1
Он идёт по тротуару, где его им не найти. Он идёт по тротуару — он вменяемый почти. Всё плывёт, он на исходе — просто чудом входит в поворот. Этот город даёт ему снова повод, чтобы проснуться не дома. «Чтобы напиться на баре», — зло усмехаясь, думает он про себя.2
Вспышка камеры на секунду ослепляет, но все, привыкшие, даже не придают значения. Джемин привычно и мягко обнимает Соми за талию, она кладёт голову ему на плечо. И обязательно широко, ярко и честно улыбнуться — их снимают для журнала. Но только раздаётся звук затвора, мгновения не проходит, как Соми резко принимает свою обычную позу. Слишком быстро отстраняется, нервно дёрнув острым плечом, и поправляет упавшие на лоб пряди светлых волос. — Ну, всё, а теперь иди к своей Хейзи, — говорит она тоже быстро и с нескрываемой неприязнью, в глаза не смотрит. Гадать, что опять «не так» Джемин устал. У него ещё, оказывается, пару минут назад был прекрасный настрой на этот вечер, но… Но сейчас он даже не успевает ничего понять. — Какой Хейзи? — почти не закатывает Джемин глаза. Соми упорно избегает взгляда, обиженно, гордо смотрит вперёд — от Джемина не уходит. — А тебе виднее, — снова мотает головой, чтобы убрать волосы с лица. — Только что тебе звонила «Хейзи» некоторая. На твой мобильный телефон. — Сом, я прошу тебя… можно хотя бы сейчас не устраивать никаких скандалов?! Джемин впервые тоже не выдерживает. Этим «предъявлениям», которые ещё и без оснований, он не поддавался, легко переносил, но в последние дни Соми сама не своя. И он не знает причину этой резкой перемены. Ему не нравится такая Соми, он хочет разобраться, он хочет ей помочь. Им помочь. Но она только загадочно поджимает губы, насмешливо улыбается и смотрит в сторону. Опять пряча взгляд, пряча всю себе в этом синем неоне. — Та-ак… «Вот только этого не хватало!» — действительно вскипая в момент, думает Джемин. Джэхён появляется точно по зову — нюх точно у пса. Довольный как никогда, чёрт бы его побрал. Возник словно из ниоткуда, руки в карманах брюк, двигается в их сторону с нахальной, радостной улыбкой. — Милые бранятся… — смеётся Джэхён. — Джемини, мож тебе посочувствовать? Он встаёт между ними и улыбается уже только Соми. Джемин же в слабых попытках сбросить раздражение, отвлекает себя тем, что надевает очки, которые до этого не заметил, как вертел в руках. — У моей сестрицы тяжёлый характер! — цедит Джэхён в привычной своей насмешке. Которую даже не выдерживает Соми — обиженно, (возможно) серьёзно пихает своим клатчем брату в плечо. Джэхён цокает — тоже обиженно и притворно. Находиться с ними рядом уже даже не пытка — только сплошное «примем вид, что всё нормально и улыбнёмся мимо проходящим, заставшим сцену». — Ч-что такое… опять пострадал невиновный! — усмехается Джэхён, но к Джемину уже поворачивается с совсем недовольным лицом: — А вот кто заслуживает, чтобы ему настучали как следует, стоит и улыбается. — Интересно, а чем же это он заслуживает? — нервно бросает Соми. — Он сегодня хороший, он ни разу не подошёл к своей Хейзи. Ему памятник можно поставить, да?! От этих слов, выпущенных подобно очереди из автомата, подвисает даже Джэхён. Но ненадолго, как показалось изначально Джемину. — М-мм… х-хорошая тема! — почти нараспев произносит Джэхён. — Объясняю: он сделал тебе предложение, и твой голос на совете директоров ему обеспечен. Заезженная тема даёт о себе знать — теперь уже Соми устаёт выслушивать эту долгоиграющую пластинку. На её лице рисуется смешение, приступ необъяснимой ревности понемногу стирается. — Хорошая тема!.. — издевательски копирует Джемин и опять снимает чёртовы очки. — Слушай, Сом… а что если мне сделать какое-нибудь предложение и твоему младшему брату? А? Будет аж два голоса! И он показывает на пальцах — V. — Да! — поджимает губы Джэхён. — Маленькая поправочка. После всего он может забрать свои слова обратно. Ты подумай над этой темой… сестричка-а!.. Он наклоняется к Соми, чтобы лестно пропеть последнее слово, но задерживается ещё на пару секунд. И Джемин видит, как Соми кривит жалобно брови и кусает свои губы. — Спасибо!!! Джемин, еле сдерживая недовольство, выкрикивает «благодарность» в спину уходящему Джэхёну. Соми ещё сильнее хмурится — словно что-то накаляется, и этому должен быть выход. Она и не выдерживает. — Дже действительно бывает иногда невыносимый! Но… Говорит просто, а звучит как: «Прости меня». И тут же сменяется в настроении, больше нет предвзятых требований, она мягко и игриво поправляет воротник рубашки. — Настоящего предложения я так и не дождалась, — произносит как что-то малозначащее. — Это формальности… но… Она снова прячет взгляд и Джемин хочет взвыть от бессилия и полнейшего непонимания. — Хм!.. — усмехается он, улыбается одним уголком губ. — Так ты мне тоже не веришь? Добавить язвительные замечания про вмешательство старшего брата в их личную жизнь язык не поворачивается. Джемин смотрит на Соми сверху вниз, она так ярко улыбается в ответ. И в этом синим цвете он видит, как её улыбка больше не кажется выученной до последней черты, исцелованной бесчисленное множество. Соми, всё так же улыбаясь, качает еле заметно головой. Но всё же в отрицании. И это становится последней каплей. — Хорошо, — резко говорит Джемин. Он неплох в спонтанных решениях, в импровизации, но правда в том, что терпеть их не может. В них не верит, что он — это он, Джемин. Он верит во взвешенные решения, в тщательную подготовку и прекрасный результат. Он честно готовился к предложению, но то постоянно откладывалось: либо назначение на должность креативного директора, где нужно ещё большое отвественности, либо выход новой коллекции, где тоже не принимается невнимательность. У него не хватает времени в сутках, он не помнит, когда в последний раз спал больше пяти часов за ночь. Он уже не помнит, когда ночью с ним была его Соми. Постоянные отговорки, постоянные задержки на работе, размножившиеся командировки… и вездесущий Джэхён, активизировавшийся до омерзения в последние месяцы. Все вокруг знают, как безумно Джемин любит Соми, но будущему родственнику словно забава доказывать обратное и находить поводы, которым поверит Соми. А она обязательно поверит. Поверит измене — выдаст ревность. Поверит в личной отбор моделей, но проверит. Теперь у неё безлимитный доступ ко всем перепискам Джемина — каждый день всё по кругу, каждый шаг под контролем. Исчезают его подруги, но он даже не думал прятать под чужими именами в телефоне даже тех, кто случайно год назад писал о крутой коллекции. Упор на нанятую хорошую модель Хейз, лицо будущей коллекции — словно повод лишний раз подловить взгляд Джемина и сказать3
