*
Дни тянулись бесцветной грядой, и каждый шорох, производимый одеждой, каждая птица, пролетающая вблизи, каждый косой взгляд, провожающий до фок-мачты, наводили тонну мыслей о тайной слежке. Чувство тревоги тоненькой ниткой прокралось и связало по рукам. Скара прятал свою шляпу за тонкими дверцами шкафа и исчезал следом, и тогда знойные дни на корабле разбавлялись сильными грозами в шляпе, погоду в которой он не контролировал. Потому Скара нигде не мог найти себе места. Это была уже вторая птица, следующая за ними, и второе напоминание, что он в опасности. Когда очередная смена подошла к концу, он решил попробовать уснуть в предоставленной постели. Знал, что не уснет, но хрупкой человеческой оболочке требовался отдых. Раздался стук. И он напрягся, как перетянутая струна. За сёдзи не было теней. «Вернулся?» — тревожно подумал он, сразу вспомнив, как упал из вороньего гнезда. Вмиг стало не по себе. Он уже забыл, что собирался порвать обладателя этого голоса на маленькие кусочки и пустить на тряпицы для Дэмина, чтобы не тратил сукно. Стук. Скара бесшумно приподнялся, свесил ноги, не отрывая недоверчивого взгляда от двери. Рука рефлекторно потянулась к кинжалу в складках одежды. Лунный серп тайком подглядывал за ним из-за окна, время от времени прячась за кучевыми облаками, будто в страхе за него. Больше звуков не было, но Скара набрав воздуха в грудь, решительно двинулся навстречу к опасности. Предварительно сняв шляпу, он подошёл к двери со стороны, чтобы не отбрасывать теней. Медленно отворил створку и выглянул наружу. Вокруг ни души. Он видел кусок грот-мачты, каюты с противоположной стороны внизу, пустой полуют, поднятые паруса, за которыми уж точно теперь никто не мог скрыться. Люши тоже не было видно из-за дна гнезда. Он вышел вперёд. Огляделся. Лишь тогда увидел, что из-за угла кают выглядывают самурайские одежды. Красные. И такого же цвета зоркие глаза глядят прямо на него. Но, моргнув единожды, Скара потерял его из виду. Теперь увереннее пошёл вперёд, почему-то прячась от стоящего спиной Хай Луна, который и так не увидел бы его. В несколько широких шагов он пересек расстояние между каютой и полуютом, спрятался за ним и никого не обнаружил. Отсюда вид был совсем другой. Расстояние между дном верхней палубы и водой казалось мизерным, наверное, будь из трюма окно, выходило бы оно прямо в воду. Борт отделял его от шага в пустоту, а там в объятия волн, которых он остерегался. Над головой было подобие крыши, что сужало пространство вокруг, и Скара вспомнил далекое чувство, будто снова заключенный в павильоне. Здесь ему нравилось значительно меньше. — Скара. Мурашки табуном сбежали вверх по спине, плечи вздернулись. Не лукавый, не насмешливый и не опасный, но все еще досадный голос звучал откуда-то сверху. Скара физически ощутил взгляд, направленный ему в спину немного правее вверху. «Сидит на крыше?» Он не стал оборачиваться. Отвечать — тоже.Спрятал клинок обратно в одежды. — А ты так же немногословен. Кадзуха закинул крючок. — Что ты хочешь сказать? Скара за него зацепился, встревожился, учуяв скрытое сравнение. — Позавидовал птицам? — спросил голос. Новичок застыл. — Что ты несешь? Старпом не продолжил. Злость закипала от несвязного диалога. Если не собирался сказать ничего разумного, зачем выманил из каюты? Пока Скара злился в своих мыслях, вперед спрыгнул человек с наставленным на него обнаженным клинком. Скара машинально протянул руку, ловя брошенный ему меч. Свободолюбивый взгляд сейчас студил своей бесчувственностью; светлые волосы, отброшенные ветром, и красная прядь, кляксой выделяющаяся в этом свете. Несмотря на самурайские одежды противника, в руках он держал отнюдь не дайсё. Кончик его клинка упирался новичку точно в грудь, но Скара вел себя смелее, поскольку стоял спиной к полуюту, а не к борту корабля, через который мог сорваться. Взгляд его забегал по появившемуся силуэту в поисках Глаза Бога. — Хочешь, чтобы я сразился с тобой? — усмехнулся он, плотнее сжимая рукоять меча. Старпом рассек воздух рядом с его лицом, пресекая разговоры, и Скара вскинул оружие, плохо лежащее в руке. Каэдэхара наступал с жестокостью палача, терпением истязателя, и шаги его были твердые и уверенные, когда он ударами клинка уводил Скару глубже