Забвение

      Хэ Чэна нельзя назвать гиперопекающим братом. Он отлично ставит между ним и Тянем границы, старается не влезать без необходимости в дела младшего брата и удовлетворяет любую его прихоть как можно быстрее. Но этим летом всё кардинально поменялось. Хэ Тянь еле отпросился погостевать у Шаня. Несколько часов в компании семейства Мо стоили ему месяц полного одиночества в замке Чэна. Хладнокровный брат проявил невероятную озабоченность по поводу безопасности Тяня. Он подсуетился о том, чтобы младший наследник был под пристальным присмотром и не оставался в одиночестве ни на секунду, его еду тщательно проверяли перед тем как подать на стол, а сам Чэн появлялся ненадолго раз в неделю, проходился по составленному дворецким отчету и вскоре покидал поместье. Иногда он находил Тяня за бездельничеством, заводил незамысловатый разговор о его скудных делах. Сотни стен большого дворца никак не развлекали Тяня, каждую запрятанную трещинку он выучил наизусть — парень с шести лет жил под этой крышей, возвращаясь в дом отца лишь во время отпуска. Кроме как скучными его дела никак не назвать. Поэтому забавные попытки брата разбавить томные дни спасали ситуацию. Но ненадолго. Хэ Чэн внимательно выслушивал рассказы Тяня, что не отличались разнообразным содержанием, никогда не говорил о своих, даже если ими интересовались. Он ловко игнорировал прямые вопросы и продолжал рассуждать о бесполезных вещах, например, стоило ли ему возвести в саду миленький фонтанчик, возле которого бы Тянь смог проводить время в летнюю жару. Ну что за глупости? Под конец разговора он интересовался пожеланиями Тяня и готовился выполнить любое, лишь бы дитятко не тосковало. Порой его пробивало на нежность и он аккуратно поглаживал брата по голове, стараясь не разлохматить зачесанные волосы. Мог делать это всего несколько секунд, а мог задержаться минуты на две. Все сугубо зависело от настроения Тяня. В особенно мрачные дни Чэн не скупился и одаривал вниманием как только мог. Но дольше, чем на четыре часа, в замке он не задерживался, поэтому вскоре исчезал в зеленом пламени камина. Так прошла середина лета для Хэ. Затем он вернулся в обычный ритм жизни, а брат с тех пор наведывался в замок намного реже. Но он старался отправлять ему письма.       Говоря о письмах. Вечером, после окончания церемонии, парни прошмыгнули в гостиную Слизерина, откуда связались с Хэ Чэном по камину. Из-за грандиозного появления аврора в стенах школы, парни решили не медлить с разговорами. Подлавливать в коридорах нового учителя Цзянь не видел смысла — чистосердечно признаваться о реальных целях своего пребывания мужчина явно не собирался. Поэтому Цзянь уговорил Тяня на использование опции «помощь брата». Его не пришлось долго упрашивать, Хэ согласился сразу, уж больно самого распирало любопытство. Трое мальчишек прятались за темной обшивкой спинки дивана, пока Тянь работал с каминным порохом и палочкой. Для начала нужно было привлечь внимание брата. Тянь высыпал порошок в огонь и, после нескольких махинаций с использованием палочки, из камина вырвалась короткая вспышка синего пламени. — Если брат сидит в своем кабинете он заметит, что огонь поменял цвет, — осведомил Тянь, удобнее располагаясь на шелковом ковре. Брат должен был отозваться быстро — все же младший наследник изъявил желание связаться в срочном порядке. Ожидаемо, всего через несколько минут синее пламя поменяло цвет на серое, что значило — ответ был получен, Чэн отреагировал на просьбу Тяня. После недлительного горения, огонь приобрел прежний рыжий цвет, но язычки заметно утихли и с каждой секундой затухали сильнее и сильнее. Так, на горевшем каминном угле сформировалось четкое очертание мужского усталого лица. — Что нужно? — сквозь тяжелый вздох пробурчал Хэ Чэн, — говори быстрее, у меня собрание через несколько минут. — Хрипло, будто голос был поглощён пламенем. — Почему мы не получали писем от Цзяня? Недолгая пауза ощущалась слишком четко. Хэ Чэн, что держал взгляд на кипе важных бумаг, резко обернулся к брату. — Я не могу тебе об этом сказать. — Он отправлял мне письма! — Тяня не смущал образ Чэна на тлеющих углях, он ругался с ним будто наяву. — Почему ты не передал хотя бы одного? — Тянь, не сейчас… — Чэн снял очки и сосредоточенно промассировал переносицу. Хладнокровие в голосе дало слабину, затрещало. — А когда? — Я напишу тебе позже, — из-за исходящего от Чэна раздражения уголь потрескивал в такт его голосу. — О, твои письма значит можно получать? — саркастично поинтересовался Тянь, не обращая внимания на размашистые жесты парней за диваном, которые свистели в воздухе. Настолько активно размахивали руками в попытке обратить внимание Тяня. — Хэ Тянь! — от крика мелкий огонь резко вспыхнул. — Не буду