***
Катя кое-как успокоилась после пережитых событий, растворяясь в нежных касаниях губ Холмогорова на макушке. Сейчас это единственное утешение в такую непростую для всех пору. Артём так и не снял чёрной кофты после похорон. Свернувшись калачиком, паренёк уснул после продолжительной истерики, где под горячую руку попалась пара тарелок с поминок. Тихомировой казалось, что в уголках глаз ещё остались невысохшие слезы, свидетельствующие о том, что он не может жить без Лизы. Как будто вырвали весомую частичку сердца, так он себя чувствовал. - Бедненький… - Даже не представляю, что может быть хуже… - грустно вздохнул Космос, обнимая любимую за хрупкие плечи, пережившие слишком много за двадцать семь лет. - Я даже думать об этом боюсь… Страх неизвестности всегда пугает. Никогда не знаешь, что ждёт за поворотом, и судьба, жестокая и беспощадная почему-то не позволяла им вдохнуть полной грудью, позволить себе хотя бы малейшую радость. Катенька, такая беззащитная и уязвимая перед ним, походила на маленького котёнка, которого приютил добрый человек. Космос не отпускал ее из крепких объятий, показывая своими действиями, что он всегда будет рядом. При любом раскладе. Как бы ему плохо не было, он будет смотреть в её серые глаза, и знать, что его любят и ценят… Осипов, к сожалению, такую возможность потерял. Любовь, которую он так заслуживал, разрушила его полностью, оставив после себя свежую могилу, усеянную цветами. Наталья Борисовна, не терпящая слабости ни в себе, ни в ком бы то ни было, отчитала сына за то, что он проливает слезы по недостойному человеку. Женщина считала, что таких Лиз у него будет ещё сотни, и потерпи лет пять-семь, Виноградова навсегда исчезнет их его памяти. Артём такой равнодушной, циничной позиции не разделял. Как можно забыть того, в ком видел самую искреннюю, добрую и прекрасную душу с красивейшей улыбкой, способной улучшить настроение вмиг? Осипов просыпался только ради того, чтобы скорее снова увидеть свою Лизу и вдохнуть аромат цветочных духов, которые она так любила. Но теперь этот запах въелся будто во внутренние органы, доставляя дискомфорт в грудной клетке, постоянно саднившей от боли потери. Что может быть хуже этого? Похоже, ничего… Без всякой спешки Тихомирова водила грифелем карандаша по бумаге. Она запечатлела тот испуганный взгляд в момент, когда жизнь навсегда остановилась для неё – большие зелёные глаза, которые хотели только одного – увидеть Артема. Так она мечтала, чтобы добрый друг обрел счастье. Чтобы он навсегда забыл, что такое грусть, смотря на смысл своей жизни и понимая, что его не бросят, не оставят и не предадут. Но любовь, как и дорогого сердцу человека, можно потерять тогда, когда этого не ожидаешь вообще… А кто вообще такого ждёт? Никто. Пожалуй, не существует в мире таких людей, которые радовались бы кончине того, кто больше не вернётся в этот мир. Разве что, уже покойный Алексей Никитич, обрадованный смерти жены так, словно ему вручили лотерейный билет с выигрышной суммой со множеством нолей. Катенька любила писать людей. Изображая все достоинства тех, кто не даёт её сердцу покоя, девушка таким образом показывала, что они ей дороги. Та недавняя картина с Космосом демонстрировала, что нет у неё ценнее человека, заботящегося о ней, как о самой хрупкой фарфоровой статуэтке. Хотя по сути, такой Тихомирова и являлась – при всех она была сильной, волевой, показывающей свой непростой характер, а дома она превращалась в ангела с большими, серыми, горящими глазами, смотрящими на объект своего обожания как на самого важного человека в жизни. Коробочка с кольцом, которую Осипов купил на последние деньги, была безбожно сломана так же, как и Лиза, которой больше нет рядом с ним. В красных от истерик глазах плескалась боль. Было плохо так, что не описать ни одним словом… Каждый сон с участием погибшей девушки вскрывал точно самое потаенное, оставленное теперь только на эпитафии. - Он выберется из этого ада…Обещаю, выберется… – прошептал Космос, боясь нарушить чужой сон, вкладывая в собственные слова искренность. - Хочется в это верить…***
