***
Аппарат жизнеобеспечения, к которому был подключен практически бездыханный Лев, издавал надоедающий писк, ставший привычным абсолютно для всех посетителей. Эта мелодия перестала мешать даже девчонке, что уснула сидя, уткнувшись лбом об руки, сложенные на больничной койке. Ее короткие, темные волосы полностью скрывали острые черты лица. Казалось, что ничего не сможет помешать этой обыденности. А атмосфера, что царила в больнице последние четыре дня, полностью пропахла нервозностью и злобой. Любому, кто оказывался в палате молодого парня, который делал свой выбор между жизнью и смертью, хотелось поскорее сбежать из этого места, не оглядываясь. Поступить так хотели все, начиная от врачей, что не могли никак повлиять на скорейшую развязку этой трагедии, получая лишь недовольные возгласы обезумевшего родителя, заканчивая последним, утратившим веру. И нет, он не беспокоился, что его родной сын сейчас бродит где-то в сопровождении смерти, которая возможно пытается, как морская сирена, заманить мальчика в свои владения, напевая сладкую и влекущую песню. Его судьба совершенно не интересовала отца. Он боялся одного — если щенок умрет, то единственной наследницей бизнеса в будущем останется драгоценная доченька. А все эти кровожадные акулы, коей и он сам являлся, просто сожрут неумеху в этом безжалостном мире капитализма. Такой расклад событий не входил в его планы, отчего, в любую свободную минуту мужчина обрывал телефон приемного отделения, уточняя, как же себя чувствует его «бедное дитя». По началу весь персонал больницы полностью проникся отцовской любовью и заботой, но хватило их буквально на один день. Выслушивая постоянные упреки, за потраченные деньги и время, вся эта напускная картина волнения, начала трескаться и рассыпаться на множество маленьких осколков разочарования. Сочувствие ушло на второй план. Но были и те, кто все еще сохранял в себе готовность бороться. Каждый день, не сговариваясь, эти двое сменяли друг друга, пытаясь добиться, чтобы, хотя бы от них, одинокий и практически высохший подросток напитался жизненной энергией. Сергей Викторович не очень любил круг друзей, который выбрал для себя сын, но поощрял общение с одним очень хитрым, но милым пареньком. Конечно же не из-за его характера, а из-за родителей, которые занимали достаточно высокую должность. Возможно, опираясь на этот фактор, когда Лев попал в больницу, первый, кому дали возможность посещать парня в любое время — был Артем. Вы, наверное, зададитесь вопросом, кто же был вторым человеком, которому дали такую же привилегию? И ответ будет очевиден. Это была Ася. Девчонка, что по чистой случайности заметила неподвижно лежавшего в луже собственной крови и медленно умирающего Льва. В первый день на нее свалился нескончаемый поток вопросов и обвинений. Хотя ее причастности к этому событию и не было вовсе. И если бы не холодный и рассудительный нрав, скорее всего она давно бы уже расплакалась и убежала куда-нибудь подальше от злополучной больницы. Но с чего вдруг такому расчетливому отцу разрешать совершенно незнакомой девчонке, с весьма скверным и надменным характером, посещать в любое время пацана, который даже в сознании прийти не в силах? И сводится все только к одному — деньги. Снова богатенькие родители, строящие свою империю в сфере медицины. Фамилия Аси была на слуху у всех и когда Сергей Викторович узнал, кто именно обнаружил его сына, внутри него жизнь заиграла новыми красками. В глазах можно было заметить яркий блеск восхищения. В своей голове он уже строил нескончаемые варианты где именно сможет воспользоваться новыми связями. И каково было его удивление, когда девчонка спросила может ли она приходить время от времени к пострадавшему. — Ну что ты, Асия, конечно, — натягивая гадкую улыбку до ушей, проговорил Сергей Викторович. — Ты же его спасла, так что для тебя можно все. Мы тебе по гроб жизни обязаны. — Прошу вас, называйте