***
Сакура лежала дома с температурой вот уже неделю. Наступил Международный женский день. Парень Сэцуко ошивался возле их дома уже минут пятнадцать — ждал, когда же белоснежка соберётся. — Так нормально? — Сэцуко покрутилась перед зеркалом и вопрошающе уставилась на сестру. — Да, нормально. Ты бы выходила уже, а то твой парень сбежит от тебя за то, что ты такая капуша, — ответила Сакура и закашлялась. Из спальни послышался голос мамы: — Ну этот хоть пришёл, а Саске хоть бы раз тебя навестил за всё время, что ты болеешь! — Сакура закатила глаза. Она уже тысячу раз пожалела, что на время болезни согласилась переехать обратно к маме. Когда Мебуки узнала, что Сакура снова сошлась с Саске, начались бесконечные уколы в их адрес: он был плох, Сакура — глупа. — Мам, он — единственный хирург в отделении, остальных скосил грипп, ему приходится ночевать в больнице. Он не может приехать. — Или не хочет! — мама не унималась. Они с Сакурой успели перекинуться ещё парой фраз, прежде чем в дом ураганом ворвалась Сэцуко. Она рыдала в голос и на ходу скидывала обувь, расплетала косы, которые плела до этого около часа, и стягивала с себя платье. — Что случилось? — Сакура хотела пошутить, что она оказалась права, и всё-таки он сбежал от этой капуши, но передумала. — Он отдал мне подарок и ушёл! Я думала, мы с ним погуляем, собиралась два часа, как дура! — Сэцуко была очень расстроена. Она в принципе была более эмоциональная, чем её старшая сестра, но сейчас был просто нескончаемый поток слёз, и эмоции, казалось, разрывали её изнутри. — Успокойся, всё хорошо! Вы же не растались из-за этого? Может у него какие-то важные планы? — Сакура плохо умела успокаивать, но пыталась. — Какие? А я не важна? Сегодня же праздник! — девушка завывала, как последняя мартовская метель. — Мы можем отметить его сами… — Сакура тщетно пыталась подобрать слова, но знала, что сестре это не поможет. В её сердце тоже поселилась червоточина обиды. У Саске была пересменка, хотя бы на час он мог приехать проведать больную девушку, но не сделал этого. И как Сакура ни старалась его оправдать, факты говорили сами за себя.***
— Собираемся? — Тен-Тен стояла в дверях, уперев руки в бока. — Не стой так, ты похожа на сахарницу, — сказала Сакура, взглянув на подругу. — Мне нравится быть сладкой девочкой! А вот, когда ты в таком состоянии, мне не нравится! Поэтому мы должны пойти на университетскую дискотеку. Сакура кинула в Тен-Тен подушку, но та с непоколебимым видом поймала её одной рукой: — Какое платье тебе принести? — она была просто невыносима в своём оптимизме, но за это Сакура и любила её. Такая неутомимая, если бы не эта возмутительница депрессивного спокойствия, Сакура давно бы уже утопилась в собственных слезах или задохнулась от тревожности. Издав зверинный рык в прилетевшую обратно подушку, Сакура наконец сдалась. — И кто тебя такую выдумал надоедливую? Давай синее! — Сакура встала с кровати и отправилась в ванную приводить себя в порядок. Она плеснула в лицо холодной водой и подняла глаза. Из зеркала на неё смотрела забитая, с воспалёнными красными глазами девушка. На стрессе потерявшая несколько килограмм и с синяками под глазами от недосыпа и слёз она напоминала жертву концлагеря. «Надеюсь, Тен-Тен припасла для меня какой-нибудь чудодейственный крем, превращающий гоблинов в прекрасных девушек…» — очередная порция холодной воды должна была смыть вселенскую усталость, во всяком случае, Сакуре хотелось в это верить. Умывшись, она села перед зеркалом и стала приводить себя в порядок. Пара манипуляций, немного ведьминских ритуалов, чудодейственный крем из запасов Тен-Тен, и Сакура стала похожа на себя прежнюю, за исключением затравленного взгляда. Столько боли она испытала в эти несколько дней, что словами этого не описать, но она всё же записывала все свои чувства в маленький блокнот, который всё стерпит, когда у неё терпеть уже не было сил. Умом она понимала, что так больше продолжаться не может, но сердце упрямо тянулось к нему. Вот уже несколько месяцев они с Саске делили постель, она разорвала всё не нужное, что сдерживало её, она писала ему сообщения с признаниями, на которые не получала ответа, она