Как же хотелось вернуться во времена, когда все было более-менее хорошо… Осушив рюмку коньяка, Бакурин вспоминал моменты с родителями, которые уже давно находятся на небесах. Роме исполнилось пять лет. Мама одела его в костюм лисенка на детский утренник. Мальчик, смущаясь, произнёс стихотворение о Родине перед толпой таких же деток, которые, благо, не застали всех ужасов войны. Знал бы мальчишка, что он к этому будет иметь прямое отношение… Рома пошёл в первый класс. Папа, обнимая сына, говорил, что все будет хорошо. Это только начало жизненного пути, нужно просто его принять. И маленький Бакурин преодолевал новые вершины… Рома закончил школу. Глаза пощипало от слез. Но слезы эти не были признаком чего-то плохого. Это слезы счастья. Родители глядели на сына с гордостью, видя в нем продолжение собственных надежд. Особенно мама, горячо стиснувшая любимого сына в объятиях. Москва. Величественный город с многовековой историей встретил новых жителей, переехавших в небольшую квартирку, вполне радушно. Соседи, коренные жители столицы, неожиданно встретили их добрыми словами. Бакурин никогда не забудет, как соседская бабушка Зоя угостила его пирогом с клюквой. Горечь ягод почти не чувствовалась, это был поистине вкус детства. Военная форма, лысая голова и огромные сумки с мамиными заготовками и папиными тёплыми свитерами еле уместились в вагоне поезда, так как молодые парнишки вместе с ним делили небольшую площадь, устланную всяким разными вещами от мала до велика. Дорога, тяжёлая и трудная, была в какой-то мере интересной. Но знали ли они, что самое плохое и нелицеприятное только начинается… Трупы… Горы трупов, которых не успевали спасти, лежали на горячем песке, повинуясь скорой смерти, так неожиданно заявившейся к ним. Они, как никто другой, хотели жить и радоваться жизни, но война, страшная и беспощадная, не оставила им шанса вернуться домой… Цинковые гробы, привезенные убитыми горем матерям, не стёрли бы им память о родных детях, которых теперь не вернёшь… Война закончилась. Вернувшись домой к родителям, так ждавших его возвращения, Бакурин не застал их дома. Соседская бабушка Зоя, не сдерживая слез, протянула молодому человеку свидетельство об их недавней смерти. Его вселенная, кажется, остановилась… Он еле выбрался из алкогольной зависимости, осознав, что должен жить ради них. Роман, чуть не замерзший насмерть, уяснил, что из своих проблем нужно выбираться самому. Как бы больно и плохо на душе не было… Криминальная дорога завела его своими дебрями не к самым лучшим людям. Бывшие уголовники и ребята из неблагополучных семей остерегались нового участника стороной, строгим взглядом способного остановить любого зазнавшегося пацаненка. Лидер криминальной группировки видел в Бакурине собственное продолжение… Бандитские разборки с морем крови и бессмысленных смертей доводили Бакурина до крайней точки терпения. Он не видел себя, к примеру, криминальным авторитетом, покуривающим дорогущие сигареты и жалующимся на «плохую» жизнь. Так он и стал киллером, которого никто не мог найти… Новая рюмка коньяка… Воспоминаниям, как и алкоголю, суждено было заканчиваться. Мужчина провел руками по уставшему лицу и тяжело вздохнул. Бакурин тщательно анализировал сегодняшний день – лицо Валеры приобрело абсолютно радостный вид, не потухающий ни на секунду, и что-то в этом взгляде приобрело непонятный вид, в нем читались тени сомнения. Роман не считал смерть Виноградовой какой-то случайностью. Враги никогда не дремлют и могут нанести удар такой силы, что оправится от него не представится возможным. Мужчина знал Зиновьева не понаслышке – не мог он так просто умереть… Что-то здесь точно не чисто. Осознание медленно, но верно подбиралось к Бакурину. Раскрыв бумажку с текстом, оставленную Лизой незадолго до смерти, мужчина пришёл в ужас: «Прошу, спаси меня. Я не могу больше находится в этом аду. Уверена, я скоро умру, мне не долго осталось. Они не остановятся так просто, им нужны наши головы…»***
Автомобиль неторопливо отъехал от детской поликлиники. Слабый, моросящий дождь оставлял небрежные разводы на окнах, быстро смываемые дворниками. Валера, слегка прищурившись, внимательно следил за дорогой, слушая тихую американскую песню, играющую на фоне приятным бонусом. - Вот, а ты говорила тонзиллит. Анатолий Петрович кого хочешь на ноги поставит, – храбрилась важным знакомством Тамара, смотря на зеркало заднего вида. Ольга не могла не улыбнуться, ведь Ванечка, благодаря грамотному лечению и ответственному подходу, пошёл на поправку. - Спасибо вам. Я уж боялась, что дело до крайностей дойдёт, – хмыкнула Ольга, заправив золотистый локон волос за ухо. - Будет он здоровым как бык! – Филатов обнажил в улыбке ряд белых зубов. – Может, с божьей помощью, на бокс его отдам, будет тебя защищать. - Валера! – рассмеялись девушки, представляя, как Ваня сражается с противниками, защищая честь мамы. А может, это и будет в будущем? Семейная идиллия была прервана громкой трелью телефона, на который Фил отреагировал не сразу. Номер был знакомый. Рома. - Алло? - Взрывчатка в машине. У вас две минуты.