* * *
Пока Цзянь переодевался, он смог проработать каждый шаг намечающегося спектакля. Он не специалист в разговорах, не по его натуре заводить серьезные обсуждения и занудствовать в случае чего. Чжань в этом разбирается больше. Бессмысленные темы он оставляет в стороне и выводит разговор в нужное русло одним предложением или железным словом. Лучшего переговорщика не найти. Но против такого оппонента как Хэ Тянь даже Чжэнси нужна разработанная стратегия. Не зря Тянь числится в Слизерине и составляет Сиси отличную конкуренцию в дебатах. Ему с Рыжим до них далеко, поэтому он полчаса торчит под холодным душем, надеясь на то, что вода приведет его разум в порядок и смоет бесполезные идеи. Получилось у воды это или нет выяснить не удастся, пока Цзянь не попробует. И Цзянь пробует. Они идут по пустому замку на занятие по Травологии, знатно опаздывают из-за приключений Цзяня в раздевалке, но не торопятся заходить в спёртую теплицу, вдоль и поперек набитую горшками с травой и вонючей пыльцой. Они пару раз пропускают нужную лестницу, пока болтают с картинами, заезжают не в тот блок и уже с неохотой идут по нужному коридору ведущего к саду, как Цзянь решается — пора хватать быка за яйца, если не сейчас, то уже никогда. — Тянь, скажи честно, ты правда продвигал отца? — Цзянь старается, чтобы этот вопрос звучал невзначай. Получается с трудом выдавить из себя нужную интонацию, но Цзяню кажется что и она не получилась таковой. Потому что реакция Тяня бурная. Он ошарашенно на него косится, будто увидел перед собой дракона, извергающего пламя прямо в его сторону. Заметно, что Тянь вопросу не рад — он прикусывает верхнюю губу и глазами стреляет в сторону ближайшей стены. Незначительное действие, которое длится от силы две секунды, но этого хватает, чтобы увидеть, как черные глаза бегают по каждому кирпичику, пока нейроны в мозге работают на все сто двадцать процентов. Цзянь так и представляет эту картину, не хватает пара из ушей для полноты. Взгляд возвращается обратно к собеседнику уже с другим настроением. Об этом свидетельствуют опущенные уголки хитрых лисьих глаз и зажеванная щека. На лице брюнета расписана досада в чистом виде. Но вопреки невидимой надписи, Тянь выдает совершенно противоположное: — А что, думаешь я замышлял на пару с отцом что-то темное? — напыщенность Тяня звучит неубедительно из-за его вида. Тон его голоса идет в разрез с глазами, которые не умеют лгать. Да, глаза Тяня скрывать ложь не умеют. Хэ мастак подбирать нужные выражения в словах, его жесты полны уверенности, даже голос способен выдавить из себя нужное, но глаза, да и лицо в целом — прямое отражение чувств Тяня. И сейчас оно показывает то, с каким нежеланием Тянь отвечает на последующие пытки. — Нет, — вопреки прямому призыву также отшутиться, Цзянь насупливается как ребенок, — но ты… странный. Глаза Хэ округляются. Не каждый день можно услышать о том, что Хэ Тянь ведет себя странно. Распущенно, грубо, язвительно, лицемерно. Но чтобы странно? Странно как? Как ведут себя подозрительные личности со скелетами в шкафу или как нелюдимые отшельники с ужасными фантазиями? Хэ по выражению лица Цзяня не может понять к чему тот клонит. Они не успели прийти в сад, а Тяня уже душит воздух. Брюнет тянется рефлекторно к шее. Галстук идеально приглажен, затянут в узел и даже пылинки не лежит, но Хэ так лихорадочно цепляется в шею, будто всё дело в нем. — Сильно заметно? — Тянь стягивает галстук с шеи. А вслед за ним голос чуть оседает и улыбка на лице больше не натянута всеми силами — она спокойна и расслаблена, но вызывает беспокойство. Хэ распускает узел и пытается заново его затянуть — легкая махинация, которая способна привести его в прежний вид. Заметно сильно. Заметно по тому, с какой нервозностью галстук