***
— Антох, — Дима стучит в дверь его комнаты и прислоняется к дверному косяку, — может, ты всё-таки объяснишь свой щенячий взгляд и мы вместе решим, кому бить морду? Нет, правда, если ты взял обет молчания, я не буду лезть, но я ебать надумал себе такого, что спать нормально не могу, - он подходит ближе, тянет к кровати, на которой лежит Антон, стул и седлает его задом наперед. — Пожалей старика, Тох. Я и так частично лысый, а частично седой. До Вин Дизеля мне рановато. Антон смотрит на друга, прикидывая, в какой степени его стоит шокировать и как сильно придется сглаживать углы. А ещё, самое главное — как сильно врать и что именно менять, чтобы после рассказа Дима не отправил его куда-то лечиться, потому что со стороны вся его история звучит не то чтобы адекватно. Но это Дима. Он его знает чуть ли не всю жизнь, они прошли и через школу, и через универ, и первая влюбленность, и первая драка, первый алкоголь, сигарета, побег из дома, переезд — вообще все. Как-то даже нечестно отмалчиваться сейчас. К тому же Поз — тот человек, у которого всегда самые дельные советы. Может, и здесь со стороны ему будет виднее, как со всем этим справляться. И Антон рассказывает. Рассказывает все: как увидел то объявление в сети, как создал себе женский образ, как устроился к Сапфиру, как познакомился с другими камнями, как выполнил свой первый заказ, как напоролся на того ублюдка, как пересекся с Обсидианом, как поступил с Циркон и как хуево и запутанно чувствует себя сейчас. Дима слушает молча, не перебивает, почти не реагирует, только пару раз сдвигает брови, а по окончании рассказа снимает очки, трёт переносицу и встаёт, чтобы налить себе воды. — Дурак ты, Антош, — искренне выдыхает он. — Я тогда пошутил, а ты воспринял все настолько напрямую. Поразительно, как тебя до сих пор не раскрыли. Тебе охуеть как везёт на тупое начальство и клиентов, потому что не отличить, блять, женское тело от мужского во время секса — это ебать. Антон только хмыкает. — Другие девчонки тоже не понимают. — Ты не настолько хорош. — Нарываешься на демонстрацию, — он лезет в телефон, находит их общие фотки и передаёт Диме. Тот надевает очки, изучает кадры, периодически вскидывая на него глаза, и качает головой. — Пиздец. Антох, у тебя откуда такие ноги? — Брею. — Да это мелочи. Я про стройность. Хотя я слишком натурал, чтобы обращать на это внимание, но тут прям… мадама, — он возвращает ему телефон и вздыхает. — Чего ты добиваешься вообще? — Мне там нравится. Начальник, коллеги, вся атмосфера… Да и заработок неплохой. — Естественно. Жопой торговать. — Дим. — А что, скажешь, что вы в карты играете с клиентами? То-то же. Просто нарвешься же. Попадется ублюдок похлеще того, а Сапфир этот будет занят где-то или задержится и что? К хирургу мне-то тебя везти придется и передачки носить. Я не хочу друга с порванным очком. — Дим. — Да, грубо, но чтобы ты понял. Я боюсь за тебя. Пока тебе охуеть как везёт, а если нет? Если хуже? И тебе не кажется, что этот квадрат влечений — тот же пиздец? Тебе если этот синеглазый нравится, то пусть только он нравится, а не все, на кого свет удачно падает. — Все не так, — куксится Антон, скрестив руки на груди. — Ой ли? Так, мне нравится мой начальник, он такой горячий, но он не обращает на меня внимания, козел, о, вот его дружбан, пойду-ка налажу связь, пусть видит, кого теряет, нихуя себе, а он тоже неплох, почему бы и нет, ой, блин, и он какой-то странный, а тут девчонка липнет, пусть хоть что-то обломится, — пародирует его Дима и переводит на него взгляд. — Скажешь нет? Антон запускает в него виноградиной и смотрит в окно. Влип, ничего