***
— Браво, Ниган, браво! Филипп откинулся на спинку кресла, закидывая ногу на ногу и признавая своё поражение. Выиграть у Моргана было невозможно, только если сам парень это позволял, и дело было вовсе не в обмане: юноша научился неплохо играть без помощи фокусов. Он стал желанным гостем в доме Губернатора, бывая у того пару раз в неделю, при этом часто пересекаясь с ним на улицах городка, обмениваясь всего парой фраз, иногда — одними скромными кивками, когда Ниган проезжал мимо его Шевроле на скейте. — Хах! — засмеялся юноша, потушив окурок от сигареты в пепельницу, что стояла заполненная совсем рядом с колодой карт на столе. — В этот раз у Вас почти получилось, — лукаво улыбнулся Ниган, съезжая на самый край дивана, широко расставляя ноги и опираясь локтями в колени. — Знаете… а ведь это Вы меня научили, — говорил он про карточные игры. Он многому был благодарен Филиппу, в частности за тот образ отца, которого у него не было, который у него украли конные скачки и ставки на них. Губернатор не смог бы его заменить даже при всем его желании, или желании самого Нигана, но, казалось, они оба давали друг другу что-то такое, чего каждый был лишён. — И теперь пожинаю плоды своего учения, — закивал Губернатор довольно. — Как поживает Нокс? Филипп поднялся с кресла и подошёл к камину, возле которого стоял бар с коньяком. Хорошим коньяком, к которому и лёд не нужен, вот только Ниган от него отказался, открывая новую бутылку холодного пива и кидая в рот очередной солёный орешек. Тихий приятный треск дров наполнял комнату, запах древесины впитался в каждый предмет мебели, а тени от костра плясали на полу и стенах, словно маленькие чёртики в Аду. — Сносит меня, — юноша вновь развалился на диване, поглядывая в окно, за которым хлестал ветер. Они часто обсуждали шерифа. — Ему не нравится, чем я с парнями занимаюсь. Шериф Нокс из доброго дядюшки, что вытаскивал из неприятностей, превратился в надзирателя, что пытается контролировать каждый шаг Нигана, видя, в кого он превращается под влиянием Филиппа. — А тебе? — Мне? — Ниган хохотнул, растягивая лицо в улыбке. — Это приносит мне хоть какие-то, но деньги, и я начал помогать маме. Теперь хоть продукты могу купить и материалы для ремонта дома. А это уже неплохо. Вот закончу в этом году 9 класс и в свободное плаванье! Губернатор уставился на мальчишку, что мечтательно закинул руки за голову, и удовлетворённо хмыкнул. Ниган никогда ничего не просил, все проблемы решая самостоятельно. Но если бы он попросил, Филипп бы не отказал в любой помощи, и отчего-то ему казалось, что Ниган это знал, вот только мальчишка всё равно старательно пытался выглядеть старше, чем есть на самом деле. — Почему ты решил со мной заиметь знакомство? — вопрос, который мучал Губернатора давно. Он всегда был уверен, что однажды мальчишка попросит от него денег, работу или другую услугу, вот только Ниган ничего и никогда не просил, даже не рассказывая о проблемах, которые, несомненно, у него были в излишестве. — Ты классный, — он хлопнул себя по коленям и встал, потягиваясь, разминая поясницу и раскачиваясь на пятках. — А может мне просто захотелось подружиться со взрослым, который не будет меня постоянно осуждать и учить, как Нокс. Да, наверное, — он задумался, вспоминая шерифа, бессомненно доброго, вот только эта доброта Нигану не была нужна. — Мне просто нужен был кто-то в роде старика, который слушает, наблюдает, но не лезет и не мешает.***
Спустя год дела улучшались материально, вот только легче не становилось. У матушки стало возникать много вопросов, и она всё ещё не отошла от новости, что Ниган бросил школу, так до конца и не доучившись. Она так надеялась, что её милый мальчик сможет со всем справиться, что он вырвется из удушающей и убивающей Мариетты, вот только он, как и многие другие, погряз в её болотах, что утягивали на самое дно. Ниган знал, что стал разочарованием, когда увидел её опустошённый взгляд, когда он принёс первые крупные деньги с выигрыша, когда его мама всё узнала. Она была… разочарована в нём, он не оправдал её надежд, и от этого внутри стало так холодно и больно, что эти деньги перестали приносить радость. — Мам, мы теперь сможем, наконец, выплатить его долги. Сможем расплатиться со всеми! — он подошёл к ней вплотную, кладя руки на её хрупкие подрагивающие плечи. Она была такой маленькой по сравнению с ним. — Ты сможешь развестись, и мы уедем, ну же, мам. Мам? Он пытался заглянуть в её печальные голубые глаза, пытался заразить её