— Аня…
— Сережа, не сейчас, я иду людей опрашивть.
— Тонь! — Извини, мне сейчас… э, в Сумрак надо. — Городецкая, в Сумрак тебе надо будет, когда я скажу, — осадил её Гесер. Аня аж подпрыгнула. — Ой, Борис Игнатьевич, это вы… Извините. — А ты от кого в Сумрак собралась убегать? — удивленно спросил Пресветлый. — Ревнуете? — Конечно. Аня кашлянула. — Да знаете вы, от кого я бегаю… — вздохнула она. Но про Завулона промолчала — мало ли. Гесер сразу же вздохнул так же, как и она. Была ли это ирония, Городецкая так и не поняла. — Поговорите с ним уже, ваши догонялки уже Тёмных нервируют, не то, что меня, — предложил он, бурча и отводя Аню под локоть к скамейке. — Да говорили уже, — нервно фыркнула Городецкая, пропуская последние слова между ушей. Это он так Завулона имел ввиду? — Так поговорили, что Вам пришлось меня из Сумрака вытаскивать. Не хватило? Помолчали. — Не хочу спонсировать твои прятки, тебе уже не десять. — Ага, мне девять, — буркнула Аня. Гесер не обратил внимания, продолжил: — Сейчас — иди, ты мало что можешь сделать на должном уровне, уж прости. Лучше отдежурь, потом жду на летучку. Аню немного кольнула обида. Но она понимала, что это правда: все-таки, она занимала хер пойми какой пост в Ночном Дозоре сейчас. То она была оперативником, то аналитиком, то занималась программным обеспечением и цифровой безопасностью, а сейчас, видимо, ещё и в детективы напросилась. В общем, была везде понемногу, не углубляясь в какую-то одну сферу. — Работай пока, а когда Темный, тоже Сергей, кстати, проснется, то съездишь к нему, опросишь. Аня подняла голову: — Почему я? — Мне кажется, это напрямую связано с твоим делом, — пожал плечами Гесер. — Если нет, то все равно, надо же тебе научиться с людьми работать и общаться. — Не горю желанием. — Это ты вне работы будешь им гореть, а сейчас — у тебя приказ. Это ясно? — Так точно, Борис Игнатьевич, — без воодушевления кивнула Городецкая. — Езжай, — махнул рукой Пресветлый. — Тебе позвонят. Аня встала, кивнула на прощание начальнику и ушла, не оборачиваясь. Хотя она была уверена, что минимум три пары глаз смотрели на её спину исподлобья. Аня вышла из торгового центра, вздохнула теплый летний воздух. Помялась немного, позвонила Саушкиной на домашний, направляясь в сторону метро. «Да?» — Ну ты как, Кость? «А что мне будет?» — фыркнули на той стороне провода. - «Я дома, а ты-то как? Вышли, блин, Стругацких полистать в книжном магазине. Мы сами в них живем.» Катя была немного раздосадована и встревожена. Аня понимала. — Чур я Привалов, — фыркнула Городецкая. «А ты оттуда больше никого и не помнишь» — отрезала вампирша. Добавила обеспокоено: «Этим делом ты заниматься будешь или как?» — Гесер намекнул, что это может быть связано с ритуальным делом, — вздохнула Аня. «А ему откуда это знать?» — подозрительно спросила Катя. — Может через линии вероятностей видит что-то, или по опыту уже догадывается, — предположила Аня. Чихнула. «Будь здорова. Ладно, ты зачем звонила-то?» — Убедиться, что у тебя все хорошо. На том конце провода засмеялись: «Светлая. Хорошо все, я же не ты,» — Потом предложила: «Приходи после дежурства. » — Не думаю, что получится. Извини, — грустно выдохнула Светлая. «Что-то случилось?» — Нет, просто устала. Не спала толком. В общем, как только — так сразу, — пообещала Аня. «Ловлю на слове, соседка! Ладно, давай, удачи!» — Пока. Аня выдохнула: стало чуть лучше. И потом — снова чуть хуже. Дежурить не хотелось. Хотелось к Кате… А про Завулона она предпочитала не думать, иначе — точно что-нибудь надумает, как это бывает всегда.***
