Никогда — слышите, никогда — не давайте себе права на последнее смс, последний звонок, последнюю встречу, последний секс… Потому что никогда — слышите, никогда — они не оказываются последними, ибо превращают поставленную вами мысленную точку в вопросительный знак или многоточие, Которое никогда — слышите, никогда — ни к чему не приводит, а лишь добавляет в вашу жизнь, которая почти наладилась, лошадиную дозу боли…
Думаю, не ошибусь, если скажу, что у каждого из нас в жизни бывали моменты, когда в ней происходило что-то непоправимое, неожиданное, непредсказуемое, к чему нельзя подготовиться заранее. Всё это происходит на наших глазах, словно в замедленной съемке. Потом мы плачем, рыдаем и рвём на себе волосы, причитая: «Вот если бы одну секундочку назад, и я бы всё сделал по-другому!»</i> Вот, например, мы локтем задеваем любимую чашку, видим, как она летит вниз; нам не хватает всего одной секунды, чтобы подхватить её. Удар, и нам остаются лишь осколки… Или, например, мы случайным щелчком удаляем все фотографии, скажем, за пять лет, и компьютерная мышь в сопровождении нашей истерики летит в угол — а если бы мы могли хотя бы на секунду вернуться в прошлое и отменить команду… Но, увы, жизнь не компьютерная игра, и отменить последнее действие не получится. А как много мы бы отдали за такую возможность, правда? Порой всё, что имеем, мы отдали бы за «пять минут назад». Одна секунда — это много или мало? Кажется, я знаю, что ответит на этот вопрос почти каждый из вас, и вы, несомненно, правы — ничтожно мало. Но бывают такие редкие случаи, когда от одной секунды зависит наша жизнь.***
После слов судьи «спасибо, вы можете присесть» Касаткина на ватных ногах двинулась к своему месту. Сидящий в первом ряду Кисляк подал ей руку — не то чтобы он был джентльменом, но того, чтобы Марина прямо сейчас упала в обморок, как это было на самом первом заседании, хотелось меньше всего. — Подсудимый, встаньте! — обратился человек в мантии к Егору. Щукин послушно встал. Было видно, что его колени чуть согнуты, словно тяжесть всех последних дней камнем легла на молодые крепкие плечи и клонила его к земле. Он просто устал. Он готов был принять любой приговор, лишь бы это всё закончилось. Егор умоляюще посмотрел на Яну. Девушка виновато пожала плечами — она не обладала сверхспособностями и не могла перемотать всё вперёд вплоть до оглашения приговора. — Расскажите о событиях той ночи, — попросила молчавшая до этой минуты прокурор. Иногда у наблюдавшего за ней Кисляка-старшего складывалось впечатление, что эта девушка просто-напросто ошиблась дверью — этакая гламурная красавица хотела на пати, а попала в суд. Егор встал и опять огляделся. Он посмотрел на ребят из команды; кто-то по-прежнему считал его своим другом, а кто-то наплевал. Калинин, неизменный спонсор «Медведей», взглядом пытался приободрить бывшего капитана. Он оставался одним из немногих, кто не считал Егора убийцей. Парень посмотрел на мать и брата, таких же измученных и уставших, и, решив больше не тянуть время, начал говорить. Память мгновенно перенесла его в тот день, а вернее, в ту ночь, когда на грешную землю падал невинный снег, и жизнь разделилась на до и после.***
Егор сразу же почувствовал разницу температур. На улице мороз щипал за щёки, а во дворце было тепло. А ещё — тускло и пусто. Впрочем, ничего удивительного — времени уже половина одиннацатого. Свет был частично погашен, а все работники заведения разбрелись по домам, остался только сторож, пара уборщиц и Марина. Где-то здесь, по логике вещей, находилась Касаткина. За три года, что они были в отношениях, Щука успел привыкнуть, что она вечно где-то застревает, копается и опаздывает, но такого он припомнить не мог. Чутьё упрямо подсказывало, что происходит что-то не ладное, и, глубоко вздохнув, капитан шагнул в темноту коридоров дворца. Он не раз задавал себе вопрос: зачем он вообще пошёл искать её? Ведь расстались уже давно и теперь чужие люди. Никто никому ничем не обязан, и никто ничего никому не должен. И даже если она попала впросак, пусть сама оттуда и выбирается. Но мама воспитала его настоящим мужчиной, а настоящий мужчина не пройдёт мимо беды своей девушки, пусть даже и бывшей. Размышляя об этом, Егор на чистом автопилоте пришёл в свою раздевалку, просто