***
«Ну и ночка… Когда во сне чувствуешь себя принцессой на горошине, — не можешь уснуть от того, что то холодно, то жарко, то жёстко, то слишком мягко, то скрип, то кот, а под утро измученный мозг просто выключается, как севший телефон, — на следующий день хочется просто не проснуться. Мысли о предстоящем вечере не давали мне абсолютно никаких шансов на спокойный глубокий сон. Если Шикамару сказал, что будут все свои, все, кто есть поблизости, значит ли это, что он тоже будет там? Все эти студенческие посиделки неминуемо заканчиваются разговорами по душам на кухне. Это совсем не то же самое, что пересечься на работе или вместе спасти ребёнка. Я рискую. Рискую снова наговорить ему лишнего, выпив лишнего… Хотя это как раз поправимо — можно просто не пить. Но как заставить себя не пялиться в его сторону?..» — она отложила ручку и, запустив руки в волосы, тяжело вздохнула. Потерла сонные глаза и, превозмогая чувство вселенской усталости после такого непродолжительного и бесполезного сна, отправилась смывать с себя его остатки. Горячий душ отрезвляет мысли. Не сказать, что Сакура так уж любила плескаться в воде, но после она почувствовала себя гораздо лучше. Рутинные домашние дела отвлекали. «Можно было бы также смахивать пыль забвения с приятных воспоминаний и выбрасывать всякий хлам из души» — думала Сакура, наводя порядок на своём столе. Ей под руку попалась коробка воспоминаний — в ней она хранила разные мелкие подарочки от друзей: этого жука привезла Тен-Тен из очередной поездки в горы; эту пивную крышку торжественно вручил Рок Ли, зарекаясь не пить до тех пор, пока Сакура сохранит её; журавлик, сделанный для неё Кибой; один из пары одинаковых браслетов…***
— Давай вспомним «Студенты», — он надевал на себя маску строгого учителя, когда дело касалось репетиций. — Хорошо, — она села за инструмент, придвинула стул и сняла с руки звенящие браслеты. Саске задал темп барабанными палочками, и из неё полилась его музыка. Песня была до боли простая и квадратная, лёгкий мотив въедался в подкорку без возможности петь что-либо ещё ближайшие пару дней, а простой текст знал весь университет. Но было в этой музыке то, что цепляло где-то под ложечкой невидимую струну, — нежное окончание, которое сочетанием музыкального диссонанса секунды с глубоким басом левой руки ласкало слух и растекалось елеем мурашек по коже. Сакура закрыла глаза и, едва касаясь клавиш, — на пианиссимо — проиграла его. Блаженная улыбка расползалась по её лицу, пока сустейн растворял в воздухе тонику. — Если бы твоя музыка была живой… — начала Сакура. — …ты бы ей дала, — закончил за неё Саске и улыбнулся. — Ты говоришь это каждый раз, как проиграешь коду. Ну что, «Я последний»? — Хорошо, только напомни, это которая? — она всё ещё путала песни между собой, но в целом играла неплохо. Когда репетиция закончилась, Саске окинул взглядом студию перед уходом: — Сакура, ты забыла браслеты. — Ой, точно, спасибо! — Зачем тебе два одинаковых браслета? Почему не один? — глядя на то, как Сакура надевает их на руку, спросил он. — Одному ему было бы одиноко, — сыронизировала она и с более серьёзным лицом добавила: — Не знаю, в наборе было два. Может когда-нибудь второй я отдам кому-то очень близкому? — Саске выключил свет, и они вышли.***
— Я хочу туда, — Сакура стояла на висячем мосту и смотрела на трубу, которая тянулась рядом с ним от одного берега до другого. — Вставай, — неожиданно Саске поддержал её. Сакура думала, что он станет отговаривать, но нет. — Ты серьёзно? — Ну да. Я поддержу. — Мне страшно, тут метра четыре до воды, — неуверенно взглянула она вниз. — Не бойся, — ответил Саске и подал ей руку. Сакура перелезла через перила висячего моста и оказалась на трубе. Выпрямившись в полный рост, она вцепилась в руку Саске, но старалась держаться как можно более расслабленно — она ведь не трусиха. Шаг за шагом приближался другой берег, и всё сильнее перехватывало дыхание. Сложно было понять от чего больше — от немалой высоты под ногами или от того, что он так крепко держит её за руку? Оказавшись на земле, она нехотя отпустила его ладонь. Сегодня он провожал её только до этого места. — Пока, — он протянул ей кулак. Вообще Саске не был слишком тактильным: в то время, как все здоровались, чмокая друг друга в щёку, он ограничивался ударом кулаком. Сакура стукнула его в протянутый кулак, и на руке зазвенели браслеты. Поддавшись порыву, она сняла один и протянула его Саске. Он недоуменно уставился на неё. — Пусть он будет символом нашей дружбы, — сказала она и надела его ему на руку. Саске молча обнял её. Простояв в тёплых объятиях с полминуты, они разошлись.***