К сожалению, день в принципе был до ужаса неудачным. Дело с этим Темным стояло на месте: камеры не смогли зафиксировать лицо Иной, а общие черты ничего не давали. Единственная зацепка: платиновые волосы, седые, но искать Иную по волосам — отчаянный шаг, практически признание своей беспомощности. Но ничего другого не оставалось. Темный был на волоске, нельзя было сказать с точностью, выкарабкается или нет. Линии вероятности путались, не давая верной картинки. Зато то, что пугало Великих, и из-за чего Ане пришлось ещё и ехать в офис, вместо дома — абсолютная разная картина при смерти Темного и если он выживет. В первом случае Москву сотрясут ужасные события — какие именно, нельзя было определить, они были скрыты темной завесой от глаз — практически буквально. Но то, что ничего хорошего ждать не стоило, было ясно, как день. А вот если Темный останется жить, то катастрофы получится избежать. Гесер предполагал, что это из-за того, что он может дать информацию о этой странной даме. Аня сидела, пытаясь справиться с головной болью и вечными зевками. Потому что зевать на собрании пять раз за минуту не особо прилично. Гесер у неё что-то спрашивал, она что-то отвечала. А потом спрашивала Аня, и отвечал уже Гесер. Кажется, она спросила про платиновые волосы. Мол уровень у дамы высокий, такую сквозь пальцы пропускать нельзя. Может быть, кто-то знает кого-нибудь с такими приметами? Пресветлый отвечал отрицательно, мол, в Москве таких по документам и его сведениям нет. А это означало ещё одну проблему: незарегистрированный Иной, которого хер знает, как искать. Не весело. Вернулась Аня домой уставшая и разбитая. Просто потому что навалившиеся дела теперь были не просто работой, а каким-то грузом, за который она чувствовала ответственность. По сути так и надо: без ответственности не будет качественной работы, но разве это объяснишь собственным хрупким плечам? Мир будто с каждым днем поддавал масла в огонь, подкидывая все больше загадок и проблем — Аня едва ли с ними справлялась. Городецкая даже не стала включать свет в квартире — скинула ботинки кое-как, прошла на кухню также в темноте. Она не была дома более суток, этот факт ощущался странно, это будто тоже выматывало в какой-то степени. Аня налила стакан воды, прошлась до гостиной. Надо было разбираться с кучей всего, но она не хотела. И сейчас ей было до безумия, до воя, до отчаянья жаль, что ночь коротка. Что завтра она встанет с мыслью о том, что снова нужно бороться. С собой, с другими. Эта необходимость волновала её до дрожи в самом плохом смысле. Даже не снимая куртку, она прислонилась спиной к стене, сползая по ней, еле сдерживая слезы усталости — самые плохие, потому что они совсем не очищающие, совсем не освободительные. Она сделала глоток воды, чувствуя, как желудок буквально загорается — то ли чувством голода, то ли освежения. Она уткнула голову в колени.***
