***
— Антох, — Дима, почесывая затылок, заглядывает к нему в комнату и неуверенно теребит очки, — прошло уже больше недели и… У продуктов есть свойство заканчиваться. И у денег. И я понимаю, что у тебя драма, песни Максим и этот твой «Вдох выдох», но всё-таки… Может, пора собраться и начать что-то искать? У меня даже есть несколько вариантов на примете. — Да, конечно, Дим, я… я займусь этим, — он трет виски и устало улыбается другу. — Обещаю, я все сделаю. Он открывает сайт с вакансиями, выбирает через фильтры варианты должностей, которые ему хотя бы немного подходят, и нажимает «найти». Мало платят, далеко ехать, отзывы не самые хорошие, какие-то золотые горы обещают — так не бывает… Антон тратит почти час и за это время не добавляет в избранное ни одной вакансии, потому что везде находятся подводные камни. Он с тоской вспоминает свою зарплату у Сапфира и кусает губы. Правда, сейчас такие денжищи ему не нужны, потому что долг, как и было обговорено, полностью оплачивает Обсидиан, так что теперь деньги нужны только на жизнь, но сложно так быстро перестроиться и убедить себя в том, что ему не нужна вся эта бесполезная мелочь, на которую он спускал деньги последние месяцы, отправляя нужную сумму в уплату долга. Он привык хорошо питаться, привык покупать качественную одежду и дорогое белье, полюбил себя с косметикой, а сейчас придётся обо всем этом забыть. Антон с грустью смотрит на кружевные трусы с подтяжками и поджимает губы. В его фантазии подтяжки были единственным на его теле в момент близости с Сапфиром, но теперь он может с таким же успехом вытирать этими тряпками пыль с мебели. Эротические сны выводят из себя. Сапфир присутствует в них практически постоянно, иногда к нему присоединяется Обсидиан, и тогда Антон сгорает в своем персональном аду между двумя телами. Сапфир всегда аккуратен и обходителен, не считая речей, потому что его кинк — грязный шепот на ухо. Обсидиан же более груб и требователен, но всегда добивается его удовольствия и держит так крепко, что мурашки бегут от доверия. И Антон готов на стены выть от желания сравнить фантазию с реальностью.***
— Ты буквально богиня, — мурлычет Антон, глядя на поставленную Катей тарелку супа, и та смущённо улыбается и треплет его по волосам. — Приятного аппетита, а я спать. Доброй ночи, Антош. — Доброй ночи. Он провожает ее взгляд и набрасывается на еду. Несмотря на то, что он работает в ресторане, времени на перекус у него порой нет от слова совсем, так что вывозить приходится на батончиках на бегу и энергетиках, что, несомненно, хуево, но для него важно хорошо себя показать в период испытательного срока, который уже подходит к концу. Три месяца пролетели незаметно, все немного изменилось только когда к ним переехала Катя — Антон так до конца и не понял, но у той, вроде как, проблемы с предками, так что Дима забрал ее к себе. И если сначала Антона это напрягало, потому что как теперь ходить в трениках и слушать по вечерам Ранеток, но вместе с Катей дома появилась вкусная еда, постоянная чистота и какое-то давно забытое чувство уюта, поэтому Антон смирился с минимальными неудобствами. К тому же Дима бы точно не стал ждать его со смены во втором часу ночи, чтобы напоить горячим супом, так что ещё чуть-чуть — и Катя станет святой, она уверенно двигается по этой траектории. Антон залипает в телефоне, периодически забывая донести ложку до рта, и зевает. Долистывает до сториз Цитрин и выключает телефон. Изначально он был подписан на всех камней, но Оникс сразу кинула его в черный список, Янтарь отписалась, а остальные редко что-то постили — разве что Алмаз миллионы букетов и бриллианты, — так что информацию он получал только от странички Цитрин. По ее аккаунту никак не понять, что она из себя представляет и какой образ жизни ведёт, но вновь возникший романтический настрой в ее сториз поселяет в душе Антона надежду, что девушка отошла и отдала свое сердце кому-то другому, потому что он все ещё чувствует перед ней вину за ложь. Остальные девочки периодически появляются в ее сториз на общих выездах, днях рождения и праздниках, но Сапфир и Обсидиан — никогда, и это все ещё неприятно колет в районе ребер. Он скучает. Он открывает переписку с Сапфиром минимум раз в сутки даже спустя все эти недели, ждёт огонька «онлайн» и сразу убирает вкладку, словно боится, что Сапфир как-то об этом узнает. Чувство никуда не девается. Не притупляется, не стирается, не заменяется. Оно ещё и распаляется тем, что теперь у него нет возможности хотя бы периодически его видеть, а это помогало в его ситуации хотя бы отчасти. Поэтому он бережно хранит в запароленной папке те несколько фотографий, что у него остались с их вылазок, и правда старается «переболеть», но пока без шансов.***