— Повтори. Залпом допив, он с громким стуком возвращает стакан на барную стойку. По-хорошему ему бы уже давно перестать так безбожно надираться, но когда вспоминает, что его больше никто и ничто не держит, то все здравые мысли отходят на второй план. А вот на первый выходит то, с чем не помогает алкоголь. Перебирая весь прошедший день, прошлые недели и месяцы, он ищет, когда всё пошло не в ту сторону. И действительно ли оно «пошло», а не было чётко распланировано? Джемин больше ни во что не верит.4
Время на часах давно перевалило за полночь, в офисе вряд ли кто задержался допоздна. Свет только в окнах охраны и мастерской. Джемин начинает новую папку. Подцепляет скрепкой пару быстрых черновых фотографий, а на вырванном наспех листке пишет важную мысль, венчающую его труд: «За каждым кутюрным платьем стоит история. Сначала мечта, видение — лёгкое, как облако, и ускользающее, как солнечный зайчик. Затем визуализация и, как удар, момент осознания, что этому платью быть. Обдумывание деталей и предвкушение от неизбежной (уже) реализации. И много-много-много часов кропотливого труда мастеров своего дела, призвание которых — рождать красоту…»5
— У меня есть вопросик. Джемин не верит, что пьян. Но его мгновенно пробирает холодной дрожью, а после насмех, когда вместо бармена начинает видеть Соми. — Что? Бармен даже голосом кривит как Соми, Джемин уже во всё верит. Ему давно плевать. — Почему мы такие идиоты? Бармен-Соми поняв, что для него нет ничего важного, только устало вздыхает и теряет интерес. Надо же, усмехается Джемин, и тут похожи. — Почему ты меня не любила? — продолжает он спрашивать расплывчатый образ. Хотя говорила, что меня любила. — Я в тебя верил. Но, видимо, мало молился. — Ты же для меня всё, — понимает, что больше не в силах в себя влить этот стакан, и просто смотрит сквозь него. Но всё, что мне дала, ты просто забрала. — Я не знаю, как мне теперь без тебя уснуть. Бармен — уже совсем не Соми, а какой-то патлатый паренёк, — что-то орёт о том, чтобы не смел дрыхнуть на баре. — А так хотелось быть счастливым. Но счастье его сказало: «Счастливо!»6
Мнимая видимость спокойствия оказалась недолгой. Полгода где-то, навскидку бросает Джемин, может чуть больше. Соми снова не Соми, и он не знает, что делать. Вернулся в свою квартиру — впервые за пару месяцев, — сидит на краю кровати, смотрит в блестящую бутылку какого-то алкоголя, но уже ничего перед собой не видит. Даже напиться не может — настолько поглощён давящими мыслями, что ни о чём другом не может думать, кроме как искать решения. Сегодня они впервые, наверное, поссорились. Серьёзно, на повышенных тонах, с криками, с выговором накопившихся претензий, с хлопаньем дверей и слезами Соми. Джемин вообще не помнит, чтобы они когда-то либо так ссорились. Вообще не помнит, чтобы они ссорились. По крайней мере, он никогда ещё так не разговаривал с ней. Всё вышло так странно — Соми будто давно копила что-то и сегодня решила выговориться, а закончилось её же слезами. И Джемин от полнейшего непонимания себя, Соми и вообще произошедшего записывался в последние подонки. Обострённые чувства отошли на второй план, растворились, может быть, почти пропали, а вот мысли о последствии на подходе и на подходе. Они заставляют чувствовать бесконечную вину за себя, за свои необдуманные поступки и ложные мысли. Для него эта неделя тоже вышла нелёгкой. Казалось бы, днём Икс должно было быть назначение нового президента компании, но… Почему-то это всё ещё не беспокоит Джемина. Может быть, потому что он тоже был за Джэхёна, а выдвижение собственной кандидатуры матерью — ложное? Он ведь в самом деле не видел себя дальше креативного директора, ну какие ещё президенты?.. Отец его бы не выбрал раньше, он и это доказал сегодня, подняв руку за Джэхёна на Совете директоров. И это не должно было задевать как раньше, но сегодня Джемин обратил внимание. Что открыло ему глаза? Он и сам бы хотел знать… Может быть, он начал больше смотреть по сторонам и слушать голоса офиса, а не с головой уходить в работу? Или по нему снова ударила внезапная отчуждённость и холод Соми? Или даже они были не внезапными, а он снова ничего не видел и не слышал? Почему так, чёрт побери? Джемин до сих пор не знает. Думал, поступает правильно, отдавая всего себя на общее дело, на благо компании, а оказалось, что теряет другую половину себя. Или уже потерял? Он очень надеется, что не до конца. Его беспокоит Соми. Знает, она сейчас рассержена, обижена, сказала, что не хочет видеть Джемина. Но Джемин так не может. Он волнуется за неё, ему непривычно без неё одному в пустой квартире. Ему плохо без неё. Где она сейчас, с кем она сейчас, что делает — господи, главное, чтобы ничего безрассудного! Он готов сорваться и ехать искать её по всем знакомым людям и местам, но прекрасно знает — лишь усугубит положение. Остаётся только ждать, тонуть в обвинении себя и изредка вспоминать о спрятанной пачке сигарет. Алкоголь не помог, алкоголь — не его. И как-то незаметно мысли про сигареты перевешивают, завладевают всем разумом Джемина. Он теперь усмехается: Соми же столько сил приложила, избавила от этой пагубной привычки, а теперь сам возвращается обратно и из-за неё же. Так и не найдя