своей улыбкой, оптимизмом и надеждой, но Ниган увидел лишь слёзы. — Ты делаешь деньги на таких же несчастных людях, как твой отец, — зашептала она, давя на его сердце, что разрывалось на тысячи маленьких кусочков. — Несчастных? — юноша взревел. — Он сам выбрал эту дорогу! Сам! Как и сам решил поднять руку на тебя и меня. — Ему пришлось тяжело… — она бессильно опустилась на стул на кухне. — А тебе — нет? — Ниган присел перед ней на колени, беря её крохотные ладошки в свои лапы. — Он же тебя так в могилу сведёт, мам. Я не могу тебе помочь иначе, чем так, — он вытащил из кармана джинс пачку долларов и положил перед ней на стол. — Я тебя никогда о помощи не просила, — с этими словами она встала и ушла на второй этаж, оставляя семнадцатилетнего Нигана в каком-то беспомощном состоянии. Он злился, он переживал, он был разочарован в самом себе. Он её расстроил… его милого ангела. Как бы Ниган ни старался быть хорошим сыном, он не справился. Неужели он должен был просто доучиться? Но в этом не было смысла, его семья всё равно не смогла бы позволить себе колледж, так и зачем пропускать жизнь за партой, когда она может оторваться от голода, от выбивал, что терроризируют их долгами папаши, от холода, потому что зимой им не хватает на оплату газа? Он не понимал, поэтому просто смотрел ей вслед, сжимая кулаки до кровавых полумесяцев, что отпечатались на его ладонях от ногтей. Только спустя много-много лет, десятилетий, он поймёт, чего мама для него хотела, чего хотел для него Нокс — достойной честной жизни и непорочной души, — вот только тогда, в 1988 году, приоритеты были расставлены иначе. И он не мог злиться на неё, на его милого ангела-мучителя, что так отчаянно трепыхается в своей клетке с оборванными крыльями, иначе бы она вернулась туда, в Рай, подальше от этой грешной земли, что приносит ей столько мучения и боли. Ниган не смог забыть этот разговор, но смог его отпустить, просто зная, что она очень устала, что она всегда хотела и до сих пор хочет для него только хорошего. Он просто продолжил жить дальше, наконец имея возможность помогать ей, даже вопреки тому, что она никогда его не просила. Дома стала появляться хорошая еда — вкусная и полезная, включилось отопление и больше не приходилось воровать лампочки, чтобы был свет, а долги отца начали таять. Ниган лично ими занимался, желая огородить маму от этих камней, что давили на ее плечи, истязая и доводя до слёз и мигреней. И всё вроде начало нормализоваться, даже буйный нрав папаши удавалось остужать парой сильных ударов по его пьяному лицу — Ниган уже в семнадцать был его выше, сильнее и крупнее, вот только он не знал о своей главной ошибки… …никогда и ни за что нельзя выплачивать долги игроманов. Почти погашенные долги долгим нечестным трудом возросли в три раза, ударяя Нигана под дых в прямом и переносном смысле, когда за деньгами пришло трое громил, угрожая расправой. Кровь шумела у него в голове, легкие жгло, а рёбра истошно болели. Он долго сидел на холодном влажном асфальте, не замечая крови из разбитого носа, ощупывая подушечками пальцами его бугристую фактору. Ниган просто не мог понять, как это произошло. — Эй, Ниг, — Саймон аккуратно присел перед ним, помахал перед его лицом рукой, — ты тут? Он медленно обернулся на друга, смотря на него дикими чужими глазами. Всё внимание приковано к его дурацкому свитеру в красную и чёрную полоску, как у Фредди Крюгера из «Кошмаров на улице Вязов». Саймон был поклонником не только этой франшизы, но и, похоже, таких дурацких свитеров. Ниган предпочитал одеваться более модно и «попсово». — Сколько пальцев видишь? — Два. Саймону тоже досталось, но основной удар пришёлся на Нигана, и он так и не встал, продолжая сидеть на холоде, осмысливая происходящее, а потом подскочил и рванул домой, вот только с пьяным игроманом разговаривать было бесполезно. Больше бы результата принесло, заперев он его связанным где-нибудь в подвале и оставив умирать с голоду.***
