Двойняшки

      — Лейтенант Норт! Рады приветствовать в нашем заблудшем местечке! — раздалось с берега со смехом.       Капрал Геттинг стоял на причале, махал шапкой; из формы только блестевшие на лацканах броши войск Южной Каролины, остальное — гражданское. Лейтенант Норт встречал знакомое лицо с улыбкой. Несмотря на звание, его форма едва отличалась: на гражданское штопанное-перештопанное бурое пальто пришиты нашивки звания, на лацканах — две броши. Одна блестела принадлежностью к войскам, была схожей с той, что таскал Геттинг, вторая иллюстрировала причастность к штабному офицерскому руководству города Чарльз-Таун. И только треуголка, сейчас убранная к сумкам ради удобства, иллюстрировала устав британских армейских регуляров.       Махнув Геттингу рукой, Норт вернулся к помощи матросам. Лоцманский катер готовился пристать у форта Джонсон на острове Джеймс. На причале оживились с видом подходящего катера, его прибытие с материка означало чуть ли не проблеск света в тёмную-тёмную ночь, и являлось добрым предзнаменованием.       И становилось ещё добрее, когда посыльным от штаба присылали лейтенанта Норта. Несколько любопытных солдат, выглядывавших штабного с причала, так и повеселели, заметив знакомую фигурку офицера. А всё потому, что Норт означал не только письма от родных (и конечно к недовольству новые распоряжения из штаба), но и какой контрабандный товар, который обязательно офицер смог выбить у руководства, дабы определить их на нужды армии для галимого мёртвого места. Форт Джонсон по праву считался мерой наказания, если сюда определяли кого служить.       Катер пришвартовали. На берег лейтенант сошёл, нахлобучив треуголку на голову, лоцман задерживался. Норта тут же перехватил капрал Геттинг. Добрые товарищи обменялись не только рукопожатием, также и крепкими объятиями.       — Ну, что? — тише поинтересовался Геттинг. Норт улыбнулся, заметил, как солдатня с причала так и разминала шеи, как бы услышать чего нового. Да притихла.       — Недавно склад контрабанды нашли. Одиннадцать бочек пороха, несколько тюков тканей и…       — И-и-и?       — И, — Норт любил эти моменты затягивать: так и сейчас поджал губы, вскинул брови и имел удовольствие наблюдать всю прелесть нетерпения на лице Геттинга. — И штаб распорядился выделить вам помимо корпий, лекарств, ещё несколько одеял и тюков тканей, также пороха от изъятой контрабанды. — Не совсем. Норт снова мстительно замолчал. Геттинг нахмурился, как и хмурыми стояла солдатня позади.       — И всё? — упавшим голосом из последней надежды уточнил Геттинг.       Норт напустил на голос всю серьёзность, на какую был способен:       — Ещё письма, конечно. И распоряжения.       — Норт, — угрожающе начал Геттинг, упёр руки в бока и перемялся на месте, всем видом показывал, что эти письма с материка ему до бумажек в санитарную комнату.       Лейтенант капитулировал. Конечно же, он всё помнил:       — И ром. — Геттинг повеселел, приказал себе не веселиться раньше времени, оттого мигом сбавил веселье. Все ожидали. Норт шепнул тише:       — Пару бочек передали на форт Джонсон, однако я думаю мы вполне могли одну потерять по ходу, дабы облегчить прохождение отмели. — Лейтенант поджал губы. Капрал рассмеялся и хлопнул товарища по плечу.       — О, не волнуйтесь, лейтенант Норт, мы это обязательно зафиксируем и передадим в интендантскую службу.       Оба не сдержались и засмеялись.       — А табак? — шепнул Геттинг.       — Увы. — Норт, цокнув, покачал головой.       — Понял.       Капрал кивнул со всей серьёзностью. Оба знали, когда Норту не удавалось, значит, возможностей и впрямь не было, и значит до этого штаб забрал себе или реквизировали господа, в частности капитаны и интенданты в Чарльз-Тауне. Ныне табак являлся дефицитным от не урожайности и войн, потому довольствоваться оставалось перепавшим ромом.       Лоцман крикнул лейтенанта. Норт кивнул, заверив, что возьмёт людей на разгрузку и подойдёт для протоколирования.       — Ща возьму двоих, и покажешь их, одну переставим, уже подготовили. — Геттинг обернулся к солдатне, указал на двоих, свистнул им. Особые сигналы и жесты. Солдатня уяснила, повеселела, как и Геттинг, и выбранные мигом сбежали на помощь.       Началась разгрузка лоцманского катера.       Спустя чуть больше часа катер был разгружен, к тому моменту поспешил интендант форта, которому — какая жалость — не сообщили сразу о прибытии гостей из столицы. Ещё полчаса ушло на сверку документов, подписи их, на вздохи по утраченному, после интендант спросился, не передать ли сразу письма и распоряжения из штаба, и, получив заверение, что лейтенант сам навестит капитана, убежал до фортского начальства подписывать документы и принимать список на погрузку до столицы. Геттинг и Норт перевели дыхания, ещё пару десятков минут ушло на то, чтобы скрыть заветную бочку, и все зачинщики были таковы.       Капрал и лейтенант получили минуты тишины на причале. Наблюдая за тем, как на катере лоцман командовал расчисткой мест для принятия грузов от форта, оба разговорились.       — Н-да, не знаю, как бы без тебя были, Норт. Хоть один лучик света в этом долбанном… гадюшнике! — Геттинг грязной тряпкой протёр лицо, шею, волосы, следом нахлобучил шапку. Норт легко улыбнулся, от предложенной тряпки отказался, тогда капрал упрятал её в карман пальто. — Гадюшник притом в прямом смысле. Твари вновь на людей нападают, лейтенант. Пороха и требовали, наш или промок, или на исходе.       — Так чего ж так? Скверно храните? — Норт достал из внутреннего кармана пальто трубку, два свёртка табака. Ткнув товарища в бок, один он протянул Геттингу. Геттинг чуть повеселел и уж полез за своей трубкой, да пояснил:       — Подтопило немного, реки разлило, на складе ещё и дыру… дырищу! В крыше обнаружили. Вот и порох весь таков. Надо было у вас ещё плотника выбить как-то.       — Плотника не дадут, — покачал головой Норт.       — Чегось?       — На расхват они грамотные, стену сейчас латают городскую, иначе доски перекладывают с одного на другое, потому тут я уж тем более бессилен. Возьмите хирурга, кажись, есть у вас по спискам.       — Шутить изволишь? — фыркнул Геттинг.       — Что кости пилить, что с деревом заниматься, — философски растянул Норт, запихивая табак в трубку, — а порох на вас выбивать я не смогу часто.       Геттинг ограничился усмешкой, да задумался. Не так-то и лейтенант неправ был. Молчали, пока раскуривали трубки, затем в молчании нашли упокоение, рассматривая открывающийся вид на мыс Уиндмилл и виднеющийся вдалеке Чарльз-Таун. За это время вернулся интендант на причал, поначалу доложил, что капитан будет ждать Норта, после занялся погрузкой. Загружали на катер немного от форта. В основном частенько обратную корреспонденцию, сегодня же лейтенант заметил и нескольких раненных. Проводил их взглядом.       — Твари, говоришь, — выдохнул дым Норт, наблюдая, как погружали на носилках солдата. У того — вместо конечности культя.       — Ага, — вздохнул рядом Геттинг. — Патрули не отправить. Дозор не выставить. Мёртвая зона. Карл это. — Он кивнул на солдата без руки. — Ему оттяпали руку, заметили недалеко от форта по ночи. Видать запахом еды привлекли. Гадину подстрелили, но вот-с… потери.       Норт глубоко вдохнул и медленно выдохнул, следом затянулся табаком и спросил:       — Капитан что?       Геттинг покачал головой да фыркнул:       — Ты о Уайтхилле? — Он вскинул бровь.       — Ну да, чего это я. — Норт опустил взгляд на ноги и поскрёб носком сапога деревяшку причала.       Геттинг не отвёл взгляда, смотрел вплоть до момента, пока раненного не уместили на катере. Следом погружали второго — у того не было двух ног, капрал и тогда взгляда не отвёл. Норт же глядел в обманчиво-спокойные воды, воображение рисовало, как оттуда готовилась напасть гадина — одна из тех, о ком солдаты вели речь.       — Я чё понять не могу, на кой чёрт этого чёрта к нам прислали?       Норт дёрнул уголком губ. Прежде, чем зашептать ответ, затянулся и пробормотал:       — Он из Англии, Джордж.       — Из А-а-англии, — ядовито растянул Геттинг.       — Ага. Там говорят обрюхатил кого, потому в колонии сослали. Поначалу в Виргинию, но и там не прижился…       — Тоже обрюхатил? — заискивающе поинтересовался капрал.       — Нет. — Лейтенант шмыгнул носом, думал, говорить или нет, после мысленно послал всё к чёрту и поглядел в сторону Чарльз-Тауна через спокойные воды. — Мужеложство.       Он прищурился, сделал затяжку. Капрал рядом сделал её раньше, да от дыма подавился.       — Дак как это? — успокоившись, начал Геттинг.       — Хочешь проверить? — язвительно протянул лейтенант, покосился на товарища. Тот начал креститься, следом тронул столб причала, за дерево подержался. А после разразился смехом, по прошествии которого только растянул:       — М-да-а-а.       Норт вторил:       — Ага-а-а.       Капрал опёрся о столб, положив на него руки. Лейтенант мельком глянул на лоцманский катер — интендант покидал его, а значит, погрузка закончилась.       — Мы ещё порядок в Империи хотим, ага? При таком мракобесии в столице… — затянул ворчливо Геттинг, выдыхая дым.       — Так-то я тоже из Англии, — хмыкнул Норт, сунул трубку в рот и перекинул вперёд сумку. Интендант шёл до него, значит-с истребует подпись документов.       — Ты другое, Норт. Ты своё-ё-ё. Тут же-с знаешь. Есть всякое, кого делом проверяют. Свои они всегда без слов понимают, чаво-каво и как. А несвоё только глазами лупает и всё спрашивает, и всё равно не так делает. Потому так-то. Наша она это. — Он поднял трубку. — Армейская. Мудрилка. — И сунул трубку в рот, затянулся.       Норт задержал долгий взгляд на товарище — тот глядел по-прежнему на воды мыса. Поначалу лейтенант растерялся, не понял, кто доподлинно эти «свои» — «не свои», потом определённо отпустил эти мысли. И решил, раз уж своё, то и на мелочах приятно.       Интендант подошёл, протянул бумаги и вновь напомнил за пакеты. Лейтенант оставил «галочки» на списках, так заменял её на подпись — откровенно он и не имел никакой подписи, потому только и «галки» плавали в его документах.       — Убудешь сегодня? — уточнил Геттинг, как интендант отошёл и лейтенант начал тушить трубку.       — Убуду. — Кивнул Норт. — В штабе сейчас переполох, на границах всё тяжело становится. Потому давай ты проводишь до кабинета капитана, и мы подумаем, что с гадинами делать.       — Идёт. — Капрал также засобирался.       Оба неспешно в форт отправились, миновали ворота главные, где вновь истребовали документы. Норт достал пухлое приписное с печатью Британской Короны, при виде его вахтенные махнули рукой, даже смотреть не стали, пропустили.       — Если отыскать их кладку и разворошить? Злее точно будет, но меньше вылупится на следующий сезон, нет? — предложил Норт, пряча документ во внутренний карман.       — Да-к кто ж согласится-то идти искать? Откровенно дальше форта многие ссут соваться, и не могу я их винить. Самому в пасть не охота, ой как не охота!       — Есть другие варианты? — Норт осмотрел укрепления, всё тянул время и для того, чтобы на катере матросня отдохнула, и чтобы они с Геттингом пообщались. — Сидеть за укреплениями-то вы сможете, пока не распределят обратно в Чарльз-Таун, а вот гражданские и торговцы… Совсем не выход, сам знаешь. Проблема от замалчивания по мановению руки точно не исчезнет.       — Я всё эт понимаю, Андрэ, понимаю, но кто ж поведёт? Может, ты?       Лейтенант удивлённо посмотрел на капрала. Оба остановились.       — Я? Я так-то не знаток мест размножения этих тварей.       — Но с тобой спокойнее многим из наших, не ставить же этого, который на палочках.       Норт сначала не понял. Геттинг качнул головой в сторону входа в главное здание форта, да потёр друг о друга указательные пальцы. После по-о-онял, кашлянул, покраснел.       — Сколь помню, следующий рейс ты будешь инспектировать готовность ко сборам, а? Там и останешься у нас, там и порешаем этих тварей. Нам спокойствие и мясо, тебе — кожа с каждого убитого. Ты ж ножны давно хотел.       — Хотел, — не стал отрицать Норт, кивнул важно, посмотрел на товарища уже без смущения. — Но у меня нет полномочий.       — Ты сможешь убедить, вы оба англичанины. Да и кэп рад будет спихнуть на кого то, что от него по запискам, — капрал кивнул на сумку лейтенанта с корреспонденцией, — требует штаб.       — Я…       Геттинг ехидно улыбался, следом посмеялся, заметил, что откровенно взял на крючок. Норту ничего не оставалось, как пытаться слезть с него:       — Надо взять от местных.       — Эт мо-о-о-ожно устро-о-оить.       Норт помрачнел, Геттинг призадумался, стену южную разглядывал, припоминал, кто проживал на территориях за стеной, следом затянул:       — Чуть южнее Сент-Остины, западнее плантации Майндропа, скорее откликнутся. Нам толк и им толк. Ну так что, ты с нами на охоту в следующий рейс?       — Я давно не охотился, — ради уже приличия протестовал Норт. — Никогда на крокодилов.       — Не сложнее, чем на зайцев, — отмахнулся Геттинг.       Норт выгнул бровь.       — Ну ладно. На волка.       Норт приподнял другую бровь, сложил руки на груди.       — Да брось, чё тебе стоит-то?       — Как минимум, жизнь моя.       — Но такое-е-е мясо! Такие но-о-ожны! — паясничал капрал, лейтенант вздохнул:       — Посмотрим, — заметив коварный повеселевший взгляд Геттинга, Норт добавил:       — Обещаться не стану.       — Но вы сказали, что посмотрите, — улыбнулся широко капрал, отступил. — Гляди, опять тебя высматривает, — кивнул Геттинг в сторону.       Норт проследил. Из здания показался интендант, нашёл его взглядом и со всей серьёзностью поторопил своим видом. Вышло так себе, однако лейтенант и впрямь поторопился. Он и капрал обещались встретиться после, перед отплытием.       Дальше уже пошло всё по стандартному уставу. Отчитаться перед капитаном, передать под подпись корреспонденцию, выстоять перед осторожными провокационными расспросами насчёт возможного пособничества лейтенанта со столицы к фортским (Норт всё отрицал и делал крайне удивлённое лицо), после быть свободным и вернуться обратно на причал, на котором капрал ещё раз — крайний — предпринял попытку точно взять обещание с лейтенанта насчёт охоты на крокодилов. Норт не мог устоять перед Геттингом, однако всё также: обещался только подумать.       Через ещё полчаса лоцманский катер заложил курс обратно на Чарльз-Таун. Норт с определённой тоской в душе покидал форт, пользовался тем, что матросня была занята и следил за фигуркой Геттинга, пока капрал не направился обратно в форт. Тревога определённо бурлила в душе, отчего-то было непокойно предчувствие. Норт не чувствовал такого давно, наверное, с момента, как сошёл с корабля флота в далёком прошлом.       