B.M.

k. 18:36 Ты свободен вечером? Джено переворачивает телефон экраном вниз. Так ему кажется — если не увидит, то настроение до конца не убьёт. Но, похоже, поздно. Рабочее сосредоточение стремительно уходит, голову почти кружит, а образ На перед глазами затмевает другим человеком. — Какие планы на завтра? — Ч-что? Джено переспрашивает не потому, что не слышал. Просто он настолько замотался — признаётся — и не уверен уже, правильно ли расслышал. Трясёт головой, отгоняя наваждение — и перед ним снова На. — Завтра, — хмурит брови На и уже сам недоверчиво тянет: — Планы. Мои. — А-а… пф, планы, да… — облегчённо выдыхает Джено, но мгновенно серьёзничает: — Я всё ещё думаю. Конец рабочего дня, конец придурковатым розыгрышам Марка. Джено для вида улыбнулся, мол, да-да, крутая традиция. Но в глубине души сам себя не понял: это был один из немногих случаев, когда шутеечки его довели. Наверное сказывается загруженность башки, больше он не находит объяснения своему душевному неспокойствию. Ещё и Карина так некстати вспомнила о нём… Джено резко тянется к чашке с остывшим кофе, чтобы снова отвлечься. Отвлечься это в его понимании — разобраться со списком дел в ежедневнике На, потому что одна встреча, назначенная на завтрашнее утро, отменилась. И, следовательно, порушила весь выстроенный Джено труд. Он, как и сам На, не хочет терять время, поэтому пытается скомпоновать оставшиеся встречи таким образом, чтобы появилась возможность освободиться пораньше. Возможность, возможность, возможность… одно слово застревает в голове Джено, он его проигрывает и проигрывает, думая совсем о другом. Вернее, о другой. To k. 18:42 Да Вот теперь снова переворачивает телефон экраном вниз, но уже чувствуя какое-никакое облегчение. Освобождение. Приободрение. Необъяснимую короткую эйфорию. За которой следует мгновенное попадание в ловушку. Иначе он не может дать адекватного ответа тому, как планировал сразу завалиться домой и уснуть, но обменял всё на Карину. Сомнений, что ей что-то нужно от него, — нет. И всем Джено завладевает вопрос, с чего это о нём вспомнили. From k. 18:43 Так и знала, что ты никому не нужен Джено чувствует себя отменным мудаком. Не потому, что по-собачьи преданно повёлся на замаячившее «общение» на горизонте, а просто потому что вспышка. Вспышка на уведомлениях да такая сильная, что снова отправляет в психонокаут. Надо бы отключить, но с появлением новой работы в жизни нельзя пропускать ни одного уведомления. Даже если очень хочется. Перечитанное сообщение, случайно вылетевшее «дурочка» и добрая усмешка, но без какого-либо подтекста. На тоже замечает. И Джено, мгновенно подобравшись, вновь пытается настроиться на планы. Бесполезно. Видимо, На снова замечает (как бы Джено не прятал глупую улыбку). И, проявив всю начальничью тактичность, просто интересуется, что это с Джено такое. И просто отпускает. — На сегодня всё, — говорит На. — Вы можете идти, Джено, дальше я сам… и да, водителю передайте тоже самое. Он мягко забирает из рук оторопевшего Джено ежедневник, потом и усилия прикладывает с терпимой улыбкой. Чтобы забрать свою же вещь. Всё потому, что Джено не сразу догоняет, он был одновременно в двух режимах: «отработать до конца» и «привет, Карина, давно не виделись». Но у этих режимов не было дружбы между собой. — Я могу дома доделать и ближе к восьми вам всё скинуть. Отчего-то Джено кажется «умным» сказать подобное, хотя в любой другой день его уже — вжух! — и в офисе не было бы. Но сегодня он дурак с помутневшим рассудком… конечно же, от работы, от чего ещё? — Джено, идите… — с нажимом давит На и слова, и улыбку. — Тем более… вас, кажется, ждут? Так не теряйте же время зря. Услышанное не то что сбивает с толку. Услышанное — как ледяная вода утром. — Да не-е!.. — зачем-то считает долгом отчитаться. — Не ждут, это так… просто. Ага. Это «так». Услышала Карина, такое бы… — Да идите уже… Джено! — не выдерживает На, но в последний момент сглаживает всё своей привычной улыбкой. — Н-ну, ладно… — принимает данность Джено и поднимается со стула. — Если что-то понадобится уточнить, звоните. Я всегда на связи. Точно дурак, думает сам про себя и мысленно даёт по шее. В придачу. Чтобы не выделывался. Работник века нашёлся! — Всё, давай, пока! На весьма «приветливо» машет рукой ему, чуть ли не выпроваживая из кабинета. Джено в этот момент немного хреново от себя становится — это надо же так