даже глядеть на них! Приятно будет, м? Парни от страха зажали рты руками. Казалось, что Тянь совершал акт самоубийства у них на глазах. Послышался протяжный вздох вперемешку с еле слышным стоном. Чэн усерднее протер горбинку на носу, завораживающие круговые движения сопровождались тихим тлением огня. Чэн обдумывал ответ. — Это было ради вашей безопасности, — мужчина покачал головой, этим легким движением расписался под каждым произнесенным словом. — Все меры, что мы предприняли с госпожой Цзянь, были необходимы. Услышав из уст Хэ Чэна знакомое обращение, Цзянь не смог сдержаться и, выглянув туловищем через диван, крикнул в камин: — С моей мамой всё в порядке?! Парень бросился на пол, как бы Сиси не старался удержать его от этого действия, и подполз к огню. Перед взором Чэна предстал гриффиндорец. Уже не зная в какой раз, Чэн тяжело вздохнул и сказал: — Госпожа Цзянь в полном здравии, но сильно нагружена. Что касается писем, я попрошу отправить их вам. Доволен? Последнее было адресовано младшему брату. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть ответа на хмуром лице Тяня: — Нет, ещё одно: что здесь делает Цю Гэ? К их огромному невезению, позади Чэна послышался стук. Их разговор был прерван неожиданным гостем брата. Он, без лишних слов, исчез в пламени, оставив парней наедине с их вопросами.       Чэн сдержал данное слово, и вскоре письма Цзяня прибыли к получателям. Во время завтрака почтовые совы одна за другой кидали письма на столы парней. Ни один конверт при отправлении не помялся, а от некоторых ещё можно было уловить отголосок машинного масла из гаража Цю. Какие же у всех были лица, когда у троих парней из причудливой четверки оказалось по тридцать с лишним писем перед носом. В зале только о них и говорили, поэтому парням пришлось поспешно скрыться, проклиная Хэ Чэна — дурная семейная черта, делать всё как назло. Мальчишки несколько дней подряд встречались в уютной гостиной Пуффендуя и вслух читали каждое письмо, заставляя Цзяня закапывать себя в гору подушек и визжать от смущения. Многое написанное можно было разбирать на отдельные цитаты, подолгу их анализировать и смеяться, потому что Цзянь И ещё скромничал, когда говорил, что с написанием писем у него «не всё гладко». Казалось, они полностью отпустили ситуацию и теперь задавались лишь двумя вопросами — что делать с Цю Гэ и какова его истинная цель? Тянь приложил все усилия для того, чтобы выпытать это у брата, но у того, по словам слизеринца, закончился лимит на терпение. Хэ Чэн игнорировал его, не прекращая своей слежки — их семейный филин каждое утро встречал Тяня в Большом зале и улетал, не давая нацепить на лапы письмо или иной предмет для передачи послания.       Завтра же им предстоит посетить первое занятие по ЗоТи и парни бурно обсуждают план своих действий на непредвиденные ситуации. А такие с ними случаются часто. Обсуждают не в самом удачном месте — в библиотеке. Их точно выгонят отсюда. И будет славно, если только выгонят, а не ограничат в посещении в качестве дисциплинарного взыскания. Поэтому особенно тихо и сосредоточенно сидят Цзянь с Тянем, у которых нервы шалят и потребность в болтовне они восполняют тем, что играют на пергаменте в Крестики-нолики. Цзянь из-за собственной невнимательности проигрывает Тяню всухую. — Готов поклясться своим нимбусом, Цю Гэ здесь для того, чтобы следить за мной, — Цзянь не может отделаться от чувства, что теперь аврор навечно будет его головной болью. Парни, что до всех сложившихся обстоятельств верили в драматичность Цзяня, сидят взволнованные вместе с ним и стараются не пересекаться с новым учителем в коридоре на переменах. — Зачем? Разве в стенах школы ты не в безопасности? — Чжэнси делает вывод, что если Цю Гэ всё лето охранял Цзяня, то сейчас выполняет всю ту же функцию. В конце зала из-под стойки библиотекаря доносится змеиное шипение. Парни прячут головы за хлипкой стеной учебников и убавляют голос ещё на полтона. — Видимо нет, — Хэ Тяня не часто можно увидеть в серьезном амплуа, но раз удается лицезреть, значит происходит нечто нетерпящее безалаберного отношения, — брат все лето был не в себе. Какое бы дерьмо не происходило, видеть брата таким мне не доводилось, — парни верят Тяню на слово и не расспрашивают о подробностях прошлого. — А что у вас? — Мо обращает внимание на Чжэнси, ещё одного человека в их компании, тесно связанного с миром волшебства. — Ничего. Мой отец взял больничный, подхватил какую-то сыпь и теперь ходит с зелеными волдырями дома, — никаких изменений в семье Чжаня нет, и он продолжает тихо жить. Из всего сказанного Мо делает вывод, что всё неспокойно конкретно у этих двоих обладателей чистой крови. Шань не озвучивает своих мыслей и продолжает молча слушать шепот друзей