меня Ася. — Да, да, конечно, — мужчина медленно подошел к девушке и, положив руку ей на плечо, решил сопроводить до палаты. — Здесь работает один мой старый знакомый, поэтому для тебя вход будет неограничен. Приходи когда хочешь. В такой ситуации даже люди, не обладающие шестым чувством начали бы ощущать какой-то подвох в действиях Сергея Викторовича. Ася хорошо понимала всю суть человеческой сущности, да и по слухам, которые бродили по школе, словно призраки, знала, что отец у Льва очень строгий и жестокий. И как следствие, увидев в жизни, напускное внимание с его стороны, вела себя достаточно холодно и высокомерно, показывая, что на нее не подействуют речи льстеца. Повернувшись к Сергею Викторовичу лицом, Ася лишь вытянула свои пухлые губы в слегка скошенную улыбку, которая выражала полную неприязнь к человеку напротив, и скинула его руку со своего плеча. Конечно такой поступок не остался без внимания. Неприятно удивившись мужчина лишь усмехнулся, смотря на ребенка свысока, и просто продолжил свой путь до палаты, приговаривая что-то вслед. Уже на четвертый день Ася, снова сидя рядом с больничной койкой, задумалась, что именно заставляет ее приходить сюда вновь. Но ответы на вопросы предательски обходили ее стороной. Под звуки постоянно завывающих систем она наблюдала за медленно тускнеющим Львом. В ее голове никак не могло уложиться, как первый красавец школы мог превратиться в практически безжизненную куклу. Его лицо напоминало фарфор, а пламенно-рыжие волосы становились еще ярче на фоне бледной кожи. Ася могла часами сидеть рядом с человеком, что бродил по тонкой грани между жизнью и смертью. Обычно она приходила после семи вечера, так как совершенно не хотела сталкиваться лицом к лицу с отцом Льва. Ей хватило первой встречи с ним, чтобы навсегда запомнить то давящее чувство по центру груди, которое тащило ее в самое неприятное место на свете, от одного лишь упоминания ее имени. Плюс, ей очень не хотелось попадаться на глаза другу Льва, постоянно пялищемуся на нее в школе. Здесь она могла скрыться не только от посторонних, но и от своих любящих родителей, донимающих бесконечными вопросами о том, как ей живется в новом городе. Казалось, Ася должна была привыкнуть к столь обильному вниманию к ее персоне, но что-то внутри неустанно тяготило и заставляло замкнуться в себе. Вновь приходя в палату, из своей сумки она доставала любимую книгу и читала вслух, чтобы разрядить и без того накаленную обстановку. Она считала, что если говорить с парнем, то он точно будет знать, что рядом есть кто-то, кому очень важно, чтобы он очнулся. Возможно это было лишь фантазией, не позволяющей девушке пасть духом. Перебирая страницы, своими худыми и длинными пальцами, Ася долго застревала на одном и том же месте в тексте. Последние дни выдались очень напряженными. Ежедневные допросы полиции о том, знала ли она Льва до дня Х, в каких отношениях она с ним была и как оказалась в том месте, полностью высосали из нее силы. Ей хотелось подбежать к нему, схватить за плечи и трясти, чтобы он сам отвечал на эти надоедливые вопросы. Но он будто и не собирался просыпаться. — Знаешь, я уже четвертый день задаю себе один и тот же вопрос: «Что я здесь делаю?». Но так и не могу на него ответить, — Ася отложила книгу в сторону и нагнулась слегка вперед, уткнувшись локтями в больничную койку, подпирая подбородок своими изящными кистями. — Могу лишь сказать, что ты дурак. Она всматривалась в его неподвижные руки, словно завороженная. Каждая выпирающая вена выглядела, будто туго натянутая струна на дорогой гитаре. Положив голову на руку, пальцами другой Ася прикасалась к ним, рисуя по коже незамысловатые кружочки. — Нет, правда, ты такой дурак. Тебе придется очень дорого заплатить мне, за то, что я тебя спасла, — девушка медленно закрыла свои черные, как уголь, глаза и постепенно отправилась в сказочный мир Морфея. Во сне она часто бегала по просторам