зажигалку, Джемин поджигает сигарету спичками. Где-то на задворках кружится мысль, что Соми будет ругаться и злиться за это, но Джемин уверенно игнорирует. Наверное, завтра ей будет плевать. Если вообще их «завтра» будет. Наверное, зря Джемин обратил внимание на «разговоры» этих секретарш — никогда же такой глупости не совершал. Наверное, зря он ненавязчиво «поинтересовался» у Соми, не появился у неё кто-то другой, пока Джемин погряз в работе. Господи, каким дураком он себя чувствует сейчас за то, что днём повёлся на эти сплетни, якобы ему изменяют! Он уже представить себе такого не может — днём просто отключились мозги. Джемин не верит, что Соми на такое способна — они всегда были честны друг перед другом. Он ей верит, просто не может не верить — столько лет вместе. К чёрту этот день, если этот день без неё. Джемин набирает другой выученный номер, куда знает, может позвонить в любое время. — Да? И он не ошибся. На том конце линии его встречает совсем не сонный голос. — Донхёк, я заеду? Не могу один пить, составь компанию. А может и ошибся. Голос Донхёка как-то сразу напрягается, но продолжает держать весёлость, по первой не казавшуюся наигранной. Но сегодня, наверное, просто такой день. День, когда Джемин словно просыпается и начинает что-то призрачно замечать вокруг себя. И слушать какой-то на ходу сплетённый бред от Донхёка, что тот сейчас на VIP-вечеринке, что уехать не может, очень важные друзья, очень важно побыть среди влиятельных людей. Под конец этой душераздирающей от нужности присутствия тирады Джемин уже и не слушает причины и отговорки. Но и строить подозрения не хочет. Устал. И больше ничего не хочет. Только всё же выдаёт всего себя от отчаяния и спрашивает, не с ним ли сейчас Соми. Ответом ему настолько красочное и богатое на отрицания «нет», что впору бы закрасться сомнениям, если бы Джемин не доверял безгранично Донхёку. И теперь Джемин вновь ощущает себя дураком, помешавшимся на контроле и собственничестве. «К чёрту этот день, — устало думает Джемин, медленно убирая телефон, — если этот день без тебя. К чёрту эту тень, если эта тень не от тебя. К чёрту детей, если эти дети не от тебя». Он не нашёл в себе эти мысли, если бы не терял Соми. Впервые проскочившее на языке слово слишком сильно, долго режет по всему живому в Джемине. Он даже думать о подобном не хочет больше. В подобную глупость он верить не будет.7
Надо бы идти к Джэхёну на утверждение моделей, что будут участвовать в показе, и Джемин впервые задумывается о помощнице. Или, скорее, ему о помощнике, — только в таком случае не получит тонну ревности. А так помощница хороший вариант отправить её общаться с президентом компании вместо себя. Повезло же Донхёку с его Ирэн… Честно, в последние месяцы стало труднее выносить его присутствие. Общение между Джемином и Джэхёном накалилось до предела. И если с Соми у него договорённость не смешивать личную жизнь и работу, то с её братом так просто не получается. Всё сходится к одним спорам. Даже сейчас. Когда Джемин подходит к кабинету президента, то уже в приёмной застаёт отголоски какой-то внезапной ссоры Соми и Джэхёна. Вернее, только слышит обрывки её громких слов. — …я уже устала врать и прикидываться ради тебя! Обманывать их всех!.. Меня всё это, знаешь, как достало?! Я устала, слышишь? Устала!!! Я так больше не могу! — Подожди до показа. А после — делай, что хочешь. Я всё сказал. Буквально за секунду от такой боли в её голосе Джемин сходит с ума, но в последний момент одёргивает себя от безрассудного вмешательства. Ворваться в кабинет ему ещё и не даёт секретарь, что совсем невпечатлённая, докладывает о визите. И повышенные тона резко сходят на нет, и Джемин заставляет себя хотя бы сделать вид, что незаинтересован делами Чонов. Даже успешно не порывается к Соми, что спустя мгновение вылетает из кабинета Джэхёна, и, никого не замечая, стремительным шагом уходит к себе.8
Время — ровно полночь, Джемин только возвращается домой. Но на самом деле он не торопится: то ли привык задерживаться на работе, привык к этому режиму, то ли привык, как ему давненько не звонили, чтобы поинтересоваться о причине задержки. Или, если красивыми словами, — как скоро домой вернёшься? Сегодня он вместе с Донхёком провёл последнюю, генеральную репетицию завтрашнего показа. Убедился в идеальной подготовке, пробежался по сценарию, проверил подиум и оформление зала — особо не устал. Да и времени не так много затратил, но сейчас при мимолётно брошенном взгляде на часы удивляется: это где же он научился настолько долго пропадать? Один чёрт, время стремительно уходит. И неважно, занят ли ты или сходишь с ума от безделья. Наверное, Соми уже спит, думает Джемин. Поэтому старается сильно не шуметь, хотя не то чтобы от него был какой-то шум — он не отличается особой громкостью, как, например, тот же обожающий внимание Донхёк. Просто принимает душ, потеряв счёт времени за бессмысленным, пустым разглядыванием бегущей воды, даже не вспоминает об ужине и проходит по темноте в их спальню. Джемин было на секунду задумывается, а не повторить ли ему заученное — поцеловать спящую Соми и лечь на свою сторону, чтобы тут же забыться сном без снов. Но сегодня «лишние» мысли заставляют подумать, что это — лишнее. Почему-то Джемин решил, что этот выход коллекции забрал у него слишком много сил, и это тоже впервые. Он так устал, но и это не особо чувствует — привык. Лишь только вбил себе мысль, что после показа всё наладится, всё станет лучше. Он думает, как работы будет меньше, а у него — больше времени на Соми и, наконец, подготовке к свадьбе. Кровать под его весом ощутимо, заметно прогибается, но тоже бесшумно. Джемин даже не переворачивается — как лёг спиной к Соми, так и остаётся. И не то чтобы лень — просто всё ему сегодня кажется лишним, если просится переделать. Очень неожиданным становится голос Соми. Совсем не сонный. Пробирает до дрожи. — Ты сегодня так поздно, — тихо