Филипп проснулся от безумного стука в дверь. Кто-то колотил по ней с такой силой, что, казалось, вот-вот выбьет её. Он буквально свалился с постели, не сразу понимая, откуда исходит шум. Темноту в спальне освещали лишь звёзды на небе из окна. На кровати плясали тени покачивавшихся на ветру деревьев, мелкий дождь убаюкивающе барабанил по крыше. Губернатор любил такую погоду — тихую и спокойную, — вот только безумный стук бил по голове, заставляя мужчину окончательно вынырнуть ото сна. Он тяжело спустился по лестнице, громыхая, едва не пропуская ступеньку и не падая, пересчитывая позвоночником оставшиеся ступени, но успел крепкой хваткой вцепиться в перила. — Эй, эй! Полегче! — дверь, запертую на несколько замков и цепочку, пришлось отпирать долго, а кто-то там за ней не хотел ждать. Тяжёлый пистолет холодил руку, привычный вес почти не чувствовался, и Губернатор был готов пустить непрошенному гостю пулю в лоб при первой же необходимости, вот только такая надобность отпала, когда в тёплую гостиную ввалился Ниган. Не то пьяный, не то перевозбужденный. Он влетел внутрь, падая на ковер, в стонах переворачиваясь на спину. Дождь стекал по его бледному лицу и не было никаких сил подняться. — Ниган? — Филипп не спеша закрыл дверь, убрал пистолет за пояс домашних штанов и встал над юношей, протягивая руку. — Ну рассказывай. Он не был пьян, не был возбуждён, просто был бесконечно разбит. — Я никогда не рассказывал о своей семье, — тихо начал он, практически проваливаясь в диван. Сухая одежда Губернатора была ему велика, но так точно лучше, нежели его промокшие джинсы и фланелевая рубашка. — Потому что все и так всё знают. Гостиная, прежде уютная и домашняя, сейчас обдавала его леденящим холодом. Камин не зажжён. Удивительно, как всего один элемент влияет на общее впечатление. И Губернатор — в домашней одежде, сонный и слегка растрёпанный. Ниган словно попал в Зазеркалье, как Алиса. Филипп, видимо, был Гусеницей, не хватало только кальяна в руках. Он, хозяин дома, и не спрашивал, не говорил, лишь изредка кивал, позволяя своему гостю самостоятельно править бал. — Я начал выплачивать долги отца уже полгода назад как… И почти всё выплатил, но неделю назад выяснилось, что он набрал новых. И это… дерьмо, — юноша спрятал лицо в руках, тяжело дыша вопреки боли в сломанных рёбрах, затем отнял их, тупив взгляд в пол на свои босые ноги, разглядывая ковровый орнамент. — Это какой-то ебаный снежный ком. Чем больше я выплачиваю, тем больше он их набирает и… это же, блять, невозможно! — он вскочил, оказываясь напротив Губернатора. — С ним говорить невозможно, — размахивал Ниган руками. — Он не понимает ничего! Что… что ты делаешь с людьми, с которыми бесполезно разговаривать? Юноша был в отчаянии. Он так устал. В свои семнадцать он не заслуживал такой жизни. В слабом свете напольной лампы Ниган видел, как Филипп улыбается. Казалось, что прям сейчас заключается сделка с дьяволом, но ему нужен был хоть какой-то совет. Он думал об этом неделю, просил совета у Нокса, но тот, как ангел на его плече, оказался бесполезным, и кроме как бессмысленных жизненных учений, которые ему не помогут, ничего и не получил. Демон встал, подошёл к замеревшему Нигану, оказываясь к нему лицом к лицу: — Тех, с кем я не могу договориться, я убираю за ненадобностью. Чтоб не мешали. Такую улыбку у Губернатора он видел впервые, и от этого жуткого зрелища холодок пробежался по его спине. Каждый из них понимал, что надо сделать. На миг взгляд Нигана остановился на чёрном пистолете, что всё также был заткнут за резинку штанов Филиппа. И юноша ощутил тяжесть металла и его леденящий душу холод. Спустя несколько дней отца Нигана нашли мертвым под мостом. Судмедэкспертиза констатировала смерть от алкоголя. Он просто спился. Вот только Ниган до конца своей жизни будет помнить, как держал его, как вливал алкоголь в его глотку, как тот брыкался и сопротивлялся. Он помнил тошнотворный запах пота и спиртного, помнил влажный вспотевший затылок отца, за который Ниган его держал. -Глотай, тварь! Ну же! — шипел юноша, боясь слишком сильно надавить на его глотку. Если останутся хоть какие-то подозрительные следы, то будут вопросы, а подозрения шерифа Нокса ему не нужны. Отросшие волосы лезли в глаза, мешались, но Ниган этого не замечал. Когда бездыханное тело папаши повалилось в грязь, он отшатнулся, только сейчас осознавая сделанное. Он убил человека впервые. Он убил своего отца и только шум редких ночью машин доносились до его слуха. Запах влажной земли вперемешку со зловонием испражнений въелся в сознание. Ниган обернулся, проверяя, что он теперь один, что никого нет рядом и что никто не подсматривал. Руки дрожат и трясутся, как у алкоголика, и он поспешил спрятать их в карман джинсов. На лбу выступила испарина, словно в лихорадке. Было до безумия страшно. Никакого облегчения, как ему казалось. Сердце билось как у испуганного животного, и он перестал дышать, как рыба, открывая и закрывая рот, будто разучился. Ниган попытался сделать шаг назад, но ноги