впервые затупить перед ним. И от последней мысли сразу как-то всё настроение пропадает, захлопнувшиеся двери — как будто сваливается что-то на плечи, а не наоборот. Никакие сообщения с сарказмом больше не прогонят вернувшуюся усталость, Джено осознаёт это и мгновенно становится медлительным. k. 19:13 Приезжай Когда же в приложении такси вбивает адрес — честно, ну не хочется ещё и Сонхву напрягать, — то приходится сменить локацию. Карина очень неожиданно оглушает своим звонком, предаёт их привычные сообщения и зовёт к себе. Вернее, она по старой дружбе приглашает Джено собрать, чёрт, целый стол, но Джено знает, что по старой «дружбе» у них другое. И он честно не хочет. Не хочет… ничего не хочет. Он не знает, что с ним, а обрывки голоса На с рабочими поручениями, и что самое главное — прошедшими, не покидают гудящей головы. Не хочет, но едет. Всё-таки, может он надумал зря, и Карина действительно просит помочь собрать ей дурацкий стол в восьмом часу вечера? Правда, когда видит её, подходящую к своему же дому, то снова тонет в сомнениях. — Привет, — привычно и мягко улыбается она ему. Как будто не было этих трёх месяцев разлуки. Как будто у неё не было своей личной жизни и как будто Джено не пытался построить что-то себе. — Привет… — привычно и тихо он подходит, чтобы обнять её. Чисто в дружеском жесте, он это знает. Но забыла Карина, что по старой привычке оставляет поцелуй на щеке, заученно проводя рукой по его затылку. Джено тоже забывается и мажет вслепую губами куда-то по её скулам. И это заставляет скорее отстраниться, потому что Джено не хочет. Но он всё ещё не уверен, не путает ли опять данные друг другу обещания и не переросли ли их «дружеские» отношения между парнем и девушкой в действительно таковые. Ну, как из фильмов про закоренелых и взаимных невидимок в плане, далёком от чего-то большего, чем просто слово «дружба». — Где стол? — сразу переходит он к теме. — Только давай побыстрее, я жутко устал после работы и хочу просто спать. Просто лечь спать и… спать. — Я тоже, — вполголоса говорит она. Снова видит себя в ней, но уже просто уставшую после рабочего дня. Воспоминания проносятся перед глазами, но Джено слишком забит другим, чтобы позволить чему-то завладеть собой. Или кому-то… Под «кому-то» он естественно подразумевает На — тот привязал к себе с обещанным повышением и ещё одной прибавкой к зарплате. За собаку. Так аргументировал На альтруистический порыв Джено, не восприняв его всерьёз. На, он… он вообще не верит во всё, что от души, Джено это заметил и… — Как ты? Задумчивый такой. Они уже в квартире… а Джено и не заметил, потерявшись в мыслях. Пытается проморгаться и вытрясти из головы человека, который точно не тратится в нерабочее время на размышления о своих подчинённых. — Да нормально, — пожимает Джено плечами и надеется, что не запоздал с ответом. — А ты всё так же? Администрируешь в вашем этом… тату-салоне? Оглядывается по сторонам — ничего не изменилось. Смотрит вперёд — Карина. Но изменилась. Конкретно. — Администратор, — закатывает она глаза и улыбается. — Только теперь в студии хореографии. А дальше — непривычно. Совсем непривычно. Она легко хватает ладонь замершего на месте Джено и тянет за собой, вглубь тёмной квартиры. Заставляет проснуться. — Вау… — всё, на что наскребает себя Джено. — Это… круто! Очень. Студия… хореографии? Неожиданно для тебя. Но если тебе нравится, то я очень рад. Карина выдаёт что-то неоднозначное, говорит, всё же в салоне было легче, а в студии смены допоздна и очень много нагрузки. Джено пытается её приободрить, сам включается в этот процесс и на середине аргументов, почему его в своё время бесил салон, вдруг понимает одну мысль. — Красивое… платье, — сдавленно и не узнавая себя, произносит он. Одна мысль — миллион моментов. Платье, что он никогда не видел — про «не помнит» исключено. Он всё помнит. Университет, совместные пары и совместные места. Потом уже они «пара», и совместными становятся мятые белые рубашки поутру и рубашки в красную клетку вечером. Всё было вместе: от интересов в музыке и до учёбы, от фото в инсту и до советов про будущее. Всё было вместе, но только вот вместе они пробыли не долго. Хотя, парадокс, осознание тоже пришло не по отдельности. Карина поняла, что с такими, как Джено, она не видит саму себя, а Джено с Кариной понял, что больше смотрит на её брата. Вот и всё. Иногда схожие интересы