произносит она. Джемин думал, что устал за день, чтобы чувствовать хотя бы что-то, но этот голос… В нём словно всё ожило и проснулось с родным вниманием Соми. — Готовились к показу. Вот только в его собственном посаженном голосе слишком много этой усталости. Соми тоже слышит — он телом чувствует, как прогибается кровать от её движений. — Вы же в шесть уже закончили, — немного удивляется Соми. — Донхёк так сказал? — Я звонила ему. Спрашивала, где ты. В её голосе Джемин слышит что-то сожалеющее. Она времени больше проводит с другом семьи — Донхёком, чем с будущим мужем… — Я волновалась за тебя, — тише добавляет Соми. — Ты стал слишком часто задерживаться на работе. Джемину так не хватало её общения, но сейчас снова не чувствует необходимости отвечать Соми. Если он не замечал своей занятости, то она не заметила его отсутствия. Какие же всё-таки они… — Посмотри на меня… Соми так тихо просит, её рука уже на плече Джемина — нет желания сдерживаться. Он слишком долго был без его родной Соми, оказывается, это невыносимо. Она пальцами прикасается к его лицу, держит за подбородок и целует так, что хочется задохнуться от нахлынувших, позабытых чувств. Терпеть больше не получается, от одного только первого шага от Соми сносит крышу. Джемин ни о чём не помнит, когда Соми выцеловывает его шею, спускаясь ниже. Его руки уже вовсю исследуют её тело, вспоминают, заново знакомятся. И страх, что живёт в сердце, решает, куда будут идти. Только сейчас, когда вся Соми в его руках, Джемин понимает, насколько боится её потерять. Никогда таких мыслей не было, раньше он и представить не мог, что всё обернётся… так. Несколько месяцев без прежнего общения, полгода с какими-то странными затаёнными мыслями с её стороны — Джемин не может понять, что упустил. Но стоит ему представить, как в последний раз обводит черты любимого тела, в последний раз прикасается к этой коже и вдыхает родной запах, то внутри всё сводит от страха и бесконечного отрицания. Подобного даже представлять не хочется, он честно верит, что после завтрашнего показа они сядут и поговорят обо всём накопившемся, решат проблемы и будут двигаться дальше. После «завтра» будет лучше. А пока только он не может дышать, срываясь на бешеные поцелуи. Сам себя не узнаёт, они словно меняются ролями. Соми выбирает его любимый медленный темп, когда впервые за долгое время Джемину хочется её быстрых движений на нём. Но в любом случае — ему мало сегодня Соми, он не может ей насытиться, как и не может надышаться до конца. Всё чего-то не хватает, а понять, чего именно, — опять не в силах. Что-то не так, но… Но всё как обычно. Джемин быстро приходит к решению, что это он сам отвык, а не Соми изменилась. Это в нём проблема, это он позабыл за то долгое время, что у них не было близости. Оттого внутренний страх и подбрасывает мысли о последнем сексе. Оттого он и не может отпустить её после, не может перестать обнимать и прижимать к себе. Соми всё равно мало, Джемин не может заполнить эту жадную пустоту внутри. — Я так люблю тебя, — доверчиво шепчет он ей, не в силах остановиться целовать. — Я очень… очень, очень, очень люблю тебя. Мне никто кроме тебя не нужен в этом мире, я не смогу без тебя жить. Я так боюсь тебя потерять!.. Ты не представляешь, как ты мне нужна. Я люблю. Тебя. Она лежит спиной к нему, он сильнее прижимает её к своей груди. Очень хочет долго говорить о любви, но не решается, стоить заметить, как Соми сильнее вжимается лицом в подушку. И следом — короткие сдавленные всхлипы, резко переходящие в громкие слёзы. — Прости меня, — потерянно просит она. Оставшуюся ночь, пару часов до будильника Джемин успокаивает её и говорит, что скоро всё у них наладится. Ведь он её любит, он готов на всё ради неё, он сделает всё. А Соми только плачет сильнее.9
Остатки здравого смысла и доли не пропитого разума говорят ему: нужно научиться ненавидеть, не нужно продолжать верить в свою любовь. Ничего как прежде и быть не может, это стало понятно сегодня, но вбить в голову?.. Не выходит. Джемин и не думает, что вообще на такое способен. Он пытается, пытается было разозлиться на неё, на него — на них, — но ничего, кроме полнейшего разочарования, в себе не находит. Его бесконечная и честная вера разбилась и умерла, остались только воспоминания. «Такой, как я, не должен быть с такой, как ты?» — зло усмехается Джемин. Выработав в себе автоматизм за последний вечер, он не наливает виски в стакан. Он вливает уже в себя прямо с бутылки, только не понимает: зачем, если уже не пьянеет? «Такой, как ты, — думает Джемин, — несложно быть, если нацепить на себя все без остатка лица и вселиться безвозвратно». Он просто не понимает, что в нём стало не так. И почему другой — лучше? «Ты была бы честна со мной до конца лишь на цепи?» Джемин на распутье. Думал, что никто его ещё так не обманывал, как он себя сам. Оказалось — тоже соврал. Нужно проститься. Оказалось, она давно ничего не чувствует, нужно забыть всё. Но Джемин не может. Это не выполняется по заказу, это не происходит мгновенно, даже если больше не на что надеяться и не во что верить. Единственное только, что он нашёл в своих спутанных и неосознанных мыслях, — нужно уйти. Пока не знает, куда и когда, но знает точно, больше здесь его ничто не удержит. И, оказывается, не держало никогда. Всё это время он жил в придуманном мире. Джемин ещё никогда настолько сильно не ненавидел ложь. И ещё старательно избегает мысли, что теперь у него нет мира. — Какая неожиданная встреча…10
