Лестница в никуда

Время остановилось. Серые омуты глаз глядели на него и не верили. Смотрит на нее, как-то… по-особенному. Во взгляде ничего осуждающего. Сочувствие балансировало на грани с некой нежностью. Катя, не прерывая зрительного контакта, спешно натянула рукава кофты на запястья, скрывая шрамы. Но Космос уже знал правду и был готов броситься хоть в жерло вулкана, дабы вытащить её из того ужаса, в котором до этого находился сам. Он, конечно, понимал, что из него психолог – как из атеиста священник, но лучше оказать ей хоть крупицу помощи, чем потом винить себя в том, что не успел. Холмогоров задолбался видеть, как медленно, но действенно «сгорают» близкие люди. Юрий Ростиславович после того происшествия стал странно-подозрительной версией себя. Он звонил сыну каждый день, бывало и по нескольку раз, чтобы удостовериться, что Космос не пропадает в ночных клубах, вдыхая новые дорожки. Холмогоров-младший постоянно твердил, что завязал, что больше не притронется к этому. Что крепче алкоголя ничего не будет употреблять. Но стоит ли этому верить? - Может, впустишь? – добродушная улыбка поразила губы. Но Тихомирова, скрестив руки на груди, процедила: - Зачем ты явился сюда?! – слишком грубо. Не так, как Катя хотела. - Какой тёплый приём… – в голосе явно чувствовалась ирония. Под недовольный взгляд подруги он закрыл дверь. Инстинктивно девушка отступила назад. Возможно боялась чего-то. Но вовсе не Космоса, а тех, кто сейчас находится в Москве, которых трудно даже назвать людьми. - Они и тебя могут искать… - грустно вздохнула Тихомирова. - Хуже того, что тебя нет со мной рядом, ничего не может быть… - вдруг признался Холмогоров, пряча взгляд от неё. Он давно хотел сказать эти слова, но его вечно что-то останавливало. То та ссора между ними, внезапная, словно хлесткая пощечина, оставившая заметный красный след на щеке, то кома, больше похожая на аттракцион смерти. Благо жизнь подарила второй шанс. Главное – его не упустить… Она боялась любого проявления чувств. Из-за своего отца, показавшего на собственном примере «красивую семейную жизнь», с избиением жены и дочери и полным их контролем, вплоть до проверки личных вещей. Катя полностью закрылась в себе, словно за непробиваемым панцирем. После смерти матери девушка не могла чувствовать себя защищённой в собственной квартире. Свое нахождение дома она сравнивала с золотой клеткой, в которой она оказалась заперта. Или тюрьмой, где девушка несёт наказание непонятно за что. Любовь стала для неё чем-то недосягаемым, недоступным. Она закрыла на замок эмпатию, отдав предпочтение лишь холодности и равнодушию. Но Космос своим безграничным доверием и поддержкой смог найти то самое потаенное в уголках души чувство. Подняв на него глаза, Тихомирова не сразу осознала, что те слова адресованы именно ей. Казалось, что этот момент происходит не с ней. Но истина одна – только Катю он любил всю жизнь. Ни одна девушка не смогла пробудить в нем те эмоции, что дарила ему Тихомирова. Казалось бы, простые до банальности слова. Скажи их какому-нибудь первому встречному, так тот или покрутит пальцем у виска или рассмеется от глупости ситуации. Но Космос, самый близкий для неё человек, попал в самый эпицентр, сердцевину ее чувств. Как будто потянул рычаг на себя, включая эйфорию на максимум. - Я не знаю, что сказать… Как обычно в этих ситуациях отвечают в кино? – какой глупый вопрос. Реакция не заставила себя долго ждать. Тихий смех, похожий на что-то ласковое и приятное, обволок уши. - Обычно улыбаются во все тридцать два зуба и бросаются на шею, – он заиграл бровями, явно намекая. - Не дождёшься, – усмехнулась Катя и двинулась на кухню. На столе всегда лежали любимые сигареты. Как вечный атрибут – соль, перец, салфетки, столовые приборы и приятный бонус. Хотела бы она, конечно, чтобы в кафе или ресторанах был такой набор на столах, но что имеем, то имеем. Звук чиркнувшей зажигалки совсем немного привёл в чувства. Сизый дым, слегка распространившийся по помещению, произвёл успокаивающий эффект на ту, что могла утонуть в таких родных глазах, всегда смотрящих на неё с восхищением. В них плескалась некая доля заинтересованности, смешанная с лаской. Она сравнила себя и его как двух маленьких людей, защищённых от всех угроз внешнего мира. Жаль, что это