сдергивается с шеи, повязывается обратно, но уже не так идеально как прежде. Хэ Тянь как этот чертов галстук. Хэ не спит ночами, о чем свидетельствуют его мешки под глазами, что так и не пропали с его прихода. Стоит спросить его об этом — выпадет возможность насладиться первосортной лапшой, что виртуозно навесит Хэ, так ещё и благодарностей попросит. Чистосердечного ответа от него не дождешься, а любое проявление беспокойства он воспринимает в штыки. Аристократы не могут плохо себя чувствовать? Тянь, как бы странно не звучит, много курит. Скручивает у себя в комнате табак, когда запас блоков кончается, и раскуривает в пустых туалетах. Цзянь ловит на Тяне запах табака всегда и от всех вещей, но застать его с сигаретой во рту нелегко. У Хэ талант к сокрытию и это не играет на руку другим. Но как бы не был он хорош в подобных вещах, за собственным состоянием он проследить не в силах. Именно поэтому от его одежды пасет жженой бумагой сильнее обычного, лицо уже желтеет, а глаза можно сравнивать с двумя черными теннисным мячиками. И Цзянь обеспокоен. Сильно обеспокоен состоянием друга, которое никаким образом не могло быть результатом данной поездки. Было что-то ещё, упорно скрываемое Тянем от чужих глаз, но доводящее его до нынешнего состояния. Подступиться к Тяню никто не может. И либо это Цзянь слишком внимательный, либо другие слепые и очень тупые, раз Хэ до сей поры ходил с полной уверенностью в том, что он отлично играет свою роль. — Смеешься? — Цзянь помогает ему с галстуком. Он для удобства подтягивает лямку сумки, подступает поближе к Тяню и задирает острые уголки ворота, отбирает из дергающихся рук полоску ткани. — В зеркало почаще смотрись, а то будешь сливаться со стенами, — Цзянь кивает на окружающие их кирпичи блевотного цвета, Тянь следит за движением головы и сам разглядывает старую кладку. Тянь скользит по галстуку и выпускает язычок из рук. Позволяет Цзяню самостоятельно затянуть потуже аксессуар — Хэ неожиданно ощутил тяжесть в руках. Он задирает голову повыше, чтобы другу было удобнее и хрипло шепчет: — Не беспокойтесь обо мне. Требуется около минуты, чтобы затянуть галстук. Цзянь осматривает проделанную работу. Криво, чувствуется, с какой небрежностью было выполнено рутинное действие. Уродливо повязанный галстук на идеально выглаженной рубашке смотрится несуразно, но отчего-то на душе становится теплее. Теперь состояние Тяня олицетворяет этот аксессуар, торчащий из темной жилетки. — Ты не ответил на мой вопрос. Тянь быстро ощупывает ворот, понимает, что Цзянь сделал лишь хуже, но оставляет как есть, прихлопнув по груди три раза. — Да, я продвигал отца. Его глаза честны в отличие от поганого языка, которому только дай повод пролепетать сладкую ложь, удобную и простую.* * *
Прошла пятая неделя с рокового разговора в кабинете директора. За это время Цзянь успел по сотню раз на день передумать свое решение и только уговоры друзей заставили его отослать ночью письмо. Цзянь места себе не находил, хотя это ещё мягко сказано. За все время ожидания ответа он успел миллион раз пожалеть о том, что не переступил через себя и не проявил характер. Из-за собственной бесхребетности ему приходилось мучиться и задаваться вопросами. Главным для него оставался один — в порядке ли мама? С того дня на связь она не выходила. Такое было и раньше, но на сей раз Цзянь знал больше, чем ему следовало бы, и нервы шалили вовсю. Тем не менее, информацией он никакой не владел и когда рассказывал о случившемся Чжаню, осознал, что его оставили в дураках. Ни на один заданный Сиси вопрос он не смог ответить, хотя по всем законам логики, именно на них он был обязан узнать ответ всеми силами. — Значит это лето опять проводим порознь. Они сидят в гостиной Когтеврана. Чжань сидит за кофейным столом