своего родного города, заглядывая в окна любимых соседей. Там она была всеобщей любимицей и вовсе не из-за популярности своих родителей, а из-за ее бойкого и обворожительного характера. Раньше, когда девочка шла по оживленным улицами, в окружении приветливых и добродушных подруг, она всегда оказывалась во главе. Асе совершенно не нравилась эта незаслуженная, как ей казалось, роль лидера в компании. Ей хотелось быть просто рядом с ними, но никак не затмевать их своим ярким светом. Но окружающие думали иначе. Они никогда не считали ее самовлюбленной, потому что знали, какой скромной внутри она является. Но новый город все изменил. Столица заставила обрасти толстым панцирем, сквозь который не смог бы протиснуться ни один язвительный укор в ее сторону. Проходя вновь, мимо своей любимой булочной, ее внимание привлек незнакомец, который стоял за прилавком и раздавал заказы. Девушка как околдованная с особым вниманием пыталась разглядеть его затуманенное лицо, сквозь плотное стекло витрины. Молодой человек был подобен призраку, что вот-вот растворится в неизвестности, но почему-то продолжающий мило общаться с посетителями, натягивая широкую и искреннюю улыбку. Конечно, Ася знала всех сотрудников этой булочной, а этого парня видела впервые, что пробудило в ней явный интерес. Пробираясь сквозь заполненные столы, впопыхах она все же дошла до опустевшей кассы. В мгновение время замедлило свой ход, а весь назойливый шум от посетителей превратился в давящую тишину. При виде заинтересованной девушки, лицо нового члена команды резко изменилось. Теперь оно выражало боль и пустоту, а глаза, что сияли ярче солнца, были наполнены слезами. Ася рефлекторно протянула к призраку руку, чтобы коснуться холодной плоти и успокоить. Но в ответ парень лишь прикрыл свои глаза и дрожащими губами улыбнулся перед тем как полностью исчезнуть. И последние слова, которые девушка услышала в этом сне: — Больно… Спаси…***
Промозглая и словно пустая палата резко наполнилась тревожным звуком. Ася на всю свою жизнь запомнила этот ужасный будильник, если его можно так назвать, который заставил распахнуть длинные ресницы заспанных глаз. Подскакивая со стула, сразу после пробуждения, ей было трудно понять, что именно служило источником шума. Пока ее голова медленно не повернулась к системе жизнеобеспечения и взгляд не застрял на сплошных линиях, обозначающих пульс и давление Льва. А звук, что разносился по всей палате означал только одно — сердце перестало биться. То, что испытала Ася, увидевшая смерть прямо у себя под носом, не могла бы объяснить даже она. Все, чему учил отец в мгновение ока будто испарилось, оставляя за собой затяжной след пустоты. Время было на исходе и каждая потраченная зазря секунда могла бы обернуться бесповоротным концом. Инстинктивно девушка выбежала из палаты в поисках медперсонала, который во всю уже направлялся в сторону исходящего по всему отделению звука. — Асия Станиславовна, прошу вас, успокойтесь. Вы ни в чем не виноваты, наоборот, вы правильно сделали, что пошли за врачом, — поглаживая голову плачущей девушки, проговаривала пожилая медсестра. — А если бы я не проснулась? Что бы было? Он же умер, да? — захлебываясь в собственных слезах, еле выдавливала из себя Ася. — Это я виновата. Не стоило мне засыпать. И тогда бы я увидела, что пульс снизился. — Асия, дорогая, все будет хорошо. Анатолий Валерьевич не даст ему умереть. Я вам обещаю. Время словно прекратило свой ход, ожидая скорейшего конца непредсказуемых событий. Пока Ася сидела в приемной и долго не могла оторвать взгляд от своих трясущихся рук, сотрудники больницы, будто в замедленном режиме, проходили мимо нее. Слезы не переставая стекали по щекам девушки, подобно водопаду, оплакивающему скалу, что только что сползла в далекую неизвестность. — Извините, Ася, да? — тихий и глубокий мужской голос прозвучал где-то рядом, заставив девушку поднять голову. — Д..