на палубу. А тот неумело отбивался и уворачивался, будто пытаясь вспомнить что-то из прошлого: как его тренировали в детстве воины, что видел в битвах с Фатуи. Лязг клинков ласкал слух, но Скара был слишком сосредоточен на том, чтобы не потерять ни одну из конечностей, потому буравил взглядом забинтованную руку, искусно направляющую меч. Сквозь звон стали он услышал спокойный голос старпома: — Ты беспорядочен. И отвлекся. Не смог заблокировать серию ударов, прилетевших прямо в грудь, увел клинок противника в сторону и потерял свой меч. Это был ожидаемый исход. В полушаге позади был борт корабля, спереди — неприметная, но смертоносная сталь со множеством мелких царапин. Только тогда он обратил внимание на то, что меч в руке старпома не был особенным, блеклый, ничем не примечательный; тот, что уронил Скара, был и то изысканнее, но в клинке не было смысла, если его обладатель не умел им пользоваться. Опытный самурай даже с сучком вместо меча одержит победу. Несколько секунд они глядели друг на друга, Скара со вскинутыми руками, Кадзуха — с протянутым клинком. Пара секунд, чтобы разжечь синее пламя злости, граничащей с обидой. Один взмах меча, и Скара ранен в руку. Но быстрая реакция тела оголяет кинжал, спрятанный за пазухой, и отражает удар. Повернув его горизонтально, он помогает себе второй рукой и режет левую ладонь о лезвие, пытаясь удержать его в руке. — А ты всегда вооружен, как я посмотрю. Кадзуха давит еще некоторое время, прижимая его к борту, а тот шипит от злости и боли в ладони и спине, свешиваясь вниз. Скара считает секунды, выдержки не хватает, в руках все заметнее отслеживается дрожь. В последний момент старпом отступает, засовывает меч в ножны и отворачивается, словно забыв о противнике. Скара захотел всадить кровавый кинжал ему в спину. — Ты мог лишиться правой руки и дважды левой, четыре раза быть заколотым в грудь и больше десяти раз ранен в ноги, — бросил Каэдэхара полубоком, не глядя на него. — В итоге лишиться жизни больше семнадцати раз. — Семнадцать возможностей, и ты упустил каждую. — или их упустил я. Старпом юмора не оценил, в его кленовых глазах было что-то более громкое, чем разочарование. — Твои меткие броски — не дар свыше, а плод долгих упорных практик, но в фехтовании ты плох. Для чего же ты практиковал именно этот навык и обходил стороной что-то более важное? Сокол, убитый тобой, кружит только над вершинами гор Инадзумы, а мы приближаемся к самой ее границе. Бескрайнее необъятное море мало чем напоминает острые пики гор, не считаешь? Скара чувствовал себя глупцом. Варвар, пойманный на самой маленькой краже. Фокусник на улицах Сумеру, что не впечатлил зрителей и оказался разоблаченным. Не сумел скрыться, сохранить тайну. Вся надежда вмиг стала призрачной игрой воображения, которому не суждено стать явью, оттого разозлился сильнее. Он сжал окровавленную руку и отвернулся к борту корабля, в спешке выдумывая оправдание поступку. Старпом был слишком близок к правде. — Может, одаришь парой слов? — ядовито бросил он. — Или мне следует осведомить капитана, что есть… — он призадумался, подбирая слово для Скары, — некая опасность? Скара оглянулся на него, презрительно сверкнув глазами. Ничто не горело в нем сильнее, чем желание достичь цели. Он потерял все. А может, у него с самого начала ничего не было, и погоня за удовлетворением, скрытым флером загадочности, вселяла в него надежду, что у него это «что-то», за что нужно бороться, есть: за статус, за уважение, за поданных. Нет, за свою свободу. Сейчас, потеряв возможность попасть в Сумеру, он потерял бы даже крохотную веру в то, что разговоры про черную и белую полосы — не ложь. Веру в то, что покой существует. Он и не думал о том, что старпом может быть самой проблемной фигурой в его плане. Каэдэхара не походил на болтуна, распространяться бы не стал, но сам факт того, что именно он приблизился к разгадке, заставлял Скару колебаться. Старпом, приняв такой ответ, молча двинулся в сторону капитанской каюты. Он знал, что она не спит в это время. — Птица-разведчик. — выдал новичок, внимательно следя за вставшим старпомом. Он сам отошел от борта и двинулся к корме судна, полагая, что там вероятность быть подслушанным будет меньше. Сжав ладонь в кулак, он скрестил