работают во вред. Во вред, потому что пообещав друг другу остаться хорошими друзьями, они стали друзьями с привилегиями. Не смогли расстаться с удобством и выученным привычками друг друга. А ещё Джено помнит, как сам, устав от поисков, предложил такой вид отношений, а Карина согласилась, найдя, что ей иногда хочется туда, где понимают и знают как себя. Одно условие, которое выставили, — без обязательств. В прошлом они обоих сковали, разрушив до основания привычное «вместе». И эта «дружба» продолжалась, она была, а самое главное — работала. Правда, до тех пор, пока Карина не встретила, по её словам, мужчину своей мечты. Джено тогда совсем ничего не почувствовал, не ощутил какой-либо потери, был рад и искренне поддержал подругу. С этого вынужденного разрыва он начал понимать и осознавать всю глупость своего предложения, он больше не находил утешения в подобном сексе. Ему больше не хотелось свободных отношений. Он хотел всего того, что было раньше с Кариной, но без Карины. Теперь она осталась для него действительно просто хорошим другом. Другом, с которым связано множество воспоминаний, и другом, который знал Джено как никто другой. — Правда? — искренне, мгновенно приободряется Карина. — Тебе нравится? Джено смотрит. Как будто новым взглядом. Одновременно не верит и от этого не узнаёт ни себя, ни Карину. Их вообще не узнаёт. — Очень… — честно говорит он. — Невероятно красивое. Как сказал бы мой коллега: «Будто для тебя созданное!» Вернее, он создал. Вот оно! Вот что «не так»! — Новая работа, новый имидж, — улыбается Карина. — Мне уже двадцать четыре… больше детство не играет. Безумно захотелось сменить гардероб, оказывается, обстановка влияет. Она окидывает Джено взглядом. Долгим и тёмным, тягучим даже сказал бы он. Но тревожных сигналов он не улавливает, ему абсолютно спокойно, абсолютно без разницы. — У тебя тоже… — задумчиво произносит Карина. — Костюм, надо же… Действительно… согласись же, оказывается, увереннее себя чувствуешь, чем в джинсах и футболке? — Ага, — смеётся Джено. — Дресс-код. Заметила?.. Мы стали такие серьёзные дяди-тёти, а когда-то воображали: как это произойдёт? Зачем-то рассказывает, что начальство требует соблюдать правила, а в свою очередь эти правила отображаются на всём стиле жизни. Говорит, а про себя думает: зачем, ну зачем он приплетает работу в нерабочее время? Тем временем Карина привычно интересуется, что будет Джено на ужин, но тот отказывается. Осознание истинной цели напоминает о себе, но стало таким далёким… таким далёким и не нужным… Но Джено всё же проявляет чудеса истинной дотошности: просто привет, просто как дела у стола? Карина смеётся и отвечает, что со всей сборкой прекрасно справилась сама, а от Джено требуется только передвинуть его. И как-то незаметно он находит себя уже удобно устроившимся на кровати. Лежит, тонет в умопомрачительной мягкости подушек — сонливость его притягивает и отпускает все накопленные дневные тревоги. Карина крутится рядом: то что-то ищет на столике, то в телефоне. Джено уже конкретно плывёт. Он не замечает, откуда тихая музыка. Он не помнит. Пытается мысленно держаться за этот день, держит в голове работу, но как-то незаметно оказавшаяся близко Карина потихоньку рушит планы. Джено знает, что она хочет. Но… I get those goosebumps every time, да, you come around me. Да… Наверное, не положил он ничему конец. Каких-то пара выпавших минут, секунд, Джено словно с новой памятью. Которая не запрограммирована сознательно отвечать. Иначе он не может объяснить, как сам уже медленно, навстречу, подбирается на коленях. Повторяет всё за Кариной, прикованный её взглядами к себе. — Красивое платье, — выдавливает он себя осипшим голосом. Чувство — как под алкоголем, его кроет, а Карина этому и способствует. Она затуманивает разум одним своим приближением, перестаёт стоять возле и мягко опускается на колени. Но после слов Джено сразу же, сохраняя свою нарочитую плавность медленных движений, поворачивается спиной и садится нормально. Джено, умерший в одну секунду, буквально перерождается в следующую. Ему кажется, что больше сводит с ума платье, нежели сама Карина. Иначе снова не находится с честным объяснением, почему его пробивает до ощущения наэлектризованности во всем теле от простого удивления. Обычное чёрное платье, как аксиома — короткое, но наглухо закрытый перед и полностью открытая спина. Этот бант, что спускается