Ему лейтенант тогда доверял, но отчего же сейчас оно вдруг взбунтовалось? Сопровождение в форт и обратно являлось стандартной обязанностью, ставшей привычной, отточенной до мелочей, как и привоз до солдатни того, что не оформлялось по документам. Так почему? Норт скользнул взглядом по заливу, водам, поглядел на форт, на далёкий пока Чарльз-Таун.       Предчувствие не унималось.       Будто хотело, чтобы лоцманский катер вернулся обратно в форт, задержался там. Норт затёр это, списал на совершенно другое чувство.       — Хорошо они к вам относятся, — раздалось сбоку.       «И лоцман тот же. Старик Йозеф», — убеждал себя Норт, поглядел на подошедшего. Оба опёрлись о планширь корабля.       — Редко такое видишь. Особенно после всех войн. Табаку? — предложил Йозеф.       — Не, благодарствую. — Норт покачал головой, понаблюдал ещё за фортом и отвернулся, опёрся спиной, пытался так заставить себя не тревожиться.       Не помогало.       Тогда взгляд упал на списанных в Чарльз-Таун раненных, стало тошно. Норт закинул голову и глядел в небо, убеждал себя: чистое небо, спокойные воды с попутным ветром, Йозеф рядом пыхтел трубкой, что могло пойти не так?       А ведь и впрямь пошло, когда лоцманский катер достиг трети пути в Чарльз-Таун. С ветром от форта принесло сигнал тревоги. Норт вслушивался и ещё через время уловил крик «корабль». Звон колокола с криками и переполохом, начатым в форте подхватили и на катере.       Йозеф вглядывался в трубу. Норт, отошедший было в подобие каюты, вернулся обратно на палубу и поспешил до лоцмана.       — Что там?       — Корабль и впрямь, — хрипло бурчал Йозеф, наводя подзорную трубу. — Чертовщина…       Лейтенант хлопнул по груди, проверил карманы пальто, да цокнул — подзорную трубу выложил в штабе, подумал, не нужна будет, пускай и всегда до этого её носил. Вот и ирония жизни.       — Позвольте?       Лоцман цокнул и передал подзорную трубу. Лейтенант принял её, стал вглядываться, пока лоцман отдавал приказы. Благо, матросня вскоре вышла из ступора.       Йозеф повернулся к Норту.       — Что там? Испанцы? — ещё более хрипло спросил лоцман. Лейтенант подумал на страх старика.       — Флага нет, крестов тоже, — проговорил Норт.       Взгляд скользил по фигурке корабля, стремительно приближавшегося к мысу Уиндмилл. Норт искал на парусах кресты, не нашёл. Искал флаги, их не было — ни испанского, ни британо-колониального…       Нутро паниковало.       Норт последовал шёпоту интуиции.       — Пираты, — упавшим голосом тихо произнёс Норт и ткнул трубу в грудь Йозефу.       — Шутишь что ли, красный? — со смехом шепнул лоцман. Лейтенант, бледнея, поглядел его. — Не шутишь…       Лейтенант бормотал:       — Ни флага, ни паруса установленного, ни знаков отличия Компании… Наши корабли всегда их ставят.       Норт осмотрел лоцманский катер, взгляд метнулся до Чарльз-Тауна, обратно на форт, следом на парус.       — Мы не успеем повернуть и вернуться, — прохрипел Норт, облизнул пересохшие губы. Взгляд его ткнулся в раненых на борту.       — И до Чарльз-Тауна не успеем. Не с таким ветром, — шикнул Йозеф.       «Я был бы рад ошибиться», — подумал Норт, посмотрел в сторону, где был замечен корабль.       Через несколько минут за одним кораблем были увидены следующие. На Чарльз-Таун — абсолютно беззащитный на воде — надвигались судна без знаков отличия. И единственный лоцманский катер торчал на пересечении двух рек — Купер и Эшли, словно преподнесённый в качестве подарка.       Норт прикусил язык.       — Он меняет курс, — брякнул Йозеф, передал трубу, Норт отказался.       Вскоре парус перестал ловить ветер, катер терял скорость.       Вражеский первый замеченный перекрыл им ветер, другой отделился от флота и поворачивал к форту, готовился к обстрелу. Первый залп пришёлся на пристань и северо-восточную стену, где ещё час назад столь беззаботно болтали солдаты. С ним корабли, наконец, выставили флаги: чёрный с черепом и кроваво-красный.       Спустя час после захвата катера и обстрела форта Джонсон началась блокада Чарльз-Тауна.       Норт открыл глаза, выпутываясь из воспоминаний.       С Батареи Чарльз-Тауна, окружавшей город полумесяцем, открывался вид на мыс Уиндмилл, ещё восстанавливаемый форт Джонсон и выходы на отмель. Там полтора года назад остановился флот пирата Эдварда Тэтча по прозвищу «Чёрная Борода», оттуда началась блокада.       Память неохотно отпускала майора. В подступающих с востока сумерках он ещё видел чёрные тени кораблей — и те хватались за воспоминания, утаскивали обратно, где лязгала, бряцала, хохотала и упивалась превосходством чернь, где в нос забивались запахи пороха, крови, грязи, пота, мочи и рома.       Пахло табаком и жжёными фитилями.       И будто снова в лицо дыхнуло чудовище, окутавшее себя дымом и заставлявшее в мареве дурмана запоминать условия.       А позади Чудовища развевались потрёпанные флаги флагмана — Мести Королевы Анны. Видавшие не одно сражение, с обугленными краями, на одном красовался череп, другой, лишённый изображений, впитывал всю пролитую кровь во имя пиратства и грабежей, оттого зиял кроваво-красным полотнищем. И этот флаг впитал кровь снова, кровь раненных и убитых в Джонсоне.       Майор выдохнул дым от трубки, взгляд ушёл от отмели на место, где сливались реки Купер и Эшли — там видел ясно: маленький-маленький катер оказался в тени огромного корабля.       Выстрелы, крики, собственный от отчаяния и вид предсмертных судорог у тех, кто представился для варваров балластом.       «Хватит», — шепнул в мыслях Андрэ, отводя взгляд на каменную кладку. Он оттянул уголки губ, прикрыл глаза и провёл рукой по животу к правовому боку — старый шрам заныл, вновь напомнил о себе, зачесался.       В груди — холод.       В голове — данное обещание.       Андрэ отвёл руку от живота, ухватился за лацкан и одёрнул форму — нечего ловить вахтенным на стене его слабость. Хотя опыт ворчливым голосом настаивал: вахтенные спать повадились или уж где выпивали, никто и не наблюдал за тобой, майор Норт.       «Кому ты нужен?» — вопросило что-то совсем из глубин подсознания. Андрэ вдохнул, снова затянулся и с выдохом дыма положил раскрытую руку на кладку стены. Взгляд прошёлся от пересечения рек до Джонсона, оттуда на отмель.       — Спите спокойно, товарищи. Спи спокойно, друг мой и… — И не сказал.       Не смог.       Замешкался, как всегда. Не хватало храбрости, не хватало сил признаться. Оттого Андрэ отступил и отвернулся, услышав позади собачий лай. Внизу ему махнул Освин, да кратко отчитался о готовности. Пёс Джек вился у его ног, вынюхивал, на крик хозяина вторил коротким лаем, поглядел на майора, клоня любопытно-туповатую морду. На ответное внимание завилял хвостом по земле. Майор улыбнулся.       Бросив последний взгляд на призраки прошлого, Андрэ послал короткую молитву к погибшим и спустился к ныне живым. «Да будет так», — пробормотал он в мыслях, докуривая трубку.       Освин же словно стал ещё одним призраком прошлого. Отходя от стены, оба вышли на Ист-Бэй-стрит, заложили путь через рынок в сторону штаба. Лейтенант рядом докладывал о крокодилах и что надо рейд провести, коль зима их могла сморить. Пёс почти впервые придался настроению и иллюстрировал вид прилежного и смиренного полкового, даже перебрался ближе к Норту, шёл рядом. Максимально важно: хвост вверх, как и свисавшие уши, морда по ветру.       