лишь мечты… Космос не мог спокойно смотреть на чужие шрамы. Перед глазами возникла картина, как девушка, умываясь слезами, производит порезы, желая воссоединиться с матерью. Он представил, как деревянный гроб опускается глубоко в землю, под страдальческий плач близких и родных. Он не хотел, чтобы это исполнилось. Никогда в жизни. Холмогоров развернул Катю к себе, приподняв ее подбородок. Сигарета упала на пол, моментально затухая. Шок и растерянность обуяли вмиг. Мужчина никогда такого не делал. - Долго ты сидишь на этой дряни? Моя история тебя ничему не учит? – в голосе теперь слышались характерные нотки суровости. От прежней нежности не осталось и следа. Она молчала. Убийственно невыносимо молчала, чем ещё больше раззадоривала ярость Космоса. Он не желал мириться с тем, что любимая девушка медленно себя убивает. Тихомирова нужна ему больше, чем кто бы то ни было. Она – его свет в этой тёмной со всех сторон жизни. - Ну что ты молчишь? Нравится над собой издеваться? Раз тебе похуй на себя, то мне нет. - Тебе, видимо, тоже на меня плевать было, раз на кокаине сидел. Ты просто эгоист, Холмогоров. Она попала точно в цель. Как дротиком в мишень, своими словами Катя резанула по сердцу. Космос будто почувствовал физическую боль, от которой кровь закипела в жилах. Схватил сильнее ее за руку. - Я могу уйти, и ты меня больше никогда не увидишь! - Я тебя ненавижу! Я все эти десять лет думала только о тебе, ни о ком больше! Не смей манипулировать мной, никогда! В их словесном поединке не могло быть выигравшего. Оба, словно разъярённые звери, готовые ударить в самое больное место. И у обоих это получилось. - Зачем ты пришёл? Чтобы поиздеваться? - Твою мать, да потому что я люблю тебя! Я все время себя упрекаю, что втюрился в тебя, как идиот! - Ч.. Что? – в горле резко пересохло. Дыхание заметно участилось от смысла сказанных слов. Он тоже её любит. Она положила хрупкие пальчики на гладковыбритую щеку молодого человека. Поймав его взгляд, она шепнула: - Повтори. Прошу тебя, повтори. - Я тебя люблю. Довольна? – ему было тяжело, но он признался. Признался, что любит её всю жизнь. Она не ответила. Мимолетно прикоснувшись губами, девушка постепенно увлекала его в чувственный поцелуй, сравнимый со сладостью клубники. Слегка опешив, Холмогоров ответил не менее страстно, притянув её к себе ближе. Тихомирова, кажется, забыла, как дышать. Всякие дурные мысли улетучились, как дым от недавно выкуренной сигареты. Холмогоров невесомо проводил пальцами по ровным позвонкам, заставляя тем действием раствориться в моменте, отдаться эйфории целиком и полностью. Тёплые губы провели дорожку по тонкой и аристократичной шее, слегка прикусывая. Запрокинув голову назад, девушка издала первый тихий стон. Этот звук, приятно воздействующий на Космоса, стал некой мантрой, немым признанием. Одежда медленно падала на пол, но влюбленные на это не обращали совершенно никакого внимания. Подхватив её на руки, Космос не мог оторваться от таких желанных губ. Новый, теплящий душу поцелуй стал более раскрепощенным, чем несколько месяцев назад. Матрац прогнулся под тяжестью двух тел. Холмогоров, будто боясь чем-то навредить, аккуратно, не спеша раздвинул ноги девушки. Катя изучала его тело глазами, вспоминая, как впервые заметила его без майки. Самообладание исчезло вместе с неторопливым движением в неё. Удовлетворённо простонав, она притянула его к себе ближе, обнимая за крепкую шею. В комнате заметно стало жарко. Окружающее пространство плыло перед глазами, и Тихомирова закрыла глаза, повинуясь наслаждению. Космос ускорялся, слыша стоны любимой, и громкость их только повышалась. Вскоре темп стал настолько сумасшедшим, что в их глазах заплясали звездочки. Тихомирова уже кричала от подступившего наслаждения, распространившегося как фейерверк со множеством ярких огней. Космос, тяжело дыша, упал на мягкий диван рядом с ней, притянув её к себе ближе. Счастливо улыбаясь, девушка подняла на него глаза. Голубые омуты встретились с серыми, точно гроза в океане. - Я тебя тоже люблю, – произнесла Катя, накрывая обнажённое тело простыней, – как тебя увидела, так сердце екнуло, и все… - Хочу, чтобы у нас все было хорошо. Пообещай, что больше не будешь прикасаться к этой гадости, – он заправил прядь её белокурых волос за ухо. - Обещаю.

