та не справилась с открытием презентации. — Ну вот и чудесно, — улыбается Джемин. — Как раз отдохнёт, а то ж я серьёзно могу какими-то своими неважными поручениями потревожить её распорядок из кофе и раскладыванием косынки. Не могу позволить себе настолько сильно нагружать хрупкую девушку. Да и думаю, немного потеряю, если лишусь этого ценного сотрудника. Я даже более чем уверен, что прекрасно справлюсь один, без неё. На душе, понимаешь, будет спокойнее, если хотя бы одного человека в компании осчастливлю свободным вечером. — Твои отчёты невозможно сделать за полдня! — закипает Соми. Джемин поворачивается к ней. И он уже порядком взбешён, на последних здравых смыслах сохраняет рассудок, чтобы не сорваться на всех подряд и не отчитать за… да за многое! Если не всё. Понимание, что все здесь люди, и людям свойственно ошибаться, он не принимает за аргумент. Потому что если он себя смог перекроить в машину, выполняющую установки, то и другие должны хотя бы принять рабочий вид, когда завидят его на горизонте. — У вас всех есть более, чем полдня, — цедит, сжимая зубы. — Задержитесь хотя бы раз в офисе, потратьте ночь, посвятите полностью день на благо общей компании… Делайте что угодно, но чтобы к вечеру отчёты лежали у меня на столе. И к тому же!.. Это работа на пару часов. Перекопировать цифры, свести всё в таблицу, ну не мне же вас этому учить, всё вы знаете! А если по каким-то причинам подобное задание занимает больше времени, то… то у меня для вас плохие новости, господа! Значит, пытаетесь скрыть от меня несостыковки в данных, а я этого… Не-люб-лю!!! Его терпению конец, а последние слова уже не сдерживается и выдаёт на повышенных тонах. Честно не хотел, но ситуация сильнее его. Он привык к команде Мэттью, там люди работали понимающие, слаженно, а здесь… распустились однако. Если это, думает Джемин, модная фирма, то ещё не значит, что поголовно здесь все творческие люди и им нужна свобода действий. Будем ломать, решает он. Его любимая часть в перекройке. Но сейчас он уже остаётся сидеть во главе этого стола и смотреть, как люди, уставшие и вымотанные, поднимаются со своих мест. Кто-то переговаривается, кто-то перешептывается, но всё одно — они рады уйти. А вот теперь, оставшись один на один с подступающей в кабинет вечерней пустотой, он пытается справиться и с нахлынувшей усталостью. — Хорошее выступление. Ты отлично подготовился. На плечо ложится сухая и морщинистая ладонь отца, и Джемин, заслышав его спокойный и рассудительный голос, не разрешает больше себе проявлять ничего настоящего. — Скажи как есть, — резко встаёт он с места. — Ты просто не ожидал, что я смогу это сделать. Отец ничем не опровергает эти слова, но и не подтверждает согласие. Смотрит так проницательно и с некоторой… если не обидой в глазах. Джемин не выдерживает. — Если что-то хотели сказать, то говорите сейчас, — собирает он документы со стола. — У меня не так много времени на разговоры, и слишком много нужно чего сделать. Остались бумаги, которые я не успел посмотреть, надо пройтись по офису, вспомнить, что тут есть и вообще осталось ли что-нибудь после Джэхёна. Плюс я только утром с самолёта, и потратил несколько часов на поиск адреса выгрузки своей машины, у меня осталась пара неоформленных деталей… чёрт, наверное я поторопился! Зря попрощался с этой секретаршей, мне же ещё отель забронировать нужно… Закружился, думает Джемин, когда находит себя уже в приёмной. Не заметил никого, не заметил, как сам направился в кабинет президента компании. А думал-то, что это будет сложной задачей — адаптироваться. — Какой отель, Джемин?.. Голос матери, что до последнего молчала, выбивает его из колеи. Всё такой же красивый и добрый, но больше нет желания обольщаться и безоговорочно доверяться. — Так говоришь, будто у тебя дома нет! — вспыхивает мать, крайне оскорблённая словами сына. — Ваша с Соми