Ты под гипнозом. И не пытайся пошевелиться. Не смей! Не отводи глаза, когда перед тобой змей! Так-то лучше... Не мечтай о побеге, брось! Я искуситель: если что — искусаю тебя насквозь
Слова-паразиты - Дайте танк (!)
***
Изолятор, или как его прозвали домовцы, клетка, — плохое место. Не самое плохое в Доме, но одно из плохих. Клетки способствуют размышлениям, если не оставаться в них слишком долго. Чем дольше сидишь, тем сильнее одолевают страхи, и тут уж не до размышлений…так говорили воспитатели. Они то сами никогда не попадали в такое место, поэтому так легко говорили о нем… Пол и потолок — вот и все богатство в Изоляторе. Там приходилось решать самим, чем скрасить времяпрепровождение в немом общении со своей скромной персоной. Только ты и губчатые стены. Несусветная удача для некоторых домовцев, которым надоела шумная компания в комнате. Один раз в своей жизни все должны были пройти маленькое незамысловатое испытание — заточение в Клетке. Это было как некое посвящение. Некоторые считали попадание в этот спокойный уголок Дома страшной удачей, другие — столь же страшным наказанием. Оказаться в Жёлтой Клетке можно либо совершив проступок, либо получив направление из Могильника. И лишь настоящий дурак желал туда попасть. Клетка — это маленькая комната сплошь обитая губкой, чтобы никто не захотел себя покалечить, например, набить синяк на лбу или садануть колено. А попадали сюда частенько уже покалеченными… Настолько маленькая комнатушка, что одному человеку здесь тесно. Как переноска для кошек… Сверху губку обтягивал веселенький желтый ситец в цветочек. Говорят, желтый — цвет счастья и оптимизма, поверьте, те люди, которое это выдумали, нагло врут! Когда на протяжении трех долгих дней смотришь в один и тот же кривенький цветочек на грязно-желтом фоне с чьими-то засохшими соплями, кроме злобы и раздражения до боли в висках этот цвет больше ничего не вызывает. После выключения света можно было наконец-то отдохнуть. Расслабиться и на пару долгих часов забыться, если, конечно, во сне тоже не начнет казаться клетка. Тогда-то понимание реальности окончательно сотрется... Хотя, это гораздо лучше, чем Синяя Клетка. Синяя не для слабонервных личностей, зато закаляла дух. Сидишь один, копаешься в себе, борясь с накатившими усталостью и апатией. Кричи, рыдай, смейся до боли в животе — все равно никто не услышит…взрослые называли такое умным словом — профилактика. “В синей начиналась депрессия, тогда-то и мешался окончательно рассудок, лучше б туда запихали, выдержала бы, чем в эту вонючую помойку», — злилась Шаманка, переворачиваясь с одного бока на другой. Крестная прекрасно знала своих воспитанниц: чего они боялись, что ненавидели и любили. А Шаманка с самого детства до глубины души ненавидела Желтую Клетку, взаперти ей становилось плохо, и Крестная знала об этом и частенько применяла такое наказания для усмирения воспитанницы. В последние минуты своего заточения Шаманке было хуже всего. Свернувшись всем телом в какую-то уродливую загогулину, она считала секунды, сгибая пальцы по несколько раз, до того, как в замочной скважине заскрипит ключ. «Раз, два, три…» — шептала девушка, краем глаза поглядывая на мягкую дверь. Она снова усвоила урок и в ближайшее время не хотела бы повторения истории. Не сейчас… Заскрипел замок. На пороге показалась стройная женщина с туго завязанным пучком на затылке. Она, скрестив руки на груди, ожидала, когда воспитанница встанет на ноги. — У тебя минута на сборы, — по углам были разбросаны фантики от шоколадных конфет, в которых прятались недокуренные сигареты. Крестная недовольно сморщилась, но промолчала. Потребовалось не меньше пяти минут, чтобы качающаяся из стороны в сторону Шаманка, опираясь на костыль, вышла из Клетки. — Быстрее можешь? — Нога болит, — только и ответила младшая, проглатывая все скопившееся недовольство. Не стоило высказывать его воспитательнице, если не хотелось продолжить наказание. — Вы же сами видите, в гипсе не так уж и удобно передвигаться. Попробуйте сначала сами, а потом уже говорите: "быстрее"... Лицо ее, пожелтевшее словно осенний лист, то и дело кривилось в доказательство слов. Клетка позади, за спиной — закрытая дверь, а сладкий, липкий страх, которым пропахла вся комната, так и не покидал ее сознания. Возможно, самое страшное — это злая Крестная, что крепко держала ее за ворот рубашки, а не какая-то Клетка? — А как драку устраивать, нога не болела? — Не я ее начала, не мне оправдываться. Нога болит у меня всегда, и вы это хорошо знаете. — Значит, это не ты устроила погром в коридоре? Не ты избила Длинную? Другие девушки так не думают… Спишешь это на галлюцинации, отравление или на твою грязную ложь? — Крестная говорила настолько тихо, еле слышно, что казалось, малейший шорох мог заглушить ее, и Шаманка стояла, напряжно вслушиваясь. — Вы пришли слишком поздно, — огрызаться младшая еще могла и шанса упускать не стала. — И додумали то, что сами захотели! Никого в коридоре на тот момент, кроме меня и ее, не было! А Длинная врёт, как дышит! Морщинистая рука резко отпустила грязный ворот и пропала в кармане серого пиджака. — Приведи себя в порядок: умойся, причешись, переоденься, наконец, если надо, сходи к врачам, пусть проверят твой нос несчастный. Разговаривать невозможно с тобой в таком виде. Все! Иди!***