лентами по коже, заставляет терять рассудок. И этот подарок он не успевает открыть, Карина реагирует мгновенно. И Джено, привыкший к этой сонной медлительности, настроившийся на неё, не справляется. Он разгадал способы её власти на себя, но… Карина снова рушит все внутренние барьеры, действует, идёт напролом, Джено чувствует её губы на своей шее. Это отрезвляет. А когда Карина мягко толкает его на подушки, то он снова пьянеет. Когда-то на истощении «их» Карина сказала: «Я думаю, тебе нужна более слабая девушка», но это всё равно не отменяет того, как она всё ещё имеет власть над Джено. Власть… Джено сам хочет быть во власти, но уже не думает, что в её. Но признаться себе и сегодня — нет. Не когда Карина проводит по внутренней стороне его бедра своими горячими ладонями. Упрямо держит траекторию всё выше и выше, расслабляя ремень. — Кари… К-Карин… Он пытается во вразумительные ответы, но туманящие поцелуи, которыми Карина тоже поднимается выше, не дают Джено собраться с мыслями. Её длинные ногти мешают справиться с пуговицами на рубашке, и Джено сквозь тихий смех пытается образумить Карину, что им не следует заходить так далеко. — Слушай… нет, — выдавливает он из себя. И тает под ощущением той тяжести её тела на себе. Она знает его всего и добивает своими молчаливыми действиями. — Лучше не стоит, правда, — пытаясь не смеяться, говорит Джено. — Я не хочу… дико устал на работе, завтра рано вставать и вообще… Он говорит, что у него ничего с собой нет. Карина почти сдаётся. Почти тихо смеётся, опаляя его разомлевшую кожу своим дыханием. — Ага… — тянет она. Снова целует и говорит, как не верит ему. — Ты знаешь?.. — смеётся она. — Ты скорее телефон дома забудешь… И аккуратно, размеренно добирается до последней пуговицы его офисной рубашки. Джено, даже не задумавшись, даже не придав ни малейшего значения своим действиям, избавляется от вмиг ставшей ненужной вещи. Одно его движение плечами, и Карина забирает себе рубашку, так же медленно и изящно откидывая её на спинку стула. — Слушай… ну правда, Карин! — борясь с её поцелуями, через силу произносит Джено. — Мне завтра на работу рано надо, шеф оборётся, если я опоздаю хотя бы на минуту. Ты знаешь… он когда орёт, у него вены на лбу даже появляются… Н-на… нам лучше не н-надо… Говорит, это плохая идея — Карина соглашается. Думает, как после будет самому от себя херовей некуда — Карине не озвучивает. — Я только и слышу… — Карина громко целует его в шею. — Что о работе… что о твоём шефе. Что о работе, что о твоём шефе, и так по кругу. Он тебе кто, чтобы ты так о нём много думал? Расслабься, Джено. Тебе это нужно. Нам обоим. Карина прерывает свои действия, но обнимать за шею не перестаёт. Смотрит только пронзительно в глаза, что Джено прошибает осознанием. И он сам уже готов на всё, чтобы прогнать такие мысли. — Прости-прости!.. — торопливо шепчет он и вслепую ищет её лицо. — Просто столько всего навалилось одновременно, я правда устал. У меня в голове всё перепуталось. Из-за него я вообще!.. Тебя чуть Джимин не назвал, хотя знаю, как тебя это бесит. Daddy issues, однако… Карина ненавидит, какое имя ей дал отец, пытаясь показать ещё большее главенство в семье. Но по итогу даже тот сдался и зовёт красивым и подходящим «Карина». Господи, как Джено долго её знает! — Сделаешь это… — в её голосе сквозят сладкие ноты опасности. — И я откушу твой… Она весьма красноречиво останавливается, не досказав, и свои слова на ухо заменяет поцелуями-укусами. И Джено конкретно не справляется с собой. Уже разрешает себе не прятаться, глаза против воли закатывает, и он на последних силах сдерживается, чтобы не застонать в голос. Даже разговоры об убивающей бытовухе его больше не останавливают. — Ощущение, — усмехается Карина, — что твоя байсекшуал открыла тебе не в два раза больше возможностей… А конкретно так поубавила их в два раза. Ещё и этот начальник в твоей голове… избавляйся от него. — Я просто много работаю, — бормочет что-то несвязное Джено. — Как я от него избавлюсь… Я не могу от него избавиться… он же мой начальник. Это преступление. Особых разумных способностей распознавать её слова у Джено не находится. Он больше увлечён этим ведомым-неведомым голосом, который Карина намеренно делает низким. А ещё эти руки её… острыми чёрными ногтями она легонько царапает его грудь, вызывая дрожь. Новый контраст убивает все здравые соображения в голове