и орудует на пергаменте, вырисовывает звезды и их наименования, изредка поднимая взгляд к потолку — тот усеян мелкой россыпью звезд и служит маленькой подсказкой, что, по очень важному мнению Цзяня, было нечестно по отношению к другим факультетам, обделенных данной возможностью. Чжэнси несмотря на занятость, внимательно слушает возмущения и догадки Цзяня по поводу опасности, что настигает его семью. Говоря о семье, Цзянь без конца думает об отце. Человек, что не появлялся в его жизни пятнадцать лет, вдруг заполнил его мысли. Но говорить об отце кажется неправильным. Цзянь чувствует необходимость держать свои переживания строго в голове и не выпускать их наружу. Большой секрет, что должен храниться за семью замками. Цзянь полностью переключается на мужчину, что не есть хорошо. Ему бы вообще ни о чем не думать, но если выбирать из двух зол, то пусть будут мучения о разлуке с Чжанем. Это он хотя бы переживет. Он встает с дивана и вертится по комнате, цепляясь взглядом за каждую деталь в ней, в надежде утихомирить сердцебиение. Благо Хогвартс отлично для этого подходит — является складом удивительных и интересных вещей. Помимо различных картин и нескромной библиотеки, гостиная оснащена различными приборами, подобие которых Цзянь успел разглядеть в кабинете директора. Но в отличие от тех, эти не успевают покрыться пылью — студенты часто ими пользуются, правда, Цзянь не понимает для чего может понадобиться кронциркуль. Цзянь И стоит возле окна и изучает волшебный телескоп, пока Сиси за низким столом чертыхается и судорожно стирает кляксу с чертежа. Гостиная Когтеврана что-то с чем-то. Если бы всё, что связано с элегантностью и благородством нужно было уместить в одной комнате, Цзянь не задумываясь выбрал эту. Помимо потрясающего расположения, что так манит к полетам на метле, здесь имеется отдельная библиотека, в которой материала для учебы ничуть не меньше чем в школьной. Когтевран — отдельная школа со своими устоями, а не часть большой системы. И ученики здесь совсем другие. Благородные, умные и уравновешенные дети. Маленькие взрослые, каких всегда приятно слушать и которым будет приятно послушать тебя. Цзяню в глаза бросается стопка конвертов, которые совы приносят хозяевам. Прежние тревожные мысли незамедлительно охватывают светлую голову. Ответ на письмо пришел быстро. Цзяню не пришлось долго вырывать свои волосы и грызть ногти от волнения. Сова прилетела в вечер того же дня и принесла с собой плотно запечатанный конверт серого оттенка. Благородный цвет, который точно не назовешь дешевым или грязным, парень по одной бумаге мог понять, что хозяин письма большая шишка. Даже сургуч пах иначе. От смолистого вещества еле исходил аромат костра, точно письмо запечатывалось под огнем камина в каком-нибудь большом дворце. Что за дурманящий запах такой? На запечатанном конверте красовался герб, форма которого походила на лотос. Сомнений не осталось — семья Тяня. Точно такой же символ он когда-то разглядывал на чемодане Хэ в Хогвартс-экспрессе. Цзянь дрожащими пальцами разрывал конверт под тихий лепет Сиси быть осторожнее, его по всей видимости также очаровала магия, исходящая от непростого конверта. На тонкой бумаге лаконичным размашистым почерком, что напоминал почерк Тяня, красовался короткий ответ:Встретим на вокзале.