не скажешь. Даже лучший друг осуждает. — И что ты советуешь? — Рассказать все. И найти нормальную работу. Ебаться в жопу можно и по любви. — Все не так просто, Дим. Мне прям… нравится этот человек. Я понимаю, то, что происходит — дико, но для меня все это сейчас в порядке вещей. И я не могу все так легко бросить. — Так ты сам говоришь, что он гей. Разве не проще попробовать пересечься с ним в своем настоящем, так сказать, образе? Привет, я Антон, го мутить? — Я не настолько старый, чтобы так говорить. — Да как хочешь. Это мало что меняет. Я тебе про посыл в целом, так сказать, советую, помогаю вылезти из этого дерьма. Антон устало трёт лицо и пожимает плечами. — Может, и да, но я так ко всему этому привык, мне даже… нравится. — Не знаю, что тут может нравиться, но… — Внимание, — перебивает его Антон. — Понимаешь? На меня смотрят так, как никогда раньше. Я интересен, ко мне подходят, мне делают комплименты. — Ага, потому что ты оказываешь секс-услуги и выглядишь как горячая мадам. Антон закатывает глаза. — Это детали. — Охуеть ты открестился. Короче правда, Антох, не знаю. Решить за тебя я не могу, заставить тоже, я могу только поделиться советом, а дальше решай сам. Жизнь всё-таки твоя. Антон внимательно слушает его, жует губы и потом медленно кивает. Может, он и правда так увлекся, что потерял связь с реальностью. А это чревато не самыми хорошими последствиями, потому что на эмоциях он ещё ни разу адекватно не поступал. Полдня он валяется у себя в комнате, свернувшись гусеницей в груде одеял, и слушает в наушниках свой плейлист. Ему нужно обдумать слишком многое — от банального «что делать с чувствами к Сапфиру» до масштабного «что делать со своей жизнью», и его немного пугает то, что первое отзывается более значимо. С долгом он до сих пор не разобрался, отдает его по частям, откладывая на жизнь и будущее, но такими темпами месяца через три-четыре он забудет о том, во что вляпался. Но какими будут эти три-четыре месяца? Не случится ли ещё подобный сложный клиент? Не раскроют ли его? Не вышвырнут ли? Может, они вообще нарвутся на проверку или что похуже. Он рискует, рискует каждый раз, являясь камнем, но странная привязанность не позволяет принять единственно адекватный вариант о том, что нужно сваливать.***
— Ты, конечно, феерический долбоеб, — фыркает Дима, сидя рядом с ним в такси. — Вышибать свою интрижку походом в бар и перспективой нарваться на новые проблемы — это едва ли здравое решение. — Но ты все равно поехал со мной. — Разумеется, ты же обещал проставиться. Антон пихает его колено и улыбается. Дима выглядит солидно — черная рубашка под горло, подвеска, очки, шапочка, пара перстней — загляденье, а не мужик. Сам Антон оделся куда проще: худак, джинсы и любимые кроссовки. Цели напиться у него нет — до сих пор мутит от того вечера, — но хочется хотя бы освежить голову. И по возможности отвлечься от всего. Первый час они просто сидят за барной стойкой и разговаривают, стараясь перекричать музыку, а потом на соседний стул кто-то садится, слегка зацепив его локтем. — Мы… Прошу прощения, мы случайно не знакомы? — Бля, чел, этот подкат старее нас троих вместе взятых, — закатывает глаза Дима, глядя Антону за спину. Антон оборачивается, собираясь пафосно огрызнуться, мол он похож на того, кто говорящему никогда не светит, но видит небритые скулы и пристальный взгляд голубых глаз и замирает. Первые секунд десять Антон уверен, что ему мерещится, потому что такие совпадения бывают только в фильмах и бульварных романах. Но Сапфир и правда сидит прямо перед ним и смотрит как обычно спокойно и заинтересованно. У Антона каждый раз