Маловероятно

За окном сияло тёплое ласковое солнце. Зоя наконец-то надела открытый топ и юбку выше колена и точно знала, что не замёрзнет. Она собиралась зайти в школу совсем ненадолго, чтобы забрать результаты последних двух итоговых контрольных, но в итоге сидела на любимом диванчике в каморке у Юриса и ела уже четвёртую конфету. Смотреть табель не очень-то хотелось. Вряд ли там что-то слишком плохое, но кто сказал, что баллы точно её порадуют? Им с девочками ещё сегодня идти гулять. Нельзя расстраиваться. — А у меня за математику максимум, — похвасталась Назяленская уже в четвёртый раз. — А историю с обществом я посмотреть почему-то не могу. — Давай сюда, я посмотрю, — Юрис протянул руку, дожидаясь, пока ему отдадут бумажку с результатами. Ждать пришлось минуты две. — Не жадничай, не съем я этот твой папирус. Максимум понадкусываю. — И как мне его потом в истории выкладывать? Я похвастаться хочу, — если там есть, чем хвастаться. — Ладно, надкусывайте… то есть смотрите. Так делали многие. За Женю, например, результаты смотрела мама, за Алину и вовсе Дарклинг. Математику и равкианский прислали на почту, а вот предметы по выбору посмотреть можно было только на специальном сайте. Который, разумеется, лёг отдохнуть и не работал два часа. В итоге у девушки сдали нервы. Приехать в школу оказалось проще, чем ввести свои данные на сайте. — Ну, доставай телефон, фотографируй, — с невозмутимым лицом протянул Юрис, придирчиво бумажку с разных сторон. — Выложишь — все обзавидуются. — Что там?... Сколько? — Зоя резко подалась вперёд, подскакивая с дивана. — Ну, сколько? — Восемь из десяти за обществознание, и, на минуточку, максимум за историю. Зря переживала. Назяленская уже не слышала, что ей говорит названный отец. В принципе ничего не слышала, просто медленно осела назад и уткнулась взглядом в одну точку. Это всё закончилось… это всё? Первый из трёх этапов поступления пройден? Она это сделала? — Круто, — с очень нервным смешком выдала она, тут же начиная хохотать едва ли не до слёз. — А я-то переживала… — Допереживалась. Сейчас отправлю пресс качать, успокоишься, — пригрозил Юрис, на самом деле явно не собиравшийся в такой момент мучить ребёнка физкультурой. — Я кому говорил, что нервы сдадут? И тебе, и тёте твоей… — А когда вы ей это говорили? — так, ну дожили. Лилиана и без того выгоняет из дома и требует больше гулять, меньше учиться и раньше ложиться спать. Видите ли, если сутками зубрить даты и термины, можно заработать нервный срыв, переутомление и дальше по списку. Ну и что же с того? — И вообще, я сдала, а нервы не сдали. Наверное. Версия всем известного «Нервы сдали, и мы сдадим», которая нравилась лично ей намного больше. — Ну, всё, иди хвастайся своему Николаю. Пусть только попробует не обрадоваться, я ему популярно объясню, какая ты молодец и насколько он везучий, что у него есть ты, — пожалуй, если бы Ланцов это слышал, он бы согласился. — И от себя скажу: ты молодец, маленькая ведьмочка. Уж не знаю, что тебе скажут остальные, но я тобой горжусь. Зоя, уже измученная переживаниями и растроганная таким нужным сейчас отцовским теплом, даже ничего не ответила. Просто рассмеялась ещё раз, придвинулась к Юрису и уткнулась ему в плечо. Экзамены сдала, задачу выполнила, теперь можно немного побыть маленьким ребёнком. Женя рассказывала, что в детстве любила залезть к папе на колени, пожаловаться на кого-нибудь и указать кулачком в сторону своих обидчиков, будь