квартира по-прежнему стоит!.. В конце-то концов, есть наш с папой дом! Какой такой отель, о чём ты говоришь, Джемин? Соми, Соми, Соми… Джемин сходит с ума, стоит ему вновь заслышать это имя. Но сходит с ума не как раньше, а просто потому, что знает: если они и расстались более четырёх лет назад, то всё равно найдутся люди, желающие их снова свести. В частности — собственные родители. И Джемин прекрасно понимает, что в этом есть и его доля вины — он не дал объяснений, разорвав все связи, уехал без предупреждения и потерялся для других. Но в нём ещё осталось немного от человечности, поэтому рассказывать не желает, что же на самом деле произошло между ними. Или не произошло. — Хорошо, мама, — перебивает он. — Я подумаю. Может быть, заеду, но не ждите раньше десяти… Папочка, миленький!.. А объясни мне одну такую вещь, пожалуйста. Джемин оглядывается вокруг, резко крутанувшись в ботинках. Приёмная всё так же пустует. — Совершенно, хах, не понимаю… — смеётся он, разводя руками. — Где все хорошие работники? Где все те бравые труженики, что были при тебе?! Где Сыльги, папа? Джемин не любит ждать, а отец предпочитает выжидать, чтобы трезво преподнести новость. Как и сейчас. Смотрит своим этим ленно пробирающим взглядом, а потом выдаёт про декрет. Джемин смеётся, думая, что неправильно расслышал. А потом требует её номер и звонит с предложением. Вот кому действительно он не против увеличить зарплату в три раза. И совсем плевать, что у компании трудное положение с финансами, он будет платить из своего кармана. Как и на свои же деньги поменяет белые стены на стекло. Уж слишком на нервы действует ограниченность в кабинете.3
Он стоит лицом к большим панорамным окнам, но видит только своё кривое отражение. Освещение автоматически включилось, и теперь он не видит огни города, а только себя. Вроде бы и понимает, что безрассудно тратит время за простым наблюдением, но ничего с собой сделать не может. Нашедшее оцепенение завладевает всем им, шевелиться никак не хочется. В голове беспрестанно на проигрыше, как когда-то, ещё лет двадцать назад, ребёнком любил так же «следить» за городом. Сейчас он пытается поднять что-то со дна своей души, но не выходит. Наверное, от этого и паршиво. Куда пропала вся радость от простых вещей и почему ничего не может принести длительного ощущения душевного спокойствия? Казалось бы, всё есть, всё можно купить, здоровье не подводит, но опять чего-то не хватает? Чего-то малого в своём количестве, но такого безразмерного в своей сущности. Короткий стук в дверь его выдёргивает из затонувшего разума, и Джемин по первой рад. Но когда видит, кто потревожил его умиротворение, то даже не знает, что и думать. — Можно? — вполголоса произносит Соми. Удивительно, думает Джемин. Это первый раз на его памяти, когда она спрашивает. Потому что раньше ей не нужно было разрешения. — Уже готов отчёт? Он незаметно трясёт головой, отгоняя лишние мысли, прочищает горло и возвращается на своё место. Складывает руки в замок и показывает, что готов выслушать. Соми напротив, очень близко, и Джемин помнит, как три года подряд, каждый месяц и день он жаждал её снова увидеть. Увидеть свой самый любимый образ. И год — как запретил себе думать, твёрдо решив сломать всё то, ради чего жил в прошлом. Мэтт предупреждал, что всё вернётся из-за намеренного разрушения, но Джемин спокойно принимает действительность: он ничего больше не чувствует. — Нет, отчёт ещё не готов, — Соми смотрит мимо Джемина. — Есть вопросы, что именно мне нужно в отчёте? — Прекрати, — перебивает она. — Ты прекрасно знаешь, почему я… Нам нужно поговорить. Нам, мысленно переспрашивает Джемин. Тебе, отвечает. Потому что мне ничего не нужно больше. — Говори. Наконец Соми смотрит прямо на него. Гордо поднимает голову, задетая такими простыми словами, но молчит. Только её выдаёт взгляд больших глаз, которые