Джено. Кроме одного. — Преступление — это то, что ты до сих пор разговариваешь со мной. Карина тянется к его губам, и Джено намеренно отводит голову в сторону, чтобы посмотреть на её спину. Негласный жест, но Карина как-то всё понимает и даёт Джено волю действий. И сначала он медленно, смакуя каждое своё действие, тянет за ленту, избавляясь от узла. Обнажает её плечи и сам чуть удобнее садится, чтобы приобнять Карину. Свои руки на её тонкой талии сводят с ума, пускают разряд в голову от открывшегося вида. Последним делом он убирает резинку с волос, распуская их из крепко собранных. И Карина знает, как ему нравилось убирать за ухо прядь, и пользуется снова этим. Смотрит так уверенно и упрямо, у Джено не остаётся никакого выбора, кроме как сдаться. Он избавляется от платья в одно мгновение в нескрываемом желании получить всё как можно быстрее. Или быстрее выгнать из головы ненужные мысли о «работе». Но перед его глазами теперь топ, и он в недоумении. — Ты меня ненавидишь, — тихо смеётся он. Потому что тот настолько тугой и облегающий, он вообще не верит, что его можно как-то снять, не прибегая к помощи ножниц. А ещё это отбрасывает в прошлое, как когда-то он тоже сходил с ума, но уже серьёзно, потому что у Карины был какой-то бюстгальтер с тройной парой адских крючков, не терпящих спешки. Она смеялась и как всегда делала всё сама, забирая у него желанное. Как и сейчас. Запросто снимает этот «жуткий» топ, уже тихо смеясь вместе с Джено. И от этого поднявшегося градуса в воздухе они оба немного не в координации. — Я ненавижу твою стойкую помаду, — шепчет Джено ей в губы и честно старается не засмеяться. — Всегда ненавидел. Убийственное изобретение. — А так? Карина отстраняется от него мгновенно. Но в пару коротких движений проводит запястьем по своим губам, стирая помаду. Не оставляет ни следа, Джено удивлён. Очень. И принимает это как старт. В конце концов, может Карина и права? Может ему это нужно? А все последствия его разрушительной борьбы мыслей он оставит на потом. Потому что Джено не может нормально думать, когда Карина на нём. Когда ведёт, когда сама задаёт ритм, когда заставляет Джено подчиняться. Это впервые на его памяти, и он разрешает себе сдаться от умопомрачительного ощущения. Она точно не подозревала, но снова дала ему ответы в поисках себя. И Джено на грани проблёскивающего сознания уверен, что и сама Карина сейчас вряд ли так сильно увлечена им, а не способом расслабиться. Раньше она никогда не была с ним настолько властной, настолько показывающей свои истинные желания и, самое главное, исполняющей их. Кто её сделал такой уверенной или кто открыл эти внутренние стремления? И почему Джено не смог? Или он сам стал тише по отношению к себе? Или они действительно повзрослели во многом? Но как бы то ни было ясным ему становится одно: он уже увидел такого уверенного в себе человека, который прекрасно знает, чего хочет и добьётся это любыми путями. И Джено признаётся себе, что такие люди его восхищают. Вся его сущность тянется к таким людям, что заставляют уже работать над собой, а не тонуть в обыденности. Но это пока всё лишь в неосознанном формате, это на грани эфемерных мыслей в моменте возвышенности и отчуждения от реальности. От этой самой реальности его отделяет Карина, и Джено честно заставляет себя сосредоточиться на ней. Не отвлекаться на другие факторы, не забивать голову, а опустошить её. Или забивать этими образами, что пропадут как «стори» после двадцати четырёх часов. В его случае — уже под утро. Образы — перед глазами, что трудно фокусируются, плавные очертания их тел в приглушенном свете. Образы — он запоминает вспышку уведомления, но ему уже абсолютно плевать на чьи-либо сообщения. Образы — свои вспотевшие руки на такой же горячей спине Карины. Джено её крепко держит за бёдра, уже даже не боясь оставить красных отметин. Она сделала его губы опухшими, а на плечах оставила лёгкие розовые полосы. Джено кажется, он больше не выдержит своего же сбившегося дыхания и ускорившей ритм Карины. Пытается что-то говорить, пытается думать, но сам себя не слышит совсем. Он путается и собирает всё подряд: карина-джимин-карина-джемин… чёрт бы побрал её имя! Джено больше не отвечает за себя. Ему кружит голову Карина, своё разрешённое, одобренное бездействие заставляет потерять последний здравый смысл. Единственное, за что держится, — выученное приближение конца. Звуки