подкосились, становясь ватными. — Блять, соберись, — ударил он себя по щеке. Едва перебирая ногами, Ниган побрёл к Губернатору, чтобы всю ночь обжигать горло горячим алкоголем и после недолгих разговоров молча смотреть в окно на жёлтый фонарь, под которым белая домашняя кошечка с голубым ошейником, что жила в соседнем районе и любила погулять ночью, умывалась, а возле неё лежала мышка с перегрызенным горлом. — Я его убил. Эти слова словно были сказаны не им, а кем-то другим. Ниган не узнавал свой голос. Он не узнавал и самого себя. Прежде огромный красочный мир сузился до этого жёлтого фонаря с белой кошечкой и дохлой мышью, которую красавица начала поедать. И отчего-то юноша не мог оторвать взгляд от этого зрелища. Захотелось блевать, но он всё смотрел и смотрел, пока кошка не отставила один кишечник и, вновь умывшись, не ушла, высоко и гордо подняв хвост. Затылком он почувствовал холод и, резко обернувшись, столкнулся с взглядом Губернатора. Мужчина смотрел ему в самые глаза, и Нигану захотелось сбежать. Он не понимал, зачем пришёл. Что если Филипп вызовет полицию? Если расскажет всё Ноксу? Если сдаст его? Только сейчас Ниган понял, какую грандиозную ошибку совершил, придя сюда. Сердце вновь безудержно застучало. И ему стало так холодно, что он затрясся. Мокрые от пота и дождя волосы свисали на лицо, закрывая его. Филипп не принимал такие новомодные стрижки, но никогда не комментировал, в отличие от его папаши, что звал сына педиком. Папаша. Он так и остался лежать тяжёлым мешком под мостом. — Не бойся, — Губернатор накинул на плечи гостя плед. — Мы друзья. Мне нет причин сдавать тебя, Ниган. Останься сегодня здесь. Поздно и холодно, не хочу, чтобы ты шлялся по городу в таком состоянии. Я что-нибудь приготовлю. Юноша не спорил. Он так устал… был выжат как лимон, но сон всё не шёл. Он помнил глаза отца, задыхающиеся звуки, какое-то странное бульканье и его хватку на своих руках, когда папаша пытался оттолкнуть сына. Ниган до мельчайших подробностей помнил, как уходила из него жизнь. Если смотреть в самые глаза, это легко заметить. Миг, и они остекленели, стали похожи на кукольные. Ниган думал о той жизни, что отец прожил, о всех тех бесполезно прожитых годах, когда он отравлял дни и матери, и себе. В конце концов, он решил, что наверняка не сделал ничего плохого. Его папаша не был хорошим человеком, чтобы мир сожалел о его потери. И Ниган не сделал ничего плохого, он лишь хотел наконец защитить маму и дать ей спокойную жизнь. Вот только жизнь спокойной не стала. Он помнил, как она плакала, когда к ним домой заявился Нокс, помнил, как она беспомощно осела на пол, как содрогались её хрупкие плечи, по которым волнами спадали белые кудри, словно золото, переливаясь в свете утреннего солнца, пробивающегося через кухонное окно. Она была такой слабой, несчастной и сломленной, что Ниган опустился рядом с ней, обнимая, позволяя опереться на него, позволяя всё взять в своих руки. Рядом с ней он казался великаном, что своими каминными ручищами обнимает качающуюся и сопротивляющуюся ветру берёзку. Нокс лишь прерывисто выдохнул, сожалея и одновременно с тем поздравляя их, прекрасно понимая, что смерть отца Нигана — лишь две грани одной монеты.
***
На похоронах было тихо, почти никто не пришёл: он с мамой, шериф да Саймон, что стоял поодаль. В чёрном костюме с галстуком Ниган чувствовал себя глупо и неуместно. Папаша не заслужил таких почестей: ни могилы, ни хорошего камня, никаких проводов вообще, и уж тем более он не заслужил слёз мамы, что столь трепетно складывала на горстку земли цветы. Она не знала правды. Солнышко припекало, становилось душновато и Ниган с трудом дожидался, когда это всё закончится. И он только сейчас наконец почувствовал такое желанное спокойствие, тяжкий груз совести наконец упал, позволяя выдохнуть, расслабиться. Все муки совести испарились. Его старик в могиле, и от этой мысли он улыбнулся — не смог сдержатся, лишь надеясь, что этого никто не заметил, но Нокс заметил. Шериф видел пренебрежение Нигана, его радость и практически счастье, видел, как гордо тот расправлял плечи, вскидывал голову, убирая с лица непрошенные пряди волос, и видел его взгляд тёмных глаз, которые сейчас почему-то казались чёрными. И внезапно для Нокса всё перевернулось. Он с тревогой посмотрел на свежую могилу, зная, что именно за секрет мертвец унёс с собой, и что за тайну отныне хранит в своём сердце Ниган. Когда-то озорной, но добрый мальчишка перешёл черту, оказываясь по ту