руки на груди, повернув голову к баллисте. Он намеренно не смотрел на собеседника. Когда в нескольких метрах от него остановились шаги, он продолжил: — Эти птицы вестники плохих вестей. За ними тянется кровавый след, и я не хочу быть с ним одним целым. Тени, накрывшие Каэдэхару, спрятали его лицо, отчего угадать его настроение было невозможно. — Раньше они были обычными птицами, кружили над домами поселенцев, добывали еду и улетали в горы. Но одной осенью они исчезли, будто их никогда и не существовало. Приближалась весенняя пора, урожай был неладный, а затем кто-то заметил, что храм Наруками захватил страшный ураган. Черный смерч спрятал всю гору Ёго, Священная Сакура пропала. Только когда подошли ближе, увидели, что это и не ураган вовсе, а обезумевшая стая птиц, кружащая в безумном танце. — мрачно заключил он. — Один глаз у них сияет аметистом, во втором плещется тьма. — У сокола, которого ты убил, были обыкновенные глаза хищной птицы. — Потому что он упал уже мертвым. — То, что тебе известно так много, уже вызывает излишнее любопытство. — Точно подмечено, оно излишнее. Хочешь узнать больше? Это может плохо кончиться. — Столкнуться с опасностью, будучи неподготовленным — вот что кончится плохо. Ты не можешь научиться ползти за одну ночь, не можешь научиться ходить за две ночи, тебе потребуется много больше трех дней, чтобы управлять мечом в руке, а чтобы убивать птиц в полете, и то потребуются годы. Сколько же ночей ты провел, обучаясь меткости? Сколько клинков омыл кровью? Дни будут сменять друг друга, а ты будешь тренировать свое тело и дух, злиться из-за неудач, но в итоге сумеешь обрести желаемое. Тот, кто захочет, своего добьется. Ты же выглядишь так, словно намеренно не хочешь оградить от опасности. Скара удивился его проницательности. — С чего мне о вас переживать? — С того, что если потонет судно, то ты уйдешь под воду вместе с ним. Скара как никогда остро почувствовал себя беспомощным. Он испытывал что-то подобное только в далеком прошлом, что уже подернуто тонкой пеленой беспамятства, чувства приутихли от неспешного хода времени. Если с судном действительно что-то произойдет, то ему негде будет скрыться. — Ничего не будет, если вовремя избавляться от разведчиков. — деланно отмахнулся он. Тон старпома сменился: — А если копнуть глубже, не хочешь рассказать, почему сёгунат заинтересован в преследовании нашего судна? — О каком еще преследовании ты говоришь? — возмутился Скара, напрягшись всем телом. Старпом цеплялся за каждое слово и раскрывал все, что юноша тщательно прятал. За один разговор совершил уйму ошибок. Подбирать слова стало тяжелее. — Почему предполагаешь, что ваше судно — конечная, главная цель? Вы никому даром не сдались. Шорох сложенного паруса разбавлял напряженную тишину, повисшую между ними, ветер играл с водой, и легкий холодок пробежал по рукам, скрытым широкими рукавами светлой рубахи, на которой он еще не зная об этом оставил следы крови. — У тебя ведь нет Глаза Бога, верно? Сдается мне, стихия Электро тебе не поддается, — Каэдэхара его будто не слышал. Складывал элементы пазла прямо перед ним и делал это вполне удачно. Ещё несколько деталей раскрыли бы всю картину. — Это не имеет отношения к вашей безопасности и безопасности вашего убогого судна. Несвязный допрос выбивал из эмоционального равновесия. Апатию, что он испытывал в начале своего пребывания на корабле, сменило легкое раздражение и нервозность. Его ноги слегка подрагивали. Он услышал смешок. — Ты свободен на сегодня, вестник дурного знамения. Скара скептично сощурился на такое обращение, резко оттолкнулся от борта и направился к своему убежищу. — И кстати, — сказал Каэдэхара напоследок, — по-другому этих птиц называют Мурасакиро-Тори. Юнге потребовалась секунда, чтобы осознать, что тот сказал. Удивленно обернувшись, он увидел, что старпом уже скрылся за полуютом, и если быть точнее, то его светлые волосы выглядывали из-за односкатной крыши — он вновь забрался наверх и смотрел на море. Плотно задвинув створки дверей, Скара разжал окровавленную ладонь. Ещё никогда у него не шла кровь из ран.*
