Маловероятно

Татьяна приоткрыла окно и тут же чихнула. Всё вокруг цвело, и она бы непременно сочла это красивым. Было бы здорово прогуляться по улице, сделать пару эстетичных фотографий, потрогать цветок яблони... Только вот её аллергия едва ли позволяла свободно выходить на улицу. Разве что предварительно выпив таблетку. — Будь здорова, — произнёс низкий голос у неё за спиной. — Не стой у открытого окна голая. — Боишься, что кто-то увидит? — женщина негромко хихикнула и невольно заулыбалась, увидев восхищëнный взгляд. А ведь наслаждается её красотой и её близостью. — Брось, Магнус, кто среди бела дня разглядывать станет? — Боюсь, что продует тебя, — с этими словами мужчина накинул ей на плечи свою рубашку. — Ты сегодня надолго? Их традиционный вопрос, который ей приходится слышать уже двадцать три года. И на который каждый раз хочется ответить "насовсем". Но вместо этого нужно сказать: — Ещё на час. Встречаться у них получается не слишком часто. Это трудно, и приходится поджидать удачный момент. Сейчас, когда у Татьяны есть репутация любительницы пройтись по бутикам, потратить уйму денег и времени, значительно проще. Она всего лишь просит личного водителя довезти её до торгового центра, где дорогих магазинов множество, затем покупает пальто, накидывает его вместо своего, прячет волосы, надевает очки и выходит из здания через дверь с противоположной стороны. Ей остаётся лишь пройти два дома и найти уже ставшую родной многоэтажку. У Магнуса квартира трёхкомнатная, хотя, казалось бы, ему одному это не нужно. Когда-то он сказал, что это для них двоих и для их ребёнка. Через три месяца Татьяна действительно забеременела от него. Только вот не развелась, не переехала и даже не смогла дать отцу и сыну возможность общаться. Ланцовы не допустили бы развода, а семья Татьяны, стоило ей об этом заикнуться, заявила: терпи, объединённая корпорация и так на грани развала, если вы разведётесь, всей семье придётся туго. А ещё оставался риск, что Ланцовы заберут себе Василия. Заберут, запретят видеться... А Татьяна знала: самой ситуацию исправить не удалось бы, а родители и братья не станут вмешиваться и помогать "предательнице семьи". Тогда женщина оказалась перед выбором: вся её жизнь, пусть и не такая счастливая, но стабильная, или неожиданно появившсяся любовь? Уже рождённый сын или ребёнок в утробе? А что, если у них с Магнусом ничего не получится? А вдруг они разойдутся, и она останется одна, без денег и с ребёнком на руках? У неё ведь из умений только тратить деньги, заработанные другими. Магнус всегда говорил, что на самом деле талантов у Татьяны множество, осталось их лишь раскрыть, но что дают таланты без навыков? И Татьяна не смогла. Не ушла от Александра, хотя знала, что тот изменял ей минимум с тремя женщинами, пока она сама была глубоко беременна. Тогда эта новость сделала действительно больно: в девятнадцать искренне хотелось верить в возможность наладить отношения с мужем. Да, брак по расчёту, но она ведь сделала всё правильно. Так, как советовала мать. Улыбалась, старалась радовать, внимательно выслушивала мужа, изображала готовность заняться любовью, даже если на самом деле не хотелось, ребёнка родила. Сделала всё, как сказали, а Александр всё равно её не полюбил. Сейчас Татьяне далеко не девятнадцать. Ей сорок пять, и сыновей у неё уже двое, и мать с отцом, выдавшие её замуж, давно умерли. И если бы не Магнус, в любовь верить бы больше не получалось. Святые, он влюбился в неё двадцать четыре года назад. А смотрел до сих пор так, словно она осталась той юной красавицей. Время щадило, не трогало слишком настойчиво, но ведь невозможно выглядеть одинаково в двадцать и в сорок. А Магнус никаких изменений словно не замечал. Или и правда не замечал? — Тогда пойдём, — мужчина потянул её за руку в сторону кухни. — Приготовлю тебе что-нибудь. А ты прочитаешь мне тот рассказ. — Я ещё главу дописала, — чуть робко прибавила она. — Того детектива. Я название ещё не выбрала... — Это только пятая глава. Ещё успеешь, — он произнёс это так уверенно, словно не сомневался, что у неё получится дописать вообще. — Давай, мне не терпится узнать, что у той незнакомки из прошлой части в сумочке. — А твои ставки? — Татьяна невольно заулыбалась, уже не в силах сдерживаться. У неё нет возможности выпустить книгу, ведь над ней посмеются, да и муж не позволит. К тому же, вряд ли кто-то заинтересуется её творчеством. Зато у неё есть самый лучший в мире читатель. — Слушай, если тот гребень… Да нет, точно не он, — на его лице промелькнуло мимолётное сомнение. — Револьвер? То самое вещество, от которого умер мальчик из второй главы? Всё, Татьянушка, не мучай меня, прочитай. — Обязательно, милый. Может быть, законный муж и забывает про её день рождения, и днями с ней не разговаривает, и разочаровал её столько раз, сколько юная Татьяна не могла и представить. Александру до неё дела нет. Зато Магнус помнит, что произошло с её персонажами, целует именно так, как нравится ей, и всё ещё готов в любой момент забрать её и увезти на край света, подальше от Ланцовых и всего, что мучает его любимую женщину. Татьяне довелось познать настоящую любовь, и этого достаточно, чтобы она ни о чём не жалела.