сторону границы закона, очерняя себя самым из страшнейших преступлений. Шериф Нокс долгое время закрывал глаза на его карточные обманы и шулерство, просто не позволяя себе закрыть этого обделённого детством мальчишку в тюрьме, навсегда перечеркивая его жизнь, а теперь Нокс просто не понимал, как мог допустить произошедшего. Он всегда старался оберегать его, помогать и наставлять, так желая дать ему свет, что был необходим его доброму измученному сердцу, вот только тьма оказалась соблазнительней. Нокс почувствовал пристальный взгляд. Он обернулся, на аккуратной асфальтированной дорожке замечая чёрную Шевроле Камаро 1958 года, единственную и неповторимую с водителем, что поднял опущенное стекло и тихо уехал прочь. Губернатор. Отрава, что умертвляет Мариетту, проникнув и в душу Нигана, очерняя её. После окончании церемонии шериф, придерживая вдову за плечи, отвёл её к своей машине, обещая подвезти её и Нигана, что прощался с Саймоном. Вот только их разговор больше походил не на выражение соболезнования или поздравления, а на ссору. — Это сделал ты или Губернатор? — Саймон воровато оглядывался, боясь, что их может услышать Нокс. Он накинулся на друга сразу, как только они остались вдвоём. — О чём ты? Я не понимаю, — Ниган ёрничал, улыбался, слишком откровенно играл с ним, понимая абсолютно всё. — Ты знаешь, о чём я! — толкнул он друга в плечо, не сдерживаясь, почти умоляюще смотря на него. — Эй! Полегче! — стряхнул Ниган невидимые пылинки с костюма, взятого в прокат. — Что на тебя нашло? — Что на меня нашло? Это на тебя что нашло! Твой отец мёртв, ты на его похоронах, и откровенно радуешься этому. — Он был козлом и муднем, — его карие глаза вновь потемнели, и Саймон в испуге отшатнулся. Порой Ниган его пугал. Пугал какой-то внутренней силой, энергией, что била ключом, желая добиться цели любыми методами. Порой он не был похож на самого себя, словно какая-то тёмная сущность, что сидела внутри, время от времени хотела вырваться на волю. — Это был ты… — Саймон тяжело вздохнул, ударив себя ладонью по лбу. — Так нельзя, Ниг. Одно дело обманывать на деньги, но другое… поступать так… Всё из-за твоего Губернатора. Ты совсем свихнулся с ним. Ниган вскинул голову к небу, рассмеявшись и качнувшись на пятках: — Ты говоришь ерунду, — отмахнулся он, развязывая галстук и расстёгивая верхние пуговицы рубашки. Он наконец смог дышать. Снял вдобавок пиджак, закатывая рукава рубашки. — Саймон, прошу, не еби мне мозги сейчас, ладно? — он улыбнулся широко и лучезарно, почти что заражая улыбкой и друга. — Этот ублюдок сдох, потому что набухался в стельку, — оба знали, что Ниган врал, и оба не говорили об этом. — Он сдох тем образом, которым и жил, оставив после себя кучу долгов и разваливающийся дом и семью, о которой должен был заботиться, но едва не погубил. Саймон прикрыл глаза, поджимая губы. — Ну же, Саймон, — Ниган подошёл совсем близко, положив руку ему на плечо, сжимая, — мне так нужна сейчас твоя поддержка и помощь. Ну же, Са-а-аймо-о-он, — почти смеясь протянул он. Саймон помнил об его отце многое: синяки по всему телу друга, залитые пивом тетради с домашними заданиями, жуткий вид его матери, частые слезы в самом детстве. Он помнил, как Ниган под любым предлогом сбегал из дома с самого раннего утра и до поздней ночи, пока была такая возможность, чтобы не появляться там, помнил, как он ходил в школу даже с температурой, боясь остаться с пьющим папашей наедине. И еще Саймон помнил, как Ниган начал взваливать на себя всё больше и больше дел, ответственности и забот, убирая детство так глубоко, что достать его было уже невозможно. Пожалуй, его папаша действительно заслуживал того, чтобы оказаться закопанным в земле как можно раньше. И не стоило винить Нигана за то, что он устал от всего того ужаса, что происходил дома, вот только Губернатор Саймону не нравился. Он словно отбирал Нигана, затаскивая его в какую-то свою воронку.***