заводила разговор о своих чувствах при встрече, но всякий раз упиралась в холодный лёд всё ещё принадлежавшего другой сердца. Ей было больно. По ночам они наслаждались друг другом, но как только дело касалось чего-то большего, чем просто секс, начинались отговорки: — Я не хочу тебе врать, — отвечал Саске. — Я люблю тебя, но по-своему, — эти слова выжглись на сердце Сакуры нестерпимой болью. А знаете, как бывает, что все прекрасно понимают, что между вами что-то есть, но ты сама не понимаешь ни черта! Не знаешь кто ты, с кем ты, а самое главное, зачем всё это? Вот так и чувствовала себя Сакура все эти несколько месяцев, находясь в подвешенном состоянии любовницы без любви, с сексом, но не по дружбе. И в конце концов она решила это прекратить. Перестала писать, навязываться, обходила стороной общие компании, где они могли пересекаться. Но легче не стало. Она искренне не могла понять, чем была хуже той, которую так долго не мог забыть Саске. Но её самооценка опускалась всё ниже, а гордость просто не позволяла дальше разрешать пользоваться собой как игрушкой. И этот внутренний конфликт преданности, гордости и действительности разрывал Сакуру на кусочки. Тен-Тен же всё это время была рядом и сейчас пыталась вывести её из состояния депрессивного уныния хотя бы в апатичную меланхолию. Идея пойти на университетскую дискотеку родилась в её голове так же спонтанно, как она возникла сегодня на пороге квартиры Сакуры. Покончив со сборами, девушки отправились поужинать в кафе и по какой-то нереальной случайности, так, будто всё это было подстроено подругой, за соседним столом оказалась компания Саске. Парни что-то бурно обсуждали, а он сидел в стороне и меланхолично размешивал свой кофе. — Ты просмотришь в нём дыру, — полушёпотом произнесла Тен-Тен, наблюдавшая до этого около минуты за немигающей подругой. — Он даже не посмотрит в нашу сторону, я могу не бояться быть застигнутой в расплох, — ответила Сакура, лениво ковыряя салат. Аппетит пропал, и блюдо, вызвавшее столько удовольствия от его внешнего вида, отошло даже не на второй план. — Ты знала, что он здесь? — Смеёшься? Посмотри на их компанию, я не знаю ни одного из них. Да и кафешек в нашем городке не так уж и много, чтобы не встретить хотя бы одного знакомого вечером пятницы, — Тен-Тен, казалось, покраснела от возмущения, но была тише обычного, чтобы не привлекать к ним внимания. — Извини, просто… Давай уйдём? — Сакура положила приборы и спрятала руки под стол. Ей хотелось вжаться в диван, только бы он не посмотрел, только бы они не пересеклись глазами. — Эй… Посмотри на меня. Ты шикарна, Сакура. Пусть смотрит. Он не сможет оторвать взгляда! Если ты сейчас уйдёшь, это будет проигрыш, понимаешь? Покажи, что ты счастлива! Что умеешь жить и без него! — Тен-Тен ободряюще улыбнулась, и как бы не хотелось Сакуре сейчас сбежать, она понимала, что подруга права. — Только ради тебя, — она вернула руки на стол, выпрямила спину и задрала подбородок, от чего девушки рассмеялись. — Ешь давай свой салат, это произведение гастрономического искусства стоит половину моей стипендии! — Тен-Тен по-детски забавно надула губы. Пока девушки были заняты едой и бестолковыми разговорами, они не заметили, как заведение общепита покинули парни из-за соседнего стола. — Когда там начало этой университетской вакханалии? — спросила Сакура, допивая свой напиток. — Я готова покорять танцпол — слишком горячительным оказался этот глинтвейн. — Можем выдвигаться. Как раз пока дойдём, начнётся танцевальный блок. — А что на дискотеке бывают какие-то другие? — Сакура в последнее время совершенно не вникала в творческую жизнь университета. — Третьекурсники должны были подготовить концертную и театральную часть новогодней программы. Собственно, дискотека же тематическая, хоть до нового года и больше двух недель. — Тен-Тен пожала плечами.***