Джемин, кажется, до сих пор не сможет разлюбить. Она резко начинает, но после громкого «я…» не находится с продолжением. И Джемин молчит, терпеливо дожидаясь, хотя его впервые посещает мысль: он мог бы потратить сейчас это время где-нибудь за ужином. — Где ты был? — спокойно, но без каких-либо эмоций спрашивает Соми. — Все эти четыре года ни одной новости, ни одного сообщения. Ты вообще представляешь, как твои родители сходили с ума? Мы не знали, что и думать!.. Если ты считаешь нормальным пропасть, а потом появиться как ни в чём не бывало… — Я был в Праге, — улыбается он. — Переучился, работал. Много работал. Не было времени писать и разговаривать. И видит, как Соми не устраивает такой ответ, любопытства не удовлетворяет. Но она снова молчит, сверля Джемина взглядом. И он понимает её, тоже смотрит. Вот только в его взгляде больше нет той самой обожаемой жадности, которой он болел в прошлом. Просто смотрит, просто коротко подмечает изменения и больше ничего. Не цепляет — как сейчас говорят. Это продолжается долго, это могло продолжаться вечно, и Джемин не понимает: почему он сам ничего не говорит, лишь только думает и смотрит, и Соми — аналогично. Он был уверен, что ей нечего ему сказать. Вот только не хочется поддаваться достаточно ощутимому напряжению и её долгому и продолжительному взгляду, чтобы поверить в обратное. — Выпьем? — разрушает он тишину. — Отпразднуешь со мной мою новую должность? Намеренно не «президент». Мазохист, думает про себя Джемин. Весь его мир схлопывается на воспоминаниях прошлого, и он уже специально всё повторяет. Чтобы их раздавить. Молча проглатывая свои глупые слова, направляется к мини-бару и выискивает глазами… чёрт, нашёлся только коньяк. Джемин в эту секунду безграничен кроет Джэхёна, что не позаботился о баре. Повторить прошлое не вышло, но особого огорчения не чувствуется. Возможно, и не нужно проезжаться по воспоминаниям, выставляя их уже на посмешище. Будет ли Соми смеяться, найдя сходство? Потому что шесть лет назад он то же сказал ей после назначения на должность креативного директора. А до этого она вошла в его кабинет без стука. Лучший сорт по бокалам, но до вина так дело и не дошло. На нём — её помада, на ней — его руки. Всё помнить в мельчайших подробностях — губительно. — С каких пор ты пьёшь? Ты же терпеть не можешь алкоголь. «Мог». Это моё новое хобби, и я его люблю. Образ рассеивается, Соми смотрит осуждающе. — Не выпьешь со мной? — деланно разочаровывается Джемин. — Тоже не поздравишь меня? Останешься за своего брата, даже когда он пробил самое последнее дно, которое мог? Отставляет стакан. Пить начатый коньяк из бара Джэхёна не то что не хочется… просто Джемин помнит: он за рулём. А его «хобби» не терпит пару глотков коньяка — он захочет прикончить всю бутылку. — Послушай, — устало вздыхает Соми, — Дже, конечно, дурак… Нет, то, что он сделал… ему нет оправдания, но… Но он действительно пытался всё исправить. — Не спорю, — говорит Джемин. — Ход с подставной фирмой просто гениален. Вы должны быть ему благодарны, что «Виэн-два-ноль» сожрала оригинал и таким образом не оставила вас на улице. Со сравнений хочется засмеяться громко и в голос. — Уйдут года, Соми, чтобы вернуть прежнее лицо! — повышает Джемин голос. — Ощущение, что отец позвал меня не потому, что я его наследник. А потому, что опыта у меня с потерянной рожей просто вот так!.. Пре-дос-та-точ-но!!! Она даже не делает вид, что поняла. — У тебя был прекрасный доклад, — говорит Соми, устремляясь взглядом в стол. — А раньше говорил, что ничего не смыслишь во всех этих делах компании. Раньше тебе это было неинтересно. Да и это не прошлый ты уже. — Не думал, что ты хотя бы что-то помнишь обо мне, — усмехается Джемин, качнув головой. — Я всё помню. Вот теперь Джемин смеётся. Но не потому что смешно. Играют его нервы, и он не сдерживается. Эти слова могли бы