за столом — сердце подсказывает, что стоит промолчать. Или поговорить с Чжанем. Беда только в том, что от него редко отлипает Цзянь, а уводить Сиси для разговора в его присутствии сродни с прямой провокацией. Шань размышляет о всех возможностях оказаться наедине с другом, как замечает приближающийся маленький силуэт за спинами Тяня и Цзяня. — Ребята! Прочитайте это! — резвый крик сбивает с толку всех присутствующих в читальном зале. Как ни странно, разоравшуюся девушку никто не думал останавливать, библиотекарь внезапно исчез, хотя до обеденного перерыва ещё полтора часа. Студентка Гриффиндора подбегает к свободному столу и разворачивает на нем утреннюю газету. Заинтересованные студенты один за другим подходят к находке чудаковатой девчонки. Парни решают проявить свое чрезмерное любопытство и пройти к столу через стену из чужих голов и плеч. Вокруг новости разворачивается гулкая болтовня, отрывки которой доходят до парней без смысла. — Ужас! — у самого стола слышится нескромный комментарий, от человека, что сумел разглядеть заголовок помятой газеты. Первым подлезть через толпу удается Цзяню. Он долго дерется со знакомым, отмахивается от его назойливых рук, что не дают рассмотреть содержимое, пока не решается раздать по темной голове пару звонких подзатыльников. После них юноша беспрепятственно заглядывает в газету. С виду непримечательный выпуск «Ежедневного пророка» с обычными колонками, крупными и мелкими заголовками. Внимание привлекает фотография на половину страницы с потрепанным на вид человеком. Он яростно косится на студентов с бумаги и скалится с невероятной кровожадностью, от которой воротит даже через фото. Чернильный заголовок гласит:

ОДИН ИЗ ПРИСПЕШНИКОВ ТОГО-КОГО-НЕЛЬЗЯ-НАЗЫВАТЬ СБЕЖАЛ ИЗ АЗКАБАНА

* * *

      Занятие по ЗоТи. Или личная пытка Цзянь И, как угодно судьбе её называть. Цзянь с дрожащими коленками косится на дверь в кабинет и молится всем богам — и магловским и волшебным (если таковые имелись), лишь бы Цю не вычудил чего-либо. Злорадной атмосферы навевает только гриффиндорец. Остальные ученики непринужденно общаются между собой, совсем не подозревая о том, что их ждет. Цзянь И сквозь негромкую болтовню однокурсников слышит, как к кабинету приближаются знакомые торопливые шаги. На опасность у него невероятная чуйка, любая собака позавидует. Цю Гэ без лишних церемоний врывается в класс, словно опаздывает на важное совещание. Дверь за ним захлопывается по его мелкому взмаху пальцев, сам он быстрым шагом проходит мимо парт и кидает: — Добрый день, с вашего ненужного позволения, я попрошу вас встать. Одним взмахом его руки все учащиеся против своей воли подрываются со стульев, ряды парт отлетают в конец класса, а студенты, подталкиваемые воздухом, собираются кучкой в центре кабинета. Ученики бьются носами, падают в объятья друг друга, и просто падают на пол. Настоящая вакханальная образовывается в середине класса и Цзянь не упускает возможности затеряться в ней: прячется за ребятами, старается не высовывать головы из-за чужих спин. Очередных издевательств мужчины он не вынесет. — Запомните, на моих занятиях можете забыть о зубрежке, — вдобавок к словам преподаватель отшвыривает с учительского стола стопку старых учебников по ЗоТи. — Я хочу чтобы вы полностью отдавались тому, чем мы намерены здесь заниматься. — Цю Гэ скидывает ленивым движением руки остальные вещи со стола и усаживается на него, как на трон. — Сегодняшнее заклинание — Экспекто патронум. Кто скажет, для чего мы его используем? Студентка из Слизерина резко поднимает руку и зачитывает выученное наизусть учебное определение. — Верно, — сухо подмечает мужчина, почесывая от уныния бровь. — Магия необычайно сложная. Поэтому задача на этот семестр — вызвать телесного патронуса. Это будет вашей зачетной работой. Ученики, видимо, не до конца осознают ситуацию, в которой оказались. Сокурсник Чжэнси неуверенно поднимает руку и, с позволения Цю, задает вопрос интересующий добрую треть класса: — А что если мы не сможем его вызвать? — Вы не пройдете на шестой курс, — непринужденно говорит Цю, а у большинства в классе челюсть виснет. — В ваших же интересах показать мне всё, на что вы способны. Профессор небрежным махом кисти переворачивает песочные часы на шкафу в противоположном конце класса. — Отсчет пошел.       