Майор мысленно поёрничал да не сдержался — наклонился и потрепал Джека по морде. Тот отблагодарил лаем, Норт же одёрнул форму. До чего же он отвык таскать уставную для провинциалов. Отличалась она от привычных красных мундиров регуляров тем, что «хвосты» на «корме», то есть заднице, можно было не собирать и держать раскрытыми. Хотя и за использование цветов регуляров артиллеристы-регуляры частенько ругали власти, мол путаница возникала: где регуляры, а где провинциалы. В северных колониях Империи давно решение придумали, в частности в Джерси и Виргинии: там для провинциалов свой стандарт формы утвердили, и не понять, кто первым. Первый Полк Нью-Джерси или Первый Полк Виргинии — оба таскали синие пальто с красными лацканами, за что солдат в Нью-Джерси прозвали «Джерси-Блюз».       «Видать Джерси первыми всё же», — задумался Норт, в пол-уха слушая Освина. Больше он наблюдал за гражданскими. И стоило признать, как бы он не отвык от ношения неудобной формы — а форма регуляров именно что была для красоты, а не лазания по местам не столь отдалённым, иначе для боёв, на гражданских она действовала по-особому.       Немудрено.       Сравнить появление майора в гражданском пальто пускай и со всеми нашивками-брошами, эдакого оборванца и сравнить появление в форме. Определённо она придавала статуса и выделяла на фоне других       «Служила отражением Импе-е-ерии, — вспомнилось из прошлого. — Но всё же. Не люблю. Неудобно», — вредничал Андрэ, да снова незаметно оправил камзол. Этих бы королевских швей да в реалии боя…       — Майор Андрэ! — раздалось позади.       Повторилось ещё несколько раз:       — Майор Андрэ, постойте! Прошу вас! Майор Андрэ!       Писклявое.       Норт и Освин замерли, почти синхронно развернулись на каблуках на сторону звука. Норт уж думал на происшествие, да только со стороны рынка, где дальше возвышалось административное здание, к ним бежал ребёнок.       Не то мальчик, не то девочка — не понять.       Определённо ребёнок в обносках с чумазым лицом, за которым бежал второй. Только второй держался в стороне, более того пытался одёрнуть первого. Первый выдернул руку, тогда второй остановился, не приближался. В отличие от друга. Тот перестал зваться до майора и со всей важностью, чеканя шаг и размахивая руками будто дитенок точно на маршировке, дошёл до офицеров.       Майор косонул на лейтенанта. Тот, как и пёс, удерживали туповато-любопытное выражение лица, разве что не чухал себя по затылку. Андрэ тщетно старался не улыбаться, думая, чем сиё обернётся, да наблюдая за дитенком. Стоило определённо отдать должности храбрости этой… девчонки.       Да, когда ребёнок остановился, через обноски и грязное лицо всё равно угадывалась девица.       — Разрешите доложить, сэр? — Девица со всей важностью посмотрела на офицера, глядела прямо на Норта, вздёрнув голову. Пёс начал принюхиваться, вилять хвостом.       Норт шлёпнул его, чтоб не мешался, да опустился перед ребятёнком на колено. Майор отчаянно хмурился, чтобы не засмеяться, только едва помогало, улыбаться всё же хотелось.       — Разрешаю, — вторя важности девицы, проговорил Андрэ.       Девица набрала в грудь побольше воздуха, так, что аж надулись щёки, затем, не отводя взгляда — а этому уж точно у неё стоило поучиться некоторым из подчинённых Норта, проговорила:       — От своего лица — вашему выражаю вам благодарность за моё спасение, — чеканя каждое слово, как до этого шаги, доложила она. — И я обещаю, такого неосмотрительного поведения больше за мной не последует!       «Губернаторская дочурка, значит», — растянул майор и вскоре впрямь припомнил её. Тогда только видел её мутно из-за холода, сейчас же… В голове заместо смеха появился единственный вопрос: с чего бы губернаторской детине в обносках щеголять? Майор поглядел за спину девчонки — там всё ещё сиротливо стоял нерешительно друг её. Вокруг никого: ни гувернантки, ни камердинера, ни любого другого из сопровождения.       «Та-а-а-к», — Норт чувствовал неладное, посмотрев обратно на девицу.       — И как же звать вас?       — Амалия Джонсон, сэр! — представилась девчонка, для важности кивнула. Пёс гавкнул, и это вызвало у Амалии улыбку — детскую-детскую, да только её она быстро стёрла с лица, нахмурилась.       — А второго как звать? — Норт кивнул на друга.       Амалия насупилась, обернулась и махнула рукой, подзывая. Друг её замешкался, удивился и с опаской направился к ним. Да и не друг он был.       — Это брат мой, — оборачиваясь обратно, пояснила всё с той же важностью Амалия, — он немного трусит, потому я его и защищаю.       Майор улыбнулся, осмотрел подошедшего мальчишку. Сверху донеслось удивлённое:       — Надо ж… Как похожи.       Норт кивнул с коротким в мыслях: «Двойняшки». Лица, светлые глаза, припрятанные в шапках светлые русые волосы, черты, губы — одинаковое. И только разным было то, в каких обносках они предстали и сколь грязны были их лица.       — Пускай вас не вводит в замешательство наша похожесть, сэры, — насупившись, начала Амалия. — Мы с ним совершенно разные.       — О это определённо, — задумчиво пробормотал Норт, посмотрел на парнишку, тот в отличие от сестры так и отводил взгляд, желал оказаться подальше, да очевидно в мыслях костерил родную кровинушку за то, что та привлекла внимание. — Как звать?       Парнишка испуганно посмотрел, мазнул грязным рукавом под носом и словно в него заговорил, загундосил:       — Марк, сэр! Марк Джонсон!       Майор кивнул. В мыслях же думал, на кой дети губернатора выглядели сейчас едва отличными от детей беженцев, и не стоило ли сейчас взять их и отвести в губернаторский дом? Норт вспомнил себя, осмотрел Батарею и отмёл мысль, решил не рушить детскую авантюру.       — Что ж, юная леди, Амалия Джонсон, я принимаю вашу благодарность. — Майор кивнул Амалии.       — Я не юная леди! — остановила его Амалия, мрачнея. Норт удивился. — В будущем я стану таким же солдатом, как и вы, сэр.       Норт чувствовал: на лицо наползало большее удивление — тогда он сдавленно кашлянул, сбавляя его. Амалия продолжала:       — И смогу спасать так же, как и вы — меня! Смогу защищать не только брата, но и других. Пускай это станет моим обещанием! Потому прошу обращаться ко мне соответствующе: солдат Джонсон, — и для подтверждения всей серьёзности детских намерений кивнула.       Освин закашлялся, в диалог не встревал, хотя Норт был готов поклясться, что в голове у того одни матерные речи. «Ай чёрт с ним», — Норт перестал себя сдерживать, улыбнулся. Пёс лёг рядом, недовольный, что внимание не уделяли ему, а каким-то вот детям. Оттого всячески пытался подлезть между майором и девчонкой.       — Что ж… А как же быть с тем, что в армию берут только мужчин, солдат Джонсон? — уточнил Норт.       Амалия нахмурилась, поскребла пальцем подбородок, думала, следом решительно произнесла, опустив руки по швам:       — Тогда я притворюсь мужчиной и всё равно стану солдатом! Сменю имя. И будем мы вместе защищать Чарльз-Таун. Как вы стали Севером для нашего города, я стану его Востоком! Будем вместе курсом для родной гавани! — Амалия осклабилась, на круглом лице появились ямочки. Идея ей определённо пришлась по душе, видимо стала в девичьей голове сродни гениальной.       — Но курс может измениться от ветра... — резонно отметил майор.       Девчонка выпуталась и из этого:       — Тогда мы сделаем всё, чтобы подчинить и ветра морей, океанов — мира! — И мир весь для ребёнка точно крошечный, покоряемый, лишённый преград и обязанностей взрослых.       