О глупых спорах, надежде и небесном жемчуге

— Нет! — Джульетта! Пустите! Джульетта! Всё вокруг кричат, кто-то, кажется, начинает драться; Ромео грубо отпихивают в сторону, и девушка, лежащая у него на коленях, падает лицом на мостовую. Вокруг появляются какие-то люди; мужчина в темном плаще закрывает от него Тибальта, через секунду слышится звук удара — и Тибальт тоже падает, держась рукой за лицо; по руке стекает кровь, растворяясь в дожде. — Тибальт! — он поднимает голову — одна щека покраснела, губы разбиты — и встречается с Ромео пустым взглядом; тот не знает, что хотел сказать. Ромео, не вставая с колен, придвигается к Тибальту ближе, перехватывает его руку, сжимает в своей; Тибальт никак не реагирует, и Ромео решается на отчаянный шаг. Он толком не успевает даже почувствовать вкус крови с чужих губ — Тибальт шарахается в сторону и глядит теперь более осмысленно. — Совсем сдурел? — хрипит он, но на них почти и не обращают внимания: толпа поделилась надвое — одни горюют, другие успокаивают первых. — Приди в себя, — тихо отвечает Ромео. — Сейчас сюда явится герцог. — И что? Он скажет что-то новое? — горько отзывается Тибальт. — Хотя ты прав: такого раньше не случалось! — Ромео! — из толпы к ним пробивается Бенволио. — Ромео, сейчас самое время скрыться, если ты не заметил! — Что? Скрыться? — переспрашивает Ромео; ему бежать от наказания как-то и в голову не приходило. — Я понимаю, Меркуцио мёртв, но, — видно, как тяжело ему даются эти слова, — он не хотел бы, чтобы тебя… — Я отвечаю за свои поступки, — качает Ромео головой в ответ; рука Тибальта дёргается — оказывается, они всё ещё держаться за руки. — Да, но, Ромео, ты убил… — Бенволио косится в сторону трупа девушки. — Чуть ли не ребёнка; в поединках погибли многие, но это уже… — Тем более я должен ответить! — прерывает Ромео. Он уверен, что сказал бы это даже не будь здесь Тибальта, чью сестру он убил. И тут Ромео впервые в жизни видит, как Бенволио срывается. — Ты хочешь, чтобы я потерял вообще всё сегодня? — пара человек даже оборачивается; в глазах кузена стоят слёзы: — Я понимаю, что ты хочешь сдохнуть вместе с ним, но ты мой брат, в конце концов! Не думал я, что ты предпочтёшь мне Капулетти, даже если выбор означает смерть! — Бенволио разворачивается и уходит, а Ромео не успевает ничего возразить ему. — Он прав, Ромео, — глухо говорит вдруг Тибальт. — Тебе лучше бы бежать из города. — Куда? — но оба понимают, что на самом деле: «Одному?» — Не знаю, — мокрые волосы липнут Тибальту на лицо, он раздражённо убирает их свободной рукой, и Ромео совершенно неожиданно для самого себя замечает, какие же красивые у него глаза — сами будто грозовое небо с отблесками молний. — Нам обоим здесь не жить. — И ты не собираешься бежать сам? — утвердительно говорит Ромео, получая кивок в ответ. — Прости, Тибальт, но я остаюсь. И клянусь, я убью тебя на месте, если спросишь, почему я не собираюсь тебя оставить. — Почему? — тут же отзывается Тибальт, и молнии пляшут в его глазах, а в окровавленных губах теряется ироническая улыбка. — Тебе повезло, что до кинжала мне теперь не дотянуться. И что я люблю тебя, — просто говорит Ромео. Эти слова должны быть сказаны сейчас, он просто знает это, ибо иначе его молнией поразит как минимум. Тибальт не успевает ничего ответить. К ним проталкивается синьор Монтекки, но в ту же секунду по площади разносится голос герцога — и не он напоминает Ромео гром, но гром был ему подобен: — Все разошлись! Все, кто не участвовал в драке, — отошли от фонтана! Синьор Монтекки остаётся, равно как и синьор Капулетти с женой; Бенволио не видно; рядом с герцогом — бледный как полотно Парис и Валентин, изо всех сил старающийся сдерживать рыдания. Ромео поднимается на ноги, увлекая за собой Тибальта, и не собирается отпускать его руки, даже если герцог прямо прикажет. — Это перешло все границы! — начинает речь герцог; намокшие под дождём серебристый плащ лежит на его плечах, будто скала. — Ваша вражда, ваши беспричинные распри и драки — в них гибнут люди даже непричастные. Мой племянник