от этого взгляда внутри скребёт так сильно, что низ живота вибрирует. Он облизывает губы и несколько раз мотает головой, как китайский болванчик. — Вряд ли. Хотя я часто бываю в таких местах, кто знает. Он буквально слышит, как за спиной Дима закатывает глаза, и максимально незаметно цепляет его коленом. Как бы так орать, чтобы не орать? Сапфир улыбается и протягивает ему руку. — Семён, а ты… — Никита, — брякает Антон, почему-то боясь называться своим именем, потому что как-то вначале всё-таки назывался Сапфиру Аней, а тут всё-таки связь. Краем глаза он видит, как морщится лоб Димы, и старается улыбаться максимально непринужденно. А потом до него доходит — он теперь знает имя Сапфира, если, конечно, и тот не соврал. — Я могу тебя угостить, или твой друг откусит мне лицо? — с улыбкой интересуется Сапфир. Антон оборачивается на Диму и ловит его максимально удивленный взгляд. Димон, пожалуйста, не пали контору. — Да нет, он, кстати… — Аполлон, — огрызается Дима, — и внешне, и внутренне. И потому что предки текли по древней Греции. — Любопытно. Собрались как-то в баре Семён, Никита и Аполлон — звучит, как начало анекдота, — улыбается Сапфир и ставит перед ними по шоту. Звучит как что-то, что плохо кончится, — мелькает в голове Антона, и он опустошает шот. Антон пользуется моментом, когда Сапфир отходит, чтобы ответить на звонок, и коротко поясняет Диме, почему его так развезло. Позов смотрит на него, как на привидение, и трёт переносицу, сняв очки. — Антош, вылезай из Нетфликса, я не хочу быть тем самым другом, который тащит весь сюжет и охуевает от жизни главного героя. — Да будто я сам этого хочу, — он нервно крутит стакан с очередным напитком, — но ты должен меня понять… Это мой шанс. Он гей, и я, как Изумруд, не могу его заинтересовать, а тут… Может, Антон ему понравится? — А, может, не стоит начинать общение со лжи? Я правда тебя не понимаю. Он гей, ты — парень, который притворяется девушкой и рискует своей шкурой, получая деньги за секс. Не проще ли раскрыться, рассказать ему все и попробовать построить что-то настоящее? Найдешь нормальную работу, будешь с человеком, который тебе нравится, и… — Мне нужны деньги, Дим, большие деньги. Я на простой работе буду копить годами, а тут… — он поджимает губы, — так проще. Дима открывает рот, чтобы протестовать, но видит Семёна и лишь качает головой. — Соскучился? — Сапфир тянется к трубочке в бокале Антона, делает пару глотков и игриво смотрит на него из-под ресниц. — Как раз думал предложить тебе потанцевать. Против? — Никогда. Антон старается дышать через нос, когда Сапфир прижимается к нему сзади, легко касаясь кончиками пальцев обнажившего бедра, и покачивает бедрами. Он не простит себе, если не возьмёт от этого вечера максимум. Поэтому он откидывает голову назад, выпячивает задницу, смотрит томно и просяще и нарочно подставляется под чужие руки, прося больше касаний. Сам не лезет, но всем своим видом показывает — можно, давай, пожалуйста. Профессия даёт о себе знать — он четко понимает, как повернуться, чтобы выглядеть максимально привлекательно, как посмотреть, как привлечь больше внимания, и у него в горле пересыхает, когда чужая широкая ладонь ложится на задницу. В голове такой туман, что, кажется, если сейчас прозвучит банальное и такое привычное «Не хочешь уединиться?», он сам вызовет такси до ближайшего отеля. Антон чуть не стонет от жаркого дыхания на шее и настойчиво трётся задницей о чужой пах, когда слышит голос Сапфира: — О, тут мой друг. Не против… компании? Он распахивает глаза, надеясь увидеть кого угодно, но натыкается взглядом на Обсидиана, который идёт прямо к