С этих слов в кабинете начинается настоящая суматоха. Ученики разбредаются по всему кабинету, делятся на группы в попытке найти решение общим умом. Все студенты вооружены палочками, кто-то в качестве подручного средства использует учебник и уже ищет нужную информацию. Цзянь пробивается к Чжэнси, за ним следом тащится Мо, а вслед за Рыжим уже бежит Тянь. Если нужно было вызвать придурков, то Чжэнси справился с этим заданием на пять с плюсом. — Он прикалывается, да? — Мо выглядит озабоченнее любого из студентов. По части заклинаний у него все не так славно, как в зельях. И это мягко сказано. Также мягко, как в случае с писательским талантом Цзяня. — Ага, мечтай, разве может человек с такими банками вместо рук быть несерьёзным? — Цю Гэ владеет невероятным слухом, ибо он косится на Цзяня в этот момент, отчего тому приходится прятаться за друзьями. — Нам пиздец, — подмечает Мо, отступив на шаг вместе с Цзянем. Рассказы друга о пережитых испытаниях не оставили его равнодушным, и теперь он на пару с гриффиндорцем страшится нового профессора. — Он не сможет завалить половину курса, а я не думаю, что здесь наберется хотя бы десять человек, что смогут вызвать патронус, — интересно послушать, каких людей, помимо себя и Чжаня, Тянь включил в список умелых студентов. — Серьёзно? А я вот не думаю, что такой мужик как он, вообще способен на пиздеж, — встревает Мо и не может перестать оборачиваться к учительскому столу. — И как много ты смыслишь о мужиках, Малыш Мо? — кто знает, что за мысли посещают голову Хэ, когда он это говорит, но они нерациональны. Раз он способен в этот нелегкий момент отпускать подколы, то, можно считать, не все потеряно. — Побольше твоей чистокровной задницы уж точно, — как кот из-за угла, Мо выглядывает из-за плеч Сиси и шипит в ответ. — А чего это мы интересуемся моей задницей? — Да бля, не цепляйся за слова! В их спины летит рёв, что можно спутать с волчьим: — Четверка в углу! Быстро разделилась, пока я к вам не подошел! И гадать не надо какой четверке это адресовано. Парни не решаются выяснять на собственной шкуре способности аврора и разбредаются по классу.

* * *

      Занятие подходит к концу. Как и терпение мужчины. Цю Гэ разочарован результатом, а точнее его полным отсутствием и не скрывает своих чувств — его лицом можно описывать все человеческие агонии. За всё время занятия он не поднимал задницы с деревянной поверхности и следил за каждым учеником в классе. Чжэнси точно ловил на себе его сосредоточенный взгляд. Словно анализировал, выявлял для личного пользования некую информацию, которую можно было понять по виду учеников. Чжэнси обращает внимание на свое отражение в стеклянной дверце одного из шкафов. Трудно что-либо сказать по его обычной форме. На ум приходит лишь то, что спал он явно на левом боку — волосы на этой стороне до сих пор стоят торчком. Что желает разглядеть в них Цю Гэ — остается большой загадкой. Мужчина хоть и не помогал в ходе процесса, но иногда подзывал учеников к себе. И своего подопечного не обошел стороной. Он долго с ним беседовал — что-то усердно объяснял, спрашивал, а когда парень давал глупые ответы, он замахивался на него своей огромной ладонью чтобы влепить подзатыльник, но сдерживал себя и только сотрясал воздух около светлых волос. Цзянь пережил десяток инсультов за время всего разговора. Гуаньшаня он также подзывал. С ним вел диалог более непринужденно, почесывал нижнюю губу и внимательно слушал неуверенные объяснения Мо. Его, как и Цзяня, пугал вид смуглого качка. Наслушавшись от Цзяня страшилок о гараже, Мо больше не мог без страха взглянуть на мужчину. Впечатлительная личность однако. Гуаньшаня аврор отпустил с миром, напоследок оглядел мальчишку, сделал для себя помарки и позвал следующего. Вскоре после нескольких учеников он подозвал Тяня. Для Хэ это был настоящий вызов. Разговаривал Цю с ним уже не как с учеником, Чжэнси разглядел эту тонкую грань, которую мужчина чертил между ним и студентами. Грань, которую он совсем не соблюдал в диалоге с Тянем. Да и друг не воспринимал аврора как учителя и задавал вопросов больше, чем кто-либо на его месте. После конкретного вопроса, настрой Цю сменился, и, промолчав, он отпустил Тяня. Парень, правда, не сразу ушел, а собирался настаивать на ответе, но Цю остановил поток вопросов, выставив перед собой ладонь. Без слов ясно выразил, что только что прочертил между ними грань. Слизеринец вернулся к своему углу побежденным. Он встретился взглядом с друзьями и мелким покачиванием головы дал понять, какой вопрос он задал и какой ответ получил. Вернее, не получил. Когтевранец же остался единственным в классе, кто не привлек внимание мужчины. Не сказать, что это задевает гордость, но настораживает. Чжэнси встряхивает головой. Отвлекается на Мо в компании Цзяня и Цунь Тоу, которые вместе забились в конец класса. Они не выпускают палочек из рук, но к заданию не приступают даже после разговора с Цю. Так хочется расспросить их, но Чжэнси сдерживается. Попытки четверки незаметно сгруппироваться мужчина пресекал на полпути. Особенно вдали ото всех держал Тяня, словно наказывал его за бунтарский нрав, нетипичный для выходца из голубых кровей. Из-за