Да, все верно, — вытирая слезы рукавом, поспешила ответить она. — Не плачьте, сейчас его состояние можно назвать стабильным. Так как ваш отец врач, скорее всего вам известно, что такое клиническая смерть и объяснения тут будут лишними, — высокий и крупный блондин с жалостью смотрел на плачущего подростка. Он не впервые говорил людям, о том, что их родные находятся в тяжелом состоянии, поэтому часто не испытывал никакого сострадания. Но сейчас, глядя на нее, внутри него повис тяжелый груз. — Я думаю, что вам стоит поехать домой, а мы если что позвоним вам завтра и скажем, можно ли прийти. — Конечно. Спасибо большое. — Ася уже собиралась уходить, но решила напоследок спросить. — Извините за такую просьбу, но можно ли мне просто взглянуть на него? — Только недолго. — после конца фразы лицо хмурого заведующего отделением преобразилось и теперь выражало спокойствие. Не ответив ничего мужчине, Ася словно ошпаренная сорвалась с места, прихватив со стула свою сумку, и отправилась в палату к совершенно незнакомому, но уже родному Льву. «Ну и зачем? Он же в отключке. Что я там собираюсь увидеть то?» — проносилось в ее голове. Но, забывая обо всем вокруг, она бежала по коридору, игнорируя замечания медсестер, лишь бы поскорее взглянуть на него. Оказавшись около палаты, Ася резко остановилась, чтобы перевести дыхание. Сердце билось с бешеной скоростью в преддверии этой односторонней встречи. А сомнения разделили ее мысли по разным сторонам двух баррикад. Одна говорила, что девушка уже тут и ей нужно просто открыть эту дверь, пока вторая убеждала в том, что это бесполезно, ведь она снова будет плакать от своей беспомощности. — Поспешите, Асия Станиславовна, — перебив поток размышлений, сказала улыбчивая женщина, что совсем недавно ее успокаивала. — Да, конечно. — собравшись с духом, сказала Ася, молчаливо поблагодарив медсестру. За дверью царило спокойствие, вперемешку с уже привычными звуками различных систем. Палату заполнял приглушенный свет, благодаря чему на тусклом лице Льва появлялись слабые отголоски жизни. Простояв какое-то время у входа, Ася оглянулась и заметила, что коридор вновь опустел. Недолго думая, она тихонечко прикрыла дверь за собой и практически на цыпочках подошла к больничной койке. Своей теплой ладонью она аккуратно обвила пальцы парня, так, чтобы не задеть катетер, который был вставлен в его вену. — Не умирай, пожалуйста, — тихо проговорила девушка, еле сдерживая свои горячие слезы. — Я дождусь тебя, только проснись, прошу. Время было на исходе и чтобы не получить выговор от врачей, Ася напоследок поправила свалившуюся на лицо Льва прядь волос. Приглядевшись, она заметила как тоненькой струйкой из его левого глаза начала сочиться слеза. Складывалось впечатление будто он сам жалеет, что они встретились при таких обстоятельствах. — Если ты захочешь, я всегда буду рядом, только не уходи, — девушка медленно поднесла свой палец к теплому лицу Льва и ловко смахнула остатки слезы, которая только начала свое короткое путешествие.***
Весенняя ночь, наполненная яркими запахами пробуждающейся природы, казалась бесконечной. Сквозь густые облака изредка просвечивалась ослепляющую луна, свет которой то и дело украдкой, как маленькая мышка, заглядывал в еще не обставленную комнату Аси. Девушка еще не успела разобрать после переезда всю ту кипу коробок, что привезла из прошлой квартиры, надеясь вновь оказаться в родном доме. Череда нескончаемых событий, окруживших ее в последнее время, превратилась в бесконечный кошмар, от которого хотелось отмахнуться, как от назойливой мухи в середине августа. Раньше, Ася бежала домой с удовольствием, зная, что именно там она найдет свое успокоение, но сейчас вся эта надежда рассыпалась на крупицы. Родители Аси беспрекословно доверяли своей дочери, порой закрывая глаза на ее редкие опоздания, о которых она никогда не предупреждала, или своенравное поведение. Они прекрасно знали, что