ним, улыбаясь слегка удивленно, но заинтересованно. Да чтоб меня! — мелькает в голове Антона, и ноги слабеют. Обсидиан подходит к ним ближе, целует Сапфира в щеку, и Антон ловит нехилый такой эффект дежавю — ревность вперемешку с неловкостью. Он практически зажат между двумя телами мужчин, ощущая их силу и жар, и внутри трепещут какие-то блядские мотыльки. Чёртовы ночные бабочки, как и он. — Не думал, что ты сегодня выберешься отдохнуть, — обращается Сапфир к Обсидиану. — Решил, что мне нужно отдохнуть, — отзывается тот и смотрит на Антона. — А это…? — Никита, где-то там сидит его друг, но он не танцует. — А вы тут решили зажечь, да? — Обсидиан смотрит проницательно, с ухмылкой, и у Антона внутри все холодеет. Он ведь не мог его раскрыть? Он сейчас совершенно не похож на Изумруд, это просто невозможно. — Я могу к вам присоединиться, сладость? — хрипло интересуется он, коснувшись скулы Антона, и его прошибает дрожь. Слишком много крашей на один квадратный метр, Антона распирает. Ему нравится Сапфир. Нравится как человек, как наставник, как мужчина, но к Обсидиану тянет на уровне каких-то животных инстинктов, и он с этим ничего не может сделать. С одним он хочет большой и чистой, а с другим — один очень грязный раз. Антон слабо кивает, ощущает, как руки Сапфира возвращаются на его бедра, и задыхается, когда губы Обсидиана прижимаются к его, пока пальцы поглаживает скулы и шею. Одно тело сзади — не напирает, но транслирует желание, второе — спереди, вовлекая в танец и окончательно вышибая землю из-под ног. Антон чувствует себя частью какого-то фильма для взрослых, потому что его ласкают в четыре руки, к рукам периодически добавляются губы, и это так сладко и желанно, что он позволяет крутить себя, как им вздумается. Он поглаживает шею Обсидиана и скребёт его затылок, бедрами потирается о Сапфира, подставляясь под его руки, смотрит то на одного, то на другого, мечется от тела к телу и чувствует, как возбуждение болезненно пульсирует в затылке. Поэтому он не протестует, когда в какой-то момент его начинают вести в сторону отдельных комнат. Антон только успевает махнуть Диме, мол, все в порядке, не переживай, и сам тянет их за руки. Он не знает, что случится, но вряд ли что-то, что ему не понравится. Сапфир целует его в шею, забираясь руками под его кофту, пока Обсидиан расстёгивает и снимает его штаны. Рука на паху, рука на заднице, рука на шее, рука на животе — он воспламеняется от каждого прикосновения. — Я в душ, — шепчет Сапфир ему в губы — ты меня так ни разу и не поцеловал! — подождите меня. Обсидиан кивает, поглаживая бедра Антона, ждёт, пока Сапфир скроется в ванной, и наклоняется к его уху. — Он слишком легко отнёсся к тому, что один его камушек… с секретом. Улыбка сползает с губ Антона. Он медленно оборачивается и обжигается о темный взгляд мужчины. — Я не понимаю… — Да брось, Изумруд. У меня ещё в первую встречу были вопросы касательно некоторых твоих повадок, а сейчас… Или ты хочешь сказать, что он не заметил? — Пожалуйста, — Антон цепляется за его запястья, — не говори ему. Я… Я на все пойду, только не говори ему. Обсидиан выглядит по-настоящему заинтересованным. — Так он правда не знает? Что-то он дал слабину. Видимо, повелся на твое кукольное личико. Впрочем, он всегда питал к таким слабость, неудивительно. Антон чувствует, как у него потеют ладони. Он так близко от краха всего, за что так долго цеплялся, что страх почти физически ощутим в груди, как если бы там, подобно клетке из ребер, сидел огромный паук. — Нельзя, чтобы он узнал. — Но можно, чтобы он тебя трахнул напару со своим другом? — Обсидиан вздыхает. — Периодически