невозможности обсудить с друзьями расспросы, устроенные Цю, Чжаню остается идти согласно плану занятия. Все же, учеба это приоритет. Сиси отворачивается от друзей и сосредотачивается на заклинании. Он знает основу — для вызова патронуса нужны самые счастливые воспоминания. Звучит нетрудно, но на деле… На деле каждый день полон приятных воспоминаний, легче вспомнить самые тяжелые и тут же закопать себя. После непростого лета подобные мысли в голову идут нескончаемым потоком. Почему счастливые моменты так глубоко запрятаны, а тяжелые лежат на поверхности и готовы к всплеску в любую секунду? Крайне несправедливо. Чжэнси, человек здравомыслящий и практичный, вспоминает последние несколько лет жизни. В глубокое детство вдаваться смысла нет, а вот затронуть воспоминания, когда он впервые вплотную столкнулся с миром магии стоит. Что-то Чжэнси подсказывает, именно в них он найдет ключ к патронусу. Бестолковое изучение класса во время мыслительного процесса приводит его к Тяню. Он сидит у стенки на полу и также как Чжэнси разглядывает толкучку студентов, косится в сторону друзей и смотрит в ответ на Чжаня. Легкая улыбка и непринужденное подмигивание. Тянь подзывает рукой к себе на пол. Смелое приглашение, в их ситуации то. Но Чжэнси ступает в его сторону под пристальным надзором учителя. Тот, на удивление Сиси, разрешает ему присоединиться к Тяню, но другую часть компании продолжает держать на дистанции. Теперь он старается вспомнить о чем-нибудь вместе со скучающим Хэ. Друг не озабочен выполнением задания, рисует в воздухе смешных человечков и посылает их гулять по полу. Студенты давят их, и те тают под ногами. Окружение мешает сосредоточиться. Чжэнси закрывает глаза и думает о том дне. Старается замедлить мутные картинки в голове, рассмотреть каждую деталь в ней, зажечь теплоту в груди. Прочувствовать угасшие ощущения и пережить их снова. Хэ Тянь замечает безуспешные старания друга погрузиться в свои мысли, будучи находясь в таком хаосе. Недолго обдумывает дальнейшие действия и ведет палочкой по воздуху. Накладывает на Чжэнси заглушающие чары. Сиси не сразу осознает, почему всё вокруг резко затихает, а сам он оказывается поглощенным невидимым куполом. Он поворачивается к Тяню — друг перекатывает палочку меж пальцев и дает понять, кто создатель заглушающего купола. Хэ легко отмахивается от благодарного кивка и засматривается на трудягу. Какой все-таки прилежный ученик. Сиси возвращается к собственной медитации. Сердце пропускает волнительные удары. Начинает наливаться теплом и тяжелеть, трепетать от нахлынувших воспоминаний.       Он припоминает, какой жаркий день тогда выдался. Пот ручьем стекал из-под рукавов футболки, на спине ткань прилипла и стала второй кожей. Было так жарко, и тем не менее, они продолжали забираться на эту несчастную гору, провожая последние лучи солнца за горизонт. Скоро должно было стать прохладнее. Цзызи, настоящая искательница приключений, даже не хныкнула за всю тяжелую дорогу в отличие от Цзяня, который успел пожалеть о решении раз сто и намеревался скатиться с тропы в любую секунду. Однако все они дошли до конца, до покатой вершины и уселись у края не огражденного забором. Да и тот, что был огражден, казался не шибко безопасным — дерево давно засохло, из-за малейшего ветра от забора отлетали щепки. С этой горы вид был самым лучшим. Они сидели и рассматривали маленький город, который постепенно утопал в ночном свете. Невероятно романтично, но тогда им казалось это не более чем развлечением на полчаса, большее наслаждение они получили из-за проделанного экстремального пути, который они вспоминали чаще, чем вечерний городок. Но Чжэнси со злой дорогой помнил, как красиво доходил до них городской свет, настолько ярко, что он мог разглядеть осевшую пыль на щеках Цзяня. Простое воспоминание, которое может показаться до скучного банальным и слабым, но только не для Сиси. В этот вечер они отпраздновали день рождения Цзяня, подарили ему велосипед, с которого он не слезал каждое лето. Тогда, после двухнедельной командировки, вернулась его мать. Цзянь плакал навзрыд как годовалый ребенок и благодарил всех, словно думал, что это часть его подарка. Спал он крепче, чем когда-либо. Больше подобного крепкого сна Сиси за ним не замечал. И он был счастлив наблюдать за тем, как радостно Цзянь проводил свой одиннадцатый день рождения. Лучше было только не раз о нем вспоминать и замечать эту улыбку, что не могла сойти с лица гриффиндорца. Сиси начинает думать об этой улыбке слишком усиленно, отчего воспоминания и тепло от них уходят на второй план. Чжэнси почти теряет нить. Забывает произнести заклинание, как только вспоминает о нём в своей голове. Теплое воспоминание начинает рассеиваться под натиском посторонних