то драчун-мальчишка или воспитательница в садике. Зое, конечно, уже не пять и даже не семь, но разок спрятаться от переживаний можно. — Спасибо, — шепнула она, чувствуя, как её треплет по кудрям сильная, грубоватая рука. — Николаю похвастаюсь. — Удивительно, что ты его до сих пор не убила. Ещё более удивительно, его до сих пор не убил я, — а половина ухажёров Назяленской получали как минимум неаттестацию по физкультуре и бегали километров так по десять в качестве отработки. За что отработка, неясно. — Ты выглядишь счастливой, поэтому пусть пока что живёт. — Я счастлива. Он недавно познакомил меня со своей мамой, и она очень тепло приняла меня. Ну, и он цветы мне дарит, заботится… Девочки мои сказали, это точно любовь. — Аккуратнее будь. Иногда любовь может причинить боль. Впрочем, чего я тебе рассказываю, сама знаешь. Стоило всё же прибить этого твоего Морозова… — А вам тоже когда-то сделали больно? — должно же быть объяснение, почему умный, относительно успешный (карьера физрука заставляет задуматься) и до сих пор привлекательный мужчина не женат. Любопытно. — Да. У меня была девушка, и я даже сделал ей предложение. Но она причинила мне огромную боль, — мужчина помолчал немного. — Тем, что умерла. Зоя не нашлась, что ответить, и просто посмотрела изучающе и сочувствующе. Что сказать? Может, как-то поддержать? И нужно ли вообще что-то говорить? — Она умерла, а я двадцать лет не мог её забыть. У меня долго не было серьёзных отношений после неё, — к счастью, Юрис продолжил сам, избавив свою названную дочь от необходимости подбирать слова. — Я даже считал себя однолюбом. — Считал? — а вот это Зоя подметила сразу. Так-так... — Да, считал. Теперь я в этом не уверен, — на его губах промелькнула искренняя, такая живая улыбка, что не улыбнуться тоже было невозможно. — А ты чего это тему перевела, хитрюга синеглазая? — Ну расскажи-и-ите, — хитро и очень многозначительно протянула Назяленская. — Кто это? Давно знакомы? — Знакомы давно, врать не стану, — а вот первый вопрос Юрис честно пропустил. — Кто, спрашиваешь? Да есть там одна… Замечательная она. Вот как раз думаю, какие цветы ей подарить. Вот давай, маленькая женщина, рассказывай, какие самые лучшие. — Да тут личные предпочтения надо знать, я так-то и не скажу. Розы — банальщина, но многие любят. Мне вот главное, чтоб синие были. Синие — значит, красивые. — И что, этот твой Николай дарит синие? — названый отец многозначительно прищурился и покачал головой. — Если не дарит, пригласи-ка его на разговор со мной. А в целом женщинам какие нравятся? Подругам твоим, тёте? — Подругам в основном ромашки и гипсофилы. Тёте так вообще всякая ерунда нравится, — в том числе те цветы, которые не синие. По мнению Зои, дребедень. — Но тётю мы не считаем. Ей всё равно все постоянно дарят лилии, а она психует. Вы б видели, с каким лицом она после какого-нибудь восьмого марта возвращается. Недовольная и с кучей лилий. — В общем, ясно всё с вами, — Юрис, кажется, хотел прокомментировать историю с лилиями и Лилианой, но промолчал. — Насчёт тюльпанов что думаешь? — Ну, жёлтые, говорят, к расставанию. Остальные симпатичные. — Так, ладно. Тюльпаны, значит… Тебя там твой Ланцов не потерял? Не опаздываешь? Зоя подозрительно прищурилась. Ага, теперь её пытаются выставить, и неважно, что с Николаем они сегодня видеться не планировали. Можно было бы обидеться, но ей слишком интересно, чем кончится вся эта история с женщиной и цветами.