— Зато знаешь, какие чаевые? — Егор смотрит на Антона укоризненно. — Дебил, что ли? За – смена ебанешься – почти сутки, но за нее отвалят хорошо, плюс там будут сто пудов всякие долбоебы богатые, которые сверх отвалят. — Гош, сутки, — напоминает Антон, — почти сутки носиться с языком на плече и приносить жратву и бухло. А ещё блевотину вытирать не дай бог и следить за кринжовыми конкурсами. — У тебя стереотипное мнение о корпоративах. Судя по словам главного, там компашка молодая, должно быть круто. Ещё и плейлист охуенный, нам кидали, ты помнишь. — Это до третьей бутылки. А там до Меладзе и Лолиты недалеко. — Ты имеешь что-то против них? — «Пошлю его на» — любовь моей жизни. — То-то же, — Егор пихает его в плечо и уходит, а Антон вздыхает и поджимает губы. С одной, тот прав и этот выезд — неплохой способ заработать, с другой, некоторые пункты заказа вызывают вопросы. Указано, что официанты должны быть в кожаных шортах, белых фартуках и красных бабочках. Так и хочется пошутить, что, может, шорты ради приличия, но он старательно скрывает свое прошлое, потому что здесь, в ресторане, хоть половина парней и выглядит так, словно член берут в рот чаще, чем столовые приборы, все топят за натуральность и сводят все разговоры к своим женщинам. Антон зачем-то уже вторую неделю пиздит, что состоит в отношениях с голубоглазой брюнеткой, и почти не краснеет — фантазировать никто не мешает.***
— Яйца потеют, — недовольно бурчит кто-то из парней, и Антон хмыкает. Ему такая одежда и весь образ в целом — как вторая кожа, прикольно, комфортно и интригующе. Они на точке ещё с восьми утра, в то время как начало в двенадцать, потому что что-то нужно приготовить на месте, разложить приборы, отсервировать, убедиться в том, что все сделано в лучшем виде и их потом не выебут за перепутанные блюда. Ближе к двенадцати начинают собираться гости, и Антон чувствует волнение: ему предстоит улыбаться и обслуживать всех до глубокой ночи почти без перерыва. Задание не из простых. Но обещанный гонорар греет душу. — А главный-то приехал? — шепотом спрашивает он у Егора, когда до двенадцати остаётся пара минут. — Так-то надо начинать, блюда все готовы, остынут. — Да вроде… А вон, кажется, — он кивает на вход, и Антон видит, как заранее оплаченный человек — как пафосно — снимает с вошедшего пальто и отходит в сторону гардероба. Антон видит отросшие черные волосы, щетину, широкие плечи, облаченные в пиджак, и чуть не роняет поднос, когда мужчина подходит к их главному и протягивает ему руку. — Добрый день. Меня зовут Арсений Сергеевич, думаю, мы можем начинать, приглашайте всех к столу, ведущий уже готов. Антону кажется, что это какой-то хорошо подготовленный пранк, потому что так бывает только в фильмах, а он из своей сказки сбежал несколько месяцев назад, чтобы сейчас вот так встретить своего сутенерского принца. Он делает несколько шагов назад, теряясь в толпе официантов, словно боится, что Арсений увидит его, но прятаться всю смену не получится. У него медленно складывается в голове картинка произошедшего: корпоратив без профессии, состоятельные люди, узкий круг… Все сходится. Внутри все холодеет от мысли, что здесь будут все камни и, возможно, другие люди, с которыми он пересекался на вечеринках в барах и клубах, пока работал камнем. — Гош, — шепчет он, вцепившись в локоть Егора, — мне срочно уйти надо. Прямо пиздец срочно. — Ты охуел? — тот сжимает его кисть. — Тебе башку оторвут. И так знаешь, что двое заболели и не вышли, мы не вывезем, если ещё и ты уйдешь. Тебя нахуй с