***
Что-то подсказывало, что день сегодня будет не самым простым. В комнате было темно, но люстру включать не хотелось совсем. Главной причиной этому была не неприязнь к свету после сна, а огромнейшее нежелание видеть весь бардак. В комнате было грязно и пыльно: книги, коробки и всякое-всякое на места не убрано, а раскидано тут и там; в углу стоит тёмная стеклянная бутылка, взявшаяся на этом месте неизвестно откуда. Мать всё-таки дома. Случается же иногда такое. Слышен её резкий неравномерный храп. На самом деле утром намного удобнее, если она не лежит в соседней комнате, буквально за стенкой, враскорячку, а находится где-нибудь у кого-нибудь. Можно не бояться навести шороху в таких случаях. В холодильнике нет почти ничего; во всяком случае то, что имеется, нормальным завтраком стать не сможет. Хлеба тоже нет. Чайник лучше не ставить, ведь тот может оказаться слишком громким для того, чтобы не разбудить мать. Вздохнув, набираясь таким образом сил, Фёдор готовится как можно тише зайти в комнату к матери. Спит она, к счастью, не чутко. На удивление, ни одна половица предательски не скрипнула, пока Достоевский медленно пробирался мимо кровати мамы к небольшому столу, заставленному бутылками. Кроме них, на нём лежал кошелёк. Стараясь не задеть ни одну из бутылок, юноша берёт кошелёк и достаёт из него две купюры номиналом двести рублей, а затем, колеблясь ещё несколько секунд, берет ещё три тысячи рублей. Деньги мать, судя по всему, раздобыла совсем недавно, так что считать их не будет и пропажу не заметит. Быстро одевшись, Федя стремительно выбегает из квартиры. Холодный уличный воздух тут же отрезвляет. Пусть не по пути, но юноша твёрдо идёт именно в тот знакомый ему ларёк, к Владимиру Владимировичу. Там даже запах уже знакомый. Нужно как можно быстрее, чтобы успеть на первый урок. — Доброе утро, — произносит Достоевский, проходя в только-только открывшийся магазинчик. — Нет у вас булочек каких-нибудь? — О, Федя, — продавец явно удивлён столь раннему визиту, но, судя по выражению лица, даже рад. — Есть, но все вчерашние, — подходит к стеллажу с выпечкой. — С яблоком есть, с вишней, со сгущёнкой, с маком. Какую хочешь? — Хм, — юноша действительно задумался над вкусом булочки, будто от выбора зависло многое, — одну с вишней и одну с маком. И ещё вот тот чай холодный, который с лаймом, пожалуйста. Владимир Владимирович глядит на бутылочку с чаем, что захотел купить брюнет, и тут же произносит: — Если ты не торопишься, я могу угостить тебя тёплым чаем. Ну? Хочешь? На лице Достоевского расползается улыбка. Он согласно кивает. Предложенные Фёдором деньги Маяковский не берёт; пропускает юношу за прилавок, а оттуда ведёт к незаметной среди стеллажей двери, ведущей на небольшой склад. Кроме коробок с различным товаром, что ещё не успели вынести в основное помещение, там стоит простой деревянный стол со стулом рядышком, на столе — чайник, в котором вода уже горячая. Взяв из открытой упаковки пластиковый стаканчик, продавец кладёт в него чайный пакетик и заливает водой из чайника, протягивает Достоевскому вместе с выбранными им булочками. Брюнет благодарно смотрит на мужчину, убирая деньги обратно в кошелёк, а затем принимается за завтрак. — Ну, как ты? — Да так же все, как обычно, — непринуждённо отвечает Федя, откусывая булку. — Ничего не меняется. Мать дома сегодня… Владимир Владимирович вздыхает, молча смотря на то, как паренёк буквально набрасывается на еду, тщательно все пережёвывает, желая наслаждаться вкусом как можно дольше. Что-то внутри мужчины то ли ломается, то ли наоборот, расцветает. Различные чувства конфликтуют друг с другом внутри него, пока надежда на то, что юноша не посмотрит на дальнюю коробку с особым товаром, крепнет и крепнет. К счастью, Федин взгляд на коробку не обратился. Паренёк, закончив с завтраком, пламенно отблагодарил Маяковского за всё. Сытый и счастливый направился в школу.***
Несмотря на расторопность, Достоевский всё же опоздал на несколько минут. Биолог уже начал зачитывать новый параграф из учебника так же скучно и монотонно, медленно, как и всегда. Фёдор не любил биологию. По душе ему были скорее физика и информатика, хоть он и не то чтобы хорошо в них разбирался, а в этом году особенно. В этом году вообще очень многое пошло под откос. Федя даже не постучался перед тем, как зайти в кабинет, стараясь быть как можно незаметнее. Когда же он вошёл и мельком оглядел класс, проходя на своё место, заметил лишь несколько взглядов, обращённых к нему. Все они были обращены только как к источнику неожиданного шума, но один из них был другим. Гоголь глядел как-то особо, тяжело и заинтересованно. Достоевский старался игнорировать эти глаза отвернувшись, но спиной всё равно всё чувствовал. Примостившись рядышком с Колей, на своё место, брюнет достал для вида учебник по биологии, а затем благополучно, как и все его одноклассники, уткнулся в экран телефона. Проверять переписку с сестрой ему не хотелось совершенно, как и отвечать на одно из сообщений знакомого, так что в мессенджеры он и не заходил. Пригнувшись и тем самым закрывая своими длинными волосами экран от соседа по парте, Федя стал играть в какую-то недавно скачанную игру. Урок закончился достаточно быстро. Наскоро собрав свои вещи, брюнет покинул кабинет один из первых, чувствуя на себе чей-то подозрительный взгляд. — Я чуть не уснул, — подойдя к Коле со спины, жалуется Гончаров. — Идём скорее отсюда: мне кислород нужен, а то тут душнее, чем… даже не знаю, где.