Возвращающихся из Клеток встречали, ликуя. Так принято еще с тех пор, когда никто не отправлялся в них по собственному желанию. А когда знали причину прибывания там, тогда подогревался еще больший интерес к данной персоне. Девушек это не обходило стороной… Побитая, с выдранным клочком волос на самой макушке, помятая Шаманка прошла в сотый раз испытание Клеткой. Наверное, именно тогда приходило понимание всего ужаса этого места. — Что такое, милая? — неожиданно из спальника вылезло растрепанное существо отдалённо напоминавшее Гадюку. Мелкая и черноволосая. Ее длинная шея с громким хрустом неестественно выгнулась, чтобы лучше увидеть крадущуюся Шаманку, что так не хотела привлекать лишнего внимания. — Легкая опухлость и синева тебе к лицу. Придают грозности…В самый раз для вожака. — Не называй меня так. Тошнотворное обзывательсво... — Как тебя назвали, так и называю...Нечего тебе страшится. Тошнотворное обзывательсво — если бы мы тебя называли старшей сестренкой... — Шаманка закатила глаза. — Так что случилось? Из под тонких ниточек-бровей хитро, будто зная все, что произошло и что произойдет, смотрели два черных глаза. Это пугало. — А ты не знаешь? — покачнулась Шаманка, глядя в серое окно. Смотреть на Гадюку, равнялось попаданию в капкан. — Разве Длинная не горланила о своей победе на весь этаж? Или ты все проспала как обычно? — Так ты про это… Конечно, знаю, кто об этом не знает? — лежавшая огляделась по сторонам и достала из-под подушки пачку сигарет. Через секунду чиркнула колесиком зажигалки и закурила. Серый дым спас Шаманку от внимательного взгляда состайницы, выстроив стену между ними. — Длинная на слуху у всех в последнее время. И там и тут… — Габи постаралась, чтоб… — Не забывай, — перебила ее Гадюка. — У стен тоже есть уши и рот. И они, ой, как любят сплетничать. А Габи, так, подогрела интерес к твоему разбитому носу, — она сощурилась и ткнула длинным искривлённым пальцем куда-то в тапок собеседнице. — Вроде, живешь здесь в два раза дольше меня, а не знаешь элементарного. Глупышка. — У стен нет ртов и ушей, — усмехнулась медноволосая. Бред, самый настоящий бред! — Таким запугивали малышей, чтоб те говорили воспитателям только правду. И то получалось херовенько, потому что все понимали, что они неживые. — Ты поверила в это, потому что кто-то когда-то сказал, что все это неправда? Старшие раскрыли страшный секрет, а ты им поверила? — Гадюка подложила кулак под щеку и, с выражением крайне заинтересованным, посмотрела на Шаманку. — Эх, что-то я в последнее время полюбила запугивать вас, девчонок. А ты пугливай не притворяйся! — Даже и не думала... А что, если все так и было? Шаманка не отрицала, она никогда не имела своего мнения. Всегда был кто-то, кто направлял ее к определенному выбору: что говорить, что делать, как себя вести, во что верить и во что не верить. К сожалению, со временем это не прошло… она совсем еще дикое создание, с которым рядом всегда находился сильный человек, решающий за двоих. Рыжая...она с ней с самого детства. Она — ее глаза. Она — ее уши. Она — её руки. И чем дольше продолжаешь, тем страшнее становится. А была-ли Шаманка когда-нибудь собой? — Закончим разговор, мне надо спешить… — Обходи стороной столовую, Длинная там прописалась и ждет не дождётся, когда увидит твое прелестное личико. По секрету, она зла на тебя из-за разорванных чулок. «Пусть злиться дальше, хоть до поседения просидит в этой злосчастной столовой. Мне то что?» — переступив через чье-то закутанное в два одеяла тело, Шаманка ушла, стараясь как можно быстрее забыть странную Гадюку с ее странными разговорами. — Удачи тебе, вожак! — засмеялась ей в спину черноволосая. — Не попадись в плохие руки…***
— С возвращением, — как только скрипнула входная дверь, Шаманка аккуратно, стараясь никому не попасться на глаза, проскользнула в комнату, пропахшую детишками Кошатницы и нестираными вещами, со своего места вскочила Русалка, забывая обо всех делах, которыми занималась до этого. Она то точно не пропустила бы ее возвращения. — Уже говорила с Крестной? Шаманка промолчала, выдавила из себя подобие улыбки, даже не стараясь скрыть притворство, и прошла до своего матраса в правом углу, рядом с батарей. Там всегда было тихо, тепло и не ходили надоедливые кошки. — Молчит, — заговорила Крыса, растянувшаяся на матрасе за шведской стенкой. — Значит, тумаков от Крестной уже получила… Медноволосая так и не смогла усидеть на одном месте. Ей везде надо было быть: около кухонного стола, собирая хлебные крошки, у двери, подслушивая ничейные разговоры, в ванной, смывая грязь Клетки с тела, у окна, разглядывая проходивших мимо Дома расчесочников, чуть ли не бежавших по узкой тропинке, ведущей к многоквартирным коробком. Надо было найти дело, лишь бы не идти на разговор со злой Крестной. — Съешь печенье, — махнула рукой Крыса, уткнувшись лицом в подушку. — Полегчает…зря что-ли выходила в такую слякоть в Наружность. Как кошка блохастая теперь лежу... «Не ешь, — зашептала на ухо Русалка, устроившись рядом с ней на матрасе. — если зубы дороги. Сломаешь, потом Пауки не вставят новые…». Шаманка лишь усмехнулась и закурила. “Только бы успокоиться».