на пике становятся тише, чем поделенные на двоих негромкие стоны и шумные вдохи. А потом заменяются на несчитанные минуты восстановления ровного дыхания. — Ты как? — еле собирается он с мыслями. Джено борется с собой, запрещает спать, когда клянётся — сейчас точно вырубится. Поэтому и лезет с ненужными разговорами. — Заебись, — выдыхает Карина. — Но ноги… просто пиздец! В её голосе слышится удовлетворение, но от следующих слов вконец было расслабившийся Джено мгновенно просыпается. — Ты назвал меня не моим именем, — говорит лениво Карина, продолжая лежать не его груди. И наверняка она слышит его участившееся сердцебиение от подобного заявления. Ничего особенного, но Джено честно не понимает. — Разве? — удивляется он. — Я вообще не помню такого. Вот и всё. Вот и конец, а Джено даже не помнит, что хотел спать и не хотел шевелиться. Сейчас он как никогда обострённо чувствует, что пора всё это прекращать. Но Карина не подаёт никаких признаков раздражения, более того, Джено ощущает, как ей откровенно плевать. Стихающее сердцебиение и возвращающееся к обычному, а не сорванному, дыхание говорят всё за себя. — Почему не сказал, что у тебя кто-то есть? Мы бы не стали… — Потому что у меня никого нет, — заверяет Джено. И чувствует в себе невероятный прилив сил после согнанной сонливости. Прилив идиотской и придурковатой натуры. — А если и ебался с кем-то, то только с работой. Причём ебался в пассивной роли и без особого кайфа. А как известно, секс без удовольствия — либо проституция, либо гуманитарная помощь. И, если судить по зарплате, это вряд ли была проституция, но сил и времени на еблю с кем-то, ну правда, не оставалось. — Прекрати, — смеётся Карина и слабо ударяет его в плечо. — Терпеть не могу, когда ты ругаешься. — Да ну-у? — в ответ улыбается Джено. — А ничего, да, что ты… Она находит какие-то силы, но всё равно лениво закрывает своей ладонью рот Джено и называет его мягко «дураком». И Джено настолько поддаётся прошлому, что уже готов привычно поцеловать её в щёку, как Карина отстраняется. Вернее, сонным голосом заявляет, что она спать, и перекатывается на свою сторону кровати. — Оставайся до утра, — говорит. — В шкафу до сих пор твои вещи. — Не, извини, — сразу же, не задумываясь, отказывается Джено. — Мне реально завтра же рано на работу. А от тебя два часа часа ехать, и это только на такси. Плюс, я даже не уверен, что проснусь теперь с первого будильника, а так… — А так привычно попросишь Сончана разбудить тебя? — сквозь сон смеётся Карина. В таком случае, дополняет она, передашь, чтобы без травм и разрушений. Обещает, что сама лично вставит по первое число, если «этот пацан» снова будет прибегать к радикальным методам. Джено только посмеивается, но уже не решается её будить. Укрывает теплее одеялом, собирает разбросанную одежду по комнате и выбрасывает разорванные упаковки. А потом, когда очередную борьбу выиграл разум, то отправляется в душ. Но уже намного позже, когда ещё больше обессиленный проходит уже в свою квартиру, то действительно застаёт Сончана. Не успевает проявить какой-никакой контроль, как брат опережает мгновенным выстрелом. — Хули так долго? — не стесняется тот в выражениях. — Где был? Не поверю, что на работе так долго. Ещё скажи, корпоратив заранее начали. Но Джено настолько вымотан, что ему абсолютно плевать сейчас, что там Сончан, как там Сончан… Не маленький, решает он. — У Карины, — отвечает Джено, не находя сил на отговорки. Хотя и прекрасно знает, как это бесит Сончана. И тот реагирует моментально: перестаёт валяться на диване, сбрасывает длинные ноги со спинки и уставляется на Джено самым своим осуждающим взглядом. — Блять! — восклицает Сончан. — Только не… Только не говори, что вы опять!.. От недосыпа, от его громкого голоса раскалывается голова, и Джено точно не желает сейчас выслушивать наставления от кого-то там… Даже если это голос разума от собственного брата. — Да, мы опять переспали и что? — подтверждает Джено без тени каких-либо эмоций. — Слушай!.. По-хорошему прошу… не приставай, а! И без тебя заебался. Меня уже позарез достало следить за другими, за тобой, дай на себя время найти. Сончан следует за ним в спальню. Джено в последний момент успевает закрыть дверь перед его носом, красноречиво показывая, что не настроен на полуночные разговоры. Но Сончан всё равно орёт, как против таких «отношений» даже больше, чем постоянного «одиночества» Джено. А Джено совершенно глух к его нравоучениям, он мечтает только об одном — поскорее упасть на свою кровать и забыться спасительным сном. Потому что Сончан прав, Джено в глубине души это знает. По дороге домой снова переосмысливал этот вечер, мотал сюжеты от утра до вечера, по кругу, с конца и в начало, так и не найдя силы переключиться на что-то другое. От себя хреново, от отсутствия личной жизни сегодня хреново, от всего хреново. И Сончан это тоже уже знает — как после Карины у Джено всегда вскрываются настоящие мысли, и тот думает, думает, думает… Поэтому брат и против неё. Даже отбрасывая учёт их гениальной совместимости. Родная подушка — и Джено уже абсолютно невосприимчив к тяжёлым мыслям. Прекрасно засыпает под их гудящий аккомпанемент и, что самое главное, крепко. Абсолютно без каких-либо сновидений. Только чёрный фон перед усталыми, тяжело сомкнутыми глазами и наслаждение от небывалого спокойствия. На всю ночь. На все шесть часов долгожданного освобождения. Но до определённого момента. До оглушающего будильника. До момента перед пробуждением. Вернее, до будильника, отрывающего от явившегося сна под утро. От которого Джено буквально вскакивает с кровати, не веря своей же башке, что оказалась способна спроецировать сны с собственным же начальником. С На — как категорически отказывается называть теперь его мысленно Джено даже по имени. Он и сидит в кровати, крепко вцепившись в одеяло, и смотрит перед собой широко открытыми глазами, но совершенно ничего не видящими перед собой. Потому что в голове до сих пор свежи и как никогда ярки воспоминания сна в мельчайших подробностях. Никакие маты и проклятия не выгонят из головы память невесомых поцелуев в шею от На, его низкого, охрипшего голоса и крепких рук, что таким резким контрастом мягко держали за бёдра. Это сводит с ума. Это злит. Это топит в стыде за собственное неправильно взыгравшее подсознание, что подсунуло подобное и совсем необоснованно. Но и «это» — эти действия — оказывается же и невероятно желанным. Как никогда раньше, как ни от кого больше. Джено честно не знает, как реагировать. Нет, головой, естественно, понимает, что привидевшемуся нельзя верить, не стоит тратить время на просто случайно, из-за обстоятельств сложившуюся и выкинутую подобным образом картинку. Не стоит вообще уделять такому внимание. Но Джено в конкретном шоке от самого себя. Он настолько поражён, что по первой даже хочет взять отгул — настолько не способен не то что смотреть на На, а просто глядеть ему в глаза. Ощущение, что собственный стыд сожрёт заживо. Плюс к тому ужасно добивает совершенная необоснованность к подобным снам — Джено честно считает, он уверен, что На его никаким образом не интересует в подобном… плане. А то, что он вчера случайно во время секса с Кариной вспомнил о На, то это ещё ничего не значит. Стабильность Джено держится на последнем аргументе — он вспомнил не самого На, а просто характер того. И странным образом такие уговоры срабатывают. Джено больше не кидается в крайность, больше не подумывает о прогуле работы, а вполне себе уже дружелюбно улыбается подоспевшему таксисту. Надеется — не нервно. Но от ощущения широко открытых, испуганных глаз избавиться так и не удалось.

✧

Всё-таки Сыльги — интересная женщина! Увидишь её — забудешь, о чём думал. Поговоришь с ней — так вообще… прощай, плохое настроение. Но это раньше. Сегодня особо времени на болтовню не нашлось, но Джено весьма увлечённо слушал её разборки с мужем по телефону. Слушал и охеревал в немеренных количествах. Слушал, что-то записывал на будущее вооружение и старался не сгибаться пополам от смеха. Это надо же иметь такую способность, чтобы одновременно и унизить, и раскатать по фактам, и остаться при всём при этом серьёзной и солидной женщиной. А потом она подзывает Джено ближе и даёт ему послушать оправдания му… — Му-у, блять! Он не сдерживается, выдаёт эту «гениальность» в трубку на неправдивые лепетания мужа, что сочиняет что-то, как его ссадили с поезда и сейчас у него нет денег ни на работу, ни в город-домой. Сыльги смеётся вместе с Джено, но в одну секунду перестаёт, мгновенно перестроившись и приняв серьёзный рабочий вид. Джено же, не особо учуявший основания, только успевает схватить какой-то журнал и спрятаться за «чтением». И через пару секунд тишины он понимает причину: становится слышен всё ближе и ближе стук женских