Зайдя в спортивный зал — единственное место, которое вместило всех студентов медицинского университета, — девушки первым делом отправились посмотреть, кто сегодня за диджейским пультом. Пробираясь сквозь толпу танцующих будущих медиков, Сакура застыла у спины в чёрной рубашке. Громкая музыка гудела в голове; бас отдавал в груди, из которой при виде него чуть не выпрыгнуло сердце — алкоголь не выветрился после пешей прогулки из кафе; Тен-Тен ушла куда-то вперёд, не заметив, что подруга отстала. У Сакуры появилось дикое желание подойти к нему сзади и обнять, но она не могла. Она простояла неподвижно около минуты, будто статуя среди двигающихся в такт музыке тел. Из ступора её выдернула Тен-Тен, схватившая за руку: — Всё в порядке? Я тебя потеряла! — в её голосе читалось беспокойство, она пыталась понять, куда так заворожённо смотрит Сакура. — Да, конечно, — выдохнула та, потеряв из виду танцующего парня, — его снесло толпой. — Ты узнала, кто сегодня за пультом? — Да, Чоджи. А ответственная за развлекательную часть — Темари. Я сказала, что ты здесь, она обрадовалась. Сказала, что будет рада, если ты споёшь. — Приятно, — Сакура улыбнулась. — А почему бы и нет? — это был прекрасный способ привлечь к себе внимание и выплеснуть накопившиеся эмоции. Воспользовавшись моментом, когда танцы закончились, а действо старшекурсников ещё не началось, Сакура проскользнула за диджейскую стойку. Чоджи был настолько же рад видеть подругу здесь, насколько и удивлён — она не появлялась на мероприятиях универа, да и просто на привычных гулянках довольно давно. Перекинувшись парой слов, они нашли её «минус»; подошедшая Темари отвесила Сакуре пару комплиментов и, убедившись в том, что та согласилась спеть, поставила её номер в программу. Когда незамысловатая театрализация закончилась, один из ведущих объявил её номер. Заиграла лиричная музыка и Сакура медленно, но уверенно вышла на импровизированную сцену зала, приковав к себе сотни взглядов, среди которых был жгучий взор брюнета в чёрном. За это выступление Сакуру будут дразнить однокурсники: их острые языки обмусолят вдоль и поперёк то, как она в проигрыше «вынула» сердце из своей груди и отправила в его сторону. Но сейчас, стоя здесь, она не пела, она выдавала бурю, которая терзает её уже долгие месяцы. Нежные переливы мелодии, сплетаясь в причудливый узор приедающегося мотива, сменялись животрепещущим криком души. Сакуре было где разгуляться и показать свой диапазон, но сейчас не техника и не самолюбование были нужны ей. Ей нужно было отдать то, что человек, которому это принадлежало, забирать не хотел — чувства, разъедающие её изнутри. Проигрыш и она вытаскивает из груди своё сердце, отправляя его зрителям: «Возьмите, почувствуйте то, что чувствую я, это не выразить ни словами, ни песней. Я не показываю этого за равнодушной маской высокомерия, но внутри я живая и мне больно» — это был не жест, не красивая актёрская игра, это была правда, которая выглядела слишком гиперболизированно, поэтому и подверглась стольким насмешкам. И кого? Самых близких! Ино, будучи тогда одной из близких подруг, не упускала возможности припомнить подруге этот эпизод. А после такого люди ещё считаются друзьями? — Думаешь ли ты обо мне? — Лучше не знать… А мне бы вернуть тот снег и успеть тебе сказать, м-м-м… Как я хочу тебя и не пойму! Так что насчёт той мечты? Вдруг с небес сорвалась ко дну! — после этих слов песни Саске встал со своего места и вышел из зала, даже не взглянув на ту, кто пела сейчас только для него.***
«Для чего я храню в своей душе все эти обиды? Что заставляет меня сомневаться, если мы начали с чистого листа? Почему я не могу чувствовать себя значимой и важной для него? Мы вместе вот уже месяц, но он так и не признался мне в своих чувствах. Что если мама права? Я как ослик — хожу по кругу и не вижу другого пути, я привыкла идти по протоптанному. Сэцуко задала такой простой вопрос: «А я не важна?», и он самый верный в этой ситуации. А я важна? Насколько я важна в его жизни и какое место занимаю в его приоритетах? Не знаю. Но я больше никогда не вернусь в то подвешенное состояние» — Сакура поставила жирную точку. Так и не отметив праздник, пролежав целый день в кровати за просмотром мультфильмов про диснеевских принцесс, у которых явно были беды с выбором мужчин на роль принцев, она выложила на свою страницу в социальной сети запись о том, сколько поздравлений получила от своих юных пациентов и, разглядывая текстуру обоев, вырубилась от изнеможения.