придет время, когда их ребенок будет вынужден упархнуть из родного гнезда, выбрав свой жизненный путь. Но стремились к тому, чтобы девочка не забывала, что каждый из них поможет, если на ее дороге встретятся неприятности. Время близилось к двенадцати часам ночи, а всегда пунктуальной девочки и след простыл, что конечно же заставило поволноваться тихую и заботливую Дарию Адилевну. Дочь никогда раньше не задерживалась допоздна без предупреждения, а в этот вечер от нее не было даже короткого сообщения о том, что она будет позже обычного. Женщина знала, что Ася навещает своего нового друга в больнице, но понятия не имела, к кому можно обратиться, чтобы угомонить свою надоедливую паранойю. Минуты, что раньше ощущались, как ускользающие бабочки, отныне превращались в медленно ползущих гусениц. Держа в руках телефон и укутавшись в легкую шелковую шаль, Дария продолжала ходить кругами вокруг барной стойки. Нервно покусывая кожу вокруг своего указательного пальца, женщина обдумывала план поиска своего ребенка, который уже длительное время не выходит на связь. Она пыталась понять, стоит ли сейчас звонить мужу, неожиданно уехавшему на ночную смену, чтобы отправиться вместе с ним на поиски или же самой кинуться в неизвестность. Навязчивые мысли, словно коршуны, повисли над ней в полной тишине, которую прервал тихий звук из замочной скважины. Перед Асей предстала картина, где мать с ошарашенным лицом стоит прямо перед входом и, еле сдерживая слезы, смотрит на нее. — И где ты была? — Дария Адилевна пыталась контролировать свои эмоции, крепко сжимая рукой спадающую шаль. — Не сейчас, мам. Я виновата, но я уже дома, так что давай без нравоучений, — стянув с себя кроссовки, Ася пыталась просочиться мимо матери, не показывая лица. — И это весь твой ответ? Ты хоть понимаешь, что я себе напридумала? Как так можно вообще? — женщина пыталась догнать быстро шагающую дочь. — Хватит меня игнорировать! Ася молча продолжала свой путь до комнаты, сдерживая в глубине своей души истерику, напоминающую нестихающую бурю, которая вот-вот должна была вырваться наружу. Слова матери превращались в сплошную строку из белого шума, неустанно играющего на фоне. — Асия, остановись немедленно! С кем я вообще говорю, — Дария ловким движением схватилась за руку дочери и повернула ее к себе лицом. Покрасневшие и слегка опухшие глаза девушки мгновенно наполнились горячими слезами. — Родная… — Мам… — Ася больше не могла держать в себе этот тяжелый груз, преследующий ее последние несколько часов, от чего бросилась в крепкие объятия матери, не сдерживая свои страдания. — Он чуть не умер, понимаешь? — Маленькая моя, ну что же ты сразу не сказала? — теплые руки женщины легли на дрожащие плечи дочери. — Поплачь, так будет легче. Хочешь, ложись сегодня со мной. — Нет, — Ася медленно отошла от мамы, вытирая слезы рукавом толстовки. — Я хочу побыть одна. Извини пожалуйста, что не позвонила, я не заметила, что телефон разрядился. Да и не до этого было. — Ничего, я все понимаю. Хочешь сделаю тебе какао? — Дария нежно прикоснулась к щеке дочери, стирая остатки влаги. — Угу, — кивнув сказала Ася, поглаживая руку матери. — Тогда давай, быстренько в душ, а я потом тебе принесу кружку. Ася знала, что у ее тихой и ничем не примечательной мамы на самом деле был весьма взрывной характер. Но как быстро вспыхивало пламя в ее душе, испепеляя все вокруг, так же быстро оно и затухало. Девушка часто пользовалась переменчивым настроением Дарии, переводя все в шутку, чтобы поскорее избавиться от ее назойливой опеки. Оказавшись в полном одиночестве после тяжелого дня, Ася сидела в горячей ванне, прижав колени к своей груди, пока сверху на нее стекала вода быстрыми и обжигающими ручьями. Мелодия разбивающихся о тело капель становилась настоящим спасением, дарящим полное умиротворение. — Ты просто обязан справиться… Иначе я приду и сама тебя убью… — поправляя свои мокрые волосы, возмутилась Ася.***
