О глупых спорах, надежде и небесном жемчуге

Слышимость в доме, к сожалению Тибальта, прекрасная. Дверь хозяйской спальни хлопает, затем ударяется о стену, распахиваясь вновь. — Дорогой! — кричит его тётя, и по её интонации не кажется, что муж так уж ей дорог. — Я всё сказал: он будет сидеть там, пока я не решу… — а вот и он сам. — Тогда решай быстрее! — Это всё твоя дурная кровь, между прочим! — Или твоё воспитание! — Какое воспитание: я воспитывал его, как воспитывали меня, да, видно, без толку! — При чём здесь кровь? Это всё ваша бесконечная вражда, она сводит с ума; ты видишь: она сводит с ума! — Не смей… — Тибальт, ты там? — слышится с улицы голос Джульетты, и Тибальт тут же бросается к окну. Кузина стоит на балконе, достаточно близко, чтобы заметить, что глаза у неё на мокром месте. — Они… Его видели, да? Тибальт ничего не отвечает: вопрос риторический. — Если я могу хоть что-то сделать — скажи, — говорит Джульетта; Тибальт горько усмехается: что она может сделать, ей бы самой теперь не пропасть из-за него, ведь это по всей семье удар. — Ничего; что сделать? — он качает головой. — Ну… Может, передать записку, — неуверенно отвечает она. — Я хочу помочь, Тибальт. Правда. — Я знаю, Джульетта, но тут не поможешь! — он заставляет себя понизить голос: не дай Бог услышат, ещё и кузину запрут в комнате, того и гляди. — Да и разве я заслужил твою помощь? Чёрта с два теперь Парис женится на тебе. — Да что мне тот Парис? Ты что, не понимаешь, Тибальт? Ты мой брат, ты обо мне заботишься всю жизнь; я что, не могу отплатить тебе тем же? И кто я буду после этого? Как мне потом в зеркало смотреть? — Джульетта почти плачет. — Такого ты мнения обо мне? Что я только для себя всё делаю, что ты не волнуешь меня совсем? — Джульетта, я не… — но её уже не остановить. — Не все в этом мире желают тебе зла, Тибальт; не всем всё равно! Как ты не понимаешь? Я же хочу, чтобы ты был счастлив! — Джульетта, тише, услышат! — она замолкает, испуганно оглядываясь. Тибальт, пользуясь паузой, пытается убедить её: — Я понимаю, что ты желаешь мне счастья, Джульетта; но я счастья не заслужил, тем более твоей помощи, так что… — Да почему ты так думешь? — снова перебивает она, уже тише. — Почему не заслужил? Потому что любишь врага? Господи, какая разница, Тибальт! Полюби его я, да ещё и взаимно, я бы всё сделала, чтобы быть вместе, и не стала бы себя винить! Не мы с тобой виноваты, что он твой враг, и он не виноват! Виноваты как раз те, что вас обвиняют! Почему ты слушаешь их? — Потому что иначе не выжить! — их услышат и станет ещё хуже, он уверен. — Потому что я и так уже на птичьих правах тут живу; если бы не тётя, твой отец даже в дом бы меня к себе не взял, не говоря уже о наследстве! Потому что так всегда было, всегда была эта вражда, на ней держится город, и, значит, так всегда будет, по-другому невозможно, нельзя, Джульетта! — Да почему нельзя? Потому что тебе вбили это в голову, а ты и не против? Конечно, ведь это так просто: вон те враги, с ними я дерусь; вон те — друзья, с ними я пью; так просто! И не надо думать, не надо понимать, что чувствуешь! — Какая разница, что я чувствую? — Да только в этом и разница! Вы убиваете друг друга ни за что! Наши родители уже и сами не помнят, почему воюют, а мы вынуждены жить в этой бесконечной войне и в ней же умирать! Никому не нужна эта война, Тибальт! Почему… — она давится рыданиями, опускается на колени, держась за перила балкона, и Тибальт ничего не может сделать — он как всегда ничего не может сделать, только стоять и смотреть. — Почему… — Джульетта, — это бесполезно: всё, что бы он ни делал, бесполезно и бессмысленно. — Джульетта, он мужчина, кроме прочего. — Да хоть чёрт лысый! — он никогда прежде не слышал от неё таких слов, хотя, пожалуй, догадывается, от кого нахваталась, и на душе становится ещё гаже. — Как вы надоели мне все! Я просто хочу жить, и чтобы другие жили, почему вы все такие идиоты? — Джульетта, милая, что с тобой, что… — на балкон ураганом влетает кормилица, бросается к ней; потом замечает Тибальта: — Ты до чего сестру довёл, ирод проклятый, зла не хватает; скройся с глаз! Джульетта, солнце моё, ну что ты… — она уводит воспитанницу с балкона, захлопывает двери. Вот и всё. Тибальт садится прямо на пол, где стоял; пальцем проводит по высохшим кровавым пятнам на подоконнике — пятнам, оставшимся с той ночи… Это было так недавно, а кажется, будто прошла целая жизнь. Переживёт ли Джульетта, если он в самом деле соберётся наконец с силами и прекратит это всё? Ей же станет лучше. О нём быстро забудут. И она забудет, она ведь так молода, вся жизнь впереди; а у него что, какая жизнь, она права: только смерть — драки и убийства, как и всегда. Такова его жизнь, так уж получилось, и это не изменишь. Не стоит и пытаться. Ромео бы сказал, что попытаться точно стоит, он такой же мечтатель, как и Джульетта. Он, кажется, Тибальта старше, но ведёт себя не лучше кузины. Просто глупые мечтательные дети. Тибальт даже завидует им. Вот кому стоило бы быть вместе, может, и победила бы тогда любовь. Они же верят в её силу. Тибальт не верит. Он знает, что ненависть сильнее.