Было много разговоров о Сакуре и Саске из-за этих браслетов (кстати, с того дня оба они носили их, не снимая): каждый второй, кто видел их вместе и замечал одинаковые запястья, считал грехом не спросить о том, встречаются ли они. Сакура была поглощена им и, возможно, сказала бы «да», но Саске не считал их парой. А после того, как они общаться перестали, Сакура ни разу больше не надела этот браслет, да и мода на подобного рода украшения давно прошла. И сейчас, найдя в коробке очередную «записку из прошлого», она потеряла всякую надежду на то, что может отвлечься от мыслей о грядущем вечере.***
Довольная своим отражением в зеркале, Сакура сделала селфи и выложила в социальной сети. Тут же телефон оповестил её о новом комментарии. «Роковая! *_* <3» — написала под фото Тен-Тен. Сакура и впрямь выглядела таковой: длинные волосы, высокомерный прищур зелёных глаз, ярко-вишнёвая помада и классические стрелки дополняли красивое вязанное платье цвета марсала. «Надеюсь, я выгляжу не так, словно сильно старалась» — подумала Сакура, ответила подруге поцелуйчиком на комментарий и, накинув на плечи пальто, поспешила к подъехавшему такси.***
«Я подъехала» — написала она Шикамару. И где-то во дворе раздался звук открывающейся двери. В калитке появился парень, которого она видела впервые, но почему-то сердце подскочило от волнения — он был очень похож на Саске. «Это его младший брат? Итачи, кажется» — пронеслось у неё в голове до того, как напрашивающийся сам собой вывод оформился в связную мысль: Саске тоже здесь. — Привет, — сказал парень. — Я Итачи, брат Саске. — он улыбнулся. — Привет, — легче ей от этого не стало. — Я Сакура. Выполнив ритуал знакомства, они отправились в дом, который был здорово украшен к празднику. Разноцветные огни, свисающие из-под крыши, встречали всех прохожих радостными переливами; на окнах красовались снежинки и гирлянды-сетки; из окна была видна красивая большая ёлка, украшенная по последнему слову. Всё говорило об одном: здесь любят Новый год. Настроение праздника моментально прибавилось, а доносящийся из дома гомон, заставил Сакуру улыбнуться: «Как в старые добрые…» — подумала она, услышав знакомые голоса. Как только они переступили порог, до Сакуры донёсся запах вкусной еды: было бы глупо полагать, что у Акимичи (да ещё и когда здесь Нара: врач — по призванию, повар — по любви) будет по-другому. Хозяин встретил гостью дружескими объятиями: — Сакура! Ты пришла! — его большие руки окутали хрупкую девушку. — Рада тебя видеть, Чоджи! Я с подарками: это тебе! — она протянула ему коробку с бантом. — А где этот лентяй, который готовит вкуснейшие в мире роллы? — Я здесь! — отозвался с кухни Шикамару и его ананасная голова показалась в дверях. — Привет, Вишенка! — так по-тёплому прозвучало это обращение к ней, что по сердцу Сакуры словно разлился мёд с молоком. Шикамару был для неё вроде старшего брата: часто относился к ней, как к маленькой; если нужна была помощь и поддержка, помогал советами или просто выслушивал, отпаивая чаем с вкусняшками, и проблемы решались сами собой. Они обнялись, и она вручила ему подарок. Раздевшись, Сакура прошла в комнату, где сидела шумная компания таких знакомых, ставших за долгие годы учёбы такими родными, лиц. Но на удивление Саске среди них не оказалось — он был на дежурстве. Его смена должна была закончиться только через пару часов. Бывшие однокурсники перезнакомились со вторыми половинками своих товарищей (многие пришли не одни); общались, веселились и пили за Новый год. Итачи, сидевший рядом с Сакурой, заботливо подливал ей пива и