— …Покоряем мы моря, Не страшны нам дали. Чудищ всех порубим? Да! Нас куют из стали. — Что за идиотская песня. Матросы, прибывая в хорошем расположении духа, распевали песни, пока раскладывали еду на столе для только закончившего тренировку отряда. Даже Ибуки расслабил свое вечно серьезное лицо. Второй помощник Шу засмеялся, глядя на Скару. Пожалуй, это был второй человек на палубе, который оголял зубы не для того, чтобы шикнуть или наорать на него, а чтобы улыбнуться. — Иди к нам, мы научим тебя парочке песен, — он поправил квадратные очки запястьем. В руках он держал пачку писем. Когда бы Скара его ни видел, тот всегда перебирал бумажки. Скара отвернулся влево, скучающе подперев голову рукой, и в этот момент заметил Бэй Доу. Она стояла у штурвала вместе с Хай Луном, потом отослала его куда-то и осталась стоять сама. — Пришел сказать очередную гадость? Кто не угодил в этот раз? Сказано это было в шутку, однако Скара, вставший рядом, скрестил руки на груди, рассматривая горизонт. — Матросы на вашем корабле очень шумные. Бэй Доу усмехнулась, глядя на него. — Матросы на моем корабле самые прилежные. — Да уж, особенно это видно, когда бросаются на тебя с клинком. — Вы повздорили с Фу Жун? — почему-то предположила она, хотя в правдоподобности этой мысли не стоило сомневаться — Фу Жун была первая, кто хотел испытать новичка. — Нет. Бэй Доу тоже посмотрела на горизонт, не задавая более вопросов. — Он отвечает за дисциплину на судне, готовить экипаж к борьбе — его обязанность. Скара невольно огляделся. — Что на твоей одежде? Отдай профосу, — она протянула руку к его верхней рубахе, на которую попала кровь с ладони, и юноша сделал шаг назад. — Сам разберусь. — Тц, какой самостоятельный, — подразнила она, вернув руку на место — на штурвал. — С Кадзухой мало кто справится, поэтому будь паинькой. Может, даже научишься чему-нибудь. Сардоническое презрение на его лице было главным показателем его отношения к ним, но сейчас на нем играла стесненная ее замечанием гордость. — Раньше у него был Глаз Бога, но если спросить меня, с ним или без, он одинаково ценен на судне. Не завязывай с ним конфликтов. — она сжала руку на штурвале, уводя его правее. — О, так он ранимый поэт с тонкой душевной организацией? — ядовито бросил он. — Мерзость. — Мерзко то, как Сёгун жертвует благополучием своего народа ради политики. Скара окаменел. Повернул к ней голову. Получается, Глаз Бога старпома забрали на войне? Бэй Доу, сама того не понимая, зацепила ниточку в паутине его мыслей, она же всколыхнула что-то внутри — колокольчик, оповещавший о новой информации, которую нужно было обдумать. И предводительница корабля, будто не она сейчас говорила о болячках приближенного, сменила тон и тему разговора. — Мы с экипажем провели голосование, — Скара вскинул бровь, — ты будешь заменять Сюй Люши в ночное время. Догадка возникла сама собой. Он хмыкнул, прекрасно понимая смысл этого решения. Чтобы глаза не мозолил. — Капитан, карта этого острова… А ты что тут забыл?! Хай Лун, изучавший карту в руках и даже не дошедший до капитана, громко возмутился. — А ну прочь, мелкий гаденыш. Скара сжимал челюсти, прикусив язык. Так и хотелось сказать пару ласковых в ответ. — Будете меняться каждую неделю. Иди отдохни, тебе предстоит бодрствовать всю ночь, — приказала Бэй Доу, спешно забирая бумаги из рук штурмана. Она не смотрела на них — ждала, пока Скара уйдёт, а тот напротив долго смотрел на неё, затем на карты. Когда взгляд его упал на них, руки ее сжались. — Живее. Сжатую ладонь неприятно обожгло, и он развернулся на пятках. Оставшийся день он не показывался на глаза, чему экипаж был неслыханно рад. Матросы мыли полы, сталкивались швабрами, подражая искусству боя на древковых оружиях, чистили картошку, стирали белье и суетливо носились по палубе, перетаскивая некоторые вещи в трюм, помощники были у себя, занимаясь бумагами за столами. Пока капитан был на палубе, старпом исчезал, стоило скрыться капитану, как силуэт помощника мелькал то тут, то там. По нему сложно было сказать, что всего неделю назад он был серьёзно ранен, но только стены его каюты знали, что каждую ночь бинты на его бедре окрашивались в красный. Сумерки опустились на палубу: оставшийся полукруг от солнца утопал в море, сверкающем расплавленным золотом. Скара смотрел на него из своей каюты, совсем не жалея глаза. Освещённые солнцем, они приобрели цвет индиго, в котором проступали крапинки синего, присущего туманному цветку. Они тоже жгли своим холодом.*