убит. Убита юная девушка, невеста моего наследника. Я хочу, чтобы мне рассказали, как это произошло. Парис отмирает и тихо говорит что-то герцогу — тот решительно прерывает: — Нет, мы будем говорить сейчас и здесь, под дождём, и быть может они смогут прислушаться к слезам неба, если не слышали своих женщин! Я выслушаю всех, у кого есть что сказать. Ромео становится ближе к Тибальту, плечом к его плечу, молча наблюдая, как вперёд выходит синьор Капулетти. — Мой племянник Тибальт, — Ромео не понимает, от чего дрожит его голос — от гнева или от горя, — известен своей вспыльчивостью. Но сегодня — сегодня он имел полное право мстить Ромео Монтекки за нанесённое ему оскорбление! — Никто не имеет права отнимать жизни безвинных, — холодно возражает ему герцог. — Это Тибальт убил Меркуцио? Разве он нанёс твоему племяннику оскорбление, достойное мести? — Нет, но… — синьор Капулетти отчётливо запинается, подбирая слова, и Ромео — и всем остальным наверняка тоже — понятно, что он чуть было не сказал. — Меркуцио, верно, как всегда сам искал с ним драки, — скомкано заканчивает он. — Могу я спросить Ромео, почему он не стал драться? — и не может же Ромео сказать ему, в самом деле. — Потому что я устал от этой вражды, — говорит он другую правду, тоже неплохую. — Однако же ты как-то оскорбил Тибальта, раз он счёл себя оскорблённым, — а почему не может: если герцог ещё не узнал, то скоро узнаёт. — У меня есть основания полагать, что Тибальт не по своей воле вызвал меня на этот поединок, — и он изо всех сил старается не смотреть на Тибальта, повернувшего в его сторону голову. — Что же, я приказал ему? — оборачивается к ним синьор Капулетти, но герцог его прерывает: — Не лучше ли, если Тибальт сам нам ответит? — и теперь очередь Ромео смотреть на возлюбленного, ожидая его ответа. Тибальт молчит, и лицо его остаётся неподвижным. — И что вообще за оскорбление? — о, так герцог не знает; видимо Меркуцио рассказать не успел — наверное, в последний раз они виделись утром; Ромео заставляет себя подумать о живых, а не о мёртвых, осторожно замечая: — Я полагаю, тема не совсем для беседы посреди площади. — Я полагаю, у нас здесь не совсем беседа, Ромео, — жёстко замечает герцог. — Ты тянешь время, а убитые лежат в грязи. — Я не был оскорблён поступками Ромео, — говорит Тибальт, и Ромео снова переводит взгляд на него. — Скорее, я оскорбил своего дядю собственными… действиями. — Я не думаю, что хочу знать, что именно у вас там произошло, но, видимо, вы двое уже помирились, раз стоите, взявшись за руки, после того, как попытались убить один другого, — и, к счастью Ромео, Тибальт не пытается отстраниться. Герцог морщится: — Впрочем, я догадываюсь; избавьте меня от этой драмы. Девушку-то вы зачем убили? Ромео кажется, что дождь хлещет по щекам ещё злее. — Я… Она бросилась разнимать нас и… Руке становится больно. — Мои извинения вам не нужны, я понимаю, но мне очень жаль, я не… — он встречается взглядом с синьорой Капулетти — и замолкает под ним. Тибальт резко ослабляет хватку на его руке. — Я буду умолять тебя простить меня, но сейчас нужно спасти наши жизни, — тихо говорит ему Ромео, на что Тибальт качает головой: — Не нужно умолять меня, твоей вины тут нет, — он даже не смотрит на Ромео, и Ромео становится страшно от спокойного тона, которым это было сказано. — Я не могу принять решение сейчас: мне нужно хоронить племянника, — герцог тоже как будто равнодушен к своим словам, и Ромео как никогда осознаёт, что всё кругом — притворство и обман. — Вы все сейчас разойдётесь по своим домам, и, если стража увидит ночью хоть одного человека на улице, причину выяснять никто не станет. Ещё одна драка — и зачинщики будут казнены. Вы двое дождётесь суда в моём замке: я думаю, так безопаснее, чем в ваших домах, — герцог выразительно смотрит в сторону синьора Капулетти. — Возможно, завтра я уже приму решение. Все свободны. Ромео не знает, радоваться ему отсрочке решения или беспокоиться из-за выражения лица Тибальта — смеси боли и решимости, скрываемой за треснувшей и размокшей от дождя привычной маской.