***

Накрывшись пледом с головой и стуча зубами, Катюша немного отпила горячего чая, позволяя организму согреться. За окном уже который час барабанил дождь, как бы предупреждающий граждан, что на улицу лучше не выходить. Напрочь мокрая обувь. Капли воды, стекающие с воротника осенней куртки, заставили качнуть головой и встретиться со строгим взглядом, не раз напоминающим явиться домой вовремя. Космос своим видом напоминал дотошную бабушку, но ощущение, что подруга заболеет, невыносимым звуком скребло на душе. Слова Холмогорова, кажется, прошли мимо ушей. Сколько раз он предупреждал, что погода не будет подстраиваться под упрямую Тихомирову, которой в голову взбрело идти на улицу в летних кроссовках. Всяческие споры не давали абсолютно никакого эффекта. Все время она делала по-своему. Достав градусник и прищурившись, Космос увидел его показатель. - Тридцать восемь и два. Чем ты думала, когда на улицу в лёгкой одежде вышла? - По телевизору солнце обещали, – нервно усмехнулась Катя. - В телевизоре твоём из трех слов четыре – ложь. Катя отставила кружку на стол и, положив голову ему на плечо, мечтательно улыбнулась. Она представила, как адски смущаясь, с пунцовыми щеками признается ему в своих чувствах. И Космос обязательно ответит ей взаимностью. Но Тихомирова понимала, что это невозможно. Вокруг него бегают толпы старшеклассниц, желающие связать жизнь с сыном профессора астрофизики. Катя на сто, даже на тысячу процентов была уверена, что их не интересовали его духовные качества, характер и мировоззрение. Деньги для них являлись главным и, по сути, единственным составляющим. - Дуреха ты, Катька, – тихонько посмеялся Космос, оставив поцелуй на горячем от температуры лбу. Возможно, это жест являлся проявлением дружеской заботы, нежели чем-то большим, но Катя считала иначе. Она думала, что Холмогоров тайно в неё влюблен, только боится признаться. Боится, потому что их дружба и тёплые взаимоотношения могут разрушиться. Знала бы она тогда, что это чистая правда, то ни под каким предлогом не переезжала бы. Не отпускала Космоса ни на минуту. Прищурившись от утреннего света, Холмогоров слегка приподнялся, увидев её. Любовь всей его жизни. Она лениво потягивалась возле оконной рамы, расслабленно вытягивая руки вверх. Своими действиями она напоминала котёнка. Такого же милого, красивого и хрупкого. - Почему ты так рано встаешь? – тёплая улыбка не сходила со счастливого лица. - Профессия обязывает, – она подошла к нему ближе, снова увлекая в поцелуй. Черт, как же хорошо. Интимность момента разрушили звук разбивающейся посуды и чья-то тихая ругань. Рома. Космос нахмурился. - Кто это? - Это не то, что ты подумал, – подняла руки в примирительном жесте Катя. Ревность заполнила каждую клеточку тела. Она, как тягучая, пламенная лава растеклась по венам, превращая кровь в адское пекло. Руки машинально сжались в кулаки, и он, с силой раскрыв дверь, увидел другого мужчину, подметающего осколки. Если бы можно было метать молнии взглядом, то тот мужик и Катя сгорели бы моментально, и от них остался бы только пепел и неприятный запах гари. Повернувшись к Тихомировой, он процедил: - Это что за хрень?! - Космос, это Рома. Он и писал тебе то письмо, что меня ищет собственный отец. Между нами только дружба и взаимное уважение. - Неужели из комы вышел? – приветливо улыбнулся Бакурин, как будто перед ним находится старый добрый друг. - Откуда ты знаешь? – нахмурился Холмогоров, доставая из кармана пачку сигарет. Сигаретный дым снова заполнил окружающее пространство. Роман спокойно подошел к окну, распахнул форточку и впустил в комнату свежий воздух. - Неважно. Тебе было опасно сюда ехать, Зиновьев и до тебя мог добраться. - Да кто такой этот Зиновьев?! – не выдержал Космос, плюхнувшись на диван и затянувшись. - Абсолютно двинутый на голову. Псих. Он ищет Катю по Москве, потому что отец её теперь в мире ином. А папаша был у него в подчинении. Вот и устроил мясорубку. Сначала избили Артема, а затем… Бакурин без лишних слов продемонстрировал свое увечье. - Пиздец… - ничего иного кроме нецензурной брани на языке не было. – Катюх, включи телевизор, а то сейчас с ума сойду. Тихомирова схватила пульт и стала переключать каналы, пока вдруг взору не предстала телеведущая, рассказывающая о сегодняшней ситуации в стране. - Ну-ка, прибавь, – попросил Бакурин. Приятный голос женщины, сидящей за стойкой, совершенно не вязался с теми кровавыми новостями, о которых она сообщала российскому населению. Увидев фотографию Бориса Ефимовича, Роман кивнул: «Еще погромче!». Наконец ведущая развеяла столь долгое ожидание своими словами: - Вчера произошло убийство одного из самых известных криминальных лидеров – Бориса Ефимовича Зиновьева, который обвинялся в покушении на нескольких Московских политиков. По предварительным данным мужчина скончался от серии выстрелов в спину. Шок или облегчение это было, но Космос с Катей переглянулись, не скрывая победных улыбок. Бакурин же был сосредоточен. Он изучал взглядом телевизор, в котором теперь говорилось о строительстве новой школы. - Мы возвращаемся домой! – обрадовался Холмогоров, направляясь в комнату, чтобы собрать вещи Кати. Роман же так и изучал взглядом старое, повидавшее время устройство. Он не понимал, правда это или тщательно выдуманная ложь? Но хотел бы он это или нет – действительно пора возвращаться. Чёртова кровавая бойня…