О глупых спорах, надежде и небесном жемчуге

Они выходят из замка вместе, вместе спускаются с холма, а когда их пути расходятся, Ромео, не оглядываясь по сторонам, быстро целует его, и Тибальту бы явится единственным, кто обладает здравым смыслом — вот только он им больше не обладает, отнюдь. А потом Ромео уходит, не оборачиваясь, и Тибальт, улыбаясь мельком, продолжает путь к дому, в котором провёл большую часть своей жизни. Он идёт туда за единственной вещью: за шпагой, доставшейся от отца, погибшего ещё до его рождения с нею в руках. К вечеру становится прохладно, но на плечах Тибальта красный плащ Ромео («Возьми лучше ты, на нём герба нет, а у меня чёрный с собой», — так, будто гербы ещё имеют значение) Тибальт не планирует заходить в дом. Он подойдёт к двери в кухню, кликнет Анджело, попросит того вынести шпагу. Тибальту совсем не хочется смотреть в глаза тётушки и её мужа. К сожалению, у синьора Капулетти другие планы. Он ждёт у калитки в сад с таким видом, будто сейчас убьёт его — и это, в принципе, очень и очень возможно. У него в руках фамильный меч былых времён, и пусть даже просто поднять его тяжело — Тибальт почему-то не сомневается, что силы у дяди найдутся. — Явился, чтоб тебя черти драли! Хотя тебя и так дерут, а? — зло усмехается тот, но Тибальт не собирается отвечать на это — и умирать сегодня он тоже не собирается. — Я пришёл за своей шпагой, — как может спокойно говорит он, но смысла в этом — что горохом в стенку швыряться. — За шпагой он пришёл! — отскакивают слова от синьора Капулетти — и попадают в Тибальта: — Ты её не достоин! Какую тебе шпагу? Бери иглу и вышивай себе платье! Тибальт делает глубокий вдох: — Я заберу шпагу, и вы меня больше никогда не увидите. Джу… — Не смей! — кричит синьор Капулетти. — Не смей произносить её имя! Мою дочь — мою дочь убил — Господи, прости! — любовник моего племянника! А он стоит передо мной — «Дайте шпагу, дайте шпагу!» Что она тебе, та шпага? Память об отце? Уж он бы гордился сыном! Тибальт зря пришёл сюда; возможно, лучше всего было бы всё же отступиться, вернуться к замку и спокойно дождаться Ромео, но… это ведь единственное, что у него есть. — Мой отец здесь ни при чём, — цедит Тибальт; синьор Капулетти скалится: — Твой отец был ещё похлеще тебя! Такого, конечно, не выкидывал, но уж на что был идеалист! За то и сдох, как пёс, — но сестра у него в молодости красавица была, потому и взял! Ты, видно, в неё пошёл, а, Тибальт? — Тибальт не знает, краснеет он или бледнеет, но пальцы на рукояти кинжала сжимаются совершенно точно. — Слушай, чем ты пленил так этого щенка Монтекки? Он, говорят, любовник, каких поискать, половину девок перепортил, да ведь избирателен ещё! Что, не покажешь, чего такого умеешь? Тибальт до крови прикусывает едва зажившую губу. Его ждёт Ромео. Ему нельзя убивать. Нельзя умирать. Он должен вернуться к Ромео. — Что, Тибальт? — продолжает его дядя. — А я тебе шпагу твою отдам — или глотку тебе перережу, там уж как пойдёт! Тибальт разворачивается, слышит что-то вроде «Э, нет!» — и мир перед ним погружается во тьму.