— О, треклятые хиличурлы, как ты меня напугал! Пошатнувшись, Люши взялся за повязку на голове и борт гнезда. Ветер срывал с него головной убор. Скара появился неожиданно и неслышно из-за воющего ветра. — Ты взял с собой что-нибудь теплое? — спросил Люши, окинув его взглядом. — Ветер под вечер совсем обезумел. Скара молча ждал, пока он уйдёт. Поняв это, Люши поджал губы. Снял с головы ткань и повязал крепко на запястье, чтобы не слетела. — Удачи на первом ночном дежурстве! — он улыбнулся, будто уходил нехотя, и свесил ногу, пытаясь найти лестницу вслепую, но веревка болталась туда-сюда, и он никак не мог ступить на неё. Подняв ногу обратно, он попытался ухватиться за неё руками, чтобы слезть. — Как ты вообще поднялся? — пробурчал он. — Будто шторм начинается… И в момент, когда уже встал на неё, приготовился спуститься, сорвался. Он успел только вскрикнуть, когда в его запястье схватились крепкой хваткой. Скара сам не ожидал такой реакции от себя. Вытянул его обратно наверх и отряхнул руки, пока Люши, упав на дно гнезда, приходил в чувства. Его спина дрожала, а глаза испуганно глядели на руки, которыми он упёрся в пол. — Знаешь, — сказал он через пару минут, не сдвигаясь с места, — когда я увидел, что ты упал отсюда, я сильно испугался. Скара едва его слышал. — Я и представить не мог, какой ужас тогда ощутил ты. А теперь понял. Его тихий голос превратился в смешок, а смешок в странный хохот. Скара немного настороженно смотрел на него, не совсем понимая его реакцию. Люши смеялся, прижав голову к жесткому дереву пола. Юноша не верил, что кто-то может оценить весь ужас, испытанный им. Давно Скара понял для себя одну вещь — никто не поймёт тебя лучше, чем ты сам, никто не выручит в беде, кроме тебя самого, никто не откликнется на твой зов, кроме твоих собственных мыслей. Кричи и вопи, плач и моли, но спасение придет только когда сам в себя придешь. — Спасибо, — Люши ему вдруг улыбнулся. — Для меня еще никто такого не делал. Не мог этот до тошноты улыбчивый юноша прожить такую же жизнь без опоры, какую прожил Скара. — Ой, старший помощник смотрит. Мне нужно быть на нижней палубе. Я пошел. В этот раз увереннее он ступил на лестницу и исчез за дном гнезда. Скара же, нахмурившись, остался стоять на месте, несмотря на ветер, так и норовивший столкнуть его вниз.*
Прошедшая ночь не выходила из головы, в которой и так был туман. Старпом пытался добраться до правды ради безопасности экипажа, расспрашивал про птицу, хоть сам прекрасно все знал, поединок устроил, чтобы выместить злость на непрошенном госте, но капитану ничего не сказал. Скара не понимал почему. После разговора с Бэй Доу вопросов стало еще больше. Получается, Каэдэхара спросил про Глаз Бога, потому что лишился своего? Выяснял о причастности Скары к политическим играм? Никто из экипажа и близко к старпому не приближался. Матросы только любопытно смотрели ему в спину, сутуля плечи, когда он отворачивался. Он построил себе репутацию, при которой они стеснялись дышать слишком громко, стоять слишком криво. Шагать надо тише — нельзя мешать старпому слушать ветер, когда чихаешь, надо плотно закрыть рот, потому что у старпома чуткий слух, ничего если уши заложит. Даже бойцы тренировались, осторожно глядя на Каэдэхару, если оружие звенело слишком громко. Ибуки единственный петушился, пытаясь произвести на него впечатление. Со Скарой было иначе. Матросы могли специально стучать по фок-мачте, когда он взбирался наверх, толкать его в плечи, когда проходили мимо — тогда у них завязывалась драка — громко разговаривать о непотребствах у его каюты, когда он заканчивал дежурство. Но были моменты, когда даже при Скаре они неожиданно замолкали. Воровато передавая шёпот от одного другому, они разбредались по своим делам, оставив новичка одного, а Скара тут же смотрел по сторонам, чтобы понять, как работает эта система. Только старпом занимал его мысли с той ночи на корме, а разговор с Бэй Доу прочнее всадил эти мысли в его голову. Каэдэхара был единственным, кого Скара не видел со своего места, кого не слышал в гомоне голосов, кого не мог игнорировать из-за его прозорливости. Может, причиной тому было его сходство с давним