***
— Хочешь, я отца позову? — спросила Катя, метаясь с кухни к Ане и обратно. Она нервничала и Ане было немного (много) стыдно из-за этого. Приходить к вампирше в… таком состоянии было самоубийством. Но ничего кроме Ане и не оставалось.Ласковый абьюзер лижет мои руки,
Нельзя сказать, что они с Сережей прям подрались… хотя, наверное, со стороны это именно так и выглядело. Аня молча сбежала, когда ей удалось вырваться. Сережа что-то кричал ей вслед — она не особо слушала. Или слушала, но сейчас уже ни одного слова не помнила.Лижет мне так сладко, что я вот-вот забуду,
— Катюш, не надо. Все нормально. — Нормально будет, если ты уйдешь от него, — упрямо тряхнула головой Саушкина. Опустилась на колени перед Аней, чтобы помочь с синяками на ребрах. — Не в первый раз это происходит. У меня скоро аптечка кончится.Как превращает всю мою жизнь в ебучую драму.
— Я тебе деньги верну, — вздохнула Аня. Она действительно прибегала иногда к Кате, когда ей было некуда идти или когда не хотелось быть одной. На синяки Городецкой было как-то плевать — пройдут, но Катя заставляла молча сидеть и терпеть йод, перекись, таблетки и что там ещё было в немногочисленной аптечке Иного.Я однажды стану той, которой на всё похуй.
— Сдурела? — зло посмотрела Саушкина. — Не о моих запасах беспокойся, а о себе. Чем дольше вы живете вместе, чем чаще ты ко мне приходишь со всей этой… — Катя помахала рукой в воздухе, чтобы вслух не сорваться на мат. — Не замечала? Скоро вообще каждый день будешь приходить. Я не против твоего присутствия, но я лучше бы водку в своем доме потерпела и тебя пьяную, нежели тебя в побоях. И если это не было признанием в любви, то что это вообще?Но кто, кроме меня, ещё может быть виноватой?
— Ну куда я уйду? — срывающимся шепотом спросила Аня, без сил поддаваясь вперед, к Кате. Та неловко крякнула, но тут же обняла подругу, аккуратно погладила по голове. Катя с самого начала была не очень хорошо настроена к Сереже, и сейчас, когда Аня плакала у неё на руках из-за него, её отношение к нему точно не изменится. Раньше до этого не доходило, а на все синяки Аня махала рукой. Сейчас же Городецкая впервые за столько лет плакала при ней… и вообще впервые плакала. Ну как... Городецкая просто сжалась в комок, позволяя слезам стекать из глаз. — Обратно в нормальную жизнь, Аня, — вздохнула Катя, пытаясь как можно крепче обнять трясущееся тело. Кровь они смыли, Авиценну аккуратно наложили, но даже она не могла помочь снять каких-то следов. Почему — они так и не поняли, Катя только макушку почесала. Решили, что это из-за того, что следы оставил маг выше по Силе. Хотя и это было странным объяснением. Впрочем, сейчас это было не особо важно: здоровью ничего не угрожало, а следы всегда можно успеть снять. Катя пыталась держать себя в руках: даже старалась шутить. Говорила, что Ане надо носить железные латы — слишком уж её передняя часть привлекает всякие опасности. Сломанное ребро эфемерно болело.Если ты меня любишь,
— Извини меня, — попросила Аня тихо. — Сначала уйди от него, а потом единственное, за что проси прощения — за собственную глупость и то — перед самой собой, — твердо заявила Катя, — Разденешься? Аня дрогнула. По-нехорошему так дрогнула, круглые глаза пустые подняла: — Зачем?Почему мне так плохо с тобой?
— Ну как… Одежду постирать, посмотреть, осталось ли что-то на ногах… — удивленно сказала Катя. Какая-то неприятная мысль не давала ей покоя, но она не могла никак понять, какая именно.Если ты меня любишь,
— Нет… я так… потом постираю, — помотала головой Аня, поджимая ноги к себе.Почему мне так плохо с тобой?