я не понимаю людей. Антон слышит, что напор воды становится тише, и подаётся ближе к Обсидиану. — Пожалуйста. Правда. Я на все пойду, лишь бы он не узнал, что все это время я… Что мне сделать? Просто скажи, я сделаю, но сохрани мой секрет. Обсидиан смотрит на него, потом на дверь и слегка сводит брови. Явно думает, размышляет, прикидывая шансы и варианты, а потом медленно кивает. — Ты сейчас уйдешь, а я скажу, что ты перепил. А завтра мы с тобой встретимся и поговорим. Ты все ещё должен мне разговор, если не забыл. — Может, нам проще… — он робко и испуганно кивает на кровать. — Далеко не все в жизни решается таким образом, baby. Я свяжусь с тобой завтра, а сейчас сваливай, пока не наломал дров. — А он? — взгляд в сторону ванной. — Я найду, чем его занять, — Обсидиан тянет его к себе, целует его в лоб и пихает в сторону выхода, когда шум воды из ванной прекращается. — Последний шанс — или никакой помощи с моей стороны. Антон медлит ещё пару секунд, а потом выскакивает из комнаты, бежит через коридор и в зале ищет глазами Диму. Ловит его запястье и тянет на выход. — Закажешь такси? У меня руки дрожат, — он пытается затянуться сигаретой, но вместо этого дважды роняет ее на пол. — Может, хотя бы расскажешь, что случилось? — осторожно интересуется Позов, вбивая их адрес. — Вляпался. Ещё хуже.***
Сапфир выходит из ванной в одном белье и полотенце на плечах, видит одного Обсидиана и слегка сводит брови. — А где… — Перепил, — тот пожимает плечами, — сказал, что его сейчас стошнит, и убежал. — И ты не пошел следом? Не похоже на тебя, — он вздыхает, подходит к нему ближе и треплет его по волосам. — Детка, как мы оба справимся с нашим разрывом и начнем жить самостоятельно, если ты и дальше будешь забирать у меня все шансы? Он был так плох? — В том и дело, что нет, — Обсидиан кладет ладони на его бедра, — он слишком хорош, и я приревновал, что он сможет затмить меня. К тому же ты сам пригласил меня присоединиться, разве нет? — Привычка. Я мало что делаю без тебя. А трахаться… Тем более. Наверное, не стоило… — Не стоило, — шепчет Обсидиан, тянет его ближе, ставя его между своих ног, и подаётся вперёд, касается его паха через белье, смотрит снизу вверх из-под ресниц и, не заметив сопротивления — хотя куда там, — спускает его белье вниз, освобождая член. Сапфир глухо стонет от прикосновения языка, прикрывает глаза и запускает пальцы в его волосы — жёсткие, залаченные, и Обсидиан готов уничтожить каждого за подобное нарушение личного пространства, но только не его. Чужие руки давят на поясницу, и Сапфир толкается в его рот, блаженно улыбается и запрокидывает голову, кусая губы от удовольствия. Он подумает обо всем потом.***
Сапфир смотрит на документы перед собой и поджимает губы. Он давно не сталкивался с тем, что ему прямо хотелось удержать человека. Он вообще очень привязан к своим камням и дорожит их присутствием в своей жизни, но он понимает, что они здесь не от хорошей жизни и в случае лучшего исхода он будет только рад отпустить их. Но не Изумруд. С ней что-то не так, но его магнитит так сильно, что вся его легенда вокруг ориентации идёт такими трещинами, что самому стыдно за горящие уши и волнения внизу живота каждый раз, когда Аня оказывается рядом. Такая хрупкая, но уверенная, проницательная, смешная, такая очаровательная и яркая, что глазам больно, но Сапфир бы ни за что не надел солнцезащитные очки — лучше ослепнуть. Впервые за лет десять он возвращается к просмотру гетеро-порно в свободные вечера, чувствует себя неловко и неправильно, предавая свои убеждения и касательно увлечений, и касательно «инцеста», но напряжения