Норта тронула теплота, его взгляд сделался отстранённым, майор предался воспоминаниям. Марк старательно отводил взгляд, явственно показывая, что стремления сестры не его стремления. Джек гавкнул, реагируя на восклицание, подобрался к детине и лизнул её в чумазую щёку, пытаясь так привлечь внимание. А девица — в смех, совершенно не солдатский. Другой Джек пробормотал тихо:       — Чёрта с два что происходит, а…       Амалия услышала, Амалия насупилась, поглядела на Освина, очевидно готовила что-то неладное для лейтенанта, который выказал сомнение её гениальной мыслишке.       — А ты что скажешь, Марк? Убережёшь сестру? — Норт перевёл внимание на пацана.       Марк поглядел на Амалию, насупился, но на вдохе постарался сказать как можно твёрже:       — Да, сэр, — и пускай голосок дрожал, братец пытался набраться у сестры храбрости. — Она моя и нашей семьи. Наша.       «Какой бы ни была», — мысленно вспомнил своё Норт. В речах Марка угадывались точно фразы взрослых, за которыми обычно прятались дети и особенно если их говорили уважаемые ребёнком люди. Майор кивнул, переплёл пальцы рук, да со всей серьёзностью посмотрел на Амалию.       — Путь солдата — тяжёлый путь, солдат Ост. — Амалия улыбнулась, только спешно стала серьёзной, на сколь был способен ребёнок её лет, стала внимать словам майора. — И чтобы преодолеть его, нужна не только выправка духа, смекалка и знания, но и семья, близкие и товарищи, которых готов защищать так же, как и они тебя.       — То, что дорого, — кивнула Джонсон.       — Именно. — Он помедлил, вздохнул. — Конечно же, это ещё и навыки и способности, а вам, солдат Ост, следует точно научиться плавать и слушать больше родных.       — Как и здраво оценивать обстановку, угу.       И тут с базара:       — АМАЛИЯ! МАРК!       Норт выразительно глянул на двойняшек. Марк насупился, поглядел на Амалию, та уж головой вертела туда-сюда, оценивала эту обстановку. Зачинщик в их паре нашёлся определённо быстро. Майор поднялся. Солдат Ост поглядела на него. Андрэ же выискивал взглядом кричавшую женщину.       — Я слышал от вас, лейтенант Освин, — начал лукаво майор, — что сегодня на северных доках, где швартуются торговые корабли, меньше патрулей, не так ли?       — А? — Лейтенант вторил морде пса, поглядел удивлённо. Майор глядел на того крайне выразительно. — А да-да, сэр.       Амалия широко улыбнулась — усекла. Майор улыбнулся ей и шепнул:       — Мы выиграем для вас время. Немного. Но за Батарею не ногой, ясно? Как и не подходить к воде.       — Есть, майор Норт! — отчеканила Амалия, кивнув.       Она схватила брата и потащила его в сторону как раз доков, да запоздало крикнула «спасибо!» И были таковы. Норт же вглядывался в базар и вскоре заметил, как через него от административного здания «летела», подобрав юбки, гувернантка — та самая с реки.       — Майор… — испуганно начал Освин, не горя желанием встречаться с ней.       Гувернантка заметила красный мундир, перехватила юбки и понеслась к ним. Видела цель — не видела препятствий, точнее заставляла лавировать мелкие катера вокруг неё, галеона. Норт всё улыба-а-а-ался..       — Сомкнуть ряды, лейтенант. И держать строй. Не позволим же ей нас протаранить, — с отчётливым весельем приказал он.       Оба сделали шаг друг другу, прикрыли отступления детин. Подорвался на лапы и пёс Джек, стал малой обороной. Норт сложил руки за спиной и подоспевшую гувернантку встречал с предельно лёгкой улыбкой, а также явно наслаждаясь происходящим.       — Майор Норт, хвала Господне, я вас повстречала. Детишки Джонсона пропали, может видали? — запыхавшись, начала гувернантка.       — Детишки? Джонсона? — медленно растянул Норт, глядя женщине в глаза. — Ты видел, лейтенант Освин?       Гувернантка, несмотря на обманчиво-подобострастный тон, со всей грозностью глянула на лейтенанта — так, что тот аж фразой не начатой подавился. Освин подсобрался и покачал головой, отчаянно мужался.       — Н-никак нет, сэр. Мэм, — запутался лейтенант.       Подобострастность спала окончательно с лица мадам. На пухлом лице отразилась крайняя суровость — такая, что Норт моментально понял, отчего двойняшки Джонсон, точнее Амалия подбивала Марка давать дёру каждый раз. Норта это не проняло, Освин кажись сглотнул.       — Обернулась и нет. Что ж делать теперь, что ж делать! — причитала она.       — Ну… — начал медленно майор, сам же в голове отсчитывал ту самую данную фору. Пока минута, слабовато, надо было потянуть больше. — С детьми подобное бывает. И не привяжешь ведь, не уговоришь. — Норт цокнул. — Да глаз столько не поставишь, чтоб уследить. И чем больше контроля, тем больше желания его порушить.       Гувернантка совсем покрылась пятнами. Неясно: от бега или от накатывающей злости с нетерпением.       — Паясничаете, майор Норт? — Нахмурилась мадам.       — И не думал, что вы, — успел вставить Норт прежде, чем гувернантка разразилась надменной тирадой:       — Я ведь и не посмотрю на то, что вы спасли её. Амалия ещё больна, ей предписали исключительно постельный режим, а вы, как подданные губернатора, всенепременно должны отыскать её! Так вот! — Она довольно забавно подбоченилась, упирая руки в пухловатые бока. Юбки для этой цели опустила, и пускай глядела снизу-вверх, всенепременно пыталась создать образ, будто угрожала сверху.       Норт ме-е-едленно вскинул брови, склонил голову. Освин переступил с ноги на ногу, но ряд не нарушил. Пёс только к земле припал, чуял неладное.       — Что ж… Амалия. Амалия. Ама-а-алия-я. Да, видел вроде. Она совершенно не выглядела больной. — Майор задумчивым взглядом окинул базар.       Лицо гувернантки вытянулось, следом обратно упало. Мадам предупреждающе начала:       — Майор, предупреждаю вас…       Счёт в голове ушёл на третью минуту, что ж… Пожалуй, достаточно.       — Кажется, переодетые чумазые они направлялись к восточной стене Батареи. — Норт указал на неё рукой и покачал пальцами. — Вам следует поторопиться, мадам. Скорее, вы ещё успеете их нагнать.       Норт со всей серьёзностью поглядел на мадам, только весёлый взгляд в глазах сбавить не смог. Гувернантка забурчала под нос, будто бы выбирала проклятье, да так и не извергла его, очевидно запнулась за красный мундир. А может решила не тратить время.       Майор был великодушен. Он отступил в сторону. Также поступил лейтенант. Офицеры пропустили мадам, та и помчалась по указанному, но определённо в противоположную сторону от той, куда убежала искомая детвора.       Норт поглядел ей вслед со вздохом. Освин откровенно рядом бледнел, чуть не стал цвета лацканов мундира майора.       — Сэр.       — Да брось, ей полезно побегать, — ядовито гаркнул майор, да низко засмеялся, заметив искренний испуг. Норт хлопнул Освина по плечу да пошёл в сторону. Пёс первым подорвался следовать. Лейтенант замешкался.       — А дети, сэр?       Майор в любопытстве глянул на него. Освин тревожно смотрел в сторону северных доков.       — Точно ничего не случится, сэр? — И посмотрел на начальство таким взглядом, что Норту аж тошно сделалось.       — То-очно, — заверил его Андрэ. — Я таким же был. Постоянно из дома сбегал на Темзу. И любил считать паруса проходящих кораблей. — Лейтенант улыбнулся, майор вторил его улыбке. — А детям порой свобода нужна, тем более от таких.       — А до её идеи?       — А что до её идеи? — удивился Норт. — Детство! Весь мир по колено, крошечный, как только в эту пору бывает. Пускай, — Андрэ кивнул, — а там... Ну-с через время либо всем сердца разбивать будет, либо мы с тобой её из казарм доставать. А пока вон пускай Брайса провести попробует. Он сегодня на северном дежурит. Как раз жаловался, что тихо слишком.       — Ах, вон оно что… Так вы слушали! — заулыбался лейтенант.       — Я тебя слушаю, когда чушь не морозишь, — пробормотал Андрэ, снова форму одёрнул.       — То есть всегда.       — Договоришься, когда-нибудь, лейтенант. Договоришься…       День и не думал подходить к концу. Слишком насыщенный, в неудобной форме, да оставалось ещё последнее место, куда держал путь майор Андрэ Норт. В действительности последняя на сегодня встреча располагала больше к душе, нежели чем проведённые за день последние приготовления к военным сборам. А это не только официальные встречи с губернатором Джонсоном, командующим Коньерсем и полковником Пэррисом, но и неофициальные с ними же, где все трое оговаривались о возможных заговорах и неких собраниях, проведённых плантаторами минувшими днями.       Норт молчал, пускай и чувствовал давление, знал, от него ждали ясной позиции, вот только Джеймс Мур имел определённо преимущество в один день — он рассказал обо всём быстрей непосредственного начальства. Однако мог легко это преимущество растерять, если на военных сборах план не понравится майору Норту, и он сочтёт его смертельным приговором для народа Южной Каролины. Пока же он видимо соглашался с начальством и не информировал, что плантаторы в действительности провели собрание, где выказывалось намерение лишить лордов-собственников власти.       Помимо встреч произошли распределение обязанностей, уточнение, смотры и другое-другое-другое. Сознание Норта полнилось буквально данными и последними сведениями о готовности к сборам, всё это накладывалось на переживания, на сведения об Ассоциации, двойное давление и ещё эта нелепая встреча с отпрысками Джонсона. Пожалуй, нелепая встреча стала проблеском света, и напомнила Норту о прошлом.       Теперь Андрэ искренне надеялся, что последняя поможет избавить сознание от тревог, ведь если оных добавится, он боялся, что просто расколется на множество частей, и информация так и польёт из него. Ибо голова полнилась водой, и Норта откровенно тянуло на дно. К счастью, отправленная с утра Эше просьба контр-адмиралу Уокеру в увольнении была удовлетворена, и после завершения дел в городе Норт отбыл в поместье бывшего флотского офицера.       Контр-адмирал сэр Ховенден Уокер участвовал во многих рейдах, битвах, походах и экспедициях, исплавал воды Старого и Нового Светов, и его военная карьера, пожалуй, была больше похожа на колебания цен во время кризиса: то вверх, то вниз. Словом, как обычная жизнь. Следом за успехом, следовала неудача, где самая печальная была против Квебека во время минувшей войны королевы Анны. Но как и любой корабль флота контр-адмирал преодолевал неудачи, чтобы исправить их последующим успехом. Пожалуй, именно при нём на Ямайской сторожевой станции в своё время был наведён полный порядок лет семь назад. Однако, как бывало, преемник в будущем всё пустил под корень.       Теперь же сэр Уокер отошёл от дел, порой привлекался губернатором и военными по части вопросов обороны, больше к его советам стали прислушиваться после блокады (опять же по иронии той же судьбы), в остальное время он проводил его на поместье, и был чрезвычайно рад гостям. Порой даже выставлял рабов, чтобы те завлекали путников на разговор за бренди или чаем.       Иногда Норт думал на одиночество адмирала, чаще гнал эти мысли. Всё же по большей мере сэр Уокер слишком любил разговоры и скорее слишком скучал по морю и выходам в него. Теперь же здоровье не позволяло.       Андрэ отогнал мысли, скользнул взглядом по приёмной, где он передал слуге накидку и треуголку, да совсем позабыл прошлое, когда камердинер повёл его в кабинет.       — Ну на-а-адо же! Вы ж посмотрите! Услада для глаз моих: в форме почти по уставу, и уж не оборвыш какой, а настоящий офицер! Почти, — приветствовал его сэр Уокер, уделил внимание раскрытым «хвостам». Норт улыбнулся. — Что, мерзавец Джонсон, а с ним Коньерс, наконец, озаботились обеспечением армии?       Сэр Уокер несмотря на пожилой возраст поднялся и поприветствовал гостя. Оба обменялись рукопожатием, только сэр придержал его и, заглядывая в глаза, ткнул чуть скрюченным пальцем майору в грудь.       — Ничего мне не говори, знаю я этих политиков. Как выборы на носу, так меняют всё подчистую. О-бла-го-ра-а-а-жи-ва-ют.       Норт цокнул, поджал губы. На лице адмирала улыбка, ей же вторил и майор.       — И нам перепадает, хотя определённо беготни больше, чем смысла, — растянул Норт. — Я предельно рад, что вы позволили мне вас навестить.       — Брось ты, — сэр Уокер махнул рукой и пригласил присесть напротив в кресло, сам сел в своё, прежде опёрся на подлокотник. — Старому адмиралу всегда радостно принимать гостей, тебе так я в любое время рад, однако в твоём случае, — Ховенден наградил Андрэ усмешкой, заметив, как тот отстёгивал пуговицы жилета крайне неудобной формы, — полагаю, я и впрямь спас тебя от не именуемой погибели. Точнее, твоё сознание.       Норт отцепил ремни с ножнами, установил их рядом, после, наконец, уселся в кресло и позволил себе испустить довольный выдох. Чем вызвал уже тёплую улыбку от сэра Уокера.       — Ощущение, будто ещё немного и придётся посылать освобождать трюм от воды. — Норт подался вперёд, качнул головой и потёр шею сзади.       — Или кидать верёвку утопающим?       Майор поглядел на сэра, усмехнулся, следом отвёл взгляд. И пускай Ховенден продолжал удерживать улыбку, глаза его потемнели, невообразимо пушистые брови нахмурились. Уокер, обходя почтенный возраст, обладал достаточным опытом, чтобы почуять определённо неладное. Норт знал это, потому не сколь не удивился вскоре последовавшему тихому вопросу:       — Полагаю, есть что-то более серьёзных новостей и определённо радости от твоего выздоровления, Норт?       Майор вдохнул глубоко, помолчал — так сказал лучше, чем мог бы словами. На деле его заинтересовала газета, отложенная на столик и которую очевидно адмирал читал до прихода Норта. Он успел заметить место печатания — Лондон. Газета была прямиком из Англии, вестник старого дома.       — Боюсь, на нас надвигается буря, и я не знаю, как с ней справится. — Майор медленно обвёл взглядом кабинет, скользнул особо по слугам, пока не остановил обратно взгляд на сэре. — И я надеюсь, вы спустите шлюпку, дабы меня спасти.       Уокер дёрнул уголками губ, переплёл сухие крючковатые пальцы, да установил их на округлом животе.       — Ром, чай?       — Того и другого, да покрепче, иначе не заговорю, — прямолинейно сказал Норт.       Уокер оттянул уголок в ухмылке, определённо сделал выводы о тяжести вестей, с которыми пришёл майор, после оглянулся на слугу и приказал принести бренди с чаем. Когда слуга исполнил всё, Уокер отослал его подальше от кабинета. Но и с глотком алкоголя майор заговорил не сразу, не знал, как уместить всё в единую речь, а потому… поступил так, как умел: представил себя на службе, где ему надо было сделать доклад адмиралу. И уже так начал постепенно излагать о той буре, что надвигалась на Южную Каролину.       Порой Норт замолкал, думал. Сэр Уокер слушал внимательно и, казалось, также ушёл в себя. К чаю на столе он не притронулся, зато майор допивал второй бокал. Точкой взгляда для удержания мысли Андрэ избрал пропалину на полу, всё пялил и вновь начинал говорить. В минуты долгой тишины Норт ловил себя на панике, как из-за неё и волнения вспотели ладони, и тогда напоминал непокойному подсознанию, скорее измученному и усталому, что связывало его и адмирала в увольнении.       