беспокойных чувств. Сердце в пятки уходит от страха облажаться, Чжэнси про себя вторит заклинание вызова патронуса и ничего не чувствует. Нить окончательно потеряна. Парень тяжело вздыхает и чертыхается, пару раз бьет себя по лбу рукоятью палочки. Оказывается, не так просто держать в себе воспоминания и одновременно не забываться в них. До конца занятия остаются считанные минуты, на второй заход не хватит ни времени, ни сил. Огорчение после первого провала не даст вновь сосредоточиться. А парень любой учебный провал воспринимает близко к сердцу. Слишком зациклен на успехе. Отчего становится причиной насмешек Тяня, который держит планку лучшего ученика не хуже него. Но отношение у слизеринца куда проще. И это именно то, к чему стремится Чжань — не чувствовать груза от собственных неудач. На Тяня не хочется глядеть. Он может только с наигранным сочувствием пожать плечами и снять чары. Он не скажет слов поддержки, не даст совета, потому что для него всё это не больше, чем пустая трата времени и старания людей при этом становятся такой же пустой тратой. Как и старания Сиси. Чжэнси делает три мелких вдоха и один протяжный выдох. Он попробует в следующий раз, впереди целый семестр. Пытаться выжать из себя патронус на первом же занятии — полное сумасшествие. Вот Тянь не парится, сидит в уголочке класса и наблюдает за провальными попытками однокурсников, потому что отлично знает, какой уровень подготовки требуется для такого заклинания. Добился ли Хэ этого уровня? Он хочет попросить Тяня снять заглушающие чары. Но затем он ощущает легкое покалывание в руке. Чжэнси чувствует, как что-то вырывается из палочки. Он опускает голову вниз и видит как серебристое облако из самого кончика инструмента начинает приобретать размытые очертания. По классу в унисон проходится удивленный возглас, и под его звучание облачко формируется в нечто четвероногое. Студенты в одно мгновение собираются вокруг Чжэнси, будто ждали и готовились к этому моменту с начала занятия. Даже Тянь приподнимается с места и не скрывает собственного удивления, хоть в последнее время стал более сдержан в их проявлении. Четвероногое существо отрывается от палочки и начинает бегать над головами студентов. Чжэнси не может поверить собственным глазам, бежит вслед за ним по туманному шлейфу, который оставляет существо после себя. Ребята восхищенно наблюдают за воздушной беготней животного, тянут к нему свои руки и в восторге отдергивают — от патронуса исходит пронизывающий холодок. Нечто, за время своей беготни вокруг класса, приобретает четкое обличие четвероногого друга. Если память Сиси не изменяет, это бордер-колли. Резвая, аккуратная и легкая, оббегает каждого студента виляя своим растрепанным хвостом, на вид — метёлка, не иначе. Чжэнси не успевает толком её разглядеть — собака мчится между студентами, прыгает по воздуху и не дает собственному хозяину подойти даже на метр. Ученики усугубляют положение, преграждая путь Чжэнси своими эгоистичными желаниями побегать за собачонкой. Сиси оставляет всякие попытки догнать своего патронуса и просто наблюдает как толпа учеников следует за колли. Цзянь и Мо подбегают к Чжэнси. Цзянь запрыгивает на спину Сиси, он чувствует эту детскую дрожь волнения. Гуань ошарашен не меньше и не может скрыть этого за обыденной суровостью — ещё чуть-чуть и в его рот сможет залететь фея. Собачонка выбегает из толпы и бежит под ноги к мужчине. И то ли не добегает, из-за слабости заклятия, то ли растворяется не без помощи чужого вмешательства. Собачонка не достигает преподавателя, испаряется в метре от стола и покалывание в руке Сиси прекращается. Студенты успокаиваются мгновенно. Отходят обратно в конец кабинета, можно пронаблюдать как смешно сползают улыбки с лиц. По виду мужчины мало что можно сказать. Он почесывает подбородок и пялится на место, с которого исчез патронус. Следующим стоить ожидать чего угодно — замечание за нарушение дисциплины, просьбу вновь продемонстрировать действие заклинания, вопрос с подвохом. Проще говоря, ничего хорошего ожидать не приходится. И мужчина отмирает. Наконец меняет позу и ищет затерявшегося в толпе когтевранца. — Чжань Чжэнси, — подзывает холодным голосом, точно собирается отчитать за проказы. — Д-да? — Чжэнси проходит вперед, аккуратно выхватив край мантии из остерегающих рук Цзяня. Цю Гэ не торопится продолжать. Он осматривает встревоженного подростка с головы до ног, проводит любимое наблюдение. Его нога при этом дергается в нервах. Самого Чжаня можно принять за сплошной нерв. Цю спрыгивает со стола, пожимает затекшими плечами, рубашка под жилеткой готова разорваться, но это не мешает мужчине сладко потягиваться. Он с еле заметной ухмылкой отвечает: — Ты сдал зачетную работу, можешь подсобить друзьям.