С тех времён многое изменилось. Прошёл всего год, всего один год, а Ниган отстранился от всех друзей, променяв их на Губернатора и деньги. Филипп взял его в долю с модифицированными игровыми автоматами. Первый зал в Мариетте, которые вскоре начали множиться, втягивая тихий и славный городок в азарт, алчность и долги, выпивая из местных жителей соки. Так Ниган чувствовал власть, силу, господство, и ему это нравилось. Ему нравилось много зарабатывать, нравилось проводить время в компании Губернатора и его приятелей, нравилось то уважение, что к нему начали испытывать: беспризорный мальчишка наконец чего-то добился. В нём проснулась энергия, жажда к жизни, огонь, что питал его, согревая изнутри, даря силы двигаться и развиваться. Он наконец перестал выживать. То было удивительное время, когда всего один краткий эпизод изменил всё, перевернув привычный ему уклад жизни на 180 градусов, и Ниган не жалел ни о чём. Не жалел он и по оставленным друзьям, обещанные частые встречи с которыми начали сходить на нет. Их дороги разошлись, и разошлись с обидами, ссорами и злыми словами, но Ниган всё равно был счастлив. Он дорвался до денег. Он смог купить себе чёрный кабриолет, смог выплатить все долги и отремонтировать дом, вот только увезти маму уже не поучилось, работа, что предложил ему Губернатор, требовала его постоянного присутствия в городе, но то была маленькая плата за возможности, которые ждали его впереди. Теперь вся Мариетта была на его ладони, которую при желании он мог бы сжать в кулак, раздавив любого сам или с помощью Губернатора, влияние которого навсегда отпечаталось на душе юноши, ставя своё клеймо. Перед ночной работой в зале игровых автоматов Ниган заехал в продуктовый, купить немного овощей и мяса, которое он хотел запечь на ужин. Любовь к готовке с годами и новыми возможностями в виде хороших продуктов и новой кухни лишь возросла. Там был его маленький островок покоя и умиротворения, где не было суеты, где не надо было бежать и рваться все время ввысь, где можно было просто отдохнуть, остаться наедине с собой. Магазинчик крохотный, совсем маленький. Ниган такие любил. Они были уютными и домашними. В таких ты всегда знаешь всех сотрудников, ты им улыбаешься, здороваешься, интересуешься их делами: как поживает сестра, вылечили ли они кошку и как провели выходные. — Эй, овощи свежие? Ниган придирчиво рассматривал вялые томаты, мягкие и сморщенные, словно лежавшие в тепле несколько дней. Надави чуть пальцем, и он провалится в водяную плоть, сок начнёт стекать по руке до самого локтя. — Погодь! — крикнул продавец из-за стойки, подскакивая и пролетая мимо молодого человека на склад. — Сегодня привезли новую поставку, просто пока не выложил, раз эти не распродал. Но тебе ща принесу. Тощий и длинный парень вышел из кладовой с ящиком свежих, спелых и сочных томатов, запах которых тут же наполнил маленький магазинчик. Плоды не красные, а бордовые, отменного вкуса. Ниган взял один в руку — потрясающий. То, что надо! Отложив себе два килограмма и набрав всё по списку, пошёл на кассу, где паренёк уже заканчивал с клиенткой. Её красивые золотистые волосы блестели в свете ламп, и Ниган ею невольно залюбовался. Она ему кого-то напоминала, но вспомнить он никак не мог, пока женщина не обернулась. Он опешил. Хоть лицо и закрывали солнечные очки, он без труда узнал в ней миссис Хоуп. Его учительницу литературы. — О боже! Здравствуйте! — от чего-то эта встреча всколыхнула в нём ностальгию. Он широко заулыбался, походя на дурачка. Он не видел её с окончания 9 класса. Его первая любовь, что навсегда сохранила тепло в сердце. — Ниган? Ниган! — женщина заулыбалась, но очки не сняла, просто неловко и смущённо приобняла его. Её вытянутое как струна тело казалось очень острым и напряжённым. Вопреки лету и жаре, на ней была кофта с длинными рукавами. — Как я рада тебя видеть, слышала, что дела у тебя теперь идут неплохо. С этим поздравляю и сожалею на счёт отца. Её не хотелось выпускать из рук. Хотелось вжать её в себя и так и стоять, вспоминая все проведённые ею уроки. Хоуп всё же отстранилась, разглядывая Нигана: его тёмные глаза, отросшие волосы. Он стал ещё выше, крепче, плечи — шире. Он превратился в прекрасного восемнадцатилетнего юношу всё с такой же светлой улыбкой и светящейся душой, она это чувствовала. Она это знала. — Всё хорошо, не беспокойтесь, — отмахнулся Ниган, наконец выкладывая свои продукты на кассу в ожидании оплаты, но всё никак не отрывая от своей бывшей учительницы взора. Расплатился он не глядя, тут же порываясь взять её пакеты. — Дайте я помогу. Вот только глаза зацепились за на миг задранный рукав, на котором виднелись синяки на запястьях. Сердце тревожно забилось. Он нахмурился, сгибаясь, пытаясь заглянуть ей в лицо под крупные тёмные очки. — Миссис Хоуп, у Вас всё хорошо? Женщина поспешила отвернуться: — Ниган, не переживай, пожалуйста, обо мне. — Снимите очки. Снимите их, — тон властный, почти приказной, но с толикой беспокойства. Ему хотелось довериться, хотелось подчиниться и стать беспомощной. Хоуп сняла