что-то без умолку рассказывал. Она из вежливости кивала и даже иногда задавала какие-то вопросы, но абсолютно его не слушала. Компании старых друзей было что вспомнить, повсюду звучали оживлённые разговоры и раздавался звонкий смех. Дверь распахнулась, и вошли трое: Асума, Куренай и Саске. Время остановилось. Сакура не замечала ничего, кроме этой чёрной одежды — привычных брюк и рубашки и пальто — и снова врезавшегося в нос запаха цитрусовых, который действовал на неё как дурман. От Итачи Сакура узнала, что Куренай была подругой детства Чоджи, а Асума в последнее время был одним из немногих друзей Саске. Все обрадовались их приходу, и почти сразу откуда-то в руках Учихи взялась гитара. — Давай «Студенты»! — закричал с другого конца комнаты Чоджи. И он заиграл. Ту самую музыку, которая вгрызалась с каждым аккордом всё глубже в шрамы на её сердце. И пока Сакура старалась не показывать этого своим видом, толпа улюлюкала и подпевала: — Дайте погромче аплодисменты, дайте нам выбор всего лишь один! Мы ведь студенты, студенты, студенты! Каждый студент сам себе господин! Когда они допели гимн своего студенчества, они высыпали во двор: кто-то покурить, кто-то просто постоять рядом и пообщаться с курящим собеседником. Вышла и Сакура. Она разговорилась с Куренай и, пока они обсуждали её увлечение маникюром, к ним подошёл Саске. Поначалу он был не в духе, — Асума выдернул его прямо с дежурства — но вкусный ужин, бокал пива и его старые добрые песни сделали своё дело. Сейчас он был навеселе, держался максимально непринуждённо и снова отпускал шуточки в сторону Сакуры.***
— Эх, Харуно, прокурила свой голос, — этот странный парень в чёрном каждый раз говорил это, когда она сталкивалась с ним, а ведь они даже не были знакомы лично. Да, Саске много кто знал из-за его увлечения музыкой, они часто выступали на одних площадках (Сакура немного пела), но факта это не меняло. Да и не курила она никогда — голос был хриплый с самого детства, и эти шуточки её раздражали. Она искоса поглядывала на него, поначалу пыталась спорить, потом смирилась и, закатив глаза, проходила мимо. Когда же Наруто их познакомил, Саске не перестал шутить на эту тему, но Сакура перестала так реагировать на него. Она просто смирилась с тем, что он странный, но совсем не такой, каким выглядит на первый взгляд. В общении с ним ей было комфортно: спала эта пелена задумчивости и таинственности — им на смену пришли детская непосредственность и юношеский идеализм-максимализм; чёрная одежда в её глазах больше не выглядела так пафосно — она просто была его частью; а что до дурацких, порой не очень смешных шуток — ну, у всех бывают недостатки.***
— А говорила, что не куришь, Харуно, — завёл он старую шарманку. — Годы идут, а ты так и не научился шутить? — парировала Сакура. — Может ты просто не понимаешь шуток? — Ну да, плохому паяцу просто попадаются зрители без чувства юмора, — она отвечала холодно и колко, но внутри испытывала трепет до дрожи в коленках, который сейчас списала на холод. — Я замёрзла, Куренай, пойду в дом, — обратилась она к новой знакомой. — Постой, — он схватил её за руку и притянул к себе. Сакура оторопела. Она застыла как вкопанная, не в силах сопротивляться, говорить и просто дышать. Толпа постепенно рассасывалась. Не сказав ни слова, ушла в дом и Куренай. Всё вокруг было сейчас таким не важным и блёклым. Был только он: его затуманенные алкоголем глаза и горячая рука на её запястье. Когда состояние шока сменилось паникой, Сакура как можно более холодно произнесла: — Чего тебе? — Сакура, я… Я был таким дураком… — Самокритично. А с тех пор что-то изменилось? — Многое. Тебе кто-нибудь говорил, что ты сегодня восхитительна? — Нет, — полушёпотом ответила она и опустила глаза. Она чувствовала, как горят её щёки, как дрожат её холодные пальцы, а он продолжал шептать ей комплименты, снова говорил что-то о том, какой он был дурак; зарывался лицом в её волосы, судорожно вдыхая её запах; и прижимал её к себе так, что она не могла пошевелиться. — Саске, я… — договорить она не успела, он накрыл её губы своими, и земля ушла у неё из-под ног…