Катя только открыла рот, чтобы спросить то, что её волновало, но её прервал ещё один звонок в дверь. — Вы клонируетесь что ли, любители ночных посещений, — поворчала для вида Катя, поднимаясь. — Иду я, иду! — крикнула она громко на неумолкающую дрель звонка. Обычно такое никогда не предвещало ничего хорошего. В глазке отражался Сережа. — Да ты прикалываешься что ли, — зло выдохнула Катя себе под нос. Резко открыла дверь: — Светлый, у вас рейд какой-то что ли? Че ты тут забыл? — Аня у тебя? — брезгливо сморщившись, спросил Назаров. — Что бы ей у меня тут делать? Твоими молитвами не общаемся, — соврала Катя, сделав такое же брезгливое выражение лица, показательно копируя Светлого. — Её нет в её квартире, — не сдавался Сережа. — Поздравляю. В моей тоже, — Катя попыталась закрыть дверь, но Назаров не дал, перехватив её рукою. — Светлый! — Она попыталась дернуть дверь на себя, но безуспешно. — Ты же врешь, нечисть, — прошипел Сережа, заглядывая в лицо. — Назаров, я сейчас своих вызову, — взъелась Катя. — Будешь из офиса Дневного Дозора женушку свою искать, понял? Пошел вон отсюда! На этот раз дверь резким рывком закрыть удалось — даже чуть пальцы Назарову не прибило. Да даже если бы и прибило — ничего бы ей все равно за это не было. Она представила карикатуру: Высший Светлый с красными распухшими пальцами плачется Гесеру в жилетку и показывает пальцем на миниатюрную летучую мышку. Смех да и только! По подъезду разлетелся звук удара: видимо, Светлый решил выместить злость на стене. Ну и Сумрак с ним. В комнату Катя зашла в взвинченном состоянии: — В следующий раз, Аня, я точно попрошу папу приехать с работы, — сказала она. — Он-то с ним по-мужски поговорит. Или Гесеру позвоню, — она поморщилась.Он и есть тот ебучий принц, что спасал из башни.
— Не надо, — тихо попросила Аня из-под одеяла. Кажется, её трясло.Проще согласиться с тем, что я всегда плохая.
Я боюсь всё потерять, но забываю, кто я...
Саушкина тяжело вздохнула, присела рядом. Доклад по биофизика накрылся медным тазом, но это последнее, что её это сейчас волновало. — Это он так на работу на твою разозлился?Утром ты опять придёшь зализывать мне раны.
Зачем? Если ты всегда прав.
— На то, что я с друзьями-мужчинами в баре посидела, — тяжело ответила Аня, будто переступая через себя. Перевела дыхание, сказала серым голосом: — Решил показать, как должна вести себя примерная жена с любимым мужем. А ещё, что может случиться на таких посиделках с женщинами.Если ты меня любишь,
— Он…? — Катя глупо хлопала глазами, ей показалась, она совсем не поняла сказанного. Захлебнулась словами — просто не могла поверить в то, что то, о чем она думает — правда. Никогда не сталкиваясь с этим ранее в реальной жизни, сложно быстро сообразить, как реагировать и что делать. Ничего, кроме ступора и бессильной злости на мир из-за свернувшейся клубочком Ани, у Саушкиной не было. — Да.Почему мне так плохо?
***
День Аня провела у Кати. Пообщалась с её родителями, помогла, где могла, с домашкой. В свою квартиру идти не рискнула. Поэтому смущенно одолжила закрытые вещи у подруги и отправилась на работу. В этот раз одевать наушники она не стала: почему-то было некомфортно, будто сзади может кто-то подобраться. Да, она была Иной, и просто так к ней подобраться сзади было сложно… Но возможно. Особенно для тех, кто был сильнее. Только Аня зашла в офис, как мальчик, который сегодня дежурил на входе, сказал ей подняться к Гесеру. Аня кивнула — пожимать плечами почему-то было очень больно — видимо, не прошло после вчерашнего. Прошла через петушка, направилась к Гесеру, на ходу приветствуя кого-то из коллег. — Ой, Анька! — окликнул её Игнат. Подбежал, спросил: — Ты как? А то… Ну… Мне сегодня ночью Сережа звонил. Я, конечно, не против его звонков, но отвлек он меня от… — Игнат намекающее провел рукой, и продолжил удивленно: — Ты что, решила наши советы прям всерьез принять? Аня и правда спала в обнимку с вампиршей на её кровати (о чем коллегам необязательно было знать), но вряд ли это можно было назвать изменой. Поэтому хмыкнула через силу: — Да не изменяла я ему. Просто повздорили вчера немного, ну, в общем, ничего страшного. Ты извини, меня Гесер ждет! Сбегать от разговора было немного неловко, но что ещё она могла сделать? Зато теперь хоть понятно, для чего её Гесер зовет. Если уж Сережа всем звонить начал… Гесера это участь наверняка постигла тоже. Аня раздраженно выдохнула: ей что, пять лет? Без привлечения «взрослых» вообще никак? — Борис Игнатьевич? — она аккуратно постучала левой