очки, и на Нигана уставились воспалённые красные от слёз глаза и с уже жёлтым синяком под одним из них. Видя его ужас, женщина опустила голову, чувствуя стыд за собственное состояние беспомощности. — Пойдёмте выпьем кофе. Я Вас угощаю. Короткая фраза без расспросов при людях, без глупых вопросов и неловкости. Все это будет потом, но у Хоуп было время, чтобы порепетировать ответы. Она отдала Нигану свои пакеты, которые перекочевали в его машину. Красивую машину с открытой крышей, мягким кожаным бежевым салоном и атмосферой безопасности. О, как давно она не чувствовала себя в безопасности. За рулём Ниган был серьёзен, сосредоточен и хмур, даже ветер в лицо не сгладил его проступившие морщинки на лбу. Сейчас Ниган показался ей взрослым. Хотя, он постоянно был чуть взрослее, но всегда также красив. Кафе выбрал он тихое, пустое. — Привет, Ниган, — официант за кассой, очевидно, его знакомый, приветливо помахал, но тут же заткнулся, когда понял, что гость не в духе. Предложил он занять столик в углу подальше от персонала, позволил себе сделать заказ и за неё и тихо принялся ждать её рассказа, не наседая, давая ей необходимое время, вот только кофе уже почти закончился, а Хоуп просто молчала, смотря в окно на проезжающие мимо кафе машины, прохожих, счастливых детей. Ей впервые за последние пару лет было спокойно, и она хотела насладиться этим чувством как можно дольше, словно там, дома, не было никаких проблем. — Мой муж, — наконец подала она голос, отставляя от себя пустую чашку, — бьёт меня. Уже второй год. Не даёт мне уйти от него. Эти слова дались ей тяжело, но с каждым произносимым словом её плечи опускались, тело обмякало и расслаблялось. Ей становилось легче. — Раньше всё было хорошо, — она неопределённо пожала плечами, — потом начался контроль. Следил за каждым моим шагом, контролировал, когда я возвращаюсь с работы, где я и с кем, потом началось это, — она задрала рукава кофты, показывая свежие синяки. Это было началом долгого разговора, вернее монолога. Ниган заказал им чай и просто слушал её, а она всё говорила и говорила, то улыбаясь, то почти плача, разрывая белую салфетку на множество маленьких кусочков, пытаясь справиться с нервами. Но с Ниганом ей было так легко и спокойно, особенно если посмотреть в его тёмные карие глаза, которые вопреки всеобщему убеждению были для неё светлее дня и глубже ночи. Он не осуждал её. Не расспрашивал, просто слушал и иногда кивал, иногда сводил широкие брови к переносице и хмурил лицо, забавно морща нос. Он давал ей возможность выговориться, стать немым слушателем, который с каждым сказанным ею словом облегчает её истерзанную душу. Неожиданно Ниган стал её другом. Всегда внимательным и понимающим. Под конец Хоуп тихо расплакалась, извиняясь, что вывалила на него все проблемы, но Ниган лишь непринуждённо отмахнулся, вновь давая ей импульс, чтобы взять себя в руки. — Наш брак превратился в ужас, и сбежать из этого кошмара я не могу, — она вымученно улыбнулась, делая глубокий вдох, ощущая какую-то лёгкость. — Почему Вы не можете уйти? Он этого никогда не понимал. Не понимал, когда страдала его мама, не понимал и сейчас, ведь если тебе плохо с человеком, зачем терпеть такое отношение, загоняя себя в могилу? Миссис Хоуп поджала губы, неопределённо передёрнула плечами: — Он меня найдет, я знаю это, Ниган, а потому, — она взялась за свою сумочку и поднялась, — я пойду. Спасибо, что выслушал. Давно я ни с кем так не делилась своими переживаниями. Юноша резко схватил её за руку, боясь, что, если отпустит, то она навсегда исчезнет. Жертве нельзя помочь, если она сама этого не хочет, вот только Хоуп хотела, просто она была совсем одна. —Я помогу. И он помог. План был прост и лаконичен: Хоуп с Ниганом едут к ней домой, чтобы как можно скорее собрать вещи, а потом на автобусную станцию, где юноша, дав женщине денег на первое время, сажает её в автобус, который едет далеко-далеко от Мариетты, а после он сам разбирается с её мужем. План прост, даже слишком, но уговаривать Хоуп пришлось долго. Она, с истерзанной и измученной душой, что так рвалась на свободу, никак не могла поверить в то, что она её действительно может обрести, надо лишь сделать первый шаг. Она теперь не одна, у неё есть поддержка и помощь, и её, как слепую, берут под руку и ведут прямой дорогой в свет. Надо лишь делать шаг за шагом, не останавливаясь. Но она боялась. Очень боялась, что её найдут и привезут обратно. — Как ты собираешься отгородить от меня мужа? Ниган, милый мой