Аня повертела в руках телефон. Это имело бы смысл, было бы кому писать. Просто несколько слов, просто отвлечь себя. Кате не хотелось, Гесер был занят, ни с кем так близко она больше и не общалась… Парням из Дозора звонить тоже не хотелось — пригласят пить, а ей хотя бы до кровати добраться, не то, что до них. «Завулон» Аня проморгалась. Откуда у неё номер Темной в телефоне? Какая-то внутренняя, инфантильная часть тут же попросила нажать на вызов, но рациональная нещадно задавила её. Аня отложила телефон, сжимая собственные ладони вместе. Иначе точно сорвется. Аня вздрагивает, когда дисплей тут же вспыхивает входящим вызовом. Мда, надо думать меньше… А лучше вообще не думать. Она со вздохом роняет голову в колени, зажмуриваясь, пытаясь справиться с головной болью. Завулон явно последняя, с кем Аня хотела бы сейчас общаться. Причин было много. Телефон погас, высветилось только уведомление о пропущенном. Впрочем, если Великие поставили перед собой цель — они её добьются. «Городецкая, ты там умирать собралась? Что случилось, ты так громко обо мне думаешь, даже приятно становится. Я в ударе у Светлых, не так ли?» — послышалось из динамика. Весело так послышалось, и почему-то от этого стало хуже. Аня хотела застонать в полный голос, побиться головой о стену, но не хотела приносить Завулону такого счастья, поэтому промолчала, стискивая зубы. В принципе, даже если бы она хотела что-то сказать, вряд ли бы у неё вышло. «Аня?» Молчание. Неловкое, тяжелое. Городецкая надеется, что Завулону наскучит и она сбросит. «Не играй со мной, Антонина. Мне, конечно, безумно приятно, что ты думаешь обо мне так много времени твоей жизни, но хотелось бы и слышать твой голос. Рассказывай, что задумала, » — последние фразы были сказаны чуть насмешливо, и желание рассказывать что-либо отвалилось напрочь. Аня повернула голову в сторону, к окну. Там заливался месяц. «Ладно, это не смешно,» — вздохнула Темная тяжело. - «Скажи хоть: Ты в порядке?» — Да, — после недолгого молчания тихо ответила Аня. На односложные ответы она ещё была способна. Она даже не врала: нельзя соврать, когда ты не знаешь, что такое этот порядок на самом деле. Но Завулон все равно не поверила. «Городецкая, что случилось?» — серьезно отчеканила вопрос Темная. «Боже, блять, да ничего не случилось! Можете отстать от меня? Все!» — мысленно выкрикнула Аня, еле держа себя в руках. Она хотела сказать, хотела показать все, что думает о ситуации, начиная с апреля, но мораль запрещала. Поэтому она молчала, передавливая это внутри себя, уткнувшись в колени в спасительном жесте. Только от себя спастись это не поможет. «Не хочешь разговаривать — не разговаривай,» — как-то мягко, спокойно начала Завулон. - «Но, может быть, хотя бы ответишь мне на какие-нибудь вопросы, чтобы я знала, что ты в порядке? Например, ты сейчас в безопасности?» Ане хотелось рассмеяться, сказать, что нет. Она работала в Ночном Дозоре, недавно пережила выкидыш, а сейчас — разговаривает с классовым врагом. Нет, блять, она определенно не в безопасности! — Да. «Хорошо,» — похвалила Завулон. — «Ты ничего с собой не сделала?» Аня сначала подумала, что Темная над ней издевается. Но та, кажется, была абсолютно серьезна. Она что, правда производит впечатление, будто может с собой что-то сделать? — Нет, — с трудом ответила Аня. «Отлично», — по тону Городецкая поняла, что Завулон сейчас наверняка мягко улыбается. Нет-нет-нет. Аня не хотела об этом думать и не хотела думать о том, что из-за этого факта сердце начиналось биться чуть быстрее. — «Где ты сейчас? Скажешь мне?» Аня выдохнула, закрывая глаза. Молчала долго, почему-то думая о совсем далеком. Например о том, что как это красиво — когда на ночном небе нет облаков. Но такие мысли от тревожности не спасали. Завулон не торопила. — Дома, — призналась она наконец. «Я приеду», — заявляет Темная тут же. Аня натурально хотела