— Ну хватит! — Аня смеялась, пытаясь уйти от щекотки.
Мягкий смех, раздающийся где-то над макушкой, был просто очарователен: Аня очень его любила. Чужие сильные руки обвились вокруг талии, крепко держа, не позволяя упасть и даря чувство безопасности.
— Всё-всё, больше не буду, — улыбнулся Серёжа, поцеловал невесомо куда-то в ухо.
Они пытались собрать вещи в коробки из дома Серёжи. Получалось скверно: они то щекотали друг друга, то кидались в друг друга подушками, короче, занимались чем угодно, но не сборами. С виду глупо, по ощущениям — так, как надо.
У Ани выдался выходной, и его она решила провести с любимым Иным. В основном, потому что не делала этого уже давно — несмотря на спокойную обстановку в Дозорах, дел всё равно было много. Да и голова болела чаще, чем обычно — тоже из-за нагрузки, наверное. Поэтому когда Аня была не на работе, чаще всего она была в постели и спала по десять-двенадцать часов.
Сережа всё понимал, хоть иногда и ворчал. Приходил к ней часто, помогал в быту. Но давно они не проводили целый день только вдвоем. Аня была не против, но все равно, когда это получалось, было приятно.
— А у тебя родители как? А то дачный сезон скоро открывается, — спросила Аня, мягко пиная жениха локтем.
— Да они уже открыли, — хмыкнул Серёжа, помогая Ане вытащить какие-то книги из шкафа, — Приглашали уже даже.
— Надо съездить, — кивнула Аня. Добавила серьёзно: — Только на майских и только на шашлыки.
С родителями Сережи отношения у неё были нормальными, но посматривали на неё пока что странно и оценивающе. Это было нормально: Аня была странной девушкой, и отдавать за такую сына было объективно опасно.
— Ишь ты, интересная какая, — засмеялся Назаров. — А работать кто будет?
— На грядках? Ты, — серьезно кивнула Аня. Потянулась куда-то к верхним полкам, там, по обычаю, всегда было все самое интересное. Или наоборот самое скучное. У неё на верхней полке стояли учебники по программированию, Фрейд, портрет Ельцина, хоть его уже год как сменил Путин, и пустая, но очень красивая бутылка из-под заграничной водки. Сочетание последних двух вещей ей особенно нравилось. — Ой, а это что за коробка?
— Это? Да, мамино что-то… — Сережа через чужое плечо посмотрел на резную шкатулку, которую Аня обозвала «коробкой». — Надо ей отвезти.
Городецкая аккуратно открыла. Так оказались какие-то фотографии, что-то из бижутерии, вырезки из газет и медали.
— Тут твои детские фотографии, — улыбнулась Аня, беря в руки небольшую стопку фотографий. — Ты был кудрявым? — Удивилась она. Извернулась в чужих руках, сравнивая светловолосого мальчика с яркими глазами с фотографии и мужчину перед ней.
— Ну Аня! — Смутился Сережа, закатывая глаза.
— Ты был милым ребёнком, — искренне сказала Аня, убирая фотографию обратно в шкатулку и целуя жениха в губы.
— Спасибо, тётенька, — саркастично хмыкнул Серёжа, закатывая глаза. — К твоим когда поедем?
Сережина вовлеченность в её жизнь была странной, но тем не менее приятной. Возможно, ей было просто непривычно, потому что раньше она не была с кем-то близка также близко. Несколько ничего не значащих ночей с кем-то, пару раз — какое-то подобие отношений, ещё в универе. А сейчас все было так по-настоящему, так... так по-взрослому.
Аня в принципе была удивлена, когда поняла, что Назаров нравится ей. Действительно нравится, по-серьезному, окончательно и бесповоротно. Она долго сторонилась этого чувства, особенно когда думала об этом во время поимки Дикаря, просто для того, чтобы не испытывать слишком сильного разочарования потом.
Но на самом деле реальность оказалась чуть проще, чем ей тогда казалось, к тому же, Сережа и сам был к ней совсем не безразличен. Улыбался как-то по-особенному тепло, и Аня правда чувствовала себя особенной. Конечно, не слишком долго, все-таки, не Светлое это дело, но все равно быть для кого-то особенной было приятно.
Она чувствовала себя особенной, когда Великий Волшебник выделял её среди других, искал в ней поддержку в каких-то вопросах. Она чувствовала себя особенной каждый раз, когда давала ему один из наушников. Каждый раз, когда он тихо шептал ей, чтобы не потревожить тихие тактивы песен: «Красиво…».