внутри так много, что ему нужно давать выход. Он слабо улыбается, глядя на снимки с последней вылазки в бар, и поджимает губы. Она может уйти, он это понимает, и какая-то — здравая — часть его даже хочет этого, потому что такая девочка не заслуживает такой грязи в жизни и подобного отношения к себе и своему телу. Но другая часть готова на все, лишь бы она никуда не делась. — Давно не видела тебя таким бледным. Сапфир вздрагивает, когда дверь тихо открывается, видит Янтарь и слабо улыбается, кивком разрешая ей пройти. Девушка подходит к нему и привычно садится на его колено, обвив руками его шею. Смотрит пристально, словно насквозь, и это нервирует — из всех камней она знает его лучше всех. — Она тебе так нравится? Сапфир вздрагивает и пораженно вскидывает на нее глаза. — Кто? О чем ты? — видит усталый взгляд янтарных глаз и поджимает губы. — Ничего от тебя не скроешь. — У тебя глаза блестят, когда речь идёт о ней. Раньше так было только с Обсидианом, а теперь… Что в ней особенного? — Это я у тебя должен спросить, — со смешком спрашивает он. — Это ты у нас психолог с опытом. Что в ней особенного? Почему она зацепила меня? — Силой характера, — задумчиво тянет Янтарь. — Наличием своих границ и принципов. Ну и внешне… Она интересная. У тебя все девочки интересные, разумеется, но она словно вообще из другого теста, однако при этом умело приспосабливается к нам. Это дорогого стоит. — Ваш вердикт, доктор? — с улыбкой спрашивает Сапфир и тянется поцеловать ее в щеку. Она мягко поглаживает его волосы, перебирая темные пряди, улыбается и вздыхает. — Пересмотри вопросы своей ориентации. Сапфир фыркает и мотает головой. — Легко сказать. Сначала я лет десять принимал свою ориентацию и убеждал себя в том, что это нормально и я могу чувствовать себя комфортно вне зависимости от того, с кем делю постель, а тут из-за одного человека нужно все снова менять. — Так бывает. Ты сказки в детстве не читал? — Последнее, на что похожа моя жизнь — это сказка. — Не утрируй. Я к тому — ты настолько не веришь в любовь? В сильное чувство за короткий период? — Да какая любовь, — он хлопает ее по колену, чтобы она встала, отходит к окну и впускает в комнату воздух. — Я ее едва знаю. Имя, возраст, предпочтения на работе. Все. Этого недостаточно для чего-то сильного, как ты говоришь. — Но достаточно для того, чтобы заинтересоваться и начать сомневаться в себе, — напоминает Янтарь, — если бы она тебе была совсем не интересна, ты бы сейчас так не маялся. — Я не маюсь. — И не ревновал бы её к Обсидиану. — Я не ревную её к Обсидиану. — Конечно, ты просто так трахнул в рот того мальчишку, когда Изумруд ушла с Обсидианом, — Янтарь подходит ближе и касается его скулы. — Оставь уже свои принципы про сестер. Как бы близки мы ни были, мы все равно не родственники, так что объективно плевать, если у тебя на кого-то встаёт. — Да боже, — он присаживается на край подоконника. — Не встаёт у меня на нее. Она просто мне интересна. А вот… — он жует нижнюю губу, — пару дней назад в клубе… Да что? — он видит недовольный взгляд Янтаря. — Не смотри на меня так. Он правда был охуенный. И у нас бы все получилось, если бы Обсидиан что-то не сделал. — Обсидиан? Он снова был с тобой? — Давай без нотаций. Да, был. И этот парнишка… Он так хотел нас, пиздец. Тёрся, прижимался, подставлялся… Я давно не видел таких просящих глаз. Там столько порока… Я сожалею о том, что по своим привычкам и правилам пошел в душ, а, вернувшись, увидел только Обсидиана. — Может, так и надо было. — Может, — задумчиво тянет Сапфир, глядя в окно. А, может, мне пора слезть с моей гиперфиксации на зелёных глазах.