быть для него всем ещё пару лет назад, но сейчас от них ничего. Ни холодно, ни горячо. Попросту никак. — И я всё это время гадала, почему ты никому не рассказал. Она отворачивается, подпирает голову рукой и так и сидит, рассматривая какой-то шкаф. — Почему сама не рассказала? — задаёт он ответный вопрос. — Я не смогла. — А мне и не нужно было никому ничего объяснять. — Твои родители до сих пор злятся на тебя. — Пусть злятся, — как отрезает Джемин, но заставляет себя быть мягче: — Я просто знаю, как они тебя любят. И я не хочу рушить это. Соми переводит на него до странного блестящий взгляд. И Джемин не понимает причину. — А ты… — через силу выдавливает она из себя слова. — Ты злился на меня? На нас? Джемин качает головой. — Тоже нет, — честно отвечает он. — Хотел. Но никогда не получалось. У меня никогда не получалось на тебя злиться, даже если всё и говорило, что надо… Я просто не понимал, почему. Вернее, чем?.. — Что «чем»? — переспрашивает Соми. Она уже ладонью закрывает губы, но всё равно упрямо смотрит вперёд. — Не понимал, чем он лучше меня. Лучше шьёт, что ли? Удивительно, как самому даются теперь с лёгкостью подобные слова, когда один их смысл раньше заставлял сгибаться пополам. И вдвойне удивительно, почему же сейчас Соми выглядит так, будто ей… жаль? Джемин ничему не верит. — Ничем, — закрывая глаза, на выдохе произносит она. — Просто я разлюбила тебя. — Что я сделал тогда не так? — Ничего, — снова повторяет Соми, закрывая глаза. — Ты был самым хорошим, и это только моя вина. Это никак не объяснить, но я просто поняла, что не люблю тебя больше. И с этим ничего не сделать. Так легко. Словно о погоде разговаривают, а не о своей жизни. Но эта жизнь прошла, унесла с собой те самые краски, от которых он мог бы сейчас повышать голос и злиться, а Соми — кричать в ответ. Подобное представить трудно, раньше они за редким исключением не сходились во мнениях, и Джемин ищет ответ: всё потому что ей было плевать на него? — Когда? — просто спрашивает Джемин. — Когда поняла? Знает, что это никакого смысла уже не имеет, а ответом он только получит повторное осознание себя как последнего идиота, но требует. Вся его сущность сосредотачивается на жажде ответа. Но Соми снова поступает по-своему. Они сидят напротив, в метре друг от друга, и их разделяет только пространство стола. Соми кладёт правую руку, которую всё это время держала под столом, а Джемин обращает внимание на такое действие только сейчас. — Я давно хотела тебе это вернуть. Пододвигает ближе, а потом уже перестаёт прятать под ладонью. Джемин с трудом, но узнаёт красную коробочку. Что внутри — он уже не хочет видеть. — Буквально за месяц до кольца. Мыслей — ноль. Пустота. — Трудно, наверное, было притворяться? — усмехается Джемин, неотрывно смотря на красный цвет. — Больше года делать вид, что я тебе… интересен. Но должен признать, ты сделала это безупречно. Обманывала, а я продолжал верить каждому твоему слову. И мне даже в голову не приходило, что ты могла когда-то так со мной поступить… Я тебе доверял. Больше всех на этом свете. И даже если бы хоть кто-нибудь мне посмел сказать такое… вообще любое слово в твою сторону, я бы уничтожил этого человека. Потому что я тебе верил. Больше такой ошибки он не допустит. — Я каждый день хотела тебе всё рассказать! — вдруг выкрикивает Соми. — Слышишь?! Каждый чёртов день! Все эти полтора года я только и думала о том, чтобы всё прекратить, но!.. Она осекается и не продолжает больше. Джемин решает, что с неё хватит. Очевидно же, что по странным стечениям обстоятельств из них двоих сейчас сойдёт с ума от напряжения только Соми. — Но почему-то ты позволила Джэхёну решить всё за тебя. Снова. Почему-то он снова вмешивается в наши отношения. — Откуда ты?.. — вскидывает она острый взгляд. Джемин подаётся ближе к ней. — Я всё знаю, — вполголоса, растягивая слова, произносит