Взгляните, там вон женщина идет. Толпа ей вслед: «Пьянюга, чё застыла? " Никто ее шатаний не поймет: Она вчера ребенка схоронила. А там сидит старик в лохмотьях старых. Толпа вторит: «Ты бомж, иди работай! " Им не понять: в глазах его усталых Слепая и темнейшая дремота. Там девочка, что вечно с телефоном. Толпа свое: «Очнись! Ума ни грамма.» И всем плевать, что год с сердечным стоном Она всё ждет звонка пропавшей мамы. Чтоб подлостей подобных избежать, Не зная ситуаций — промолчите. И прежде, чем кого-то осуждать, Возьмите его жизнью проживите! .
Началось заседание. Марина слушала всё вполуха, ибо слышала всё это уже не в первый раз и, кажется, успела выучить наизусть. А судья между тем продолжал говорить: — Дело слушается под председательством судьи Степанова с участием коллегии присяжных заседателей. Сторону обвинения представляет прокурор, младший советник юстиции Юрасова Екатерина Николаевна. Защиту подсудимого осуществляет адвокат Самойлова Яна Фёдоровна. Потерпевшим в данном процессе признан отец погибшего Смирнов Игорь Романович. Судья — седой, но ещё не старик, с глубоким, но печальным взглядом. Волей собственного выбора или просто волей судьбы он облачён в мантию и назван третей властью нашей страны. Он уже много раз говорил всё это. Скольких он видел таких ребят, как Егор? Сколько девушек и парней вот так вот смотрели на него сквозь решётку? Сколько здесь сломалось судеб? Сколько он услышал вердиктов присяжных и провозгласил приговоров? И сколько из них действительно справедливы? Мы никогда не узнаем, отчего поседели его волосы — просто от возраста или от того, что олицетворять закон очень трудно. Он делал это тысячу раз, но каждый раз боялся ошибиться. Не страшно оправдать преступника, страшно осудить невиновного. Так почему же мы, обычные смертные люди, никогда не боялись этого? Мы все с необычайной лёгкостью провозгласили себя судьями, наделив властью. и теперь только и делаем, что судим других, не задумываясь о собственных грехах. Впрочем, можно не волноваться, обязательно найдутся те, кто сделает это за нас. Мы осуждаем, не вникая в ситуацию, не боясь обидеть; мы даже не задумываемся, сколько раз мы были неправы. Мы обижаем, раним, «уничтожаем», считая себя умными и правыми, забывая, что ходим под Богом, и лишь Он наш судья. Но мы уже давно не боимся ни людского, ни Божеского, наивно полагая, что наказание следует за преступлением только у Достоевского. Наверное, поэтому Господь давно закрыл от нас лицо, но ещё не бросил.***
— Прошу пригласить в зал присяжных заседателей, — обратился судья к приставу. Тот в свою очередь молча кивнул и открыл одну из потайных дверей. — Уважаемые присяжные, судья приглашает вас в зал, пройдёмте! Из последней потайной двери тут же вышли двенадцать абсолютно разных человек, они не встречались до и не встретятся после, но сегодня им предстоит решить, виновен/не виновен. Они уже не раз осуждали врагов и друзей, просто прохожих — все мы мастаки судить, мы ведь всё про всех знаем. Как говорится, «а судьи кто?» — чужие люди, просто случайные люди. Каждый из них, входя в зал, так или иначе посмотрел на Егора, видимо, определяя, мог ли он вообще убить. Щукин не смотрел на них. Ему было всё равно. Он просто смертельно устал, он хотел одного — чтобы всё закончилось, неважно как, просто закончилось. Парень смотрел в пол, изредка поднимая глаза. Он искал глазами мать и брата. Мама — короткое слово из четырех букв. Мы обижаемся на её упрёки, не слушаем советы, мы уверены, что уже выросли и не нуждаемся в воспитании, всё решим и поймём сами! Но когда целый город нарекает тебя убийцей, мать — единственная, кто будет с тобой и за тебя до последнего, и плевать, слышите, плевать, что кричит толпа — для матери ты всегда будешь невиновным. Жаль, что мы понимаем это лишь тогда, когда приходит беда. Дима, заботливо державший за руку Елену Константиновну, не отрывал взгляда от старшего брата. В его глазах читалось: «Держись, братуха, мы с тобой!» За год бывшего вратаря «Медведей» стало не узнать. Дмитрий возмужал и стал по-настоящему взрослым, а как иначе? Он у матери остался один. Он перевёлся из Москвы в Подольск — конечно, уровень не тот, и сравнивать нечего, но не бросать же маму одну наедине с бедой. Егор смотрел на Кисляка. Каждый раз ловя на себе взгляд друга, Андрей широко улыбался и подмигивал. — «Ай да Кислый!» — думал Егор, его это просто поражало. В любой ситуации друг паясничал и острил. Это могло быть признаком отсутствия ума, но нет — Кислый был умён, и умел быть вполне серьёзным. Такое поведение, скорее, доказывало его непримиримость, нежели низкий уровень IQ. Непримиримость с жизнью, с её несправедливостью; она пакостила ему, а он смеялся ей в лицо, никогда не опуская рук. Взять хотя бы эту историю с его второй женой. Впрочем, сидя здесь, Щука мало владел какой-либо информацией. До него долетали лишь обрывки слухов и сплетен, ведь вся история разворачивалась как раз в тот год, что он сидит за решёткой. Единственное, что Егор знал — что страсти кипели нешуточные. Такое ощущение, будто кто-то специально создал ещё одну нашумевшую историю вокруг их команды, чтобы отвлечь внимание от происходящего с ним и дать передышку его семье. Между тем Андрей был ранен, потерял зрение. Яна стала изменять ему, а за ним стала ухаживать девушка, вступившись за которую, он получил пулю. Щукин перевёл взгляд на свою защитницу, думая о том, как они смогли примириться после развода. Ради него? Но ещё больше его волновал вопрос: как вообще так вышло, что они расстались? Ведь на самом деле они были ужасно похожи. Он понял это теперь, когда Яна стала человеком, которого он за год видел чаще всего. Она тоже непримирима, только в другом, она не умеет паясничать и острить, практически всегда она предельно серьёзна, но упряма до жути. Точно так же, как и Андрей, она спорит с жизнью до последнего, не упуская ни единого шанса. До сих пор неизвестно, каким образом она добилась суда присяжных. А вот на шатенку, сидевшую прямо напротив судьи, Егор намеренно не обращал никакого внимания, хотя она, наоборот, делала всё, чтобы зацепить его взгляд на себе, но все попытки тщетны. Он сделал для неё всё, что мог, и всё на этом — они чужие. Порой ему хотелось, чтобы его осудили, ибо в таком случае встречаться с этой девушкой точно больше не придётся. Присяжные заняли свои места, и воцарившаяся ненадолго тишина была нарушена. — Прошу огласить, кто избран старшиной, — прогремел голос судьи. — Ваша честь, открытым голосованием старшиной присяжных была избрана я — Сотникова Елизавета Павловна, — представилась она. Это была молодая девушка лет тридцати, может, немного больше. Рыжие волосы, огромные глаза, уверена в себе. Елена Щукина даже сняла очки. Их взгляды на секунду пересеклись. Она смотрела на главную присяжную взглядом, полным отчаяния, боли и мольбы — мольбы не судить сына. Девушка не растерялась, наткнувшись на взгляд измученной женщины; она понимала её и сделает всё, чтобы принять правильное решение. — Для изложения сути обвинения слово предоставляется прокурору Юрасовой, — судья обратился к девушке. — Прошу вас, Екатерина Николаевна. Прокурор поднялась со стула и внимательно осмотрела всех присутствующих. Создавалось впечатление, что она не только уверена в виновности Егора, но ещё и считает виноватыми в чём-либо всех присутствующих в этом зале. Впрочем, с этим и не поспоришь, каждый из нас в чём-то да виноват. А вообще, интересная миссия у прокурора, не правда ли? Он всегда обвиняет. Всегда ищет в людях только плохие стороны, заранее сделав их виноватыми. — «Ей бы не в прокуроры, а в модели пойти. Пятый размер, не меньше», — присвистнул Вадим Назаров. Кажется, молодого человека вообще не волновало происходящее. Действительно, стройная фигура, округлые формы и внешний вид представительницы стороны обвинения впечатляли. Высокая блондинка с чёрными глазами, стройную фигуру обтягивала синяя форма, подчёркивая все достоинства девушки. На вид ей было не больше тридцати пяти лет. — «Да уж, какие нынче в Москве прокуроры», — не удержался от мысленного комментария Виктор Анатольевич. — Двадцать восьмого декабря две тысячи шестнадцатого года, — между тем начала обвинительница, — примерно в двадцать три часа двенадцать минут в Подольске в одной из раздевалок Ледового дворца, принадлежащей