рукой. Правая все ещё болела — даже сильнее, чем вчера. — Тоня! Заходи, родная, ты как? Аня подвисла. «Родная»? «Как ты»? Что, на плаху пора? Что случилось? — Нормально, Борис Игнатьевич… — неуверенно ответила Аня. После таких вопросов начальства, уверенность в том, что у тебя все в порядке, постепенно улетучивалась. — Мне Сережа звонил, — сморщился Гесер. Постучал пальцами по столу. — Наехал на меня, ужас какой-то. Был бы он женщиной, я бы подумал что он ребенка ждет. Или что… — Гесер прокашлялся. — Короче, почему-то считал, что ты у меня. С чего бы? — Догадалась уже, что звонил, — вздохнула Аня неловко. — Ревнует. — Кого? — у Гесера аж глаза округлились. — Ну не вас же... Гесер встрепенулся: — Да ну тебя! — Добавил спокойнее: — Что произошло у вас? Ещё не в браке, уже какие-то концерты. Аня поморщилась. — Да какая разница? Обычные семейные ссоры. — В том-то и дело, Тонь, что ссоры, — сочувственно сказал Гесер, вздыхая. — Ещё не живете вместе, уже собачитесь. — Да там… Я виновата была… — вздохнула Аня. — А так — все нормально. Как там… милые бранятся — только тешатся? — Если у тебя и правда все хорошо и ты не хочешь мне о чем-нибудь рассказать, то иди отсюда, ценительница русского фольклора, — сказал Пресветлый, внимательно смотря Ане в глаза. Та потупила взгляд, выдала: — Извините, монгольского не знаю, — выдала быстрее, чем успела подумать. Ойкнула. — Иди уже, — беззлобно послал Гесер. И Аня пошла. Перед этим попрощавшись, конечно.***
Дежурство прошло достаточно спокойно. Аня могла спокойно подумать о случившемся. По фактом получилось, что хороши оба… А уходить не стоило тем более, получилось по-детски как-то. Избегание ничего не решает, только усугубляет ситуацию. Ане нужно было немного времени, чтобы прийти в себя, но с Сережей надо было поговорить и извиниться перед ним. Только, к сожалению, не все дежурство прошло мирно. На Пушкинской площади, аккурат на месте силы, поймали одного ведьмака. Только вот как поймали… тот клялся, что у него имеется право на свободное использование магии и сбор Силы, заверенное Инквизицией и Ночным Дозором. Только вот находится лицензия на это всё дело в Дневном Дозоре. Разбирались долго — зачем, как, что и почему разрешение не на руках, так ещё и в архиве Дневного Дозора. Ведьмак панически отпирался: говорил, мол, у них, дозорных, переучет какой-то ежегодный, а планы простых ведьмаков верхушку Дневного не интересуют, вот и забрали, не смотря на график каких-то там только ему одному известных волшебных излияний. Они, эти самые излияния, были очень важные, такие, что пропускать их нельзя было, но Темные сказали, что с Ночным Дозором проблем не будет — мол, решат полюбовно. Пришлось звонить Светлым координаторам, спрашивать, есть ли какие-то распоряжения на счет гражданина. Распоряжений не было, зато были Дневные дозорные, появившиеся резко, как черти из табакерки. Избежать стычки еле удалось. Сошлись на том, что едут в Дневной, в архив. При наличии разрешения обойдутся только жалобой на имя Завулона в двух копиях. Одну — Завулону на память, чтоб не отнекивалась потом, что жалоб никаких не было, вторую — в Инквизицию. При отсутствии — ведьмак отправится в Ночной до Трибунала. Патруль Светлых разделился: кто-то пошел додежуривать и домой, а кто-то — в Дневной. Участь ехать в Дневной выпала Илюхе и Ане — во-первых, оба только вышли с выходных, во-вторых — Илюха был за главного. Единственное, что радовало — относительная близость к офису Дневного. Всего одна станция по родной ветке. К офису добрались где-то часа в четыре утра. Аня вышла на дежурство меньше десяти часов назад, а уже ужасно устала. Не хотелось разбираться с ведьмаком, хотелось лечь и уставиться в стену, ни о чем не думая. Боль в плече бесила, Сережа тоже бесил. Возвращаться домой Аня категорически пока что не хотела, потому что Сережа написал, что будет ждать её после работы. Нормально так написал, но Аня все равно не хотела сейчас видеть жениха. К Кате заявляться было стыдно: она и так для неё много сделала — помогла, одежду свою дала… Как её благодарить, Городецкая даже не представляла. К кому-то из дозора идти тоже не вариант — Сережа только больше разозлится, если узнает. В принципе, она понимала Сережу: за полтора года столько всего произошло… она и сама срывалась иногда, а как Великому Волшебнику под гнетом других Великих и страшно было подумать. Всем им иногда нужен такой человек, с которым можно побыть собой и выпустить пар. — Аня, я схожу в архив. Ты тут побудешь? — спросил Илюха, кивая на задержанного