Больше никакой информации Цзянь не узнал. И это так сильно взбесило. От него опять умалчивали детали и не желали делиться вещами, что напрямую были связаны с ним. Парень ощущал себя куклой в чужих руках. — Я спросил можно ли звать тебя к себе, раз мне нельзя будет покидать стены того дворца, но он начал угрожать, что привяжет меня кандалами, — Цзянь зарывается рукой в гору писем, она скрывается под слоем острой бумаги, — неохотно верится, что он мамин друг. Цзянь на протяжении недели отправлял письма на указанный адрес со всеми интересующими вопросами, на которые возможно было получить ответ. И то ли у брата Тяня биполярная фаза, то ли у него разные секретари, потому что в один раз ответ приходил все таким же лаконичным и коротким, а в другой подробно и очень коряво расписывалось, что произойдет с блондином, если он ослушается хотя бы одного слова так называемого «хорошего маминого приятеля». Чжэнси откладывает в сторону чертеж и всем видом показывает недовольство. Его волнуют несерьезные угрозы из писем и каждое написанное слово воспринимает слишком близко к сердцу. — Не нравится мне всё это, пиши хотя бы раз в неделю, — прослеживается в тоне Чжэнси просьба, вынуждающая к тому чтобы её выполнили. До конца учебного года остаётся около двух недель. Всего через две недели они расстанутся на всё лето. Цзянь отсчитывает дни до своего персонального ада и старается каждое свободное время проводить рядом с Чжанем — приходится жертвовать доверием Шаня и оставлять его наедине с Тянем, который в последнее время не скромничает и под действием пубертата творит невесть что. Цзянь не будет опускаться до подобного уровня, но сдержаться порой сложно, когда выпадает возможность остаться один на один с Чжэнси. Навязчивые идеи, что подкидывают бурлящие гормоны берут под контроль голову и иногда Цзянь позволяет себе чуть дольше полежать на коленях Сиси, схватить его за руку без необходимости или подольше понаблюдать за ним, таким занятым собственными делами, что не замечает сверлящего взгляда. Или же привык. Становится стыдно от того, что он потихоньку уподобляется Тяню и хуже от того, что такого поведения он не замечает в Чжэнси. Он сдержан каким и был прежде, нежен как в детстве и совсем невинен. Цзянь и мысли не хочет допускать о том, что возможно он думает о какой-нибудь девчонке в душе. Его тошнит от этих идей. Он задыхается от картины, что встает перед глазами — Чжань с постыдным румянцем вспоминает об однокурснице, что жадно держалась за его мантию, умоляя дать списать домашнюю работу. Цзянь покрывается злыми пунцовыми пятнами. Чжэнси может и замечает это, но угадывать причины резкой смены тона лица не собирается — он знает что в этом нет срочной необходимости — Цзянь меняет настрой по щелчку. — Буду писать тебе каждый день, — Цзянь подходит со спины и садится к Сиси, втискивается в скудные тридцать сантиметров между ним и диваном, приобнимает за талию и укладывает подбородок на покатые плечи. Чжэнси хмыкает и берет в руки перо с засохшими чернилами. Цзяня одолевает желание. Он его усмиряет легким ощупыванием живота Чжэнси. Чертовски горячо. И нихера не помогает. — Пожалей свою сову, — Чжань смеётся и пером проводит по носу Цзяня. Сие действие немного отвлекает от прощупывания сухих мышц под школьной рубашкой, но лишь на долю секунды. Сдается, что даже сильнее распаляет. Цзянь, в попытке утолить мелкое любопытство надавливает на живот, ощущает как кровь бьется в брюшной аорте. Почему так громко? Чжэнси выглядит таким умиротворенным, ни один мускул на лице не дергается. Так почему же Цзяню кажется, что из желудка Сиси готовится вырваться стая бабочек? Парень осознает, что нужно срочно направить мысли в другое русло. Желательно в совершенно противоположное, даже не близкое, чтобы не дать ничему дурному проскочить в голове. Он судорожно проходится по огромной библиотеке мыслей и ищет ту, что может послужить нужным инструментом. И находит, Слава Мерлину. — Жаль, у меня не будет работать телефон, тогда могли бы хоть целый день общаться, — парень ликует про себя. Так ловко обходить свое «Я» ему ещё не удавалось. Тяню стоит взять у него пару уроков самоконтроля. Чжэнси как взрослый хмыкает на слова Цзяня, пробегаясь взглядом по каждой линии