ноги сами туда привели. Щукин чертыхнулся, вспомнив, что идёт не на тренировку, а ищет Марину, и уже хотел развернуться, однако картина, представшая перед его глазами, заставила парня буквально врасти в землю и окаменеть. То, что он видел, было страшнее всех фильмов ужасов, которые он смотрел в течение жизни, хотя бы потому, что происходило всё не на экране, а в реальности. Смирнов с выражением полного удовлетворения на лице, тяжело дыша, неспешно поднимался на ноги, а на полу под ним лежала Марина. Глаза девушки были закрыты, в уголках поблёскивали слезы. Кисти рук были сжаты в кулаки так сильно, что на коже отчётливо проступили все, даже самые мелкие, вены. Примерно минуту Егор стоял, не шевелясь и даже не дыша, мозг ни в какую не хотел принимать увиденное. — «Может, они просто так развлекаются; ну, подумаешь, ролевые игры у людей такие», — мелькнула мысль в голове у парня. Но состояние Касаткиной говорило об обратном. Через минуту оцепенение сменилось волной дикой ярости. Да, они бывшие, но не чужие. — Ты что сделал, сволочь! — закричал Егор во всё горло. И уже через секунду Щукин набросился на Смирнова. Тот, в свою очередь, ещё не отошедший от эйфории оргазма и находящийся под действием наркотика, не успел среагировать и не ответил на первый удар. Щука не растерялся и слёту ударил насильника по лицу; тот не устоял на ногах, что неудивительно после такого количества выпитого в спорт-баре несколькими часами ранее. Никогда раньше и никогда после Щука не был таким агрессивным, однако после первого выпада удары сыпались, словно град, один за другим. Вся боль, которую Егор испытал за последнее время, наконец нашла выход из запутанного душевного лабиринта и с каждым ударом вырывалась наружу. Через несколько секунд костяшки Егора болели и были полностью в крови, но парень и не думал останавливаться. Им руководила какая-то неведомая сила. Он будто нашёл виноватого во всех своих бедах и сейчас мстил ему за все свои неудачи. Марина только после третьего удара немного пришла в себя и решилась открыть глаза. Сквозь ещё не утихнувшую боль и ещё не высохшие слёзы она не смогла разглядеть фигуру, что нависла над Смирновым и яростно наносила удары. Девушка, отважившись собрать силы и стараясь не привлекать к себе внимание, отползла в угол и, поджав под себя ноги, сжалась в комок и стала просто ждать. Встать и уйти она была не в состоянии. Егор бил — просто бил, яростно и безжалостно. Он до сих пор не понял, откуда у него взялось столько сил. Кисти рук, сжатые в кулаки, уже болели и были мокрыми от чужой крови, но парень продолжал наносить удары. Алексей, наконец очнувшись от дурмана, начал сопротивляться, но спиртное ещё бурлило в крови хоккеиста, делая его слабее, и силы оказались неравны. Лёша выкрикивал ругательства и плевался кровью в лицо Егора. — Заткнись, тварь! — рявкнул Егор, нанося очередной удар. Он бил без разбора — в лицо, в подбородок… Марину словно окатили ушатом холодной воды. Этот голос она не перепутала бы ни при каких обстоятельствах, даже если бы потеряла память — этот голос принадлежал Щуке. За считанные секунды Марина испытала не менее десятка чувств. Радость, что всё наконец закончится. Стыд за то, что Егор увидел её такой. Надежду на будущее — ведь, раз он пришёл, значит, она ему небезразлична. И ужас… Самый настоящий ужас. Она и не думала, что Егор способен на такую жестокость, ведь, даже узнав об измене, он не поднял на неё руку. С точки обзора, в которой находилась девушка, зрелище предстало воистину жутким. Лицо Смирнова, впрочем, как и кулаки Щукина, напоминало не что иное, как кровавую кашу. От этой малоприятной картины в который раз за сегодняшний вечер в жилах у девушки застыла кровь. — Егор, не надо, остановись! — закричала Касаткина, пытаясь хоть как-то остудить яростный пыл капитана. Крик этот получился сдавленным и тихим, слишком много она плакала и кричала за последние несколько часов, но этих звуковых децибел вполне хватило, чтобы в голове Егора «перегорела лампочка». Он бросил мимолётный яростный взгляд на сжавшуюся в углу шатенку, взяв Алексея за грудки, бросил об пол и сказал сквозь зубы: — Ладно, живи, тварь! В следующую секунду он повернулся к трясущейся то ли от холода, то ли от страха Марине и, подав ей лежащую на полу одежду, тихо