ведьмака. — Конечно, — кивнула Городецкая. Ей это было только на руку: лучше следить за кем-то, чем пытаться что-то разобрать в бумажках. Она, конечно, могла бы, но сейчас мысли были заняты другим — да и боль в мышцах не особо способствовала мыслительному процессу. Ведьмак незаметно и печально устроился на краешке скамейки, свесил голову. Возможно, Ане самую малость было его жаль. Не выглядел он как нарушитель Договора. Городецкая вздохнула: сейчас бы домой, в теплый душ, в свою одежду и спать до следующего дежурства. Даже если Сережа придет, не разбудит же он спящую невесту? А поговорят утром, когда голова прояснится, а боль утихнет. Боль утихнет? Наверняка. Как говорил кто-то из плеера: «Боль это время, а времени нет». Под какие-то пространные размышления, которые отвлекали от ноющих мышц, от неприятных мыслей, идей, от того, что давит на мозги и внутри проделывает дыры, Аня стояла в четыре часа утра в офисе Дневного Дозора. Почему-то момент казался странным, зависшим, и что более ужасно — единственным, переломным. Будто есть «до», а есть «после», а то, что происходит прямо сейчас — на этом клочке Земли — просто зависло, просто является плацдармом для загружающейся локации. Как когда герой находит безопасную нычку, в которую прячется, чтобы перевести дыхание и бежать дальше — под градом пуль ли, под давящей Тьмой сознания ли. Страшно не было, нет. Давно уже не было страшно — была тоска. По тому, что прошло, по тому, что будет. Потому что будущее казалось таким… мутным… как омут. Да, свадьба, кольцо на пальце, может быть — ребенок, который с вероятностью в единицу будет Абсолютным чаровником. Шашлыки на каждые майские у его родителей на даче, но… что-то тут было не так. Подаренный букет всегда хорошо, но это не значит, что тебе может нравится его содержание. На плечо опустилась чья-то рука. Аня резко дернулась, уходя от прикосновения и оборачиваясь. Перед ней стояла Завулон. — Удивительная расслабленность в Темной цитадели, Антонина, — хмыкнула Темнейшая, честно отходя от Городецкой на шаг назад. Сегодня она была в свободной юбке и снова в том самом пиджаке на несколько размеров больше. Мода такая что ли? — О чем же ты так задумалась? Неужели о том, как бы быстрее воплотить план укрепления брака? Аня только открыла рот, чтобы что-то ответить — вот пристала же с этим браком! — как её перебил ведьмак: — Госпожа Завулон! Городецкая даже подавилась: кто-кто Завулон? Госпожа? Эта… из БДСМ какого-то что ли? — Георгий? — Я! — Нервно покивал головой ведьмак. Вскочил, сел обратно. — Вы-то им скажите, что у меня все документы в порядке… что это тут… ну... — Он смутился. — Что у вас все мои документы! — Какие документы? — не поняла Завулон. Точнее, сделала вид, что не поняла. Ведьмак побледнел. — Ну к-как же.! — заикаясь, пролепетал ведьмак, с такой паникой в глазах смотря на Темнейшую. Стало его жалко. Аня выразительно посмотрела на Завулона. Та закатила глаза и протянула, будто в самом деле вспомнив: — А… Документы! «Точно издевается», — подумала Аня. Темшейшая заглянула ей в глаза: — Это правда, Городецкая. У Георгия все в порядке с лицензиями, с Гесером давече обновляли, — Завулон растягивала слова, будто катая их на языке. — Ну вот и посмотрим, — кивнула Аня в сторону. — Все равно уже в архив отправились. — Светлых? В архив? — удивилась Завулон. Кинула непонятного назначения взгляд на Темного из оперской группы. Тот побледнел. — Голову откручу, — пообещала Темнейшая то ли взаправду, то ли шуча. Снова перевела взгляд на Аню. Та немного смутилась, опустила взгляд. Говорят, чтобы не спровоцировать насильника, не надо смотреть ему в глаза. — Тихая ты какая-то, Городецкая, — сказала наконец Завулон, после минутного молчания. — Неужели ночь тихо пройдет? — Аня вежливо усмехнулась — что говорить, она не представляла. Ведьмак снова разразился какими просьбами-возгласами — Аня совсем не слушала. Все равно, ничего кроме мерзкого чинопочитания она там не найдет. Её больше интересовало, почему рядом с Завулоном все снова начинало так болеть? Неужели влияла на неё незаметно? Аня дернулась — Великая схватила её за руку. Боль неприятно прострелила плечо, Городецкая аж ахнула от неожиданности. Завулон внимательно на неё посмотрела. — Что… Что ты говорила? Я прослушала, — похлопала глазами Аня, пытаясь мягко убрать свою руку из ладони Темнейшей. Той идея не понравилась — схватила только крепче, вызывая новый приступ боли. — Спрашивала, удачно ли прошла операция по укреплению брака. Хотя, глупый вопрос, судя по тому, что вы, вероятно