знакомым Скары, из-за которого он не мог даже в лицо ему смотреть или дело было в неизвестности его характера. То, что ты понимаешь, уже не страшно, не чуждо, потому что знаешь, как им управлять. Оно становится твоим. Скара о старпоме знал одно — даже без Глаза Бога он мог разоблачить всю его ложь и убить в равном поединке. Скара, заявлявший о своей исключительной силе, становился трусливым пустословом. Мысли неожиданно привели его к выгоде, которую он мог получить после ночного боя. Если бы Каэдэхара сражался с ним каждую ночь, Скара непременно овладел бы всеми техниками, которые непроизвольно продемонстрировал старпом. Если исключительная сила новичка была ничем на данный момент, то исключительная память была всем, чем он мог воспользоваться. Повторить ночной бой стало необходимостью. Палуба, наполненная жизнью весь день, неожиданно стихла ночью, оставляя после себя фантомный звон в ушах, или то был воющий ветер, дразнящий волны в море. Только опустив взгляд на палубу, Скара увидел, что она абсолютно пуста: закрыты горловины, люки и двери, выходящие на открытую палубу, только капитан стоит у штурвала, смотря наверх, а не вперед. — Ты что здесь делаешь? — вместе с тяжёлым ревом грома раздался легкий точно свежий бриз голос. Скара прижал шляпу к голове, оборачиваясь к Каэдэхаре. — Все матросы были отправлены вниз из-за приближающегося шторма, — продолжил старпом держась за борт с внешней стороны. Одна нога была поднята на гнездо, второй он стоял на лестнице. — Ты чем-то выделился? Скара отвернулся, словно его не заботила непогода. Он не собирался говорить, что его никто не предупредил о шторме и эвакуации, только продолжил смотреть вперед, не видя ничего из-за густой тьмы и облака, в которое они попали. — Ты здесь не нужен, спускайся вниз, — старпом подал голос, поняв, что юноша говорить не намерен. — Я нигде не нужен, и потому всего лишь занял немного пространства там, где никого не увижу, но сюда явился ты. Его сердитые глаза сверкнули в дымке тумана. — Я сомневаюсь, что здесь ты получишь удовольствие от одиночества. Ты неправ, если считаешь, что тут тебя никто не побеспокоит. Скара полуобернулся. — Ты окружен, не видишь? — Каэдэхара одной рукой указал на все вокруг. — Ветер воет и свистит, небо опустилось вплотную к тебе, объяв облаками. Старпом был прав, даже его силуэт расплывался перед глазами. — Не хуже чем среди них, — Каэдэхара прекрасно понял, о ком тот говорил. — Здесь опасно. — Забавно. Разве это не играет вам на руку? Смешок растворился в ветре встрепенувшем воды, моросивший дождь падал на палубу, которой не было видно. Кожа на ногах покрылась мурашками от холодка, тихий шелест отвлекал. Светлые пряди, слегка намокшие от продолжительной моросни, прилипли к лицу старпома, и он зачесал их назад, подумав о чем-то. — Зависит от твоих целей, с моими они не совпадают. — Это должно было звучать убедительно? — Достаточно, чтобы я мог убедиться в твоем неоспоримом упрямстве. Не подвергай себя опасности, если есть возможность ее избежать, это глупо. Скара деланно засмеялся. — Разве ваш капитан не отправил меня сюда специально, чтобы я умер уже? Чтобы ударила молния, снесло ветром, лишь бы не доставлял проблем? Глупо идти против с— Мир вокруг зашатался, и Скара потерял опору, грубый удар по корпусу корабля образовал сильный толчок, из-за которого он потерял равновесие. Сидя в гнезде, он поднял голову и не увидел Каэдэхару, который только что держался за борт и смотрел на него недовольно. Кинулся вперед и посмотрел вниз, туда где лестница сливалась с темнотой. Только столкнувшись с этой картиной он понял безнадежность ситуации. Гроза его пугала, что уж говорить о шторме. Молнии, которые рассекали небо, наводили животный ужас, с которым он не мог справиться с самого детства, с того самого момента, как увидел мать управляющую элементом электро. Он не должен был страшиться его, ведь мама была крепостью, за которой он прятался от людей, но все обернулось так, что прятаться пришлось от матери и ее ломаных лиловых линий. Спускаться на ощупь было опасно, Люши показал, что это плохая идея. Ждать, пока ударит молнией — тоже. Внизу были голоса — старшие матросы помогали капитану управлять кораблем, который несло в разные стороны от порывистого