сказал: — Одевайся, и пойдём. Сам же он в это время вытер кровь Смирнова, что осталась на его руках, о куртку и принялся куда-то звонить, а Марина, молча наблюдая за ним, пыталась натянуть джинсы, но онемевшие пальцы не хотели слушаться. Уши заложило; всё, что говорил Егор, она слышала словно через вату. — Давай помогу, — обратился он к ней, окончив телефонный разговор. Присев на корточки, он стал застёгивать на ней джинсы, попутно обращая внимание на синяки, которые щедро украшали тело девушки. Прикосновения Егора напоминали Марине лёгкие удары тока — слишком давно она не ощущала их. — Давай вставай, — когда с одеждой было покончено, он аккуратно помог ей подняться и, крепко держа за плечи, повёл её к выходу. — Ты труп, капитан, — отхаркнув кровью на белый кафель, прошипел тринадцатый номер, но Егор был уже далеко и не услышал угроз.***
— Егор, а почему ты просто не прошёл мимо? — задала она, пожалуй, самый неудобный для данной ситуации вопрос, хотя бы потому, что он не знал ответ, да и говорить не очень хотел. — Знаешь, давай потом? — он заглянул в такие родные и одновременно чужие, зелёные с искоркой глаза. — Осторожно, ступенька. — Потом? А у нас есть это «потом»? — И вновь неудобный вопрос, и опять прямо в цель. — О, а вот и скорая, — на помощь нападающему под номером десять пришёл громкий гул сирен медицинской кареты. — Скорая, откуда? — испугано зашептала Марина. — Я вызвал, — признался Егор. — Зачем? Мне не надо, я домой… — Меньше всего девушке хотелось огласки — слишком мал её родной городок для такой «большой» истории. — Нет, ты не домой, ты в больницу. У тебя ноги в синяках и в крови, — отрезал Егор тоном, не терпящим никаких возражений. — Давай осторожно, ступенька! — Ладно, — вздохнула Марина, но на этом неприятные сюрпризы не закончились. — Даш! — крикнул Егор куда-то в гущу ночной тьмы, и через секунду фонари осветили до боли знакомый силуэт. Вспомнив, кто у Смирнова отец, Марина поняла, что огласки не избежать. Глядишь, ещё по всенародно любимому первому каналу покажут… Касаткина на всё наплевала и расслабилась. — Господи, Марин, что произошло? — затараторила подоспевшая блондинка. — Даш, все вопросы потом, — прервал её Щука. — Ей сейчас нужно в больницу, сможешь с ней поехать? Дарья согласно закивала головой и подала подруге руку.***
Когда Марина с Дашей были уже в машине, а медики уже хотели закрыть тяжёлые двери кабины, Егор вдруг властно обхватил затылок Марины. Она слегка поморщилась — видно, набила шишку, пока летела головой об пол, но сопротивляться не стала. Парень властно, по-хозяйски впился в её искусанные в кровь губы, а она ответила ему. Это был полный страсти и желания долгий поцелуй. Видимо, страх, который они оба испытали, не прошёл бесследно, и в крови произошёл бешеный выброс адреналина. Кровь буквально кипела, раскаляя сознание до предела. Кажется, температура у обоих поднялась до критической отметки…***
Касаткина не успела ничего сказать — кабина скорой закрылась, отделив её от Егора, и, включив мигалки, помчалась прочь. Однако Марина подумала, что этот поцелуй послужит стартом для возобновления их отношений с Егором. Какая хитрая и в то же время глупая девочка. Это был конец. Самый настоящий конец всему — прежней жизни, чувствам, отношениям. Больше ничего не вернуть. Какой болезненный и одновременно яркий финал, не так ли?***
Так почему же он не прошёл мимо? На самом деле, ответ прост до безобразия и лежит на поверхности. Бывших не бывает. Эту формулировку придумали люди для собственного удобства, чтобы обозначить этим словом тех, с кем мы когда-то были счастливы. Тех, с кем делили вечера и чашку чая, тех, с кем у нас общие песни, даты и фотографии, тех, без кого когда-то мы не представляли своего существования. Бывших не бывает, просто мы когда-то были близки, а теперь нет, и неважно, что произошло между вами — вы были близки. И разве можно пройти мимо беды того, кто делил с тобой пополам свою жизнь? Даже если вас уже не связывает настоящее, вас связывало прошлое, в котором было много хорошего. Егор провожал глазами карету скорой. Подольск спал, ему было невдомёк, что сейчас чья-то жизнь разбилась, чья-то сломана, а чья-то навсегда прекратилась. Егор молчал, а с густых ночных облаков на грешную землю падал белый невинный снег.