перепутали одежду друг друга. — Завулон хмыкнула, кивнула на синюю толстовку: — Восхищаюсь твоим выбором, не перестаешь меня удивлять, Городецкая. Аня похлопала глазами, глядя Завулону в глаза, и пытаясь понять, чего именно от неё хотят — боль в плече не давала думать нормально. Единственные мысли, которые у неё были это: «Наверное растяжение…». Потом она осознала суть сказанного Завулоном и чуть не подавилась воздухом — благо, обошлось. Аня только залилась румянцем: она никогда не… занималась чем-то таким с девушками! — Прекрати, Завулон, — она попыталась выдернуть руку уже настойчивее. — Я просто одолжила у Саушкиной толстовку. — Так вот как это теперь называется, — покивала головой Завулон. Хмыкнула, погладила пальцами чужую ладонь. «Нет, она точно издевается!» — возмутилась Аня, становясь одного тона с помидором. От прикосновения прошелся ток по телу: то ли по-настоящему Темнейшая запустила его, то ли это от боли, то ли Ане только показалось. — Отпусти! Завулон бархатно хохотнула, хищно прищуриваясь. Переменилась в лице, продолжая смотреть куда-то на скрепление их рук. Аня опустила взгляд туда же и оторопела: толстовка задралась слишком сильно, а следы от узлов Авиценной почему-то убрать так и не удалось. А вот это уже было плохо, хотя казалось бы, куда уже хуже. Если такими темпами пойдет — кто-то умрет в конце недели… Аня резко поддалась вперед, накрыла второй рукой ладонь Завулона. Помогло это слабо: Завулон вцепилась в руку ещё сильнее — кажется, даже не догадываясь о том, что это причиняет Светлой боль. — Городецкая, посмотри-ка на меня, — обманчиво-ласково попросила Темнейшая. Аня тряхнула головой и попыталась ответить ровно, хотя так и тянуло сорваться на шепот: — Отпусти меня, Завулон, у тебя будут проблемы. Темнейшая угрозы не оценила, а наоборот, только разозлилась. Дернула Аню на себя. Городецкая наверняка бы устояла и более того — точно дала бы отпор, если бы не режущая боль в плече, заставляющая Аню вскрикнуть, а слезы — собраться на глазах. Тело пробил озноб, температура, все сразу и ничего одновременно — в голове стоял только гул, а ноющая боль из плеча отдавала даже, кажется, в затылок. Аня выдохнула сквозь зубы, бессильно опуская голову ниже — было больно даже дышать. Завулон, не оценившая прелести Светлого голоса, чужую руку опустила. Аня не успела отреагировать, как её взяли за подбородок и подняли голову в каком-то совершенно властном, но при этом аккуратном жесте. Оказывается, глаза у Завулона при ближайшем рассмотрении совсем немного отдавали голубым. — Пойдешь со мной сейчас. Это не обсуждается, — и видя, что Городецкая хочет возразить, добавила немного раздраженно: — Ничего я с тобой не сделаю. Можешь Гесеру позвонить, если хочешь. Темнейшая опустила Аню и буквально через секунду из-за поворота появилась делегация из архива. Все напряглись, завидев начальство, но вежливо поздоровались. Илья пробежался взглядом по Ане, которая все также близко стояла к Завулону, и сказал: — Все документы действительно в порядке. Но вот то, что лицензии не оказалось у ведьмака с собой… Это не дело. Надо жалобу писать. — Надо, — легко согласилась Завулон. Оторопели даже Темные, не то, что Илья. — Вот Городецкая этим и займется. Аня кинула злой взгляд на Темнейшую, желая возразить, но та сумела заткнуть одним лишь взглядом. — Зачем же… — попытался помочь старший коллега, но Завулон оборвала его: — А от других жалобу принимать не стану. Иди, дозорный, твое дежурство закончилось. Когда будешь звонить Гесеру, передавай ему привет. — Она шутливо склонила голову в поклоне, взяла Аню под левую руку и повела к лифту под недоуменные взгляды Иных. — Кстати, Игорь! — она оглянулась, чтобы посмотреть на старшего в Темной группе. Оскалилась так, что бедный Игорь побледнел: — Зайди ко мне через полчасика. — И что это было? — зашипела Аня, когда двери лифта закрылись. — Что именно? — Это представление? — Аня нервно поправила рукава толстовки. — Какое же представление? Жалобу ты мне напишешь… Но только после того, как мы поговорим. — Нам не о чем говорить, — тряхнула головой Аня. — В самом деле? Я думаю иначе, — Завулон наконец отпустила чужую руку и вышла из лифта, даже не смотря в сторону Ани. Ту распирал изнутри гнев: делать ей больше нечего, как идти за Завулоном и потакать её играм! Но тем не менее, пришлось выйти и следовать за Темнейшей. Кабинет у неё был просторнее, чем у Гесера, оно и понятно — коллекционированием странных вещей Темные предпочитали заниматься дома. Пару секунд они молча смотрели друг