работы попрут. Что за муха тебя укусила? Антон облизывает губы и мечется. Можно, конечно, строить из себя мистера Отчуждённость и делать вид, что он тут никого не знает и эти люди ему чужие, но его наверняка узнают, спросят, обратятся, привлекут внимание, придется обсуждать, объяснять… А он не знает, что и как именно. В этот момент в зал заходят Янтарь и Оникс, и он шмыгает на кухню. Сердце колотится так сильно, что почти больно, и он прижимается лопатками к стене. Нужно взять себя в руки, это его работа, нужно выйти и сделать то, что должен, оставив эмоции на потом. Это дома можно будет поорать в подушку и вспомнить все, что не переболело, но сейчас у него нет выбора.***
Он справляется. Может, и не идеально, но, по крайней мере, его никто не узнает. Он старательно избегает столов с главными камнями во главе с Сапфиром, отдавая другим официантам их заказы, а сам крутится по бокам. Его мутит, перед глазами все плывет практически без остановки, и голова в огне, но приходится терпеть. Ближе к обеду его отправляют за первой порцией сладкого, он захватывает с кухни небольшие кексики с кремом и, держа поднос одной рукой, выходит в зал. Антон как раз подходит к столам и разворачивается, чтобы удобнее перехватить поднос, когда в него влетает кто-то сбоку. Часть кексов оказывается на нем, вторая — на полу, а третья… — Черт, а они выглядели так аппетитно, — сокрушенно улыбается Обсидиан. Антон отшатывается, врезавшись в чей-то стул, и бормочет извинения. К ним подлетает их главный и начинает на разные голоса извиняться, кажется, за все земные грехи до тех пор, пока Обсидиан не останавливает его движением руки. — Не страшно. Моя вина. Но рубашку нужно застирать, — он поднимает глаза на Антона. — Покажешь, где тут туалет? Антон смотрит в упор в глаза Обсидиану и боковым зрением видит, как к ним подходит их главный. — Боже, простите, это недоразумение, позвольте… — Ничего, — он продолжает сверлить Антона в ответ взглядом. — Моя вина. Официант… — он смотрит на его бейджик, — Антон уже вызвался мне помочь. Рука сжимается в кулак. — Разумеется. Позвольте я провожу вас в туалет. Он выдавливает максимально ровную улыбку, стараясь вести себя культурно, и кивает в сторону бокового коридора. Идёт на небольшом расстоянии, чувствуя, как сердце колотится о ребра, отворяет дверь Обсидиану и поднимает на него глаза, ожидая, что же он сделает, но тот кивает ему, мол, проходи первый, и приходится послушаться. Звук повернувшегося замка заставляет замереть. Антон стоит спиной к Обсидиану, боясь пошевелиться, и только дышит урывками, чувствуя, как все внутри напрягается. Губы касаются его затылка, рука скользит на талию, и Антон задушенно стонет. Он не был ни с кем все эти месяцы, и тело сдается от малейшего касания, умоляя о дозе. — Я скучал, — шепот на ухо, — и он скучал. Антон распахивает глаза, медленно оборачивается и смотрит ему в глаза. Обсидиан смотрит пристально, испытывающе, склоняет голову набок и внимательно изучает его. — Ты так и не отблагодарил меня за… — Я предлагал тебе свои услуги, — шепотом отзывается Антон, но его обрывает хриплый смех. — Куколка, не все в этом мире сводится к желанию тебя трахнуть. — А мне больше нечего предложить, хотя сейчас я и это не могу предложить, потому что завязал со всем, — он делает паузу, — я начал жизнь заново. По крайней мере стараюсь. А тут снова вы, и я… — Он красивый, не правда ли? — интересуется Обсидиан, ведя кончиками пальцев по его запястьям и кистям, умело играя на нем, как на музыкальном инструменте. — Все это время мы ни разу не говорили о тебе, но ты был в каждом нашем разговоре. И я… Я долгое время ревновал. Злился. Потому что даже на расстоянии ты забирал его у меня, но потом… — Но потом?.. Обсидиан вжимает его в стену, обхватив ладонями его бедра. — Понял, что и мое влечение никуда не делось. И я все ещё… — Постой, — Антон старается перевести дух и неуверенно упирается рукой ему в грудь. — Все это время я пытался забыть вас обоих, эту работу, весь опыт… — рука ползет вниз, и ноги предательски раздвигаются. — Но сны… Все сны были о… — Сережа, — голос из-за двери холодный и требовательный, — впусти