взвыть: она не хотела никого сейчас видеть, совсем никого! Она хотела уткнуться носом в стенку, укутаться в одеяло и забыться маленькой смертью, сбегая от того, что к ней сейчас хотело приехать само. От ответственности, от чувств, от той полноты противоречивых чувств внутри, которые разрывали прямо в эту секунду, не давали дышать кроме как через измученный стон или вой. Темная тихо, спокойно, но авторитетно добавила, заставляя неосознанно поверить, заставляя надеяться: «Аня, я еду не для того, чтоб читать тебе какие-то лекции, пытаться переиграть тебя на поле битвы или просто издеваться. И если хочешь — вообще говорить что-либо, тебе ведь это совсем не нужно, я знаю. Я просто… побуду с тобой. Пока ты не придешь в обычное состояние и не выгонишь меня, хорошо? Пустишь?» И Аня слишком устала бороться сама с собой. Пусть лучше это будет больно, пусть это будет снова, чем она будет мучаться ещё не пойми сколько времени. — Да, — выдохнула она и подняла глаза к потолку. Куртку бы снять. «Спасибо,» — тихое, искреннее, будто Завулон также боялась услышать «нет», как и Аня — что-то презрительное. — «Знаешь, луна сегодня красивая.» Аня подняла глаза на месяц. Не то, чтобы красивый. Обычный. Отсвечивает жёлтым, зато так заманчиво светит в темноте… Аня всегда любила луну. Так светить из ночи в ночь могла только она, это заставляло невольно восхищаться. Они, в отличии от неë, рано или поздно погаснут, если не умрут раньше. Хотя, наверное, Луна была плохим примером для подражания. Но Ане нравилась, возможно, она находила в ней себя. Она тоже светила, только отражая свет других, тоже иногда перегорала. Но неизменно возвращалась. Потому что иначе она не могла. «Надеюсь, у тебя есть чай, Аня. Потому что кофе, это, конечно, хорошо, но оно уже так до ужаса надоело, что, кажется, у меня дëсна кофейными зёрнами отдают. Хотя, откуда бы у тебя хороший чай? Надо заехать, купить… Не волнуйся, я быстро, не хотелось бы заставлять тебя ждать.» Завулон и дальше болтала что-то, плавно переходя с темы на тему и даже не требуя какого-то ответа взамен. Аня сначала вслушивалась, думала, что же ответить, а потом расслабилась. Склонила голову, чуть ли не засыпая под мерный, глубокий голос из динамика, рассказывающий всё на свете. Иногда сознание цеплялось за какие-то отдельные слова, но в общем и целом, Аня не особо слушала. Арта говорила что-то сначала о чае, потом, почему-то, о велосипедах. Аня улыбалась: ей было спокойно. А вот думать о том, чем она будет расплачиваться за это спокойное, не хотелось до боли. Потому что сердце тут же начинало болеть, а настроение — падать. Плевать. Главное, что сейчас ей легче, даже если это было не по-светлому. Взбодрил ее уже голос из коридора. — Городецкая?«Назови мне своё имя,
Я хочу узнать тебя снова.»
Аня встрепенулась, впрочем, не двигаясь с места. Только протирая заспанные глаза. Когда она только успела заснуть? Завулон зашла в комнату, задержала взгляд на той тёмной фигуре, которой была Аня. — В следующий раз закрывай дверь, а то могут всякие непонятные Иные войти без спроса. Я, например, — улыбнулась Арта, снимая пальто. — Ну и темень тут у тебя. Шутки про кошечек уместны? Аня увидела, как Завулон прищурилась. Ладно, это было забавно. Это Светлая уже привыкла к темноте. Но говорить все равно ничего не хотелось, так что она просто следила за тем, что делала Тёмная, из-под полуопущенных век.«Всё по кругу, но всё будет иначе,
Я даю тебе слово.»
