Меняльный круг

***

      Шаманка сидела на втором ярусе двухэтажной кровати в четвертой и пыталась собрать короткие волосы в хвост. Рядом — Русалка, которая нежно обнимала ее за плечи. Она уже догадалась, что это их последняя встреча с любимой соседкой. С прошлым вожаком, а ныне трусливой крысе, что в ночь сбежит из Дома.       Следующим рассказчиком оказался Черный. Это была вовсе не сказка и похоже, что и не выдумка. Черный рассказал о Наружности. О своем походе туда. Рассказал, как в сопровождении Крысы и с ее помощью, вернее сказать, с помощью Черного, потому что основным действующим лицом в этом походе выступала Крыса, они угнали старенький автобус из гаража какой-то школы неподалеку. Теперь этот автобус находится на прилегающем к Дому пустыре, посреди мусорной свалки, стоит там, замаскированный, и ждет. Чего именно он ждет, Черный не уточнил, но, в общем-то, это и так было понятно.       Пока все осмысливали эту информацию, Р Первый подошел к стремянке и спросил Черного, знает ли он, что для того, чтобы куда-то на чем-то уехать в Наружности, нужно как минимум иметь водительские права. А автобус, набитый молокососами без единого удостоверения личности, будет очень скоро остановлен.       Черный сказал, что ему все это известно.       А известно ли Черному, спросил Р Первый, что угнанное транспортное средство, несомненно, находится в розыске, и, даже если его перекрасить, кто-нибудь может это транспортное средство опознать.       — Так какого черта ты все это затеял! — заорал Р Первый. — Хочешь начать знакомство с Наружностью с колонии?       Спица, поднявшись к ним на второй ярус, обняв Русалку, начала тихо всхлипывать. В темноте не было видно обступивших Ральфа, но, судя по возгласам, его уговаривали сесть. Черный сказал, что он просто рассказывает сказку.       Р Первый крикнул, что нечего утюжить ему мозги.       Табаки попросил Ральфа сесть и вести себя, как полагается.       — Ну вот… — Черный выдержал паузу, как будто боялся, что его опять перебьют — …в сказках иногда встречаются добрые феи, и все такое. У меня не бог весть какая интересная сказка, но фея тоже имеется. И не одна. Кажется, их две, и еще два, как бы поточнее выразиться… фея, что ли? В общем, у них имеются водительские права, и они предложили мне свою помощь…       Все зааплодировали.       — Не все наши правила известны гостям, — заорал Табаки. — Поэтому я, на всякий случай, их перечислю. Любой из присутствующих имеет право задать рассказчику один вопрос. Только один! Желательно, в конце, не прерывая рассказа. Реплики допустимы, но не приветствуются. Выкрики с мест запрещены! Перемещения тоже! Для них предусмотрены перерывы. Любой, нарушивший эти правила в дальнейшем, будет выставлен за дверь, невзирая на законы гостеприимства! Всем все понятно?       Произнося эту речь, Табаки вопил все громче и все сильнее раскачивал стремянку, так что под конец чуть не слетел с нее. Шуму от него было куда больше, чем от Ральфа, но никто не счел это нарушением правил.       Шаманка не переставая думала об автобусе, о том, чем на самом деле обернулись шуточки о нем, и о том, как разъярился Р Первый. Она так погрузилась в эти мысли, что пропустила начало сказки Лорда.       Она вообще-то тоже не была похожа на сказку. Лорд рассказывал о том, как жил в каком-то маленьком городке, чем там занимался и как зарабатывал себе на жизнь. Ясно было, что все в этой истории выдумано, но вместе с тем ощущение, что говорит он о чем-то, что происходило на самом деле, не оставляло. Только конец этой сказки оказался сказочным, и то как-то сразу и чересчур, как будто Лорду надоело напрягаться, придумывая, что там будет дальше, и выпутывать своего героя из неприятностей. Там даже Слепой объявился в конце.       Дальше рассказывал Валет. Больше играл, чем рассказывал, и его сказка была совершенно в духе сказки Лорда. Тоже какой-то город и поиски заработка, только у него все выходило веселее, может, оттого, что он попутно переиграл весь свой репертуар. Вплел его в повествование.       После сказки Валета Табаки, наконец, объявил перерыв. Вокруг гудели и шептались, обсуждая услышанное.       — Отпад, полный отпад! — бормотал Лэри. — Нет, ну вы слыхали их, а? Это ж надо, вот так, напрямую…       Курильщик пристал к девушкам с вопросами, что они обо всем этом думают.       — Я — ничего, — пискнула Спица. И повторила несколько раз, на случай, если он не понял: — Ничего, ничего, ничего…       — А мне понравилась сказка Лорда, — сказала Русалка мечтательно. — Очень красивая.       — О Чернолесе…       — О чем? — переспросил Курильщик.       — Чернолес. Тот город так назывался. Ты забыл?       Может, Лорд об этом и упомянул. В любом случае кроме названия, в том месте ничего красивого не было.       — Лос-Анджелес звучит еще круче! — вмешался Лэри.       — А как вам понравилась сказка Черного?       — Мило? Ты считаешь, это было мило?       Спица прильнула к Лэри, и вместо ответа они начали целоваться, хотя Лэри вряд ли успел дожевать свой бутерброд.       — Не переживай, — шепнула Русалка Курильщику. — На самом деле все не так страшно.       Он попробовал объяснить ей, что ему не нравится в этой истории с автобусом. Русалка кивала и слушала очень внимательно. Табаки объявил, что перерыв окончен, следующим рассказчиком оказалась женщина из кемпинга.       Она, должно быть, стеснялась. Говорила очень тихо и не стала влезать на стремянку. Сказкой ее рассказ не назвал бы даже человек, не слыхавший в детстве ни одной сказки.       Она рассказала о себе — пятьдесят семь лет, незамужняя, бездетная, без вредных привычек. О своей профессии — ветеринар, специализирующийся по крупному рогатому скоту. И о своих многочисленных болезнях. Выглядела она крепкой…       Горбач рассказал всем известную сказку о Крысолове из Гамельна. Немного измененную.       Лэри рассказал о заколдованной принцессе. Явно подразумевая Спицу. Рыжий рассказал о каких-то беглых смертях. Кажется, имея в виду себя. Табаки рассказал о каком-то старикашке, который до того не любил делать гостям подарки, хотя почему-то должен был, что даже прикидывался мертвым, лишь бы его оставили в покое.Филин и Мертвец пристроили свои истории к его и рассказали о своих встречах с этим старичком.       Стервятник и Лорд о чем-то шептались, Дракон вообще заснул.       На стремянку влез Слепой, и вокруг воцарилась такая напряженная тишина. Слепой долго молчал. Свечи догорели, а фонарики почти не давали света, но видно было, что он босиком и одет как обычно, а рука перевязана бинтом вместо полотенца.       Наконец он заговорил. Сказал, что желает всем им счастья. И уходящим, и остающимся. И тем, кто уйдет, думая, что остался, и тем, кто останется, думая, что ушел. И тем, кто решил вернуться. Слепой сказал, что, каким бы ни был их выбор, им предстоит начать жить заново, потому что их новая жизнь будет не похожа на старую. Что многие из них ничего не будут помнить об этой старой жизни, но это не должно их пугать. «Те, кто будут жить, не теряя веры в чудо, обретут его». Потом Слепой сказал, что не прощается с уходящими, а только с остающимися, и с теми, кто возвращается.       Дальше стало еще непонятнее.       Слепой сообщил, что ему требуются два добровольца. Опытный проводник для неопытного проводника и сторож.       — Последняя должность пожизненная, — закончил он и соскочил со стремянки.       Едва он с нее спустился, включились все настенные лампы, и все вокруг засобирались.       Ночь Сказок закончилась, и Шаманка спрыгнула с кровати, спешно обуваясь.       На свету отовсюду повылезали грязные тарелки, объедки, оплывшие свечи и набитые пепельницы. Сделалось неуютно, как будто они вдруг очутились на вокзале, и, как на вокзале, все вокруг обнимались, прощались и дарили друг другу всякие безделушки на память.       Рядом с Курильщиком присел Черный, хлопнул его по плечу, сказал:       — Ну, пока, старик… еще увидимся! — и сразу куда-то ушел. Потом его целовала опухшая, зареванная Спица, Конь подарил маленькую метелку на счастье, а Лэри так страстно обнял и залил слезами, что он, не удержавшись, то же начал всхлипывать.       Последней была Шаманка. Она крепко обняла Курильщика и прошептала ему на ухо:       — Я отказалась от своего прошлого дела, но ради тебя сделала исключение, — и протянула маленькую булавочку с косо наклеенным глазом. — Если мы увидимся с тобой в наших новых жизнях, ты обязательно узнаешь меня…а я тебя…       Нагореваться и как следует проникнуться прощальными настроениями его не дали. Быстро и тихо несколько человек взвалили на себя рюкзаки и ушли, увлекая за собой длинный хвост провожающих.       Македонский помог Курильщику влезть на подоконник, и оттуда они смотрели, как уходящие пересекают двор.       Было еще темно, но свадебное платье Спицы как будто светилось, и он отчетливо различал ее в толпе, ее и Лэри в белоснежной оперной рубашке. Почему-то из событий той ночи это запомнилось ему ярче всего, как все они шли через двор к воротам, с женихом и невестой во главе процессии. И кто-то тащил шлейф Спицы. Впереди, наверняка, шагал Черный, с сурово поджатыми губами и здоровенным рюкзаком, но его сверху было не различить, Курильщик только знал, что он тоже там. Он, и Конь, и Пузырь, и Прыщ, и Генофонд… и Рыжий, как выяснилось позже. И те двое из кемпинга.       На самом деле их немного уехало, но в темноте казалось, что намного больше.       Потом ворота закрыли, провожающие вернулись, и все оставшиеся попытались еще немного уютно посидеть при свечах, но атмосфера была уже не та, все плакали, шептались, прощались и что-то друг другу дарили, но уже тише. Как-то спокойнее.       Оказалось, что в руках у Курильщика и вокруг целая куча всяких подношений, а он и не помнит большую часть дарителей. Только старую булавочку с кривым глазом помнит… Только вот смутные терзания завелись у него в голове: «Встретятся-ли они вообще когда-нибудь еще с этим прекрасным и загадочным существом, которого в их стенах прозвали Шаманкой».