Он отвёл показ, он поприветствовал всех потенциальных партнёров — привет, высокие продажи. И он не чувствует, что может теперь вообще разговаривать, жутко устал, просто хочется тишины. Но о подобном лишь минуту помечтать, потому что дальше мысли Джемина стремительно меняют направление. — Не видел Соми? — ловит он за руку мимо пробегающего Марка. Тот лишь качает головой. И его взгляд говорит за самого Марка — не нужно верить пьяному бреду. Джемин, вздохнув, лишь продолжает выискивать в толпе знакомое красное платье. Вот Соми только была на виду, вот только стояла у сцены и наблюдала за показом, но сейчас, когда так ему нужна — нигде нет. И Джемин, как последний идиот, только ходит и тревожит знакомых и не знакомых гостей. «Извините-простите» и «не видели Соми» заучились до изнеможения, а приподнятый настрой после удачного показа — исчез, не прощавшись. Чем чёрт не шутит? Джемин, не подумав, обращается с избитым вопросом к попавшейся Ирэн. И она, замешкавшись, забегав глазами, пытается то ли сказать, то ли сочинить… Джемин уже не слушает. Его внимание невольно приковывает чужой коллективный женский смех, что застал эти поиски. Он и медленно поворачивается, выслушивая о собственной слепоте и рогах — одна из секретарш очень увлечённо рассказывает своему кругу подруг. Настолько увлечённо, что сама не видит, не слышит предостерегающие кивки. Джемин нервно смеётся, не верит. Джемину срывает крышу. Джемин срывается в мастерскую Донхёка.11
— Надо же, кто это у нас тут? Знакомая чёрная футболочка и синие джинсы?.. Сам!.. Что, ха-ха, молодой жених, празднуешь последние деньки холостяцкой жизни? Парень, мой тебе совет, сбавляй уже обороты. Я тут тоже не первый час, сижу, наблюдаю за тобой… Эй-эй, парень!!! В мысли Джемина неожиданно пробивается смутно знакомый, но всё равно чужой голос. И тоже ненадолго — он лишь вытесняет отправляющие картины на пару минут, а после вновь становится бестолковым. Кто-то к кому-то обращается, Джемин даже не прикидывает, что это — к нему. Он лишь подпирает щёку рукой и прикладывается к бутылке, абсолютно потерявшийся. Всё как-то смешалось, реальность больше не реальность, а несуществующее куда приветливее, даже чем этот полупустой бар. Несуществующее кажется реальнее — он же сам ушёл от Соми, хотя до сих пор в это не верит. — Парень… всё в порядке?! На периферии сознания чужой вкрадчивый голос подмешивается в бесконечные нещадящие воспоминания. Но он настолько слаб, что тут же теряется в силе проигрывающихся картинок. Эти воспоминания, ощущение, что с каждым разом лишь только сильнее полосуют в одно мгновение потерявшуюся душу. А по идее — должно быто наоборот, они должны уже не иметь значения, должны истощаться и истончаться. Если не зовут — значит, нет любви. Оказалось, чтобы принять это лицом к лицу, действительно надо было только услышать. Услышать, чтобы навсегда запомнить. Правда, от этой «правды» жить больше не хочется, а в голове так и бьют набатом убийственные слова. »…и когда ты обо всём ему расскажешь? Я не мóгу уже ждать… прекрати меня целовать!.. Как и не могу дождаться вести следующую коллекцию, слышишь?» «Я пытаюсь, пытаюсь! Поверь!.. Ты думаешь, я сама не хочу от него уйти?» Он слишком хорошо помнит тот круг ада, но после пары шотов у бара внутри будто что-то сломалось. «Ты себе просто представить не можешь, насколько я устала от него! Устала!!! И его этой любви!.. Это невыносимо слышать, из раза в раз одно и то же. Я не могу с ним находиться рядом больше пяти минут, меня всё выводит из себя в нём. Я просто устала от него, и ты это прекрасно знаешь, мне незачем от тебя что-то скрывать. И если раньше я стыдилась этого, было плохо от подобного и совесть мучила, то сейчас всё переросло в настоящую ненависть. Я не могу смотреть на него, не могу слышать его голос, мне противны его прикосновения. Его слова, бесконечная забота, подарки, глупые надежды и обещания — я уже ничего не выношу. Дошло до того, что я скорее хочу сбежать от него и никогда не видеть, когда он начинает говорить». «Но почему-то ты вчера была с ним…» «Ну-у, милый мой! Это всего лишь общая квартира… И тем более, если бы ты был чуть внимательнее… Ты вообще слышал, что Дже сказал? Ему нужен идеальный показ, а не уход в самоволку. Как будто ты сам Джемина не знаешь? Прекрасно знаешь его, его характер и то, как он может всех кинуть и всё разрушить, если что-то пойдёт не по его воле. А он может. Ты хочешь подвести Дже?» Ни за что в жизни не передаст словами тот груз, ведь всё принадлежит ей. «Я просто жду подходящего момента». «Не жди, его никогда не будет». «И всё равно… я не могу с ним так поступить. Не после всего того, что у нас было». «Ты же сказала, что у вас давно ничего нет. Что больше не любишь его…» «Ты этого не сможешь понять. Мы слишком долго были вместе». «Восемь лет? Где ты была эти восемь лет? Ты была с ним, но о нём не думала». Никогда такого не было, он такого не знал — всё впервые. Он помнит все свои чувства, они перемешаны с болью. И после всего он с ума сходит, как хочет прикоснуться своей ладонью к её ладони. С любовью. Он помнит всё. Помнит каждый её изгиб, повсюду парфюм. А с ним у неё даже другие стоны. Наверное, Соми думает, что сыграла вничью. Джемин же только сейчас уверяется, что она построила лабиринт, из которого не выйдет. — Не выйдешь. Вот увидишь…12
У смутного голоса появляются очертания, в барном полумраке видна его протянутая ладонь. — Ты меня помнишь? Я Мэттью Ким, и я… — Как же тебя не помнить, Мэттью Ким? — хмыкает насмешливо, из последних сил Джемин. — В своей последней статье ты разнёс нас… вернее, «Виэн»… разнёс в пух и прах. Задорного настроя случайный собеседник не теряет. Джемин думает, что хотел бы сам так. Если бы были силы на любые другие чувства. — Можно просто Мэтт, — подмигивает он. — И да… ну согласись же, выбранные ткани даже твой дизайн не спас. Это полный провал, и вы все об этом знаете. Мысли о компании возродили что-то наподобие затеплившегося чувства. Которое тут же было погашено всем смыслом слова «провал». Все свою жизнь Джемин сейчас считает настоящим провалом. — Чуть-чуть перебью, родной, — язык у Джемина пьяно заплетается. — Тебе от меня что нужно-то, писатель? Учти, даже если я больше и не работаю в компании, все секреты я тебе не выложу, платить мне не надо. Этот Мэтт Ким быстро реагирует. Становится