Как с сэром Уокером Норта свели военные советы, особенно после того, как с лоцманского корабля только он, лейтенант Норт, вернулся живым и служил посредником во время печально-известной блокады между пиратами, руководством Южной Каролины и начальством в форте Джонсон. Как какую поддержку ему тогда оказал адмирал. Как когда Норт решил пойти на север, адмирал стал вторым человеком, с кем Норт советовался. И как он же стал единственным, с кем Андрэ обсуждал собственный поход по возращении, пускай и не с подробностями, и не вскрывая похороненную внутри майора тайну.       Ховенден Уокер, пожалуй, был вторым человеком, кому Норт мог довериться, оттого крайне неуместны волнение и тревога, касавшиеся возможного предательства. Более того Уокер являлся таким же — больше военным и лишь малую часть от политика, что определённо сближало по духу.       Наконец, Норт закончил. Он отвёл взгляд от пропалины на бокал, провёл пальцами под носом, прикрыл глаза. Выложил сухо, действительно как доклад. Уокер молчал долго после окончания, более того отвёл взгляд в окно, за которым властвовала уже ночь. Андрэ не мешал, вслушивался в стук часов, редкие крики людей снаружи, одновременно чувствовал — воды в голове стало определённо меньше. Волнение отхлынуло, отступало, теперь казалось таким мелочным и ничтожным.       Норту полегчало.       — Н-да, что ж… Учитывая всё произошедшее за последние годы, десятилетия здесь, да и дальше на Карибах, — Андрэ решился впервые после начала доклада посмотреть на сэра Уокера. Тот взял бутылку и плеснул себе немного бренди в кружку — немного, потому как больше запретил врач, — совершенно неудивительно, что старая армейская крыса как ветер поменялся нос на пост устремила. Вопрос лишь в том, кто их поддерживает сейчас, Андрэ.       — Сколь влиятельны союзники, нда? — Андрэ говорил хрипло, заговорился, оттого сделал ещё глоток бренди и на вдохе распрямился. Он упал спиной на кресло, установил руку с бокалом на подлокотник, да снова шустро нашёл ту пропалинцу для концентрации. — Их поддерживают влиятельные плантаторы.       — М? — Норт слишком хорошо знал Уокера, потому знал, что адмирал сейчас склонил голову.       Андрэ влил в себя ещё глоток, морщась, заговорил:       — Уильям Кормак в их числе. Огромные владения плантаций к северу Чарльз-Тауна, мы с ним почти соседи. Будто мало ему было скандала до этого. — Норт посмотрел на адмирала, пояснил:       — Его дочь сбежала из дома и подалась в пиратки. Э-энн Бо-о-нни. Скандал был такой, что по слухам углов в Батарее было мало. И от его гнева, естественно. Единственная и любимая, — Норт выдохнул долго, — да сбежавшая с матросом на Карибы.       — Будь то сын, понятным было, скандал получил бы последствие, а так… Ветер в голове, барышни! Их никто ни во что не ставит, потому тут скорее на скандале отец только увеличил состояние. — Норт посмотрел на Уокера. — Я прав?       Андрэ оставалось только кивнуть, сам он поймал себя на том, как вновь вцепился в бокал, оттого поспешил ослабить руку.       — Но то, что Мур заручился его поддержкой… Боюсь, у Джонсона будет мало шансов, — рассудил адмирал.       Майор пока не притрагивался к бокалу, наблюдал за адмиралом. Вскоре он заговорил:       — За ним, как за более крупной рыбой, пойдут мелкие, колебавшиеся, если только ты в лице силы не займёшь сторону Джонсона, — рассуждал Уокер, удерживая в руках кружечку маленькую с блюдцем, да взгляд отвёл в окно. Очевидно, как Норт сыскал для себя пропалину, Уокер обнаружил что-то другое за пределами кабинета. Для того, чтобы сложить мысли в голове. — Земля есть власть, как и сила есть власть. Обеспечивает её. Губернатор должен соблюдать баланс между землями и теми, кто обеспечивает охрану. Потому, — сэр поглядел на майора, — боюсь как бы Джонсону не пришлось действительно распрощаться со своим постом, а лордам-собственникам передать управление Короне.       — Считаете, что это будет лучшим?       Уокер улыбнулся уголками. Норт пока слишком растерялся, чтобы понять смысл улыбки, какой наделил его адмирал. Ховенден поставил кружку на столик между ними, подался чуть вперёд и спокойным голосом с расстановкой пояснил:       — Дело не в лучшем и худшем. Дело в закономерностях. Я мыслю ими, Андрэ.       Норт нахмурился.       — Если лорды-собственники долгое время не вкладывались в собственные земли особенно в период войн, то рано или поздно люди, зависящие от их решений, особенно аристократы, чьи дела зависят от их решений, начинают задумываться — действительно ли им нужна такая власть? Такая, которая пользуется океаном дабы не исполнять обязательства. Война, пиратство, запустение, разорение Южной Каролины, а недавний ответ лордов-собственников… Так полагаю мы достигли красной черты, после которой бунтари — такие как Мур, Кормак, Мидлтон и другие подняли головы и стали подавать голоса. Да и бунтарями их назвать будет неверно в корне.       Андрэ задумался, нахмурился, скидывал на усталость то, что сразу не понимал.       — Что вы имеете в виду, сэр? — всё же спросил Андрэ.       К счастью, Ховенден охотно пояснял, как старший и опытный. Только в отличие от Джеймса Мура, его лицо не полнилось напускной снисходительностью и статусным снобизмом.       — Они дельцы, крупные рыбы коммерции, чей доход зависит от решений лордов-собственников касательно закона на территории провинции, где они ведут дела. Оттого кризис, и даже войны каждый из них стремился использовать на благо собственного, что отличает их от нас, военных, которые выступают на второй стороне. На стороне мы. — Уокер помедлил, сделал глоток, облизнул губы, после продолжил:       — Коммерция мыслит категорией я, когда как наделённые властью и правом выражать волю закона военные чаще мыслят категорией мы. Конечно, иногда бывают и исключения, — спешно добавил Ховенден, — ведь что армия, что флот открывают значительные возможности по увеличению своего состояния, потому истинной формулы не будет ни для одной стороны, ни для другой. Следует разбираться в каждом конкретном случае отдельно. Однако в случае всех упомянутых из их маленького кружка по интересам, — Норт помрачнел, вскоре додумался, что так Уокер обозвал мятежную Ассоциацию, — они хотят устранить тех, кто мешает им вести бизнес. И стоит отдать им должное, они пошли по законному пути, если действительно собираются передать власть Королю.       Ховенден помолчал, склонил голову и исподлобья глянул на Андрэ. Норт мазнул снова пальцами под носом от задумчивости и на вдохе вынырнул из чертог своих размышлений.       — Пока по законному пути, — пробормотал он, поглядел на адмирала, тот ответил ему тем, что поджал губы и кивнул.       Оба понимали, чем всё могло обернуться. Особенно начинал понимать Андрэ Норт, как майор, который стоял на противоположной чаше весов с подписью «сила». Ведь если «маленький кружок по интересам» получил мощную поддержку в виде плантаторов, то военные и милицаи если поддержат губернатора Джонсона и власть лордов-собственников уровняют эту силу. И тогда…       «Кровавая революция»       На это по рукам побежали мурашки, пускай и в приёмной было довольно тепло. Настолько, что разнеженный алкоголем Андрэ уже снял камзол — тот висел на спинке кресла.       — Выходит, мы подступили к закономерному, неизбежному, где остаётся только шагнуть и принять это, — заключил Андрэ и поглядел на Ховендена. — А что выберете вы?       