***

Багра вошла в кабинет и громко хлопнула дверью. Ей было совершенно неважно, не прибьёт ли она того, кто шёл следом. Если прибьёт, то так даже лучше. Болтать меньше будет. — Какова вероятность, что Кир-Табан не пойдёт дальше? — эту женщину надо устранить. Её целеустремлённость Морозовым не на руку. — Она мне никогда не нравилась. — Нулевая. И у её компании репутация лучше, чем у твоей и у Ланцовых. — Но у них нет того, что есть у меня. — Но у неё есть пять дочерей, одна из которых связалась с теми же людьми, что и ты. — Я тебя наняла для того, чтобы ты мне говорил и без того очевидные вещи? — женщина развернулась и подарила своему так называемому адвокату недобрый взгляд. — Как с точки зрения закона устранить их наиболее легально? Константин замолчал, обдумывая ситуацию, а Багра поджала и без того тонкие губы. Этот несносный юрист с первого дня работы почему-то занял место её советника. Доверенного человека. Глупость такая, конечно, это доверие. У неё были бизнес-партнёры и парочка близких подруг, не особенно знающих о нелегальной стороне её работы и уж точно никак с криминалом не связанных. Но чтобы найти кого-то и открыться ему с обеих сторон сразу? А тут явился этот, с позволения сказать, адвокат, который видел её насквозь. Который знал её восемнадцатилетнюю и отчего-то понимал до сих пор. Он больше не заводил разговор про их сына и показывал себя то как профессионал в своём деле, то как харизматичного мужчину с чувством юмора. Уж эти свои качества ему удалось не растерять. Вполне мог за столько-то лет. — А что, если объединить компании Ланцова и Кир-Табан? Я наводил справки, у этого бизнесмена с маркетплейса всё более чем законно, — мэр города частенько одобрял глупые проекты и давно бы обанкротился, не занимайся он коррупцией. Поэтому "бизнесмен с маркетплейса".— Кир-Табан окажутся связаны хотя бы на время, а контракт перехватишь ты. — О, идея чудесная, — в её чуть хриплом голосе звучал неприкрытый сарказм. — А теперь скажи, адвокат с маркетплейса, ты как это сделаешь? — Ланцовым можно подкинуть идею о браке с одной из дочерей Кир-Табан. У них два сына и ни один не женат, — мужчина ничуть не оскорбился и не принялся отшучиваться, хотя частенько это делал. — Александр довольно консервативен. Известно, что его жена не имеет права голоса в вопросах, связанных с бизнесом, а девушки в компании задерживаются лишь в том случае, если прошли через постель. Ещё он глуп, но тщеславен, и вряд ли откажется присвоить себе какие-нибудь заслуги. — Ну, это все знают, и что дальше? — то, что старший Ланцов — человек отвратительный, знали все, кто хоть немного с ним знаком. И не было ни малейших сомнений: на посту мэра города ему осталось немного. — А ты слушай. Мы подкинем идею непосредственно Ланцову, он подумает своей одной извилиной, решит, что объединённая корпорация — это страшно выгодно, а брак — самый простой способ выгоду получить. Он сам от Кир-Табан не отстанет. Им придётся хотя бы на время заняться им. А там... Возможно, один из них уничтожит другого, и у нас станет на одного конкурента меньше. Если брак всё же состоится, то у Кир-Табан хотя бы временно будут связаны руки, и контракт они заполучить просто не успеют. — А ещё есть вариант, что их совместная огромная компания станет монополистом, об этом ты не думал? — Не станет. Они скорее разорятся. Ланцов — упрямая козлина, и... — И ты считаешь, что он не передаст компанию Кир-Табан? Тем его отравить или пристрелить легче лёгкого. Разговор порядком утомил. Багра махнула рукой и прошла вглубь кабинета. Здесь было довольно-таки душно и самую малость мрачновато: привычка открывать шторы за владелицей компании не водилась. Её раздражал яркий солнечный свет, а вся мебель была в тёмно-коричневых и чёрных тонах. Кабинет под стать хозяйке. Когда в последний раз Морозову видели не в чëрном? Никто ведь не вспомнит такое. Даже домашняя одежда у неё из чёрного шёлка, что уж говорить об офисной. Только вот порой у чёрного цвета были недостатки. Как минимум в нём жарковато, а с учётом того, что совсем скоро начнётся июнь, солнце припекало всё ощутимее. Багра замерла на месте, почувствовав, как в районе виска неприятно кольнуло, и на всякий случай стянула пиджак. Надо бы кабинет проветрить, слишком жарко и душно… — Всё в порядке? — голос Константина слышался словно из-под воды. Женщина повернулась к нему, чтобы ответить, но язык отчего-то не слушался. — Что с тобой? А затем перед глазами встала тёмная пелена. Мир покачнулся, и Багра потеряла сознание.