собранным и деловым настолько, что даже пропитые мозги Джемина это соображают. — У меня сейчас появилось для тебя заманчивое предложение. И, судя по твоему виду, ты от него не сможешь отказаться. Мэтт быстро и оперативно разрисовывает ситуацию — Джемин особо не вслушивается. Сразу видно профессионала маркетинга, думает он, справляясь собой и ровно держа голову. Из последних сих. — …вот тебе сколько? — деловито интересуется Мэтт и сам же отвечает: — Двадцать пять? Шесть? Прекрасно! Мне нужны именно такое люди — молодые, энергичные и полны идей!.. — Я конечно тебе подхожу, — усмехается Джемин и качает головой. И тут же опасается — это было опрометчивое решение. Вокруг всё внезапно стало то ли плыть, то ли сам он падать… ясно стало только одно — что хочется не останавливать этот льющийся умный бред какого-то Мэтта. Будь он даже тысячу раз крутым профи, всё равно клонит в сон. Такой желанный сон. Вот только когда речь заходит о другой маленькой стране, нескольких годах обучения где-то вдали отсюда, то Джемин вновь не слушает. Он соглашается без лишних уговоров. Ему честно нет никакой разницы — без цели оставаться существовать здесь, дома, либо быть занятым хотя бы чем-то, но подальше отсюда.13. Август, 2019
Это было бы удивлением — даже сквозь громкую музыку слышать голоса гостей, — но удивление давно наполовину атрофировалось. Как и большинство других чувств. — Никогда не понимала, почему сейчас свадебный танец модно под такую заунывную музыку! — возмущается женщина средних лет за соседним столиком. — Ты ничего не понимаешь! — вторит ей другая. — Это очень известная песня, Санна Нильсен с ней представляла Швецию. А наш Мэтт очень любит эту страну. Тут всё продумано, вот слушай!.. Джемин долго и тяжело вздыхает. Он честно, честно пытался отвлечь себя за чужими разговорами, но выходило ровным счётом никак! Невыносимо видеть счастливые лица вокруг себя, невыносимо слышать с каждого метра слова поздравлений и надежд, невыносимо всё. Он так хочет уйти, но всё, что его удерживает от подобного некрасивого поступка — уважение к Мэтту. Друг сегодня главный виновник торжества, и это будет непозволительно портить ему настолько большое событие своим ужасным настроением. У Мэтта сегодня свадьба. Мэтт сегодня женится. У Джемина сегодня повод напиться до беспамятства. Джемин сегодня тонет под обломками воспоминаний и мыслей «а если бы». Какая ирония, думает он. На месте Мэтта, в этот день он мог бы точно так же танцевать со своей — теперь — женой. Но он просто сидит за дальним столиком и бесконечно вливает в себя всё, что принёс официант. Какая ирония! «Знаешь что? — недовольно говорил как-то Джэхён на очередной спор-ссору. — На свадьбе, на каждой свадьбе бывает такой человек, сидит в углу и напивается. Вот очевидно на твоей свадьбе это буду я! — Слуша-ай… — смеялся тогда Джемин. — Ну тогда я приглашаю тебя на похороны. Конечно, придётся немножко подождать… но зато ты от души повеселишься». Наверное, Джэхён порадовался, думает невесело Джемин. Но особо на этой мысли не зацикливается, даже к ней не может прицепиться. Он лишь убеждается: ждать пришлось совсем не «немножко». Но что удивительно — прошёл ровно год. Год, полный утрат устоявшегося, но год, богатый на большое количество знакомств и обретения опыта. Правда, всё это до сих пор не заимело никакого значения для Джемина, потому что в его голове — снова только отравляющие мысли о Соми. И ведь говорил же Мэтту, что это плохая идея, но тот был непреклонен в своём мнении «клин клином». На деле же Джемина сейчас ломает похуже, чем за весь прошедший год. Тогда он мог забыться в учёбе и работе, а сейчас даже не на что отвлечься — всё напоминает о прошлой жизни. Джемин вспоминает, как познакомился с Мэттом. Заново узнал — прошлое соперничество отошло насовсем, забылось. Он помнит, как до странного нашли общий язык, как сблизились, словно были друзьями с детства, а не пару часов с пьяного разговора. И Мэтт до сих пор любит упомянуть, как Джемина вырубило на баре, как его не добудился и как тащил к себе в номер. Брат. После всё слишком быстро завертелось, что даже не оставило конкретных ощущений: перелёт, незнакомая страна, незнание языка, отсутствие знакомств и средств связи с прошлым. Сейчас вспоминать об этом здорово и весело, но не до конца — перманентно, всегда рядом, хоть и в тени была Соми. Джемин так и не смог забыть её. Пусть даже он не надеялся — доверие к ней было разрушено до основания. Но отпустить? Не в силах. Мэтту говорил — учится жить заново каждый день, но правда в том, что Джемин даже ещё не начинал. Я видел сон, где ты моя. В нём я тебя не потерял.14. Август, 2020
Ещё один год, и Джемин сам себя не узнаёт. Ни в зеркале, ни в мыслях. Он даже не помнит тот момент, когда поменялся, но стоило впервые обратить внимание, то понял: больше не вернуться назад. К себе прошлому больше не вернуться. Или, как любит пошутить Мэтт, того мальчика больше нет. Мальчик… Джемин до сих пор себя им ощущает, когда невольно, но с ненавистью и отвращением возвращается воспоминаниями. В зеркале прямо сейчас образ статного и собранного мужчины, но за ним Джемин так и видит того человека, боящегося вновь просчитаться, ошибиться в людях и сходить с ума после ломки из-за своего глупого доверия. Он его пытается убивать каждый вечер, и вроде бы успешно приручает, но… Уже недоверие прогрессирует с каждым днём. Джемин «по работе» очень открыт и общителен с людьми, мыслями же — никого ни во что не ставит. Он и не помнит, когда в нём открылась надменность и уверенность только в своих силах, но и это тоже способствует растлению прошлого Джемина. Хвастовство? Джемин иногда думает, что и это слово не подходит ему. За год кое-как освоил чужой язык — и это тоже возносит до небес самомнение. Успешно прошёл курс Мэтта — обошёл всех остальных. Мэтт забрал к себе в дело — повод считать себя лучше всех. Тщеславие, надменность и взгляд свысока