***

— Хорошо, — неожиданно для себя самого произнёс Александр, откладывая полностью готовый распечатанный проект. — При должной защите есть шансы на максимум. Иван, собирающийся поступать на нейробиолога, лишь серьёзно кивнул. На своего лучшего друга (или не просто друга?) Фёдора он совершенно не походил, и улыбался разве что этому самому Фёдору. Морозову такое поведение было довольно близко, но почему-то любимым студентом стал далеко не Заправский. — Какой он нудный, — заявила Алина, сидящая на первой парте и беззаботно болтающая ногами. — Я б там от радости чуть не умерла. Но мне максимум не светит вообще. — Почему? Проект полностью доработан, — об этом он сам позаботился лично. Они провели огромное количество предзащит, индивидуальных консультаций, вместе перечитали столько литературы… Почему нет? — Ты могла бы. — Да нет, я не могла бы. Я ведь разволнуюсь, распереживаюсь… И всё пойдёт не так, — Старкова опустила взгляд в пол и чуть склонила голову набок. — У меня всегда всё идёт не так. — Терпеть не могу, когда человек тревожится перед чем-то настолько незначительным, — совершенно невозмутимо проговорил Александр. Ему довелось видеть толпы волнующихся и едва ли не рыдающих студентов. И если кто-то жалел таких, то он сам лишь хотел поставить максимально низкие баллы. Чтобы быть лучшими, недостаточно знаний. Без уверенности ты никто. Без уверенности ты всегда будешь никем. — Это просто люди. Они ничего тебе не сделают. — А этот проект просто решает моё будущее, — в тонком девичьем голосе чётко прозвучала обречённость. — Стану никем только из-за того, что волнуюсь. Морозов помолчал около минуты, постукивая пальцами по столешнице и раздумывая. Что ему делать? Как заставить яркую, артистичную и на самом деле очень смелую девчонку поверить в себя? — Ты не можешь стать никем, пока ты ещё ничего не добилась, — протянул мужчина, даже не пытаясь говорить всякую ерунду в стиле «ты никогда не будешь никем». — У тебя есть достижения, но даже в масштабах города ты ещё никто. Соответственно, ты ничего не теряешь. — Очень утешает, — кажется, это не то, что ей хотелось услышать. Зато честно. — Если у тебя всё получится, ты станешь богатой и известной, — что именно получится? Какие планы у этой девчонки? Кем она видит себя через пять лет? А через пятнадцать? Ему ведь только самая малость известна. Про дизайн, картины и нежелание связывать свою жизнь с географией. — Если нет, ты ничего не теряешь. Так ведь? — Я могла поступить на картографа, — протянула Алина так, словно сама в это не совсем верила. — Я бы точно нашла работу. — Ну, у меня есть работа. Я похож на счастливого человека? — саркастично произнёс Морозов. — Нужно, чтобы работа ещё удовольствие приносила. — А вы тогда почему учителем работаете, если вам это не нравится? Потому что моя мать отказалась официально принимать меня на работу в семейном бизнесе и потребовала найти другой легальный заработок. Его размер неважен, ведь это просто алиби. Нужно, чтобы в случае чего была законопослушная бизнес-леди Багра Морозова, давно разругавшаяся со своим ребёнком и не пересекавшаяся с ним уже несколько лет. И чтобы был абсолютно чужой Александр, случайный однофамилец. Чтобы посторонние люди не вышли на мать через сына и наоборот. А если и вышли, то не подумали, что они в приемлемых хотя бы для разговора отношениях, что уж о совместной работе говорить. На самом деле, Морозов слегка осуждал своего деда, который в своё время влез в незаконную торговлю сам, а затем втянул в это и старшую дочь. Связи и огромные деньги едва ли могли компенсировать жизнь в постоянном страхе. И если своей жизнью пожертвовать можно, то вот своей семьёй — ни за что. В чём была виновата Багра, в чём виноват Александр? Илье стоило заранее подумать об этих совершенно незначительных нюансах. — Так сложились обстоятельства, — ни о своём настоящем заработке, ни о причинах выбора именно этой профессии мужчина рассказывать не стал. — Просто мне всегда нравилась математика. Алина посмотрела на него в упор, и стало ясно: она ни