ветра. Он с громким скрежетом отплыл от невидимого препятствия. Что это было — непонятно, Скаре хотелось скрыться. — На пути еще один риф, не рискуй зря, — Скара оторвал взгляд от беспросветного мрака и увидел старпома на другой стороне гнезда. — Как ты…? — Я не первый год на корабле, да и ветер, — Каэдэхара посмотрел себе за спину, будто бы что-то увидев, — мы с ним близки, если так можно сказать. Нам нужно торопиться. Перепрыгнув край бочки, старпом раскрыл маленький мешочек, который он достал из складок одежды. Вынул толстую ткань, потянул ее в разные стороны, проверяя на прочность и обмотал вокруг пояса, плотно завязал и протянул оставшуюся часть Скаре. Тот посмотрел сначала на нее потом на старпома, ничего не предпринимая. — Хватит упираться. Я и сам не рад сложившейся ситуации, помоги мне избавить нас обоих от неприятного нам общества. С этими словами он вложил в его руку оставшуюся ткань, что тянулась от его пояса, и подошел к лестнице. Туман не рассеивался. — Спускаешься первым, чтобы я мог подстраховать тебя. — Странно слышать это, когда вчера ты говорил о семнадцати возможностях убить меня, — Скара говорит неразборчиво, резкими движениями завязывая узел на боку. — Уже восемнадцати. — Неужели? Старпом обернулся со скрещенными на груди руками и вздохнул, увидев, как тот выполняет порученную работу. — Да, мне ничего не стоит сбросить тебя отсюда. Развяжется и полетишь вниз. — одним резким движением он затянул узел так туго, что вышиб весь воздух из груди юноши. Сделал еще один оборот и, убедившись в его прочности, отпустил, — Не скажу, что сильно возражаю, но это противоречит моим принципам. — Постараюсь быть самой тяжелой твоей ношей, — ответил тот ему, ощупывая свой пояс. Между ними натянулась ткань, когда Кадзуха сделал шаг назад. Он уже было повелел идти вперед, но заметил, что Скара продолжает держать шляпу. — Дай ее мне. Скара посмотрел на него как на тронутого умом. — Я верну ее внизу. Новичок небрежно бросил шляпу ему в руки, внимательно следя, чтобы старпом не сделал ничего безрассудного. Волосы больше не укрытые тяжелым головным убором пришли в полный беспорядок из-за играющего с ними ветра. Скара думал, что его протяжный выдох остался неслышимым, но у Кадзухи был слишком чуткий слух, чтобы его не различить, и слишком тактичный склад характера, чтобы о нем говорить. Когда он смог найти лестницу, то стал поспокойнее. Осторожно ступил на следующий уровень, дожидаясь старпома. Тот встал на лестницу увереннее Скары, и его гэта оказались перед его носом. Несмотря на то, что его хаори был плотно завязан, полы его беспорядочно трепыхались, попадая Скаре по лицу, из-за чего тот отвернулся вправо. Несколько минут они медленно спускались. Старпом не торопил его, позволяя собранно искать лестницу под ногами, терпеливо ждал, иногда прорезая темноту багряными глазами, чтобы наблюдать за новичком. С шляпы, привязанной к груди, струилась вуаль, пытаясь спрятать юношу от взора. Особо сильный порыв ветра толкнул тонкую веревочную лестницу, и Скара прижался к ней плотнее, широко раскрыв глаза. Молния над головой сверкнула, освещая снующих в панике матросов на палубе. С такого расстояния их нельзя было различить, и Скаре показалось, что он уже видел такую картину в прошлом: сырая камера, гудящая голова, болящие руки и затылок. Он тогда поднялся с каменного пола плохо освещенного помещения и почувствовал движение под руками и бёдрами. Щекоткой пробежало что-то по икрам и Скара рефлекторно потянулся к ним, чтобы смахнуть, и наткнулся на таракана. Когда по пальцам что-то пробежало, он вскочил истерично отряхивая одежду. Липкие насекомые падали с его дрожащего от отвращения тела, но под одеждой, у рёбер, что ныли от каждого вдоха, что-то щипнуло, заставляя его вскрикнуть. В темноте стал различим рой тараканов кружащий вокруг его ног, словно затягивая в водоворот. Скара давил их с ожесточенным гневом и отвращением, но их будто становилось больше. Тошнота подкатывала к горлу, крик застревал там же. От безысходности он ринулся к ржавым прутьям решетки и тут же отшатнулся, зашипев от боли в руках. Железо, обработанное кислотным веществом, оставило ожоги на его ладонях. По ногам побежала дрожь и Скара дернулся на секунду вернувшись в то время. Ноги