своего чертежа. Идеальный, ни до чего не докопаться, но Сиси обязательно найдет какой-нибудь неосторожный мазок и не отстанет от него. Но в отличие от безалаберных взрослых, он продолжает разговор, не останавливаясь на одном хмыканье. — Это к лучшему, когда-нибудь тебе надоест сидеть у меня на ушах каждый час в сутках, — Сиси откладывает перо, которое он вертел между пальцами, и оно катится на противоположный край стола, давая Цзяню шанс отвлечь Чжаня от писанины. — Я тебе досаждаю? — щенячьим скулежом над ухом, Чжэнси стоит быть аккуратнее с выражениями. Особенно когда он находится в объятьях парня, который скоро обгонит его по росту и ширине. Тренировки по квиддичу это не шутки. — Вечно ты ищешь за что зацепиться, — Чжэнси чуть отодвигает от себя стол и поворачивается в руках Цзяня к нему лицом. — Ты прекрасно знаешь, что мыслей таких не было. — Тянь и Рыжий часто говорят, что я болтаю без умолку. Вдруг и тебя это раздражает, — если Чжэнси начнет вспоминать всё, что говорят друзья про Цзяня ему и недели не хватит. Но всё это смело можно назвать пустым трёпом, что и близко не стоит с настоящими мыслями парней и Цзянь это знает. Просто любит разводить драму. Чжэнси утопает в глазах напротив. Светлые, способные показать весь мир, а Чжэнси видит в них себя. Видит всегда, когда бы не взглянул — там лишь он один. И Сиси боится этих глаз. Он не дурак, и относится осторожно к излишней привязанности Цзяня. Сиси не намерен делать ему больно. Сторониться как чумы он тоже не намерен. Но страх небольшим темпом возрастает. Страх того, что он не перестанет видеть никого кроме себя в этих глазах. Эгоистичная, весьма самоуверенная мысль, совсем не в духе Чжаня думать в подобном ключе. Но Цзянь, что не отлипает от спины и его сердце, что бешено колотится, сами направляют русло туда, куда оно собственно течет. — Боюсь, я уже на той фазе, когда твой голос воспринимаю как свой второй, — Сиси подавляет тревожность мягкими действиями. Тянет за бархатные щечки блондина. Успокаивает лучше валерьянки. Кожа у Цзянь И потрясающая в любой сезон, каждая девчонка обзавидуется. Гены его матери играют нечестную игру. Гены Чжэнси играют в такую же, но ему сложно заметить в зеркале симпатичного юношу. — Оу, чертов романтик! Хочешь сказать, тебе настолько плохо без меня? — Цзянь театрально закрывает лицо рукой, томно вздыхает и вздергивает голову к потолку. Как и ожидалось, он очень быстро меняет свои настрой. — И как это ты так провернул? — Чжэнси спокойно реагирует, выдает тихую усмешку и откладывает в сторону учебник, что таился всё время под его боком. Время учебы подходит к концу. — Подыграй! — Цзянь И легкой рукой бьет по предплечью, точно придворная дамочка, воспитывающая невежественного жениха. Чжэнси закатывает глаза к потолку и замечает деталь, что упустил при черчении. Вернуться к работе ему не позволят, знает наперед, поэтому она про себя подмечает её незаурядное расположение, крутит головой чтобы рассмотреть под всеми возможными углами и опускает потяжелевшую голову на плечо Цзяня. Тот этого не ожидает. Расслабленная спина вмиг напрягается, Цзянь выпрямляется настолько, насколько это позволяет макушка Сиси. Цзянь И вновь покрывается пунцовыми пятнами и прикусывает щеки с внутренней стороны. Чжэнси почти засыпает. Томное дыхание Цзяня над ухом, его мелкая дрожь в плечах как покачивания люльки. Цзянь вообще имеет ауру, способную расслабить самого напряжённого человека в мире. Неудивительно, что Шань рядом ведет себя тихо, в случае, если Цзянь сам хранит молчание. Почаще бы хранил. — Плохо настолько, что невольно начинаю вытворять глупости, — Чжэнси прикрывает глаза и полушепотом отвечает. Звучит это не пошло. В понимании Цзяня, все что шепотом звучит из уст Чжэнси можно приравнять к