другу в глаза, потом Темнейшая кивнула на толстовку: — Покажи мне, — Имеет в виду явно не предмет одежды, а говорит, как приказывает, но слушаться еë Городецкая и не думает — вот ещё! Аня скалится, головой вертит. — Обойдешься. Я тут, чтобы подать жалобу, не больше, не меньше. — И подавать ты её будешь с больной рукой? — хмыкнула Темнейшая. Аня абсолютно серьезно кивнула и потянулась рукой к чистым листам, которые лежали на краю стола, намереваясь действительно написать жалобу как можно быстрее и уйти подальше. Все-таки, болит у неё плечо, а не кисть — расписать все претензии к Дневному Дозору она сможет без посторонней помощи. Улыбка с лица Завулона пропала. — Городецкая, раздевайся, — глаза Темнейшей блеснули, а в голосе прорезалась сталь. — И поверь, лучше тебе сделать это самой. В противном случае, мне придётся сделать это самолично, и тогда это будет больнее и жёстче. Аня вздрогнула — малейшая слабость, которая наверняка выглядела очень жалко. Посмотрела тяжело на женщину и вздохнула: — С какого перепуга я должна это делать? — С такого, что видимо Гесер так долго смотрел на свет, что ослеп. А ещё Саушкина твоя, конечно, молодец, только вот с Авиценной кое-где накосячила. Оно и ясно, крови наверняка много было. А что-то таким небольшим вмешательством даже не поправишь. Дай посмотреть. — Если ты так заботишься о моем здоровье, могу тебе пообещать, что схожу к нашему целителю. — А жалобу как ты мне писать будешь? — невинно похлопала глазами Темнейшая, явно издеваясь. Снова серьезно добавила: — Мне Тьмой поклясться что ли? Да и что я там для себя, как для «беспощадной Великой Темной» увижу, а? Ребрышки меня твои не привлекают, слишком костлявые, только зубы точить. Аня чуть воздухом не подавилась от возмущения: это она-то костлявая?! Завулон закатила глаза и, к удивлению, правда поклялась Тьмой. Выхода из ситуации Аня не видела, но вот верить Темнейшей все равно не спешила. Собравшись с мыслями и решив, что будь, как будет, Аня взялась за подол толстовки. Сделать она физически ничего не сможет, информация о том, где и какие у Ани синяки на ребрах ей ничего не даст. С помощью этого как-либо подставить Сережу или её нельзя. День явно был неудачный, Аня умудрилась застрять в толстовке, да ещё в какой позе… вместе с ней, наверх поползла ещё и зацепившаяся майка. Правда, как говорить Гесеру о том, что она красовалась перед главой противоборствующего Дозора в одном бюстгальтере (Слава Сумраку, хотя бы в нем!), Городецкая пока не знала. Как-то быстро выбраться не представлялось возможным: боль прострелила плечо, и Аня закусила губу, чтоб как-то отвлечься. Потянуть руки выше означало обречь себя ещё на один приступ агонии, но ничего не оставалось: стоять с задранной майкой в кабинете Завулона не хотелось. Главное, чтоб не было никаких язвительных комментариев по поводу еë белого лифчика. Аня услышала шаги рядом и потянула руки, чтобы побыстрее скинуть свитер. Мало того, что ничего не вышло, так и плечо скрутило. — Не спеши. Я помогу? — тихий вопрос слава Сумраку был риторическим. Холодные пальцы скользнули по шву бюстгальтера, задевая кожу, поднимаясь к свитеру. Аня возмутиться не успела, как почувствовала, что еë майку заботливо стягивают вниз, прикрывая тело. Видимо, всё следы которые были на ребрах, Завулон уже успела рассмотреть. Руки поддели свитер, стаскивая его с тела, помогая освободиться. Аня хотела было высвободиться сама, но Темная на неë шикнула. Городецкая поморщилась, но замерла. Неаккуратным движением отбросив свитер на стол, Завулон потянулась к руке Ани, чтобы помочь аккуратно её опустить. Аня поморщилась, хотела вырвать руку, но почему-то не стала. Прикосновение Темнейшей было аккуратным и каким-то… нежным? Не вызывающим оттторжения. Не обращая внимания на покрасневшую Аню, Темнейшая занялась вивисекцией. А именно ощупыванием плеча. — Ты хотела только посмотреть, — попыталась возмутиться Аня, чтобы сохранить лицо хотя бы в своих глазах. — Что, трогать только за дополнительную плату? — подняла бровь Завулон, тем не менее не отвлекаясь от своего занятия. Аня выдохнула сквозь зубы, когда боль током прошла сквозь тело: Темнейшая слишком сильно нажала на какую-то болезненную точку. — У тебя тут вывих, Анечка. Городецкая скривилась: ну прекрасно! Как она только с ним проходила? Хотя теперь понятно, почему уснуть она нормально так и не смогла в ту ночь: моталась, как в лихорадке. — Кто-то из Ночных знает? — спросила Завулон, продолжая ощупывать плечо. Аня нахмурилась. — А какая тебе разница? Городецкая