Боже, я снова здесь? Ну сколько можно меня мучить то? Я уже устал. Выбери, выбери, выбери. А смысл мне это делать? Я не хочу возвращаться, я хочу начать все с чистого листа. Но что я получаю взамен? Меня родная мать вышвырнула снова в эту темноту.***
Теплый поток весеннего ветра в очередной раз охватило одинокую больничную палату, зазывая щебетанием птиц, мальчика, который погрузился в длительный сон, на милую и дружескую прогулку. Утро вновь было наполнено умиротворенной атмосферой спокойствия. Медсестра, делая свой обыденный обход по отделению экстренной терапии, мило общалась с молчаливыми пациентами, полностью отключенными от реальности. К каждому из них женщина находила свой подход, несмотря на то, что состояние больных можно было назвать критическим и мало кто сможет из него выкарабкаться. Лев продолжал неподвижно лежать, не подавая никаких признаков продвижения, из-за чего материнский инстинкт санитарки, которая потеряла своего сына, приблизительно того же возраста, заработал в привычном режиме. Ей хотелось хотя бы немного позаботиться о мальчике, на которого было плевать родному отцу. За все эти пять дней, что он лежал в больнице Сергей Викторович появлялся лишь единожды, в день Х. Но все также неустанно продолжал названивать, повышая голос на ни в чем не повинный персонал. Женщина медленно натянула одеяло на худое тело. Что-то внутри подсказывало взять его за руку и побыть с ним хотя бы какое-то время рядом. — Эх, Лева, Левушка, — медсестра медленно поглаживала ладонь парня своими слегка пухлыми пальцами. — Знаю, тебе тяжело сейчас, но пора просыпаться. Мы все тебя заждались. Покидая палату, на лице доброжелательной Валентины постепенно начали всплывать отголоски прожитого прошлого. Теперь на месте яркой и солнечной улыбки повис тяжелый груз воспоминаний. Никогда раньше она не давала себе слабину и не позволяла эмоциям брать вверх на рабочем месте. Но проведя какое-то время наедине со страдающим ребенком, камень, что казался уже отпущенным восвояси, вновь стал висеть где-то на груди, сдавливая сердце все сильнее и сильнее. — Валентина, что случилось? На вас лица нет, — бережно ухватившись за плечо медсестры и слегка пригнувшись, вытянул из себя высокий мужчина. — Ой. Анатолий Валерьевич, да нет, все хорошо. Я просто задумалась, — на пухлом лице вновь появилась улыбка, но на сей раз за ней скрывалась боль, которую невозможно было забыть. — Ну что ж, я вам поверю, конечно, но если вам тяжело — лучше скажите, ладно? — Не переживайте, все правда нормально. Просто этот мальчик… — женщина обернулась к палате и молча уставилась в дверь. — Не стоит беспокоиться о пустяках, все будет хорошо. Ночка была тяжелой, не правда ли? — строгое лицо блондина смягчилось. — Да уж, легкой ее точно не назвать. — Я пойду на осмотр, а вы пока можете заняться другими пациентами. Не забивайте свою светлую голову плохими мыслями. Без вашей улыбки я точно сойду с ума здесь, — Анатолий похлопал по плечу женщину, подбадривая ее своей теплой улыбкой. — Спасибо вам. Груз ответственности за ребенка своего старого знакомого с каждой минутой становился лишь тяжелее и тяжелее. Анатолий прекрасно знал, с какой трудной жизнью ему придется столкнуться, выбрав себе одно из самых сложных направлений в медицине. Но, несмотря на это работа была для него самой настоящей отдушиной. Все заботы о насущных личных проблемах растворялись, как только он переступал порог больницы и надевал свой кипельно белый халат. Для врача все пациенты отбрасывали свою человечность еще в тот момент, когда их, порой бессознательные тела привозили в отделение. Там они становились лишь очередными пешками на огромной шахматной доске, в партии с величественной смертью. Конечно, чтобы победить в этой неравной схватке медику приходилось прикладывать немало усилий, вспоминая все свои прошлые операции и знания, что были получены за долгие годы учебы. Каждый