совращению. Но эти слова звучат как признание. Цзянь хочет расслышать в этих словах чувства, с которыми он сам обращается к Чжэнси. Чжань не любит драки и разрешать ими конфликты не намерен. Но стоит непрошенному словечку пролиться в сторону Цзяня, и он готов нападать без предупреждения. Последствия подобного поведения до сих пор красуются в виде шрама у него на виске. Этот шрам часто бросается в глаза Цзяня и он никогда не упускает возможности его прощупать пальцами, поинтересоваться у Чжэнси — больно ли? Совсем не больно. Сиси бежит на выручку в любой ситуации. Будь это тест, домашка или обычная поддержка. Он найдет слова для утешения, выдавит из себя скупую каплю чувств и всегда будет рядом. Он будет сидеть рядом, если его присутствия будет достаточно. Он обнимет, если Цзяню будет это необходимо. Сиси в тишине просидит с Цзянем всю ночь лишь бы он не чувствовал себя одиноким после разговора с матерью. Изредка поглядывать на сопящую спину, поправлять спадающее одеяло. Цзянь не устанет говорить о том, какой Чжэнси потрясающий. О том, что Чжэнси невероятно красив. Тонкое лицо с острыми чертами, на котором нечасто увидишь яркие эмоции, но если и станешь свидетелем их проявлений точно не сможешь забыть эти ямочки на щеках, морщинки что проступают меж густых бровей и вздернутый нос с горбинкой. Цзянь бережно хранит воспоминания об улыбке Чжэнси. Аккуратной и мягкой. Губы плотно зажаты в полоску и натянуты струной, щеки поднимаются и образуют легкий прищур. Если он посмеется, то обязательно отвернется и никогда не покажет напрямую улыбку собеседнику. Цзянь никак не поймет, кто привил эту дурную привычку мальчишке, чья улыбка должна быть достоянием маглов. У Цзяня от нахлынувших чувств скачет пульс — в животе бабочки бьются в конвульсиях. Барахтанье в желудке Чжэнси ничто по сравнению с тайфуном Цзяня. Он чуть отлипает от Сиси — боится, что этих бабочек парень сможет поймать сквозь тонкий слой формы. Чжэнси оживает и разминает затекшую шею. Спокойный, бесстрастный, будто не он виновник кипящих желаний Цзяня. Желаний, что никак не уходят, а наоборот растут и тянут Цзяня полностью раствориться в широкой спине напротив. Цзянь вдыхает и выдыхает, набирает побольше воздуха в легкие и опускает голову на лопатки Чжэнси, зовет его: — Сиси. — Что? От его одежды тянет мягким ароматом. Чжэнси не любит одеколоны, что не скажешь о других — Тянь ярый любитель этих вещей. Хотя его парфюм стоит того, чтобы его слышали все. Но Чжэнси пахнет собой. Легкий, едва различимый запах каштанов. Его возможно уловить только если прижаться вплотную к Чжэнси. В воздухе его не поймать. А если вспомнить других… Мама пахнет цветами. Или не ими, Цзянь не до конца прочувствовал нежные нотки, что всегда исходят от мамы. Тянь большую часть времени пахнет сигаретами, а когда ловишь на нем другие запахи это определённо будет что-то резкое, отчего захочется нос отдернуть. Рыжий будто совсем не пахнет, но стоит немного прислушаться и поймаешь настойчивые свежие нотки, Мо чаще стал следить за внешним видом и его рукава из привычно серых превратились в белоснежные. Цзянь зарывает носом в лопатки и не обращает внимания на Чжэнси, изогнувшегося от подобного напора. Он тихо издает что-то наподобие писка и ребрами бьется о край придвинутого столика. — Давай после контрольной сходим погулять, — Цзянь бубнит в лопатки, обдает жаром и сам горит от него. Он не допускает чертенка слева нашептывать ему слова о каком-то свидании, нет, это не свидание. Это не свидание, но руки поддаются дрожи предвкушения от разыгравшегося воображения. Цзянь эту дрожь прячет в складках рубашки на животе Сиси. Чжэнси видит, как крепкий замок сплетенных пальцев подрагивает у него под носом и ничего с собой поделать не может. — Если напишешь её хорошо.