меня к нему. Антон застывает, испытывая дикое желание притвориться стеной и паркетом одновременно. Да хоть сидушкой от унитаза, лишь бы спрятаться, слиться с миром и не привлекать внимания. То есть мало того, что Арсений знает, что он здесь, он ещё и узнал, видимо, его ранее. То есть все его попытки не отсвечивать и держаться подальше от главного столика не увенчались успехом. Приятно знать. Он переводит застывший взгляд на Обсидиана — он Сережа? — который недовольно цокает и отпускает его, отступив. — Ну вот, пришла мамочка и отменила все веселье, — безобидно фыркает он, подходит к двери и открывает защёлку. — Я и пальцем его не тронул. — Верится с трудом, — Арсений заходит в туалет и закрывает за собой дверь. — Но с тобой я потом поговорю. Теперь на Антона обращено целых два пристальных взгляда, и он чувствует себя подопытным веществом на стекле под микроскопом. Сглатывает, нервно поправляет бабочку и прикрывается, потому что видок у него тот еще, начиная с голой груди с двумя полосками фартука и заканчивая кожаными шортами. Арсений пробегается языком по губам и делает небольшой шаг вперёд словно на автомате. — Так это правда ты. Мне показалось, но я решил, что у меня снова галлюцинации, потому что реальность была более благосклонна ко мне. Снова?.. — Твоих рук дело? — Арсений поворачивается к Серёже, и тот поднимает руки. — Моих рук дело наблюдать за ним все это время и контролировать его работу, чтобы в какой-то момент воспользоваться этим и устроить вам встречу, видя, как кроет тебя, и представляя, что творится с ним? — он складывает руки на груди. — Я тут не при чем. Арсений устало трёт переносицу и снова смотрит на Антона. Молчит пару секунд, а потом всё-таки спрашивает уже не так нервно — тише, более ровно: — Тебе не холодно? — Мне… — Антон безуспешно пытается немного оттянуть край кожаных шорт, которые не сдвигаются ни на миллиметр, зато привлекают к его ногам ещё больше внимания, — отлично. Спасибо. Да. Пизда, блять, Антон. Арсений кивает, стоит немного на месте, потом ерошит волосы и круто разворачивается к Серёже. — Тебе это в кайф? Изводить всех? Он пытался начать новую жизнь, а ты сейчас снова втягиваешь его во все это. Это нечестно по отношению к нему. — Никто никуда его не втягивает. Я хотел, чтобы вы просто увиделись и поговорили уже без горящих эмоций, как пару месяцев назад. — Как благородно. — Арс, не ёрничай. Я-то видел тебя все это время, и все знаю. «У кого чистые намерения, тому скрывать нечего, рассказывай!» — хочется закричать Антону, но он держится и с почти интересом наблюдает за тем, как зажимается Арсений. Таким он его ещё не видел. Он словно чувствует себя неловко, неуверенно, это поразительно. — Ты можешь уйти, если хочешь, — Арсений игнорирует слова Серёжи и смотрит на Антона. — У тебя новая жизнь, работа, круг общения, тебя никто не держит и не… — Не хочу, — слова срываются быстрее, чем он успевает подумать. Хотя и после раздумий он бы вряд ли сказал что-то другое. — Мы правда нормально не поговорили. Да и… — он делает осторожный шаг вперёд, — даже в этой моей «новой» жизни ты не покидал мои мысли. Пауза. Взгляд на Обсидиана. — Вы оба. — Откровенно, — хмыкает Сережа. — Да я устал, — фыркает Антон. — И так столько всего проебано, что уже сил нет. Я хочу разобраться и решить все уже или в одну, или в другую сторону. Мне хватило этих недель в стороне от вас, чтобы разобраться в себе и своих желаниях, теперь остаётся только разобраться в ваших и прийти к какому-то решению, потому что я честно так не могу. Арсений склоняет голову набок. — Зачем тебе это? Тебе выдался отличный шанс начать все заново, забыв опыт с камнями. У тебя сейчас хорошая работа в престижной компании со стабильным чистым заработком. Это ли не повод оставить все в прошлом? — Вас? Нет, — Антон решительно вскидывает голову, потом смотрит на часы и выдыхает: — И надо что-то решать. Я бы, конечно, прямо сейчас сорвался куда-нибудь поговорить с вами, но у меня работа и пацаны там загибаются. Я не могу их подвести. Так что… Предлагаю или после вашего праздника, но я буду в кашу, или как-нибудь потом. Но обязательно. Раз уж ты