пациент — это открытая книга, а он как автор, должен сделать все, чтобы после завершения лечения не была поставлена жирная точка в ее непродолжительном конце. Случай со Львом отличался от всех тех, что видел на своем веку Анатолий. Мальчик получил глубокое ножевое ранение, которое чудом не задело сердце. Операция в действительности была тяжелой, но обычно пациенты приходили в себя уже через сутки после нее. Но здесь было что-то другое. Часами Анатолий бродил взад и вперед по своему кабинету, чтобы понять, допустил ли он ошибку. Листая огромные медицинские книги и дела других пострадавших, мужчина пытался оценить, в каких случаях молодое и полностью здоровое тело отказывалось приходить в себя. До кучи его нервозное состояние подкреплялось звонками Сергея Викторовича. Анатолий испытывал смешанные чувства. Он хотел поскорее покончить с этим делом, чтобы как можно быстрее избавиться от назойливого знакомого. Но в душе все еще висел образ той, ради кого он в первую очередь старался. Мать Льва еще со школы нравилась медику. Ее завораживающая улыбка, прямолинейный и бойкий характер были самой настоящей отдушиной для скромного и тихого парня. Вечерами они сидели в библиотеке отца Киры и обсуждали будущее, листая заумные книги, которыми заполнил свои полки Василий Генрихович. А все те искренние истории, что девушка рассказывала Анатолию, с каждым днем все сильнее и сильнее влюбляли в нее. Казалось ничего не может разрушить тот мир, созданный этими друзьями. Парень долгое время решался рассказать Кире о своих чувствах и мечтал сделать ей предложение на выпускном. Но все разрушилось, когда девушка прибежала к нему домой и рассказала, что встретила любовь всей своей жизни. Воспоминания о том дне, в придачу с последними словами, с которыми эти двое поставили жирный крест на общении, нахлынули на Анатолия, когда он вновь вошел в палату ко Льву. Он медленно подошел к койке и раскинувшись на стуле, начал прокручивать в голове образ Киры. — Эх, Лева, мне так жаль, что все вышло так. Надеюсь, что твоя мама сейчас наблюдает за тобой. Если бы она была жива, она никогда не дала бы такому случиться, — на глазах мужчины начали выступать слезы и он, прижав свой большой кулак ко рту продолжил. — Я хочу искупить все свои ошибки прошлого, я хочу, чтобы она меня простила. Поэтому, пожалуйста, ради нее, ради себя — очнись. Не делай хуже себе, там тебя ничего не ждет. А здесь, знаю, твой отец тот еще мудак, но я позвонил Василию Генриховичу, он должен скоро приехать. Сережа запретил мне говорить о том, в каком состоянии ты находишься твоему деду и дяде, но я так больше не могу. Анатолий вытянул трясущиеся от эмоций руки и пустым взглядом уткнулся в них, чтобы набраться смелости и признаться хотя бы себе. — Сегодня мне снилась твоя мама. Впервые за очень много лет, представляешь. Я виню себя во всем, что был трусом и не рассказал о чувствах раньше, что бросил ее тогда, когда узнал о неоднократных побоях от твоего отца, хотя она продолжала утверждать, что он хороший, — тихие слезы, что до этого стекали по щетинистым щекам врача, стали превращаться в самую настоящую истерику, — Я ненавижу себя, я ненавижу его. Когда я впервые увидел тебя, мне было плевать, выживешь ты или нет, потому что ты напоминал мне своего отца. Но, когда я оперировал тебя, в конце долго всматривался в твое лицо. Ты точная копия своей мамы. Я не хочу терять ее снова. Хочу, чтобы она услышала меня и простила. Я готов бросить все, лишь бы ты выжил и я нашел свое успокоение. Анатолий не мог прийти в себя, как бы не пытался собраться с силами. Все, что он так долго копил, в момент вырвалось из самого основания души. Ему хотелось кричать от боли и несправедливости, но положение заставляло сдерживать эмоции. Вытирая своей большой рукой слезы он продолжал всматриваться в лицо Льва. — Невозможно… — глаза мужчины резко раскрылись. — Валя! Валя, сюда, быстро, он открыл глаза!