капли ему не поверила. Зато отвлеклась от своих тревожных мыслей. А у него появилась идея. — Возьми в правом шкафу коробку с маркерами и принеси мне, — попросил Александр, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. — Проверим, не закончились ли они. Ученица согласно кивнула, спрыгнула с парты и чересчур уж быстрым шагом направилась к шкафу. Времени было мало. Морозов выдвинул ящик стола, в котором лежал учебник по алгебре за одиннадцатый класс, элегантная чёрная коробочка и лист с расписанием итоговых контрольных, по которому в очередной раз невольно скользнул взгляд: 1 мая — математика (базовый, профильный уровень) 3 мая — биология 4 мая — география 6 мая — физика 7 мая — иностранные языки (керчийский, фьерданский, шуханский) 8 мая — химия 11 мая — равкианский язык 13 мая — обществознание 14 мая — информатика 15 мая — история 16 мая — литература 17 мая — иностранные языки (земенский, каэльский, сулийский) Три недели. Причём математику, предмет, который сдают абсолютно все, поставили самым первым. Ещё и в субботу. И до первых защит проекта останется всего неделя. Не очень-то хорошо. — Маркеры есть, — отчиталась Алина, шустро прискакав назад и притащив с собой коробку. — Что теперь? — Проверь, пишут ли. Учитель с ученицей несколько секунд молча смотрели друг на друга. В тишине было отчётливо слышно тиканье часов и колыханье листьев за окном.В их молчании не было спокойствия и тишины. Не было комфорта, и это чувствовали оба. Наконец Старкова открыла коробку, взяла первый маркер и отвернулась. А Морозов подложил в эту коробку чёрный бархатный мешочек и подождал несколько секунд. — Александр?... — переспросила Алина в недоумении, когда обернулась и увидела вещицу. — Это?... А он даже не сразу смог ответить. Его имя прозвучало из её уст удивительно красиво, и ему вдруг подумалось, что никто никогда не звал его именно так. С таким очаровательным изумлением, с едва различимым придыханием. Ему никогда не нравилась фамильярность, но сейчас разве можно ругаться за обращение просто по имени? За то, что показалось ему красивее симфонии в лучшей равкианской филармонии? — Открой, — собственный голос прозвучал как-то незнакомо, необычно. И слишком хрипло. — Посмотри. Девушка всё ещё пыталась изображать настороженность, но любопытство слишком хорошо читалось в больших карих глазах. Потребовалось не больше десяти секунд, чтобы её ловкие пальчики развязали верёвочку и вытащили из мешочка подвеску-маятник из обсидиана на серебряной цепочке. — Это?... — повторила свой вопрос Алина, разглядывая вещицу в руках. — Это тебе. Надень на защиту проекта, — проговорил Морозов с деланной невозмутимостью. — На удачу. Он сам никогда не был суеверным человеком. Но украшение это приметил давно и всё равно подарил бы. Даже не пришлось выдумывать повод. — Спасибо, — на розовых губах расцвела улыбка, и почудилось, словно в кабинет ненароком скользнул лучик солнца, хотя за окном третий час лил дождь. — Я обязательно надену. Знаете, я буду по вам скучать. А затем она шагнула к нему и пылко обняла его за шею, наплевав на всякую субординацию и предрассудки. И Александр даже не сразу смог обнять её в ответ, потому что от изумления замер. Для учителей было совершенно приемлемо обнимать своих учеников. Если есть повод, а иногда и без него. Тем более, если ученик из твоего класса. Никто не осуждал такое проявление наставнической любви, но Морозов едва ли прикасался к детям, разве что иногда терпел их чрезмерную тактильность, а порой и бесцеремонно отпихивал. Это не то, чего ему хочется. Когда ему вообще хотелось объятий? Когда он был просто пятилетним мальчиком Сашей, то и дело прижимающимся к матери? Багра это, кажется, даже не порицала. Но прошло достаточно времени, чтобы отвыкнуть от этих детских глупостей. Только вот объятия Старковой глупостью назвать язык не поворачивался. Зато повернулся, чтобы произнести: — Я тоже, Алина. Он не понимал, по какой именно причине привязался к этой ученице сильнее, чем к другим, но знал точно: ему будет очень нелегко её отпустить.