растоптали и встали на места уныния и разочарованности во всём мире. Они превратились в озлобленность на весь мир. Теперь в баре не так просто подойти к нему и познакомиться. Девушки не ведутся на внешнее спокойствие и доброе умиротворение, они боятся встретиться с тяжёлым взглядом, говорящим без слов. Правда, одно осталось неизменным — Джемин пристрастился к алкоголю и решать эту проблему не думает. Более того, он даже не задумывается о вреде, вместе с уверенностью в собственных силах прижилась побочка жить одним днём и не думать о завтрашнем. В целом, Джемин всё так же не нашёл смысла жить, кроме работы и того, что на нём опять что-то держится. Мэтт здорово помогает забыть Соми, у него жёсткие методы. Но встречаются и слабоватые, как по скромному мнению Джемина. Например, попытка свести с напарницей Минджон. Как-то здорово Мэтт игнорирует тот факт, что у неё где-то на горизонт маячит молодой человек. Но, видимо, остаётся так и маячить, раз и сама Минджон ненавязчиво стала проявлять интерес. Зачем тебе моя душа? Любовь — не моё. Я тебе не мешал, так и ты не мешай. Здесь же Джемина и закоротило: несмотря на все усилия с двух сторон, он не то что не посмотрел на девушку другим взглядом, но даже и не задумался о том, чтобы привычно сравнить всех с Соми. Никто лучше неё ещё не нашёлся, и Джемин упорно отказывается верить, что подобное случится. Его страшный сон — быть с другой. Но он готовится, заставляет себя разорвать всё то, что было с Соми. Идя наперекор себе — или больше на поводу у Мэтта? — всё же попытался с кем-то «быть». Знает, совершил глупость. Зря ночь рыдала. Убегал, прости ничего не вернуть. Усмехаясь, написала одно соо. Улыбнулся, заебала, кинул её в чс. Его становление худшей версии себя достигло наивысшей точки. Но за тридцать лет своей жизни он пришёл к тому, что быть хорошим — это всегда быть в проигрыше. Он проиграл.15
Третий год в ещё одной, другой, чужой стране прошёл совсем просто. Впервые Джемин чувствовал себя в круговороте рабочих и бесчисленных дней. Занятость сделала снова из него человека и направила на путь истинный. Он словно увидел, чем не то чтобы хочет заниматься дальше по жизни, а может. Ещё дальше от дома — он ни разу ни по кому не заскучал. Вспоминал — да, но желал ли вернуться? Твёрдое нет. И новости не смотрит, если только это не местное ТВ. Сейчас он в жаркой Бразилии и не думает, что сможет расстаться с этим интересным местом. Но любимое слово Мэтта — надо — и Джемин следующий, последний год под шефством проведёт в Италии. А дальше — белый шум, идей нет, но Джемин так далеко и не строит планы. Он просто сейчас сидит на веранде, пьёт свой утренний кофе и читает газету. Вот что-что, а о таком размеренном утре пару лет назад он и подумать не мог. Взгляд на левую руку, часы ловят солнечные лучи и отсвечивают половину десятого. Пара пропущенных звонков напомнят удалить лишний контакт навсегда, а пара, идущая мимо дворов подскажет, что наступила весна. Внешний приукрас и новая белая, красивая машина всё так же не справились, не скрыли на душе шрамы. Сегодня он снова видел сон, где ставят раны. Под внешней маской спокойствия и наслаждения солнечными лучами он пытается притвориться сам перед собой, что его не задело. Кажется, к этому привык. Директору ООО «Виэн» Чон Д. от креативного директора На Д. Заявление. Прошу расторгнуть трудовой договор #13 от 21.06.2012 и уволить меня по собственному желанию 12 августа 2018 года. P.S. Помолвку разорвать можешь так же, как и эту бумагу. Родителям так и передай, что это моё решение. Я тоже не хочу быть с тобой после всего, что у нас было. Искать меня не нужно, я не приеду. Студию распускай. Не разори компанию, не подводи отца, это худшее, что ты можешь сделать.16
Куда зовёт его сон и к забытым душам август? Ночь, ночь, алкоголь в ноль, он вновь забыл про любовь. А немногим после, когда просыпается днём или даже ближе к вечеру, чётко понимает одно — больше не тревожит и не беспокоит. Это было ясно и тихо, пришло размеренно и спокойно, принесло с собой удовлетворяющее чувство пустоты внутри. Оно не съедало, но и не радовало — не делало ничего. Не делало ничего, но Джемин как-то незаметно для себя позабыл говорить «прочь из моей головы» и просить остановиться, вернуться назад. На дальний, забытый план отошли мысли о «заново завоевать», и голова неожиданно такая лёгкая-лёгкая, словно он впервые смог выспаться. А дышать стало легко, свободнее. Больше не загоняет себя в эту петлю. Но и этот победный контраст разбавляется: горячие руки, с бешено взбухшими венами, трясущиеся, сжимают стакан. Нет, это впервые просто вода, хотя Джемин честно не отказался бы немного выпить. Но Мэтт запретил, строго-настрого приказал быть трезвым перед важным клиентом, и Джемин пытается соответствовать образу «умного» помощника. Ещё Мэтт потребовал быть свежим и выспавшимся, но это уже неисполнимо — уснуть невозможно. Голову безбожно атаковали, заполнили мысли. Джемин, подобно маленькому ребёнку, не перестаёт спрашивать сам себя. Он пережил боль и обещания сдаться? Он смог вернуться к себе прошлому, вернее, сделать правильную версию себя, что не была нездорово зависима от отношений. Он ясно теперь может сказать: больше не любит. И уверен, что никогда теперь не полюбит. Просто не сможет. Как и не сможет с кем-то обойтись подобно прошлому. Джемин не простит себе, если заставит переживать похожее. Ему проще, легче быть одному, нежели учиться заново заботиться и доверять. Чувства закончились, для кого-то он больше ничего не найдёт в себе.17