* * *

      На следующей неделе у них пересдача теста по Трансфигурации. Цзянь отчаянно пытается впихнуть в свою голову информацию из конспектов Тяня, но размашистый почерк отличника не помогает и не вселяет уверенности. Пока он с Рыжим и Цунь Тоу мучаются над пересдачей, два именитых гения — Чжэнси и Тянь — соревнуются в шахматах, в общем, не парятся от слова совсем. — Я все силы убиваю на эту хрень! Я проголодался, — блондин не выдерживает и выкрикивает на весь зал. На него тут же шикает призрак женщины, пролетающей над их головами. — В Хогсмиде идет осенняя ярмарка, — между делом информирует Цунь Тоу, он думает о чем-то вкусном. Слюни практически текут из уголков рта на пергамент с тестом. Половину заданий он оставляет без ответа, надеясь в последний момент списать у друзей. — Пошли тогда купим поесть! — Цзянь подрывается с места и хватает под локоть лысого паренька. Энергия приливает к его лицу. Речи о еде способны внушить силы любому. — У меня нет денег, — Шань тужится над последним ответом теста. Игнорирует желудок, готовый забурчать от одного упоминания о еде. Он стыдливо сжимает в тиски живот. Хэ на секунду отвлекается от шахматной доски, лезет в карман мантии и кладет перед носом Рыжего мешочек золотых. — Братец Мо, захвати с табачной лавки мои сигареты, — почти мурлычет сквозь лисью улыбку. Братец Мо испепеляет взглядом. Показательно отодвигает от себя звенящую кучу золота и утыкается носом обратно в пергамент: — В задницу твои сигареты, — он настроен серьёзно. Заваливать очередной тест ему категорически нельзя. Чжэнси делает ход. Тянь не особо думает, ответом уничтожает коня Чжаня и заглядывает в пергамент Шаня. Он проходится по всему тесту, останавливается на некоторых заданиях, чтобы за несколько секунд обдумать ответ и продолжает дальше, пока не доходит до затруднительной части. Тянь вовлечен не меньше Шаня, он внимательно читает вопрос, хмурится. Видно, что старается достать из головы нужную информацию. Затем приходит в обычный вид. Он щелкает над рыжей головой, и верный ответ на двадцатый вопрос обводится неестественно ровным кружочком. Шань отпрыгивает от пергамента сразу же. Он ещё раз вчитывается в вопрос и с недовольным видом кричит полушепотом, дабы не встревожить других в зале: — Серьёзно блять?! Я должен был это знать?! Цзянь с Цунь Тоу не теряют времени, списывают без зазрения совести и исправляют собственные ошибки, не беспокоятся о том, что ответы идентичны. Хэ Тянь отвлекает Мо от проверки теста заманчивым бренчанием мешочком над рыжей макушкой. Шань выдергивает надоедливый мешок, не собирается пересчитывать монеты, смысла в этом мало — чтобы у Хэ Тяня не хватало денег? Скорее директор станцует сальсу на столе. Шань сворачивает тест в свиток и сует в сумку. Он прихватывает шарф и вместе с Тоу направляется к выходу. Хэ ему вдогонку кричит: — Сдачи можешь не приносить! — средний палец в воздухе как знак подтверждения. — Сиси будешь что-нибудь? — Цзянь укладывает подбородок на взлохмаченную голову Чжаня. С такого ракурса шахматы выглядят ещё страшнее. Цзянь непроизвольно тянется к маленьким мочкам ушей. Мама когда-то ему говорила, что стоит хорошенько их помять, как кровь прильет и всю усталость рукой снимет. Чжэнси выглядит сосредоточенным, никак не усталым, но от заманчивых прикосновений Цзянь не отказывается. Переминает мочки в пальцах и внимательно пялится на «боевое» поле, будто способен понять суть игры. — Булочек из пекарни, — Сиси делает очередной ход и дергает головой в сторону. Уши начинают гореть и чесаться от махинаций гриффиндорца. Цзянь воодушевленно принимает заказ и скачет вдогонку скрывшимся дружкам. Отличники остаются одни за огромным столом. В зале сидят ещё несколько студентов и профессор, но все они заняты собственными делами и не спешат лезть к ним. С первого занятия по ЗоТи прошло четыре дня. Ничего нового о Цю Гэ им выяснить не удалось — его расспросы оказались не больше, чем прощупкой почвы. Свою роль преподавателя мужчина отыгрывал на все сто. Он вызывал к себе на беседу парня. И вместо жестких расспросов, которыми его пугал Цзянь, когтевранец получил весьма дельные советы по изучению