— Ты чай будешь? Хотя чего я спрашиваю, конечно будешь, — у Завулона в принципе вопросы всегда были риторические, когда это касалось тех вещей, которые она решила. На кухне зашумел газ. — Надеюсь, ты не против, что я тут полажу в твоих полках? Не знаю, где заварочный чайник. Точнее, надо было начать с вопроса, есть ли он у тебя вообще… — пробормотала она. — Верхний шкаф в середине, вторая полка, — против воли выдала Аня. Закусила губу. — Спасибо, — поблагодарила Тёмная. — Я взяла какой-то чёрный чай, с бергамотом и, кажется, какими-то фруктами. Посыпался шелест высыпаемого чая. — Пахнет вкусно, — одобрила Завулон, залила кипятком — это Аня тоже поняла по звуку. — Тебе лимон добавить в чай? — У меня нет лимона, — пробормотала Аня. — У меня есть, — ответила Завулон. — Так что? — Нет, не надо… — покачала головой Аня. Темная что-то мурлыкала себе под нос: но как Аня не старалась — не могла узнать. Это было так странно: Великая, Темнейшая сейчас заваривала черный чай в её кухне. Им. Обеим. Какая-то надежда, чувство мимолетное и трясущееся, теплилась внутри, но все равно было так страшно. И проще было закрыться, выпустить шипы, чем позволить пройти себе через боль ещё раз. Но при этом так хотелось… — Кстати, слухи врут и на самом деле, черный чай слишком уж долго заваривать нельзя, — Завулон вышла с двумя кружками. В том же виде, что была в торговом центре — видимо, она тоже работала около суток. Худощавая, тонкая, такая же легкая — ей так шел офисный стиль, и она это прекрасно знала. Но легкая небрежность ей шла чуть больше. Или, может, она так нравится Ане, потому что это помогает почувствовать себя особенной? — Снимешь куртку? — спросила она мягко. Аня покачала головой. Не хотелось делать лишних движений. Темная аккуратно села рядом, прижимаясь боком. Городецкая выдохнула, разворачиваясь к ней лицом. — Что? Хотела меня на диваны свои согнать, как в прошлые разы? Не получится. Держи свой чай, — она протянула ей кружку. Аня аккуратно взяла, понюхала: — Это ромашка, — возмутилась она грустно. — Перед сном самое оно, — пожала плечами Завулон. Посмотрела на сникшую Городецкую, вздохнула: — Бери мой тогда. Тот, который я купила — черный, с бергамотом. Аня аккуратно взяла предложенный чай. Отпивать не стала — она не любила кипяток. По крайней мере стоградусный. А вот когда до восьмидесяти опустится — тогда можно. — Спасибо, — выдохнула она, прижимаясь затылком к стене. Бок грело чужое тепло, руки — кружка, Аня буквально чувствовалаа дыхание Завулона — размеренное, спокойное. Было в этом что-то такое интимное. — Поговорим о чем-нибудь? — О чем? — без интереса поинтересовалась Светлая. Её взгляд уперся в одну точку, позволяя сознанию немного расслабиться. Это был минус всех аналитиков: слишком юркие мысли, за которыми нельзя было уследить. И либо ты не находишь, о чем тебе думать и медленно начинаешь съедать себя самого, либо позволяешь им свободно течь, какими бы бредом сумасшедшего они не были. — Можем о деле. А можем о жизни просто, — Завулон аккуратно отпила. Сморщилась: ещё слишком горячо. — Не хочу о работе, — замучено попросила Аня. — Как скажешь.«Назови мне своё имя,
Я хочу узнать тебя снова.»
— Какая у тебя ориентация? — брякнула Городецкая. Ей бы хоть немного подумать, но делать этого не хотелось. Обычно в делах с Великими думать вообще было опасно. Безопаснее всего было положиться на интуицию. На неё Аня и клала, перестав воспринимать Завулона, как врага. Темнейшая приподняла брови, повернулась к Ане. Ей, по сути, должно было стать ещё более неловко с их близкой позы, но этого не произошло. Она просто задала вопрос, она просто пыталась понять.«Всё по кругу, но всё будет иначе,
Я даю тебе слово.»
— Как и у всего подавляющего количества животных: бисексуальная. Тебе это о чем нибудь говорит? — Нет, — честно ответила Аня. — Но «би» как бы намекает. — На пчелу? — На два. Я не настолько плоха в языках, — покачала головой Аня. — Я знаю. Я шучу, — Завулон мягко улыбнулась. — Почему ты спрашиваешь? Аня помолчала. Почему она спрашивала? А почему Темная сейчас сидела рядом с ней, в темноте, пила чай? Почему приехала с центра, привезла его? Почему дала ей этот амулет? Почему не оттолкнула, когда Аня начала целовать её? Где-то внутри травмированный ребенок кричал, что это обман. Что это только для того, чтобы сделать ей больно. Но Аня устала от этой боязни огня. Пожар в собственном доме может стать причиной справедливой фобии, но разве это причина бояться спичек? — Я Костю поцеловала. Завулон напряглась. Медленно отпила чай, будто собираясь с мыслями. Откинула, как и Аня, голову к стене. — И что? — И ничего. Я ничего не почувствовала, — призналась она тихо, будто боясь собственных слов. Или того, что за ними было скрыто.«Я чего-то не понимаю.