Ниган, ты всегда был лучше, добрее и умнее, чем казалось остальным, но то, что ты предлагаешь, больше походит на дешевый любовный сериал. Прошу, не трать на меня своё время и силы. Её глаза, её красивые голубые глаза молили о помощи, но просить о ней она не решалась, губя саму себя, закапывая живьём в могилу. — Моя мама также страдала и от отца. — Но он умер, — Хоуп не сразу поняла, о чём Ниган говорит. — Он умер, потому что очень мешал ей жить, — он наклонился вперёд, опираясь локтями о стол. Внезапно, его взгляд потемнел, как самая глубокая и тёмная ночь. — И если Ваш муж Вам мешает, я помогу. Женщина шумно вздохнула, опешив. Вновь вытянулась струной, переваривая услышанное. Но ей не было страшно, не было тревожно. Она знала Нигана, она верила в него, верит и сейчас. Он просто мальчишка, которому не повезло точно также, как и ей, только если Хоуп сейчас предлагали помощь, то Нигану никто не помогал. Они смотрели друг другу в глаза, и отчаянье, которое так плескалось в её океанах, наконец превратилось в морскую тишь и гладь. Её плечи опустились, голова упала на бок, и Ниган завороженно смотрел, как всколыхнулись ее кудри, из глаз скатились тихие одинокие слёзы. — Пожалуйста. Она приняла его руку. Она была готова сделать этот шаг. Следующим днём, пока её муж — владелец успешного бизнеса — был на работе, Хоуп быстро собрала вещи, чтобы уже на рассвете отправиться с Ниганом на автобусную остановку. На работе она сказала, что приболела. — Что, если он сделает что-то с тобой? Сумка увесисто свисала на плече, но Хоуп не чувствовала тяжести. За её спиной словно выросли крылья, и ей впервые в жизни было так легко. Автобус уже приехал, люди начали занимать свои места, и Ниган подвёл её к двери, лучезарно улыбаясь, смотря на её светлое лицо: красивые голубые глаза, как отражение нежного небе, где совсем чуть выше прятался рай, в который она, несомненно, попадёт, её золотые кудри спадали по плечам, и в лучах солнца она переливались сиянием. Потрясающая красота. Её лицо, столь доброе и улыбчивое, замазанное тональным кремом от синяков, наконец обрело свежесть по сравнению со вчерашним днем. Она была прекрасна. Его принцесса Аврора, его нежная спасительница, его вера в него, его защитница, его вдохновительница. Внезапный порыв, и он обнял её, прижимая столь миниатюрное и хрупкое тело к своему, вдыхая запах малины с её волос. — Со мной ничего не будет, а Вы проживите счастливо. Обещаете? Так не хотелось её отпускать, но надо было. Всё ради этого и было задумано. — Я боюсь, что вынуждаю тебя на грех. Не хочу так пятнать твою душу, — зашептал она ему на ухо, невесомо обнимая в ответ, чувствуя от него тепло, что перекидывается на неё, разливаясь по всему телу. Ниган обладал потрясающем даром забирать чужую боль. — Я потерял душу в ночь, когда убил своего отца, — он боялся, что Хоуп отстранится, но она лишь крепче его обняла, сдерживая собственные слёзы. Ни один ребенок не заслуживает того ужаса, что Ниган перенёс. — Для меня ты всё равно самый светлый из всех людей, Ниган, храни тебя Бог. Они разорвали объятья, Хоуп посмотрела на Нигана в последний раз, приподнялась на носочки и легко коснулась губами его щеки, шепча лишь «спасибо», прежде чем зашла в автобус и навсегда исчезла, словно тёплый ветер, что уносится далеко-далеко вперёд, стирая за собой все следы. И не было для Нигана более болезненного расставания, чем это. Вместе с Хоуп его покидало его детство, его надежда и радость. И пусть Хоуп несёт всё самое светлое, что в нём было, дальше, пусть сохранит это у себя в сердце, и пусть использует для себя, если оно ей однажды понадобится. А он уж как-нибудь продержится с той чернотой, что у него осталась. Двери автобуса закрылись, мотор зафырчал, и он двинулся, навсегда унося Хоуп подальше от Мариетты. Тем же вечером тело её мужа было сброшено в реку и потеряно в водах. Для всех жителей они оба покинули Мариетту навсегда, спонтанно решив переехать, лишь шериф Нокс недобро косился на чёрный кабриолет Нигана, который он видел в ночь их пропажи у моста над рекой…***
На следующий год весь город забыл о тех, кто их покинул. Теперь вся Мариетта стояла на ушах из-за приезжей молодой девушки. Мариетта — потрясающий скучный вымирающий городок, куда мало кто приезжает жить, поэтому о каждом госте узнавали моментально и все стремились с ним познакомиться и по возможности подружиться. Тогда Ниган и увидел её, навсегда попадая под её чары, влюбляясь и отдавая ей остаток своей души и сердца.