Когда они сошлись, ничего не изменилось: Сережа был очень внимательным и милым в отношениях, так, что сначала она даже искала подвох. Советовалась с Олей. Та только покрутила у виска, типа, ты серьезно ищешь подвох в хорошем к себе отношении?
Аня задумалась.
— Может, летом на недельку вырвемся?
— Конечно, давай.
— Я тебе своё любимое место у Волги покажу. Можем в Самару заскочить тоже, там набережная красивая, — мечтательно вздохнула Аня, укладывая голову Сереже на грудь.
— У Волги место любимое, потому что тоже красивое?
— Нет, там просто от ментов было легко прятаться, — хмыкнула Аня. — Ты себе отнюдь не принцессу отхватил.
— Да, а дракона. Но кто сказал, что мне не нравится?
— Аккуратнее со словами, — хохотнула Аня. — Может, я в Сумраке буду, как дракон выглядеть?
— Тогда я — как принцесса?
Сережа сделал губы трубочкой. Потянулся, но Аня отстранила его — целоваться во время приступа смеха было неудобно и непрактично.
— Бросай эти шкафы, Анют. Я без тебя справлюсь с ними. Давай лучше сходим куда-нибудь?
— Не, давай дома побудем, — покачала головой Аня, доставая с верхних полок какие-то журналы. — Я собираюсь завтра с ребятами в бар, поэтому сегодня лучше в постели поваляюсь.
— В бар? — удивился Серёжа, забирая из чужих рук половину тяжелой стопки.
— Да. Ну, там у Илюхи какой-то праздник, он нас всех пригласил. Я постараюсь недолго.
Серёжа помолчал, потом улыбнулся:
— Конечно, иди.
— Может, ты с нами? — предложила Городецкая. — Ты давно не заглядывал, а пацаны будут рады тебя видеть. Спрашивают постоянно, как ты там, — она закатила глаза. — Так что выбирайся со мной.
— Да нет, Анют, — махнул рукой жених. — Чего мне там делать? Развлекайся, — Сережа прикоснулся губами к чужому виску.
— Спасибо. Смотри, — она протянула Назарову «Ведомости».
— Господи, откуда у меня тут журналы? Ещё и недавние…
— Не журналы, а газеты! Кстати, интересный способ скоротать время, — Аня хмыкнула. Было очень интересно иногда читать надписи сквозь Сумрак.
Она однажды взяла так учебник по ядерной физике. И если в реальности было понятно через раз, то в Сумраке строчки мата было читать легче. Несколько выражений оттуда она честно запомнила из-за красивых словесных кружев. Хоть чему-то учебник ядерной физики её научил.
— Видишь статью про голосование? А теперь через Сумрак на неë посмотри, — она протянула газету Сереже.
— «ВЫБОРЫ-2000. Спаси Россию, спрячь бабушкин паспорт!!!». Где твой паспорт, Анют?
Городецкая не сдержалась — фыркнула.
— Поздно, Сережа. Я уже голосовала.
— И за кого же, если не секрет?
— Хотела за Зюганова, — честно призналась Аня. — Просто по приколу. В итоге проголосовала за Жириновского, слишком уж он жизненный.
— За Жириновского? — офигел Сережа.
— Я готов плюнуть тому в лицо, кто который скажет, что я некультурный! — Процитировала Городецкая напыщенно, с долей агрессии, пытаясь спародировать лидера ЛДПР.
— Какой ужас, я женюсь не только на драконе, но ещё и на Жириновском… — застонал Назаров.
***
— Ну что, Антоха, за последние холостяцкие месяца? — улыбнулся Семён, поднимая бокал с пивом.
Аня улыбнулась в ответ — эта очаровательная чёрта Семена называть еë вне работы «Антохой» ей очень нравилась.
Илюха, зачинатель своеобразной вечеринки, куда-то смылся в укромный уголок с дамой, а вот остальные вели диалог кто с кем. В баре было шумно. Было ли это заслугой их компании, Аня не знала.
Вечер длился уже несколько часов, и, обсудив дела насущные, коллеги вспомнили, что вообще-то среди них есть Иной, который скоро выходит замуж. Поздравления и советы полились с новой силой, только теперь уже на Аню, а не на Илюху.
— Помни, что холостяк это не правовой статус, а состояние души! Так что желаем тебе даже в браке оставаться свободной в душе! — подхватил Игнат рассуждения старшего коллеги.
— Но-но, — осадил его Семён. — Про свободную душу давайте не надо, чай не Тёмные.