все устроил, — он бросает взгляд на Серёжу, и тот облизывает губы. — Тебе идёт уверенность. — Боже, — Арсений трёт глаза и машет рукой. — Ты прав, иди, надеюсь, тебе не влетит. Мы скоро вернёмся в зал. Он выпускает Антона из туалета, но Серёже выйти не позволяет, снова закрыв дверь. Смотрит на него вопросительно и недовольно, а тот лишь лучезарно улыбается и непринужденно снимает пушинки с его костюма. — Как ты мог? Снова что-то натворил за моей спиной и радуешься. — Радуюсь, потому что у тебя снова горят глаза. Тебе нужен этот мальчишка. Я догадываюсь, что ты, скорее всего, все ещё немного зол на него, но он тогда тебя по-настоящему зацепил, и это неизменно до сих пор. — Все давно прошло. — Нет. Это видно по твоей реакции. Даже по не скрываемой ревности. Я не успел ещё ничего с ним сделать, а ты уже надумал себе всего и завелся. Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать, что он тебя цепляет. Сережа мягко толкает его к двери, ведёт рукой по его телу, ощущает, как бьётся чужое сердце, спускается ниже и с глухим стоном Арсения сжимает его пах. Тот роняет голову ему на плечо и прикрывает глаза. — Это все очень… сложно. Видеть его так близко спустя столько времени. — Ещё и в таком виде. — Ещё и в таком виде, — Арсений горько усмехается, перехватывает его ладонь и убирает ее в сторону мягко, но решительно. — За что ты мне такой в жизни? — Чтобы помочь тебе найти счастье, — просто отзывается Сережа. — Раз счастья со мной тебе мало. — Глупый. — Пусть это будет единственным моим недостатком. — Что именно? — Любовь к тебе.***
Антон чувствует себя чуть спокойнее, чем в начале вечеринки. Его увидели, узнали, но эмоции менее взрывные со стороны бывшего начальства, чем он боялся, так что он выдыхает. Главный слегка прикрикивает на него и за ситуацию с кексами — Антон успел о них забыть, как и Сережа, кажется, — и за долгое отсутствие. Он кое-как извиняется, приводит себя в порядок и возвращается в зал. Носится между столами, приносит заказы, меняет напитки, улыбается, ведёт себя, как профессионал, и старается не зажиматься, видя знакомые лица. Это было в прошлой жизни. Пару раз он проносится мимо стола, за которым сидят камни, замечает их взгляды, но не останавливается — ещё одну задержку главный не потерпит. Поэтому он концентрируется исключительно на заказах, стараясь не выдавать внутреннее напряжение — он не хочет себе лишних проблем. Ближе к вечеру все доходят до той кондиции, когда «включите, пожалуйста, Меладзе и Лолиту, мы пойдем танцевать». Человек, ответственный за музыкальное сопровождение, послушно включает то, что просит толпа, и большая часть девушек вываливается на танцпол. Официанты, стоя в стороне, разве что слюни на них не пускают и обсуждают негромко, с кем и как бы они провели время, на что Антон лишь закатывает глаза. Знали бы они, сколько стоят эти девочки. Знали бы они, что «одна из них» сейчас стоит рядом с ними в таких же коротких шортах. Знали бы они, как сильно он сейчас хочет вернуться. Алмаз прекрасна в сияющем коротком платье, Цитрин яркая, почти пёстрая, Циркон в красивом зелёном платье-чехле, Оникс — в длинном черном, Янтарь — в коричневом платье с пышной юбкой. Он улыбается, глядя на них, и тянется к ним всей душой, вспоминая, как они так же отжигали вместе. Но сейчас его реальность — стоять и смотреть. В какой-то момент немного выпившая Алмаз подходит к официантам и тыкает пальцем в грудь их главного. — Нам хочется шоу. Ваши мальчики что-нибудь умеют? Петь, танцевать? Хоть что-нибудь, чтобы оправдать помпезность всего, что происходит? Главный начинает что-то бекать, кто-то из официантов шутит, что они могут иначе «развлечь» девушек, за что сразу получает затрещину с двух сторон и замолкает. Антон видит испытывающий взгляд камней, слышит эту выжидательную тишину, что пробивается даже через музыку, и сглатывает. Плохая идея. — Я умею танцевать, — делает шаг вперёд и смотрит только на главного, игнорируя изумлённый взгляд Алмаза. — Значит, вперёд. Какую музыку включить? Антон поправляет лямку фартука. — The weekend — Earned it. Антон знает, что нарывается, и ещё знает, что хочет этого. Не