заклятий и предложение о личной рекомендации на должность аврора. Чжэнси не заинтересован в работе на министерство, поэтому вежливо отказался от предложения и долго выслушивал от Цзяня поток негодования. Грандиозный успех Сиси студенты все ещё бурно обсуждают. Но Чжэнси беспокоит совсем иное, нежели шепот за его спиной. — Мне казалось, ты будешь первым кто вызовет патронуса, — между делом кидает Чжань. Если честно, он думал, что выполнит задание не раньше Тяня. Это чудо, что он смог вызвать патронуса так быстро. И это порождает несколько вопросов. — Что ты представлял? — Тянь делает ход слоном, второй конь Чжаня попадает под меткий удар. — Семью, — легко кидает Сиси, вгрызаясь в заусенец. В голове разворачивается новая стратегия по уничтожению фигур Тяня. — Как мило, — прыскает с надутыми губами. Другого ответа от Сиси ожидать не стоило. Всё до банального просто и легко. — Этих воспоминаний было достаточно? — А тебе нет? — Тянь изгибает театрально бровь. Точно, сложные отношения в семье. — Ну, может из детства есть что-нибудь приятное? — пешка Сиси уничтожает пешку Тяня. Потеря фигуры его не будоражит, кажется, он идет на размен. — Приятное? Сейчас уссусь со смеху. — Тебе бы загоняться поменьше. — Сказал простодушка, — Тянь делает ход слоном и лишает Чжаня пешки. — А зачем всё усложнять? — Чжэнси делает ход навстречу слону. — Чтобы найти ответы, — Хэ поспешно касается пешки и вынужденно делает бесполезный ход. — На некоторые вопросы ответа нет, — фигура Чжаня оказывается в опасной близости к королю черных. Но Тянь не обращает на это внимание, будучи вовлеченным в свою стратегию. — Да, например, поумнеет ли Цзянь И, — дерзкий ход Тяня в решительном наступлении. Ещё немного и Чжэнси лишится инициативы. Так думает Хэ. — Или перестанешь ли ты быть говнюком, — как в отместку ферзь Чжаня неожиданно ставит шах королю Тяня. Слизеринец хмурится и придвигается ближе к столу. До него начинает доходить, в каком положении оказалась его задница. В полной блокаде, черт его возьми. Хэ чешет бровь, пока бегает по доске в поисках решения. — Однозначно нет, это наследственное, — запоздалый ответ вместе с ходом, который Чжань как в воду глядел. Когтевранец давит очередным шахом. Весьма легкая партия, ему не приходится напрягаться. Тянь при нападении совершенно забывает об обороне. Резкий характер отлично проявляется в подобных играх. — А если серьёзно? Что с тобой? Очередной шах выводит Хэ из себя. Тянь, как любой пубертатный подросток, раздражительный и беспокойный. Дрянные черты остаются незамеченными благодаря симпатичной мордашке. Помимо проявляющегося дурного характера, эгоизма и бестактности, Хэ до кучи не любит в чем-то уступать. Жизнь приучила к тому, что лучше него в этом мире быть не может, и по мере взросления это чувство, удивительно, только возросло. Двенадцатилетний Тянь шел на уступки охотнее шестнадцатилетнего. И принимал проигрыши с достоинством. Сейчас же Тянь готов разнести шахматную доску только от понимания, что мата ему не избежать. — Что со мной, что со мной, — злобно бурчит, пока глаза бегают по каждой оставшейся фигурке. — Со мной всё отлично, это пубертатная фаза. Тянь известен и ещё одной своей чертой, что у многих может вызвать противоречивые чувства — прямолинейность. Кого-то это восхищает, кого-то охватывает румянец злобы. Чжэнси относится к первым, ибо ему самому не хватает смелости высказывать все в лицо и не томить ожиданиями или блеклыми намеками. — Вся твоя жизнь это пубертатная фаза. — Может и так, — парень не задумывается о последующем ходе, отдает на безмозглое растерзание свою ферзь. Сдаётся быстрее ожидаемого. — Может и так, — под нос передразнивает Чжэнси, ставя другу заключительный мат. — Шах и мат, Тянь, — Хэ утыкается носом в доску, на разбитую в дребезги фигурку его короля. Есть что-то отчаянное в его тихом оплакивании проигрыша. И печалью от этой картины веет невыносимо. Порой, победа не приносит желаемого удовольствия и это тот самый случай. Победа определённо самая ужасная из всех. — С тебя зачетная работа по ЗоТи, — вдобавок к условию, Чжэнси дарит Тяню хороший щелбан, от которого на лбу появляется красная отметина.