***

Константин открыл окно и негромко выдохнул. Стоило бы почаще проветривать помещение. Ему самому такая мелочь, как душный кабинет, ничего не сделает, но он уже который год занимался спортом, минимум трижды в неделю устраивал долгие прогулки вместе с любимой собакой — чёрным спаниелем по кличке Элли — и в целом вёл здоровый образ жизни, если не считать несколько бокалов вина по праздникам. А Багра тридцать лет в кабинете просидела. Бумажная работа и ежедневная нервотрёпка на здоровье хорошо сказаться не могут. Медсестра сказала, что это просто обморок, который опасности не представляет. Опасности, может, и не представляет, только вот мужчина понятия не имел, как хотя бы немного помочь Багре. И лицо ей холодной водой умыл, и валерьянки дал понюхать, и вот теперь окно открыл. Ещё попытался напоить сладким чаем, но получил какую-то неразборчивую и явно нецензурную болтовню, и пришёл к выводу, что пока лучше обойтись без этого. Было почти что физически больно видеть эту женщину в таком состоянии. Обычно кидается колкостями и демонстрирует, что слабостей у неё нет и априори быть не может, а сейчас лежит, едва ли приоткрывает глаза и даже не возмущается, когда её трогают. Константин прекрасно знал: как только Багра немного придёт в себя, тут же его выгонит и будет ругаться ещё полдня. Потому что ей категорически не нравится, когда кто-то видит её уязвимой. Эта её черта осталась неизменной даже спустя столько лет. Разумеется, перед ним уже не та юная леди Морозова, неосознанно пытающаяся найти понимание и при этом не перейти точку невозврата. При первом взгляде на эту женщину создавалось впечатление, что ей чужда не только любовь, а всё человеческое в принципе. Её уважали, её боялись. А Константин не то что не боялся, так ещё и рисковал высказывать мнение и давать советы. Может быть — разумеется, если отбросить его потрясающую харизму — его поэтому адвокатом и наняли? Багра пошевелила рукой, словно пытаясь что-то нащупать, и мужчина отбросил свои размышления прочь. Сейчас он нужен ей не как юрист, а просто как человек. Просто потому что она едва ли понимает, что происходит, ей явно страшно, и кто-нибудь поблизости смог бы её успокоить. — Ну, что такое? — мягко поинтересовался Константин, присаживаясь на краешек кожаного дивана и бережно взяв её ледяную руку в свою. — Всё в порядке. Всё хорошо. — Что случилось? — она едва слышно спросила и тут же приоткрыла глаза. Её длинные смоляные ресницы подрагивали, и мужчина невольно залюбовался. Даже сейчас красивая. — Костя? Багра звала его так исключительно в постели, когда не было сил выговаривать его полное имя. Или когда плакала, потому что в такие моменты не выносила формальностей. Самому Константину обычно было всё равно, как именно его называют, но сейчас где-то в груди болезненно защемило. Святые, какой же хрупкой она казалась. — Ты упала в обморок. Тебя осмотрели, сказали, всё нормально. Никто не знает, — ему было прекрасно известно: её не будет волновать, что там со здоровьем, если информация о её слабости просочится хоть куда-то. — Сейчас выпьешь чаю, полезно будет. Мужчина был уверен, что ещё раз услышит невнятную нецензурную тираду, но вместо этого женщина лишь кивнула и ничего не сказала. — Святые, ты не споришь? Может, скорую? Кажется, здесь что-то действительно страшное. — Если не заткнёшься, я вылью этот чай тебе на голову, — так-то лучше. Пришлось бы знатно заморочиться с нарядом на похороны Морозовой. Чёрный — её любимый цвет, и надевать его по такому случаю не совсем правильно, пожалуй. — Помолчи и не уходи. Константину показалось, что он ослышался. Может, его сейчас послали? Что ещё за «не уходи»? — Не уйду, — оставить её в таком состоянии и без того не представлялось возможным, но сейчас, когда она так трогательно хваталась за его руку и просила не оставлять её… Святые. — Лежи спокойно. В их возрасте шутки со здоровьем заканчиваются плохо, так что надо будет потом посоветовать пройти медосмотр. Но это потом, а пока что Константин решил оставить свои очень ценные советы при себе. Пока что он просто украдкой любовался ресницами Багры, мягко поглаживал её руку и думал, в какой момент будет лучше напомнить про чай.

***

Зоя вернулась домой в половину девятого вечера. Солнце медленно клонилось к закату, девочки, уставшие и довольные, давно разъехались кто куда, а она прогулялась пешком. Обдумала весь сегодняшний день, окончательно приняла результаты экзаменов и просто отпустила все тревоги. До защиты проекта больше недели, у неё всё получается и получится потом, перед комиссией. Почти наступило лето, а летом ничего не бывает плохо. В квартире было тихо: скорее всего, тётя задремала после работы. На кухне пахло молочным коктейлем, пол освещали ласковые лучи закатного солнца, а на столе красовалась прозрачная ваза с нежно-розовыми тюльпанами. Так-так…