подогнулись, тем самым оттягивая ткань между ним и старпомом. Он сам не понял, как схватился за его ногу. Каэдэхара молча обернулся, не сдвигаясь с места. Скара, заметив, тут же убрал руку и возобновил движение вниз. Голоса внизу стали отчетливее, лица знакомее. — Семь баллов, капитан! Хай Лун, заменивший капитана, крутил штурвал, с прищуром глядя на чёрное море, скрытое за туманной завесой. — Зарифить грот! — крикнула Бэй Доу боцману и тот бросился к парусам. До палубы оставалось всего ничего, Скаре отчего-то расхотелось идти к ним, но появившиеся перед глазами гэта напомнили ему, что нужно двигаться дальше. — Слева надвигается волна! — осведомил Каэдэхара, спрыгивая с фок-мачты. Матросы, услышав его, бросились к капитану и парусам. Развязывая узел на поясе, он обратился к Скаре: — Отправляйся в каюту, здесь ты мало чем поможешь. Наблюдавший за одичавшим морем Скара не собирался трусливо прятаться, пока другая часть экипажа спасает корабль. Он вырос среди молний, сражался с ними, если развернется и сбежит, то еще окажется должен за спасенную жизнь. Ни за что. — Ты ничего не будешь должен. На границе Инадзумы всегда так, уже завтра мы будем в Ли Юэ, — Каэдэхара не смотрел, когда Скара сомнительно нахмурился, услышав, что он сказал. Ткань повисла на его поясе — старпом ушел, молча вернув ему шляпу. Развязывать свою половину Скара не спешил, смотрел в спину неприятеля, пытаясь разгадать его планы и мысли, но времени было мало: Инадзума жадно цеплялась за корму, не желая отпускать визитеров с грузом, принадлежащим ей. Взор его обратился к небу. Непроглядное, глубокое и мрачное оно вспыхивало и потухало вновь, ломаные вспышки рассекали его, освещая, будто подражая солнцу днем, но было в этих искрах что-то пугающе могучее и таинственное — не знаешь, где ждать следующий удар. Мать была такой же. Скара пытался прочитать ее, предвидеть ход, но парировать не получалось, пришлось уклоняться. Забросив шляпу на кровать в каюте и оставив ткань с пояса там же, он затерялся среди других матросов, стараясь не смотреть на разбушевавшееся море — оно вызывало панику. Взобрался на крыши кают и тут дождь с ветром объял его полностью, Скара непроизвольно развел руки, принимая стихию, сходящую с ума, безумную и беспорядочную. Он отшатнулся назад, но тут же сделал шаг вперед, вдыхая полной грудью морской воздух. В груди будто что-то стучало. Прямо над ним сверкнула молния, и он увидел хищника вдалеке — крадущегося зверя, притаившегося в тенях, но выданного одним незначительным жестом — волна, накатывающая на них, приближалась с левого борта. Она двигалась медленно или так только казалось, но Скара думал, что в долю секунды она разорвет их на части. Он перестал чувствовать раздражение от мокрых прядей, прилипших к лицу, одежды, намокшей до последней нитки, от стука капель о черепицу и дерево. Возвёл руку к фок-мачте, прислушиваясь к ощущениям. Хоть что-то он должен был унаследовать, не просто тонкие черты лица и вселенскую обиду на весь мир, но и силу, способную заряжать воздух током. Он был в шаге от прикосновения к звездам, тянулся вверх, пытаясь достать кончиком пальца до линии, которую остерегался. Воздуха в легких не было, только колкое напряжение. Небо забурлило, море зашипело. Воспоминание вспышкой ударило по глазам. Мама смотрит сверху вниз, величественная и недосягаемая, сильная и непобедимая, Скара так восхищен, так горд и так рад, что он ее сын. Изящное движение ее руки порождает красивые искры, безобидные и маленькие, и он тоже хочет прикоснуться к ним. Все вокруг засияло ослепительным светом, притягивая мрак к себе и полностью его поглощая, водяная завеса вскинулась вверх, бросаясь на корму, и Скара ослеп, отшатнувшись назад. Казалось, что свет пытался проникнуть даже внутрь него. Боль, которую он при этом ощутил, сосредоточилась в лице, и юноша не спешил открывать глаза, продолжая видеть под закрытыми веками витиеватые формы неприятно белого свечения. В молнии, ударившей перед ним, он видел одежду, волосы и даже рукоять меча, но дрожь побежала от пурпурных глаз, несущих смерть. Кто-то схватил его под локоть, когда он начал оседать на жесткую черепицу крыши. Решимость обратилась в страх, свет — в мрак. Последнее, что он видел — силуэт матери.