Скорее всего, не понимаю всего.»
— Может быть, ты гетеросексуалка, Аня. Или тебя пока не привлекают женщины. Это нормально, — Завулон чуть расслабилась, но говорила она… с какой-то скрытой тоской. Или Ане казалось? — Меня привлекаешь ты, — на одном дыхании прошептала Аня, закрывая глаза. Нервно заломила пальцы, думая, что и как сказать дальше. Сотни мыслей роились в голове, но ни одна из них не была чем-то вразумительным. Поэтому она сказала правду: — И я не знаю, что я к этому чувствую. Аня открыла глаза, отпила чай. Вкусно. Правда.«И то, что мы до сих пор не убили друг друга
Похоже на доброе волшебство.»
— Боишься? — предположила Завулон. Она тоже выпила своей ромашки. — Наверное, — не стала спорить Аня, все так же глядя в пустоту. С силой пересилила себя, повернулась к Завулону. — Мне уйти? — поняла по-своему это движение Арта. Спросила, грустно улыбаясь. — Нет, почему, — пожала Аня плечами. — А ты? Что думаешь ты? — А я привыкла думать, когда надо, и чувствовать, когда захочу, Аня. И я чувствую, что меня к тебе тянет.«Вчера мы припасли друг для друга гранаты,
И завтра могли уже просто не встать»
— Почему? — ей правда было интересно. Она не была интересной, она не была сильной, она даже не уверена, что была достаточно здоровой. Может быть, у Завулона какой-то фетиш на странных? — Ладно я. У меня есть причины для привязанности, но ты… Почему? — Ты пытаешься все рационализировать, — покачала головой Завулон. Тоже немного приподнялась, чтобы быть с Аней на одном уровне. Заглянула в глаза: — То, что испытывает человек, надо проживать, а не стремится объяснить. Нельзя найти причину для каждой эмоции, Аня. Потому что мы всегда что-то чувствуем, и этот бег за рационализацией может плохо закончиться. Ты будешь жить только ей, забывая чувствовать. До сумасшествия недалеко. А эмоции, тем более такие, как любовь, привязанность, надо проживать. Более того — жить. — Мне кажется, что я… Точнее, мне казалось, нельзя что-то делать без причины? — Ты замечала, что перед поступком у тебя есть какая-то мотивация, причина и ты действуешь, исходя из неё? А с эмоциями — ты сначала испытываешь что-то и только потом пытаешься разобраться, почему? — спросила Завулон. Аня кивнула. — Действия нельзя совершать без причины. Точно так же как заставить себя испытывать эмоцию по какой-либо причине намеренно. Они неподконтрольны нам, и это просто надо принять. Мы никогда не выбираем, что чувствуем, и всегда имеем на это право. Аня не понимала. И Завулон это видела.«Но сегодня такой светлый день -
Давай всё начнём с пустого листа…»
— Мне жаль, что для тебя это трудно. Но может ты поймешь это с возрастом, когда устанешь загонять себя этой рационализацией, — улыбнулась Завулон грустно. — Жить прекрасно, Аня. И испытывать эмоции — тоже. Любые. Потому что неправильных просто не бывает.«Назови мне своё имя,
Я хочу узнать тебя снова.»
Завулон хотела что-то сказать ещё, но Аня её прервала, аккуратно целуя, тревожно прикрывая глаза.«Всё по кругу, но всё будет иначе,
Я даю тебе слово.»