— А то, что меня на измены благословили, тебя не тревожит? — у Городецкой уже щеки болели — давно она так не улыбалась. То ли алкоголь расслабил, то ли просто посидеть в хорошей компании было приятно.
Последний раз они сидели как-то так на даче у Тигренка… Аня иногда грустила, вспоминая Катю.
— Секс с другим это не измена, — философски заметил Игнат, поднимая палец вверх, будто мыслитель. — Секс с другими это приятная необходимость, которая укрепляет брак.
— Каким это образом?
— Как каким? Сексуальная энергия делает нас счастливее, лучше, а коль ты такую энергетику хорошую излучаешь, то и мужик от тебя никуда не уйдёт. Мне-то уж поверь, — с готовностью пояснил инкуб.
Аня покачала головой: она не особо в это верила, но ради приличия улыбнулась.
— Пойду свежим воздухом подышу, — сказала она, вставая из-за стола.
Они сидели в небольшом, но хорошем еврейском баре на Китай-Городе. Его где-то отрыл Семен. Атмосфера там была очень домашняя и приятная: диванчики, гитара в свободном доступе, было даже пианино, на котором Семен сыграл несколько нот — очень, кстати, хорошо!
Аня быстро захватила сигареты, и вышла на улицу, даже не накидывая куртку. Почти середина апреля, и даже несмотря на царивший холод, идти в куртке казалось кощунством.
Морозный воздух заставлял бежать по телу мурашки, но в общем и целом — атмосфера была хорошая. Серые тучи, жужжащие машины и состояние покоя. Жёсткие сигареты, дравшие лёгкие, волосы, которые так и лезли в глаза. Надо было уже давно пойти подстричься, только вот Аня никак не соберется: Сережа отговаривает, говорит, что ей с длинными лучше.
— Не особо ты, Городецкая, сексуальную энергию излучаешь. Не боишься, что муж уйдет? — ехидно заметили со стороны.
Аня подавилась дымом, резко обернулась. Амулет, защищавший её от Завулона, она не взяла. А надо было.
— Расслабься, Антонина, сдалась ты мне, — Темнейшая фыркнула, тоже оперлась на перила, одним аккуратным движением доставая из Сумрака портсигар.
— А может и сдалась, — буркнула Аня. Спросила: — Что тебе надо? — Получилось немного враждебно.
Городецкая внимательно посмотрела на Завулона. Та была одета достаточно свободно: один только пиджак на ней явно был на два размера больше. Не понятно — то ли с мертвого партнера сняла, как Черная Вдова, то ли это был её.
Лицо было спокойное: Темная прикрыла глаза, выпуская струйку дыма из тонких губ.
— Может и сдалась… — в тон повторила за Городецкой Завулон. — Я в национальном баре друзей хотела посидеть, но и сюда русские со своей борьбой с космополитизмом добрались.
— Чего? — Аня похлопала глазами. В последний раз она видела Завулона на Трибунале полгода назад и вариант того, что за это время Темнейшая сошла с ума или прониклась к Городецкой каким-то теплым чувством, чтоб так свободно шутить, был крайне маловероятен.
Завулон затянулась, кинула насмешливый взгляд на Аню и хмыкнула:
— Советский ребенок. А между прочим, Сталин евреев не меньше Гитлера не любил.
Городецкая совсем потерялась: при чем тут Сталин? Что от неё хотят? Что за выражение «Советский ребенок» — они что, с Гесером в сговоре? Похлопала глазами, невидяще смотря куда-то сквозь Завулона, которая в это время водила взглядом по храму напротив.
— При чем тут евреи?
Завулон повернула голову. Подперла её ладонью, выгибаясь, как кошка.
— А вы при чем в еврейском баре? — улыбнулась она. По-хорошему улыбнулась, беззлобно. Правда, печально немного, но это потому что глаза у Темной все также были грустными. — Ладно, шучу я. Ухожу уже. А ты кури, а то так на меня засмотрелась, что сигарету всю сожгла.
Завулон хихикнула, оценив выступивший румянец на лице Ани, растворила сигарету и уже собралась подниматься, как Аня остановила её, пропустив последнюю фразу мимо ушей:
— Погоди! И что, не будет никаких стремных предложений? — Аня прищурилась, выкидывая сигарету и зажигая другую. Что она тут делала? Зачем подслушивала? Зачем какие-то дурацкие вопросы про Сережу?
Завулон задумчиво посмотрела на сигарету в чужих руках, пожала плечами.