вскрикнула: Завулон точно решила убить её, потому что решила вправить плечо сама. Светлая схватилась за первое, что было под здоровой рукой — за талию Завулона. Они обе не особо обратили на это внимание, потому что единственное, что сейчас заботило ту же Городецкую, — боль. — Ты с ума сошла?! — прошипела Светлая, по инерции двигаясь ближе к Завулону. Дышать было невозможно: любое движение приносило невероятную ноющую боль, которая распространялась по всему телу. — Тише, — успокаивающе сказала Завулон, в каком-то странном жесте проводя по плечам. Боль стала отступать. — Ты числа такого не знаешь, сколько я раз плечи вправляла. Вздохнуть наконец-то получилось: не полной грудью, конечно, но хоть какой-то кислород! Аня бессмысленно поддалась вперед, утыкаясь Завулону куда-то в плечо. — Если Ночной Дозор потеряет свою сотрудницу из-за её личной жизни это будет максимально глупо, — начала спокойно Завулон. Она нежно провела ладонью по чужим волосам, поглаживая, а потом вернулась к плечу, будто ничего и не было. — Разбрасываться интересными девушками, и тем более — интересными врагами я не привыкла. Аня дернулась, чтобы посмотреть Темнейшей в глаза, но та знала наперед, что Светлая хотела сказать: — Не надо быть Высшей для того, чтобы догадаться о том, кто сделал это, — боли в плече больше не было, было эфемерное напряжение. Завулон отошла на шаг назад, давая пространство, заглядывая в хмурое лицо: — Тем более вчера этой же рукой ты отметила столько тостов. — Завулон, — хмуро начала Аня. — Тебе не кажется, что ты лезешь туда, куда не надо? Это моя жизнь, я сама в состоянии разобраться с ситуацией. — Ну и с чем ты будешь разбираться? С ним? Подождешь, пока он не сделает чего похуже? — Городецкая скрестила руки на груди — благо, вылеченное плечо теперь было в состоянии функционировать. Завулон, конечно, неодобрительно покосилась, но ничего не сказала. — Будешь надеяться, что он больше так не будет? Или, может, дождешься, пока он будет бить не только тебя, но и твоего ребенка? Это было уже слишком. — Завулон! — гаркнула Городецкая, с чувством хлопая кулаком по столу. Завулона это не впечатлило — она смотрела на Светлую с тоской. — Ты переходишь все границы! Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о Сереже! — Поверь, благодаря тому, что я сейчас увидела, мне больше ничего и не надо о нем знать, — покачала головой Завулон, отходя к одному из своих шкафов. — А ребенка вообще не жаль? Уж лучше без отца, чем с отцом-истериком. — Да что ты привязалась — «ребенок, ребенок»! Не было в планах у нас детей! Завулон резко развернулась. Посмотрела заинтересованно, или даже… как-то удивленно. Кивнула сама себе, взяла в руки два стакана коньяка. — Допустим. Но ты все равно подумай, пока не стало хуже. Я, может быть, Темная, но в первую очередь я женщина. И поверь мне, в каких-то вещах женская солидарность для меня важнее каких-то Темных принципов. Опять-таки, это мой Темный принцип. Она подала один стакан Ане. Та скривилась, но взяла. — То есть, сначала Светлая сторона меня так активно с ним сводит, чтобы теперь Темная сторона меня активно от этого отговаривала? Какая прелесть. Завулон подняла глаза к потолку, помолчала несколько секунд, потом ответила: — Знаешь, вряд ли я скажу для тебя что-то новое… Просто обозначу под новым углом. Ведь Свет и Тьма помогают взглянуть на одну и ту же ситуацию с разных точек. Извини за грубые слова, но ваш союз с Назаровым нужен делу Света только ради вашего Абсолютного чада. Так зачем связывать себя узами брака только ради этого? Аня вздохнула. — По одной простой причине, Завулон. Я люблю его. — Любишь… — протянула Темная, внимательно оглядывая Городецкую с ног до головы. Кивнула: — Как знаешь. Но я хочу долечить тебя сначала. — Зачем? Жалобу я уже написать в состоянии. — Для моего спокойствия. Но если тебе так хочется какой-то глубинный смысл, считай, что я просто не хочу, чтобы Гесер если что предъявил мне за то, что его сотрудница почему-то вышла из офиса Дневного Дозора в побоях. То, что она была в них до этого я вряд ли докажу, а ты вряд ли скажешь. А, ну ещё он может придумать, что Саушкина хотела тебя убить. — Авиценной? — скептически подняла бровь Аня. — Не смейся. Он на Трибунале и такое докажет, — Завулон хмыкнула, взяла чужие ладони в свои руки. Фиолетовые следы смотрелись не очень хорошо. — Почему мы с Катей не смогли этого сделать? — спросила Аня, смотря на исчезающие следы. Думать о руках Завулона она не хотела. Темнейшая фыркнула: — Тренироваться надо, чтобы такие знаки