нарваться, нет, по крайней мере не сейчас — хочет их эмоций. Ему почему-то нужно показать, что он не зависит от них, что он сам может принимать решения и рисковать, что он сам выбирает модель поведения, а не ориентируется на них. И ещё, конечно, хочется видеть их взгляд. Когда-то в универские годы он занимался танцами вместе с частью группы, там ему помогли раскрепоститься и полюбить свое тело, найти нужные ракурсы и позы, научили подавать себя наиболее выигрышно, что, собственно, в итоге и пригодилось ему на прошлой работе. Он слегка фыркает, выходя вперёд, и разглаживает лямки фартука. Он и так выглядит блядски, а когда начинает играть музыка, не хватает только красного света, чтобы окончательно почувствовать себя в стрип-клубе. Конечно, раздеваться он не планирует — не то место, не тот случай, — но поиграть, подразнить, привлечь больше внимания… Хочется. Он начинает неторопливо. Плавно вышагивает вперёд, поворачивает голову, наклоняет ее набок, ведёт руками. Слушает ритм и включает бедра, выгибается, скользит взглядом по помещению, одаривая каждого проницательным взглядом, и соблазняет. Ему нравится внимание. Нравится, что никто не ест, все застыли, наблюдая за ним, и это льстит. Он не профессиональный танцор, но владеть телом умеет. И пользуется этим сейчас во всю. По большей части он остаётся в центре на свободном участке, но иногда подходит ближе к столам: целует руки девушкам, подмигивает мужчинам и снова возвращается в центр. Иногда Антон бросает косые взгляды в сторону Арсения и Серёжи, но почти сразу отворачивается, чтобы не привлекать много внимания. Это не для них. И убеждает он тут скорее себя. Музыка тянется, кажется, бесконечно, но в какой-то момент она заканчивается, и он, стараясь ровнее дышать, поднимает глаза на публику. Аплодисменты и улюлюкание оглушают, кто-то даже встаёт, и он смущённо улыбается, чувствуя, как горят щеки. Тело липкое от пота, и Антон, после кивка главного направляется в сторону туалета, когда его ловят за руку и прижимают к стене. Он секунду испуганно смотрит на Арсения, а потом почему-то успокаивается от огня в его глазах. — Ты ведь хочешь. Арсений усмехается и впечатывает его в себя, накрывает его губы своими, ползет руками по телу, сжимая, а потом хрипло шепчет, не отстраняясь: — Я забираю твои губы себе. Антон цепляется за него, плавится от мысли, что его так сильно хотят, к нему тянутся, в нем нуждаются, и прижимается теснее, ближе, сжимает пальцами и подставляет шею. Ему плевать, что он скорее раздет, чем одет, плевать, что их могут спалить в любой момент, потому что они даже до туалета не дошли, но для него так важен этот хриплый голос Арсения, что сейчас больше ничего не имеет значение. — Пожалуйста, — отзывается он, — губы, всего меня, что угодно. Позволь только сначала все объяснить. Ещё раз извиниться. Если… если и пробовать что-то, то только когда ни у одного из нас не будет затаенных обид и вопросов. Он кладет ладонь ему на грудь и тяжело дышит. — Меня так… тянет к тебе. Я все эти недели был один, потому что мысленно возвращался к тебе каждый раз. — Ты такой очаровательный романтик. — А это плохо? — Антон смотрит на него с вызовом. — Что я хочу только тебя? Арсений снисходительно улыбается и слегка качает головой. — А Сережа? Антон тушуется и облизывает губы. — А Серёжу я буду обсуждать с Серёжей. Но сначала я хотел бы обсудить тебя с тобой. Может, завтра, когда я высплюсь. Если ты не занят. — Я только за, — Арсений делает шаг назад, давая ему пространство. — Мне забронировать ресторан? Или отель?.. — Ресторан, — Антон легко касается его челки. — Потому что, боюсь, в противном случае я буду извиняться, буквально сидя на тебе. А лучше бы трезво мыслить. — Растешь, — шепчет Арсений и целует его в лоб. — Тогда я пришлю тебе адрес и время. Антон тянется к нему для ещё одного прикосновения, потом улыбается и отступает. Кивком показывает, что ему нужно в туалет, и уходит. Сердце бьётся в груди заведённым механизмом, он смотрит на себя в зеркало и улыбается глупо, почти бешено, так счастливо, что до ямочек. Так хорошо. Есть надежда. Надежда — вкусное слово. Совсем как поцелуи Арсения.