каблуков. Очень властный и уверенный стук. Никакого обращения к секретарю, никакого простого «здрасьте» и «привет». Узнать нарушителя спокойствия доводится не по голосу, а по тому стойкому аромату Givenchy. Женщина проходит по приёмной подобно вихрю, шторму и всесносящему на своём пути цунами. Не зная имени, Джено бы назвал её Кэти Ли. Ну, той, что перепела The Hills Викенда лучше самого Викенда. — Ну нихрена себе! — не сдерживается Джено. Потому что «нихрена себе» — это ещё малая доля его ахуевших возмущений. — Согласна… — задумчиво тянет Сыльги, провожая взглядом чёрную тень, скрывшуюся в кабинете На. Кажется, всё, как тот и любит — all in black. Хотя ни Джено, ни Сыльги не припомнят, чтобы На понижал планку и разрешал врываться в свой кабинет без предупреждения. Своим секретарям-то такого дозволения не давал… Срабатывает как никогда раньше ещё здешний закон. Джено знает: не их дело, но обсудить требуется конкретно. Правда, не успевает он открыть даже рот, как хлопает дверь и На буквально первым вылетает из своего кабинета, накидывая на плечи пиджак. И Соми — за ним. Точно так же, нисколько не поубавив в своём взгляде жёсткости, властности и самоуверенности. — Меня ни для кого нет. На резко припечатывает своими словами, которые расфокусированно бросает куда-то в пространство рабочего места Сыльги. Следом — громко влепляет в поверхность стола ещё и свой раскрытый ежедневник. — Переносите запланированные встречи, до обеда точно не вернусь. И Джено знает, что это скорее обращено ему, нежели Сыльги, но справиться с собой не может. Он действительно прикован взглядами к Соми, что одним своим видом убивает. Вернее, заставляет снова беспрекословно признать, что выглядит — идеально. Чёрный пиджак, чёрные скинни с прорезями на коленях и безумно высокие шпильки… а ещё невероятно тёмные длинные волосы. Последний раз он запомнил её в платиновом блонде. Даже Джено подвисает по первой от удивления такой женщине и сочувствующе думает: куда уж там На? Но подобная мысль неожиданно, мгновенно и остро обжигает своим смыслом. Тем временем На больше не даёт наставления. Он вообще кажется «не здесь», сбитый с толку, но какой-то… энергичный? Маленький укор под бок — Джено дико интересно, с чего это На такой оживлённый? — На твоей, на моей машине? — ухмыльнувшись, направляется На к ожидающей Соми. — На разных! — задирая голову, в ответ усмехается Соми. — Чтобы не давать поводов для разговоров. — Идея! — согласно хмыкает На, звеня ключами. — Тогда давай устроим гонки. Кто приедет последним… тот и готовит обед! — Шутить изволите? — растягивает губы в хитрой улыбке Соми. — Моя вторая фамилия — Шумахер! На открывает перед ней дверь, но выходить Соми не спешит. — Ну, ключи от квартиры-то у меня! И, гордо усмехнувшись, она перед лицом у На разжимает кулак, звеня этими самыми ключами. Какой-то натянутый, искрящий зрительный контакт, На отшучивается, что он ещё не забыл, как это — лезть по пожарной лестнице. Соми только улыбается ему, не выдавая мыслей, а потом всё же принимает приглашение и выходит первой. На — следом, на и этом и заканчивается страннейшее и дикое представление их двоих для себя же самих. Джено только собирает себя по частям от увиденного. — Куда это они… — случайно в голос выдаёт он точащие мысли. — Без понятия… — точно так же ошеломлённо произносит Сыльги. И снова провожает эту пару долгим и застывшим от удивления взглядом. — С ума, что ли, сошёл?! — опомнился первым Джено, разглядывая ежедневник. — Как я ему перенесу встречу с замом министра промышленности? Как это вообще возможно?! — Ну, видимо… возможно, — задумчиво тянет Сыльги. А потом моргает пару раз, приходя в себя, и просит уже взглянуть в ежедневник. Стоило Джено только отдать книженцию, как сразу отключаются любые позывы к работоспособности. Сам не понимает с чего это его так буквально всего перевернуло от увиденного. И честно признаётся — это похлеще какого-то сна. Потому что это реально и это происходит именно сейчас. Настолько реально, но трудно для понимания, как например, вчерашнее, когда На писал что-то по работе, а Джено по полной был увлечён Кариной. Но интерес всё-таки одолевает всего. Особенно ярко проявляется, когда Джено, последний дурак, зачем-то честно поверил гордо заявившему и зарёкшемуся На. Поэтому не долго думал и решился положить начало теме «великого» обсуждения с Сыльги. — Они, что, снова в месте?