— Ну есть одно, — Городецкая не успела напрячься, как Темнейшая продолжила: — Курить заканчивай. Но ты вряд ли меня послушаешь, — она улыбнулась. Потом добавила серьезно: — Если ты не знала, Антонина, то я тоже относительно живая. И не все мои действия только одной Тьме подчинены, — она хмыкнула. — Как и твои — Свету. Я правда тут отдыхала, пока не заявилась ваша компания. А инкуб ваш слишком уж громко рассуждал о моральной стороне измен. Ему бы у нас лекции читать. Кстати, поздравляю, — она кивнула в сторону кольца, отодвинулась, видимо, решив завершить диалог.
— Поздравляешь… И за здоровьем следить советуешь…. В чем подвох?
— В том, что ты везде его ищешь.
— Сама куришь.
— Курю. А у меня и не твое положение.
— Какое?
— Военное, — Завулон вздохнула. — Муж твой мне не сдался, Городецкая, уймись. У меня другой типаж.
— Да что ты говоришь? — взъелась Аня. — А прошлые полтора года так, для разминки? И не заговаривай мне зубы!
— Конечно, чтобы Боря не заскучал, — Завулон оскалилась. От этого обманчиво-ласкового «Боря» побежали мурашки. — А вообще, я видела его на Трибунале. Помню его слова после и встречалась с ним ещё несколько раз в кабинете у твоего начальства. И знаешь что? Просто поняла, что не конкурент он, — Темнейшая пожала плечами, будто объясняя ребенку простую истину.
— То есть? — не поняла Аня.
— Темперамент не тот. А унять его будет трудно. Он сам себя угробит, и мне даже не надо читать линии вероятности, чтобы увидеть это. Я бы сказала — шухарт вселенского масштаба, — она фыркнула. — А то, что он решил уйти из Дозора, это только подтверждает. Сколько он сможет домохозяином сидеть? А Гесер расслабится, не уследит… Или проколется где-то. Понятие человеческого фактора применимо и к Иным. И, поверь, это мне на руку даже больше. Он сам себя разрушит, ещё может быть и мне пару вмешательств в процессе перепадет — зачем же тратиться на него? Жалко, раньше не поняла — считала, что он поумнее будет.
Аня даже не знала, что на это ответить. Все это было до ужаса странным: встреча, этот разговор, Завулон. Да, она была в особенности странной. Хотя, какой Темнейшей еще быть?
Завулон не нуждалась в каком-либо ответе Ани. Аккуратным движением забрала сигарету из чужих пальцев, испарила.
— Иди к своим, Городецкая, — сказала Темнейшая, глядя ей в глаза. — Холодно.
— И только? — спросила Аня чуть ли не шепотом. Смотреть вот так демону в глаза было странно: Аня все ждала, что они вспыхнут янтарным цветом.
— И только. Держи, вместо сигареты, — Завулон протянула ей батончик «Сникерс», разрывая зрительный контакт.
У Ани появилась по-детскому наивное желание ущипнуть себя за руку.
— Спасибо, не надо. Я больше «Милкивей» люблю, — пробормотала Аня, не желая признаваться, что её просто учили не брать конфеты у незнакомцев. А то мало ли… с Чикатило дети так же уходили.
Вопрос «А какие номера у тебя на машине?» Городецкая еле подавила.
***
— Ну ты чего так долго? — спросил кто-то из компании, но Аня отмахнулась, под общий гомон доставая телефон.
Отошла, набрала Гесеру. Тот взял на третий гудок:
— Тонь? — голос у него был спокойный.
— Добрый вечер, Борис Игнатьевич. Я тут это… Завулона встретила.
Судя по звукам, Гесер обо что-то стукнулся. Пошипел что-то на объект, о который стукнулся, и спросил уже в трубку:
— Где ты умудрилась? Что она тебе сказала?
— Заботилась о здоровье, говорила курить меньше, — нервно хмыкнула Аня. Потом добавила серьезно: — Сказала, что была поблизости случайно. И прямым текстом сказала, что ничего на Сережу не имеет. И…
— И?
— И я не знаю, верить в это или нет.
— Если есть вариант верить ли Темной или нет — не верь. Целее будешь, — буркнул Гесер. — А курить и правда прекращай.
— Вы сговорились? — обреченно спросила Аня. Хорошее настроение уходило.
— Что она тебе такого сказала, что ты начала это подозревать? — Удивился Гесер. — Выкинь бред из головы.
— Назвала меня советским ребенком, — буркнула Аня.