и дрожащими руками получались, — Аня покраснела. — А от вампира ты чего ожидала? Тем более от такой молодой, пусть и способной. Но спасибо хоть на плечо какое-то подобие наложили, помогло руке совсем не отвалиться. Но на будущее: сначала надо вывих вправлять, а потом уже целительское заклинание накладывать. Аня отвернулась, взяла свободной рукой недопитый коньяк. Слава Сумраку, Городецкая выпила его одним глотком: иначе бы точно расплескала. Руки Завулона пробрались под майку. — Ты чего делаешь?! — Ребро сломанное проверяю. Ну и синяки убираю, — преспокойно отозвалась Завулон. Аня фыркнула, напрягаясь в чужих руках. К удивлению, те были аккуратны, практически невесомы. Завулон отодвинулась, подала свитер с тяжелым видом. Посмотрела серьезно в глаза: — Сходи к гинекологу. Авиценна не лечит серьезные раны. Аня вздрогнула. Посмотрела враждебно, быстро натянула свитер — в нем было спокойнее. Без слов она соскочила со стола, выхватив ручку, и села, начав быстро строчить жалобу. Завулон копошилась где-то за спиной. — Сейчас Гесер придет, — сказала Темнейшая. — Но перед этим, я хочу, чтобы ты взяла это. На листок с жалобой опустилась подвеска — небольшая, серебряная, с отделкой и небольшим зеленым камнем внутри. — Спасибо, обойдусь, — мотнула головой Аня. — Бери, дозорная, — грустно улыбнулась Темная. — Все равно ничего плохого я тебе или твоему мужу сделать не смогу — клятва. Это защита и только. Если вдруг… — Мне не понадобится этот амулет, спасибо за предложение, — упрямо сказала Аня, дописывая последнюю строчку. Завулон вздохнула, села на стол, недалеко от Ани. Стоит провести немного рукой в сторону, и Городецкая наткнется на чужое бедро. — Давай так: если он не понадобиться тебе на этой неделе, то я забираю его и больше не пристаю к тебе с этим. — Ты меня решила на «слабо» взять? — нахмурилась Аня. — Да, — кивнула Завулон. Откусила яблоко. Откуда у неё оказалось яблоко, Аня понятия не имела. Городецкая вздохнула, откидываясь на стуле. Не отстанет ведь! Как её эти Великие достали уже. — Идет, — кивнула Аня после недолгого размышления. Неделя — не такой уж большой срок. — Но я скажу о нем Сереже. — Городецкая, он тебе и мозги последние вышиб? — удивилась Темная, чуть ли не давясь яблоком. «Так тебе и надо.» — невесело подумала Аня. Потом опомнилась. — Я не буду говорить ни о тебе, ни о нашем споре. Если спросит — скажу, что мне Гесер дал. — Скажи конечно, но формулировку выбери другую, — хихикнула Темная. — А то ревнивый муж не поймет. Аня залилась краской и встала, не желая больше терпеть этих насмешек. — Бери, — Завулон протянула ей амулет. Немного поколебавшись, Аня взяла его и сунула в карман штанов. — Хорошо. И… спасибо, — неловко сказала она, направляясь к двери. — Да подожди, тут сейчас веселье начнется. — В смысле? Завулон кивнула на открывающийся портал. Из него вышел Гесер, кивнул Завулону, обвел Аню внимательным взглядом. — Вот, посмотри, Боря, — Завулон помахала бумажкой с жалобой. Устроилась кокетливо, закидывая ножку на ножку, — Пишут на меня твои всякие филькины грамоты. — Правильно делают, что пишут, — кивнул Гесер. — Да брось, просто нравлюсь я вам, Светлым. Смотри, как смотрят, — она кивнула в сторону Ани. И только в этот момент до неё дошло, что она действительно неприлично долго пялилась на Завулона. — Что, Городецкая, нравлюсь? — подмигнула Темнейшая. Пресветлый кашлянул, выразительно смотря на Темную. Но ту представитель ХУ-хромосом совершенно не интересовал, она смотрела на Городецкую. Аня через силу ответила первое, что в голову пришло: — Не идёт тебе, Завулон, юбка, вот что. Фигура не та для свободного кроя. — Ну так сними еë с меня, если тебе так хочется, — оскалилась Завулон, хищно стреляя глазами в сторону Светлой. Облизнулась. — Завулон! — осадил еë Гесер. Завулон фыркнула. Кинула: — А тебе, Городецкая, лифчик больше черный пойдет, но я же молчу. — Давай обойдемся без обсуждения белья моих сотрудников, — жестко сказал Гесер. Аня покраснела. — Слава Сумраку, я уж боялась ты со мной согласишься, — хохотнула Завулон. Пояснила, глядя Пресветлому в глаза: — Я предполагаю, Боря. Вам, Светлым, в принципе идет… — она сделала паузу. — Лифчик? — предположила Аня. Гесер посмотрел на неё каким-то нечитаемым взглядом. Завулон хихикнула: — Куда же без этого. А черный лифчик так вообще всем идет, — она кинула взгляд на Гесера, поиграла бровями. Аня смущённо потупила взгляд. Попросилась: — Я пойду? — Иди, — кивнул Пресветлый. Аня кивком попрощалась, что-то неловко пробурчав, и выскочила за дверь.