хоккейному клубу «Медведи», был обнаружен труп одного из игроков клуба, Смирнова Алексея Игоревича. Молодой человек был сильно избит, а на шее был обнаружен тонкий след от веревки. Из заключения судебно-медицинской экспертизы следует, что смерть наступила в период времени с двадцати двух до двадцати трёх часов в результате полученных травм. На основании прямых и косвенных улик обвинение в убийстве предъявлено Щукину Егору Андреевичу, так как в ходе предварительного следствия стало известно, что примерно в двадцать один час тридцать минут тем же вечером между Смирновым и Щукиным произошёл конфликт, в ходе которого Щукин избил погибшего. — «Интересно, почему не разъясняются причины конфликта, и почему умолчали об изнасиловании, произошедшем незадолго до драки?» — в речи московской коллеги бывалый «волк» Виктор Анатольевич сразу отыскал несколько ошибок, но, естественно, промолчал. В суде — не в школе, подсказку под парту не положишь, а ошибки могут дорого обойтись. — Какова позиция защиты? — обратился судья к Яне, как только сторона обвинения закончила своё выступление. Защита — значит ли это, что ты всегда на стороне подсудимого? Но если твой подзащитный действительно вор, убийца, насильник? А ты перед глазами присяжных защищаешь его? Каково защищать того, у кого руки в крови, того, кто давно продал свою совесть? Значит ли это, что в таком случае ты вступаешь в сделку с собственной совестью? Но с Яной всё не так просто, девушка стала практикующим адвокатом чуть больше года назад, но уже успела заслужить прозвище «адвокат-капризуля». Девушка выбирала себе дела очень долго, никогда не хватаясь за первое, что ей предлагали. Уровень скрупулёзности в таких вопросах просто зашкаливал. — Невестка прокурора, вот носом и воротит, — говорили люди, хоть они с Андреем уже и не были женаты. Но дело было в другом: Самойлова никогда не бралась за защиту клиента, если хоть немного сомневалась в его невиновности. Она всегда старалась сотрудничать с совестью, помня, что её собственная давно была запятнана. Ведь она почти с лёгкостью бросила слепого мужа, когда тот стал обузой. В случае с Егором ситуация была сложной, ибо он сам признавал, что избил Смирнова; задача Яны состояла в том, чтобы изменить статью «убийство» на статью о причинении тяжкого вреда здоровью, и хорошо бы в состоянии аффекта. Девушка сомневалась в том, что скончался Смирнов от побоев, дело явно в чём-то другом. А если ей удастся, то они с Кислым будут квиты, она уже не будет так виновата перед ним. — Будет озвучена в ходе судебного следствия, — скромно отозвалась девушка, поднявшись со своего места. — Благодарю вас, Яна Фёдоровна, присаживайтесь. — Встаньте, подсудимый! — Егор послушно поднялся, глядя прямо в глаза судье. Бояться ему уже было нечего. — Представьтесь! — Щукин Егор Андреевич, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, игрок хоккейного клуба «Медведи», — произнёс он фразу, которая уже отскакивала от зубов, даже если его разбудить посреди ночи. — Виновным себя признаёте? — прозвучал вопрос. Это был вопрос, который терзал уже много месяцев и присутствующих, и самого Егора. А признаёт ли он себя виновным? Егор точно помнил: когда он уходил из раздевалки, Алексей был жив и даже сыпал проклятиями в его адрес. Ну не мог он его убить, ну не мог! Но ведь он мог умереть позже от побоев, а значит, Егор убийца, хоть и случайный. Однако смущало то, что он его не душил, а у Смирнова на шее след удушения. Можно сказать «виновен», и тогда это точно будет последний суд, и в жизни появится хоть какая-то определённость; Егору этого очень хотелось. Но признать вину означало окончательно добить мать, которая верит в обратное больше, чем в Бога, и подвести Яну, которая чуть ли не ногтями землю роет в поиске доказательств, всеми силами пытаясь облегчить его участь. В таком случае, все её старания напрасны? Да и потом, какой пример он подаёт младшему брату? Просто признает, что он убил человека? Да мама столько раз твердила о том, что он пример для Димы — жаль, опомнился он поздно. Парня терзали сомнения, а зал, буквально не дыша, замер в ожидании ответа. Помещение окутала «мёртвая» тишина.