— Ну здрасте, приехали. Правда глаза колит? — Фыркнул Гесер. Добавил серьезно: — Это просто выражение такое, Тонь.
Аня мрачно угукнула.
— Она угрожала? Что про Сергея говорила? — Продолжил спрашивать Пресветлый.
— Нет, ничего… Про Сережу сказала, что он сам себя погубит — слишком уж…ну…
Гесер понял без уточнения. Вздохнул тяжело:
— В общем-то ничего страшного не случилось. Но ты все равно звони, если вдруг будешь встречать её вне работы. Не нравится мне это. Будь аккуратна.
— Ладно…
Аня вздохнула, подняла глаза на зеркало.
***
«В нашем доме уже не осталось целой посуды, я называю тебя ебаной тварью
Я пока держусь‚ но еще чуть-чуть и, бля буду, ударю»
— Я понять не могу: ты надо мной издеваешься что ли?! — Сережин голос заглушил звук бьющегося стекла — на этот раз не повезло тарелке.
— Это ты надо мной издеваешься, Назаров! — не сдержалась Аня. Её руки к тарелкам не тянулись
только к осколкам, что было явно хорошо для оставшегося сервиза.
Сережа мрачно сидел на кухне, с тяжелыми вздохами протирая лицо ладонями.
— Я просил тебя, — с каким-то разочарованием сказал он.
Аня зло выдохнула.
— Сережа, в чем проблема? Вчера я сказала тебе, что иду в бар с коллегами. Ты не был против, пожелал удачно посидеть, а что теперь? — Ане очень не нравились эти периодические перепады настроения Сережи.
Она их понимала и принимала, потому что знает: сама была такая после инициации. Слишком остро все чувствуешь, нервная система, как оголенный провод. Пару раз она в самом начале срывалась на Гесера. Тот, привыкший, даже не реагировал как-то негативно, тоже принимал. Но как же сложно оказалось сделать также!
Она помогала ему с этим справиться, никогда не принимая общее раздражение на свой счет. К тому же, он потом так сильно извинялся за свое поведение. Аня только рукой махала: с каждым бывает. И то, не каждый — Великий. А это определенно плюс к причинам срыва покровов.
Поэтому она всегда просила его говорить, если вдруг что. Они оба не умеют читать мысли. Аня — из-за уровня, а Сережа — из-за отсутствия знаний. Но даже это наверняка не помогло бы. В отношениях в принципе ничего, кроме разговоров не помогает.
Им обоим было сложно с этим: Аня тоже много чего держала в себе, Сережа держал явно больше, сначала спокойно отпуская её на работу, а утром — непонятно на что обижаясь. В итоге ходит хмурый, и даже не говорит, что Аня успела натворить.
— Нельзя было догадаться, что я против?! Ты, алкоголь, в окружении непонятно кого! — Покачал головой Сережа.
Аня нервно засмеялась: казалось, жених просто шутит. В чем была проблема сказать это сразу, вчера? Зачем делать какой-то вид? Сколько так будет продолжаться?
Тяжелый день сказался на ней, и Аня сказала, думая, что правда имеет право тоже испытывать разочарование:
— Мне до вашего уровня не добраться, Великий Волшебник, мысли читать, извините, не могу! — Слова вылетели быстрее, чем Городецкая успела осознать их смысл.
Сережа поднял голову и замер, как замирают перед бурей, когда злость на секунду глушит ступор, чтобы потом, как ломая плотину, вырвался весь затаенный в глубинах души гнев. Так и случилось: в секунду Сережа оказался рядом, жестко хватая Аню за локоть, в попытке что-то объяснить.
Городецкая дернулась, ощущая прилив адреналина — тело стало будто легче, пусть по нему и начался скатываться холодный пот. Она знала, что Сережа ничего плохого не сделает, просто им обоим надо выпустить пар.
Легкость тела вышла боком: её, как тряпичную куклу, легко и болезненно встряхнули, будто котенка за шкирку. Абсолютно неприятное, пугающее чувство, потому что ты маленькое и беззащитное существо, которое можно вот так просто схватить и сделать с ним, что угодно. Ситуация будто медленно начала выходить из-под контроля.
Только вот Городецкая не котенок. Пощечина получилась звонкая, и наверняка очень болезненной — Ане аж в плечо отдало.
Но пить Антонине Сергеевне сегодня явно не стоило: выпитый алкоголь всегда плохо действует на концентрацию и реакцию. От оглушительного удара увернуться просто не удалось.