Кто-то сказал, что одиночество — тоже наркотик, но с обратным механизмом действия. Сначала адские ломки, потом воспринимаешь как должное, а после начинаешь ловить кайф. Но кайф ловился недолго. Возвращение в родной город, даже больше — в родной офис — оказалось вполовину только посильным. В этом своевольному, гордому (уже) мистеру На, конечно, сложно признаться даже себе в мыслях, но он давно разучился поддаваться жалости и бояться провалов. Сегодня по плану интервью — мистер На до сих пор в некотором шоке. Для него это странно, но его замкнутый, избитый и даже скучный образ жизни смог привлечь липнущих журналистов. Сыльги больше не находила отговорок, а Марк сморозил, что «так надо». Уставший под конец рабочего дня мистер На просто махнул рукой и решил, что с него не убудет потратить вечер за бестолковыми вопросами и такими же бесполезными ответами. Но как бы то ни было даже уставшие мозги играли и пытались отшутиться на стандартные журналистские расспросы. Рубрика называется «Мистер На, расскажите про…». И первое, что вспоминается из сообщения — «…свою жизнь сейчас». Что ответить правильней? Вариант если честно, я не помню жизни с января, когда мы начали строительство и ремонт офиса. Это был ад, и я не представляю, как мы прошли через него, не остановив работу производства. Только благодаря невероятным усилиям, терпению и отсутствию варианта отменить всё мы смогли дойти до конца. Конечно, это вымотало нас психологически, и жизнь действительно разделилась на «до» и «после». Тут же вползают дополнения, в которых он не признаётся себе. Но в голове играет, как сразу же после случились срывы, подкосившие его очень и очень сильно и вернувшие пристрастие к алкоголю. Но у него просто отличная сила воли и огромная отсвественность за свою жизнь, поэтому выбирался из этого дерьма изо всех сил. В итоге мистер На додумывается до нейтрального ответа сам, а не скидывая всё на секретаря: Думаю, это всё равно был очень яркий период моей жизни. Все, кто работает на энергозатратных должностях, переживают потрясения на работе и в жизни: вы должны знать, что вас не спасёт ни музыка, ни друзья, никакие вечеринки не помогут. Нужен качественный терапевт и отдых, иначе вы превратитесь в уголёк! И никто не вытащит вас из этого болота, кроме вас самих. Он резко вспоминает, как прошёл все стадии выгорания, и если бы дал себе отдохнуть пораньше, если бы позволил разрешить себя жалеть, то не дошло бы до такого опустошения. И (не)здравый рассудок говорит, что ответ в статью не подходит — надо скинуть это поручение Сыльги, пусть разбирается. Мистер На на секунду открывается от телефона и оглядывает забронированный столик — всё так же пустует. Его журналистка, так хитро влезшая в плотный график, безбожно опаздывала, а мистер На пока не желал выходить из машины. Но он всегда боролся с собой, если ловил себя на этом отравляющем «не хочу». И через полминуты уже подпирал бок машины и пролистывал блок вопросов. Назло себе выбрал наискучнейший. «Мистер На, расскажите про то, как проходит ваш день» Как и у всех, устало закатывает глаза мистер На. Просыпаюсь, читаю новости и охреневаю. Потом еду в офис, по дороге узнаю о какой-то проблеме и думаю, чё делать. Приезжаю и снова могу с чего-то охренеть — причин масса. Радует, что всё это мне приходится делать в своём и только своём офисе. Ну, что там дальше?.. Рабочий день идёт, последнее время в обед нервишки играют, но мой кабинет закрывается на ключ. Это опять же радует. К вечеру я закипаю и начинаю думать, как бы не прибить невинных людей. Тогда я смотрю в окно: там зумеры сделали кафе под открытым небом и их постоянно мочит дождь. Я смотрю, как они бегают туда-сюда, и в душе моей наступает краткий миг покоя… А, ну ещё я просто обожаю громкую клубную музыку. — Конец, — тяжело вздохнув, выдаёт мысли вслух мистер На. И тут же срабатывает напоминание на его телефоне — надо кормить собаку. Мистер На, последний раз бросив взгляд на столик, решает, что с него хватит. Смешно, но всё же глупо вышло, что он прождал девчонку-журналистку, когда та сама так яро и с большими усилиями выбила его время. Почему-то перед глазами так и рисуется привычная картинка, как его сотрудники, опоздавшие на полчаса, пытаются пронести мимо него свой латте из кофейни. И это тоже становится последней каплей, добивающей терпение мистера На. А заодно и уверяющей, что нынешним молодым подчинённым невозможно поручить задание. Но не успел он в целости ещё обрисовать обозлённую мысль, как неожиданно оказывается сбитым если не с ног, так с толку точно. Какой-то пацан точно с кем-то его перепутал. Коронным ударом становится просьба подыграть. А ещё давно позабытое тепло чужих ладоней на собственном лице… переворачивает весь устой мыслей и заповедей жизни. Немедленно нужно избавиться — приказ самому себе. Мистер На теряется. Мистер На забывается, «мистер-на» выключается. На его месте оказывается просто Джемин, не особо разбирающийся, чем же таким он может помочь. Хотя впервые хочет помочь, а не высчитывать выгоды. Раз уж если судьба решила подшутить и скрасить так вечер, Джемин решает, что надо поддаться шутке, а не привычно всё игнорировать и закрывать подальше. Тем более, он уверен: первый и последний раз. Но мистер На честно удивляется, когда на следующий день видит в своём кабинете это же лицо. Правда, молодой человек собран и больше не так разболтан в своём поведении. Он мог бы даже вселить доли доверия, если бы не… Вот только даже превосходное резюме не способно убить вырожденную вредность, и мистер На непреклонен в своих решениях. Непреклонен. Непреклонен. Непреклонен. Непреклонен, непреклонен, непреклонен… Он себе повторяет эту тысячу раз, но какой толк в том, что он словно впервые открывает глаза и действительно видит этого молодого человека на фоне Донхёка? Джемин давно не испытывал этого убийственного чувства отобрать во что бы то ни стало. Он даже сам не знает, что именно ему нужно, необъяснимое желание и удушающая жажда застлали до того пустой разум и не отпускают. Ему это надо и он не позволит иметь кому-то, если этот «кто-то» — не он сам. Наверное, прав был Мэтт, когда злился и говорил, что Джемин так и остался тем избалованным, наглым, эгоистичным человеком. Ни черта он не изменился. И человеческого в нём ничего не осталось.