он. — Всё. Я научился этому за то время, что был без тебя. Я научился смотреть вокруг, а не на тебя одну. Возвращается обратно на своё место и объясняется уже без накативших эмоций. Справляется с собой — этому он дольше всего учился. — Ты же меня знала лучше всех… но нет, поверила своему брату! Что он тебе наплёл?.. Что я, ох, якобы расстроюсь, да? Что в свою очередь приведёт к тому, что я завалю ему коллекцию? Очевидно, из-за разбитого состояния я потеряю голову и не смогу работать? А ты не подумала… что от тебя я бы воспринял подобную новость гораздо лучше и адекватнее, чем из слухов на показе? Соми снова уязвлёно молчит. Но Джемин впервые не знает, хорошо это для него или плохо. Хочет ли он оправданий или лучше тишина? — Господи! — смеётся он и хватается руками за голову. — Ты просто не представляешь, каким дураком я себя чувствовал в тот момент!!! Все!.. Буквально все в офисе знали, что ты изменяешь мне с моим же лучшим другом, один я ничего не видел вокруг! Верил вам двоим и считал своей семьёй! А знаешь почему? Опять. Потому что я тебе… до-ве-рял! И тогда я даже не поверил дурацким слухам, не побежал как идиот проверять. Но потом мне оказались нужны какие-то ключи, я пошёл в мастерскую, и вместо ключей нашёл вас. Ну не идиот ли? — Прости меня… — Я не просил твоих извинений. Они в своей сущности ничего уже не значат. И это не то, что лучше получить поздно, чем никогда. Джемин вообще бы отмотал время назад, чтобы не давать права на этот разговор. Хотя раньше он постоянно воображал: как бы прошла их встреча спустя долгое время? Но Соми негласно решила всё за него, а он после пришёл к выводу, что им двоим не нужны «разговоры». Лучше бы она не приходила вообще под конец этого безумного дня, но… — Это хорошо, что ты зашла, — говорит Джемин, справляясь с собой. — Совершенно вылетело из головы на собрании, столько дел, столько дел… Забыл сообщить, я тебя перевожу в другой офис. Про франчайзинг… Сначала вы с Марком порознь… боже, да как хотите, но едете на месяц заключать договоры с партнёрами, а после ты остаёшься в Лондоне. Будешь следить за производством, будешь жить заграницей, как всегда и мечтала. Он помнит. Больше ему нечего сказать, и Соми это понимает. Встаёт, не прощаясь, но серьёзно кивая. И задерживается уже у двери. — Когда ты оставил заявление на столе Дже и сдал пропуск с ключами… Там написал, чтобы твою студию пустили под какую-нибудь подсобку… Я не разрешила никому даже просто смотреть, что есть внутри. Вернее, что осталось. И ключи до сих у меня в кабинете. Она поворачивается к нему с немым вопросом: «Заберёшь?» Джемин качает головой. — Скажи, чтобы пустили под какую-нибудь подсобку, — глухо отзывается он. — Я всё равно не собираюсь что-либо делать. Вы все были правы, и Донхёк лучше справляется. Я вижу, насколько он вырос, его идеи очень хороши. «Виэн» под управлением Дже не сдохла до конца лишь потому, что у вас был Донхёк. И уже знает, что Соми опять проигнорирует его просьбу. Но пользоваться положением и переделывать в «приказ» он пока тоже не горит желанием. После ухода Соми он вновь долго сидит перед открытым документами и ни черта не соображает. Потревоженный мозг отказывается подчиняться реальным приказам, он, как и всё тело, просит отдыха, но Джемин упорно игнорирует. Пытается себя заставить уже сделать хотя бы что-нибудь, но тут же бросает эти попытки, поняв провал. Кольцо на его столе отвлекало всем собой и вообще своей сущностью. Что оно несло с собой, какие были радостные воспоминания и любимое «да»… Джемин помнит, как искал надпись для памятной гравировки, и сошёлся на самом простом. «Я люблю тебя: сейчас и навсегда» — продолжает безмолвно говорить кольцо. Джемин окончательно уверяется: он больше никогда не сможет сказать таких слов кому-либо. Но снова идя наперекор своим желаниям, он доверяется разуму. И едет к родителям.