Тот растянул губы в широкой улыбке, да мягко со старческой хрипотой проговорил:       — Разве не очевидно? — Андрэ очевидного не понял, перенял от лейтенанта манеру и состроил туповатое лицо. Ховенден продолжал на выдохе:       — Всё как в море, коль ты и запер себя на суше, Норт. Может, вспомнишь, когда определённо всё идёт к буре, следует вступить в неё, подстроиться и постараться выйти с меньшими повреждениями и определённо сохранить себя, команду.       Теперь понял.       — Да и я уж старик, потому лишь наблюдаю и удовольствие ищу, чего ещё передёрнут друг с другом политики и военные. Может, наконец, ушатают друг друга, правда надобно тогда подальше от них отбежать.       — Вечное, — выдохнул сокрушённо Андрэ.       — Именно.       Норт призадумался, поймал мысль и затянул:       — Но и... Сдаётся мне, как в сражении… Ничего ведь не стоит хлипкий мир, если оный нарушится неоднократно и унесёт больше жизней, нежели чем короткое сражение, которое окончательно поставит точки над всеми вопросами на следующие века, — брякнул Андрэ, отводя взгляд. — Как Империя постоянно воюет с Францией и Испанией за пограничные, спорные территории, и тешит себя пилюлей в виде заключённого мира.       — И будет воевать даже, когда меня не станет, — закончил Ховенден.       Норт кивнул.       — Всё же, — он покачал головой, — но а что ж выбрать мне? Я и не старик, убежать не смогу.       — Решишь сам, Норт. Из своей безопасности и безопасности людей, тебе вверивших жизни. Но... Как более опытный и чуть более смыслящий в политике, я предупрежу тебя: что бы ты ни выбрал, будь осторожен что с Муром, что с Джонсоном — с любым из них. Хоть и первый военный, пускай тебя не обманывает его нутро.       — Он нацелился на пост губернатора, — кивнул Андрэ.       — И ты поставил слишком высокую цену за свою лояльность. Слишком высокую.       — Откровенно я думал, он на неё не пойдёт, — попытался оправдаться Норт.       — А тут уж недооценил желание дорваться до власти. — Ховенден отпил из чашечки. Андрэ цокнул.       — В политике я всё ещё профан, но! — Он выпятил нижнюю губу, цокнул. — Я учусь, — он поскрёб пальцами висок, — что ж тогда лучший выбор?       — Тут уж скажет история на это ответ, Андрэ. Мы лишь участники её, и судим с той точки, как видим и как мыслим со своего кодекса, — мягко, философски пояснил мысль адмирал.       Норт вторил ухмылке, уткнулся взглядом в бокал.       — Пожалуй, суша действительно меня разнежила, — пробормотал он и отхлебнул ещё бренди.       Адмирал усмехнулся. Его усмешка ударила по больному, как когда только сам мог себя бранить, а из уст других — эт уже оскорбление.       — Ты всегда можешь вернуться во флот, Норт. Следует попросить, и я подниму старые связи, дам рекомендательное. Хочешь в бурю? Так сейчас набор на Ямайскую сторожевую — сопляки идти не хотят, ссутся по углам, а вот ты. Ты потянешь.       Уокер помолчал, дал Норту слово. Майор молчал, только сжал бокал сильнее. Адмирал вздохнул. Этот разговор раздавался в стенах кабинета не единожды, и каждый раз оканчивался тем, что старый адмирал оставался на плантациях, а майор покидал их всё той же «армейской крысой».       — Но что тебе советы старого адмирала, да? И если б ты бабу нашёл, я б понял, но… — Ховенден цокнул, — якшаешься с рабами, завёл плантацию, да постоянно припоминаешь себе ошибки блокады, прикрываешься статусом фе-е-ермера и армейской крысы, чахнешь, чахнешь и чахнешь, кого ты обмануть хочешь, Норт? Меня? Себя?       Андрэ задержал долгий взгляд на Ховендене, да отвёл его, так капитулировал. Подобные мысли часто самого посещали его, только Норт гнал их и продолжал забивать работой, ходил на места упокоения старых товарищей и действительно бередил старые раны, обращал их в шрамы.       Намеренно.       — На Ямайке совсем плохо? — Норт как и прежде оставил нравоучения Уокера, поглядел на него. Адмирал покачал головой и стащил газету, в которой майор чуть ли не плешь проел — частенько украдкой пялился. Её он протянул майору.       Андрэ повеселел, оживился, отставил бокал и уж закопался в бумажонке. Газеты он любил, особенно если те были вестями из дома. А тут целый вестник Адмиралтейства — порой откровенно второсортная брошюрка, что касалось сплетен, но были и целые разделы, в которых чётко по делу сообщалось об изменениях в кадровом составе, какие законы приняли и какую практику их использования уже опробовали.       — Или поднять репутацию двора хотят, как наши перед выборами, или действительно всё надоело, — пояснил Ховенден, с отчётливой усмешкой наблюдая за Андрэ. — Недавно нового губернатора назначили, с ним же определили нескольких офицеров. Среди них и отпрыск Норрингтонов.       — Норрингтон, нда?       Норт покривил губами, пролистнул до раздела как раз со статьями о назначении.       — На тебе лица не осталось, малец. Знаешь его?       Андрэ оттянул уголок губ в ухмылке — его лицо порой открытая книга, особенно для тех, кому он доверял. Да под алкоголем. И как спешно Норт замотал головой, так и одновременно он потянулся за бокалом, сделал глоток — куда более щедрый, и после неохотно протянул:       — Мой отец под его командованием плавал. — Андрэ старательно скользил взглядом по статье о назначениях, выискивал взглядом сектор Карибского направления, да всеми правдами и неправдами отвлекал себя, чтоб совсем в воспоминания не уйти. — Да с той безумной охоты на Тига так и не вернулся.       Адмирал вздохнул.       — Соболезную, парень.       Норт дёрнул губой, над газетой так совсем сник, сгорбился и потух и, стараясь казаться непринуждённым, тихо-тихо пробормотал:       — О мёртвых либо плохо, либо ничего. Мне в любом случае не на что жаловаться.       Палец остановился на назначениях на Ямайский пост, шустрил дальше, пока не запнулся о фамилию «Джеймс Норрингтон».       — А что его отпрыск? Что-то стоящее? — ядовито спросил Андрэ, газету положил на колени, потянулся за бокалом — понял, что осушил очередной, и руку повело до бутылки, пока палец другой руки неизменно удерживал фамилию в статье. — Пока всего лишь лейтенант в сопровождении. Странно даже как-то.       Ховенден хмыкнул, дождался, пока Андрэ плеснёт в бокал, и заговорил:       — Вас с ним одна трагедия связывает.       Норт удивлённо посмотрел на Уокера, медленно поставил на место бутылку, к бокалу не притронулся. Руку опустил поверх газеты.       — Ты отца потерял, он его потерял также, только иначе. Когда при живом отце, лучше б мёртвым был — или один, или другой.       Норт совершенно притих. Уокер голову в окно отвернул, чем Норт и воспользовался — взгляд он также потупил, всё же не сдержал воспоминания, захороненные, да только сейчас алкоголем пробуждённые. Пробуждённые также и тревогами, и страхами, и волнением — всем-всем, что обрушилось в последние дни.       Ховенден меж тем предался своим:       — Встречался с ним в Адмиралтействе по возвращении с войны. С Лоуренсом. Уже тогда стены шептались, говорили, что на той охоте, ставшей для мальца первым рейсом, его отпрыск за борт упал. — Уокер помолчал.       — Нормальное дело, — не понимал Норт. — Я тоже падал, меня вылавливали всей честной матроской братией. Правда я не в первый грохнулся, в третий точно.       — Мы все через это проходили, — кивнул Ховенден, вдохнув. Андрэ смолчал — наблюдая за адмиралом, ему было трудно представить его мальцом за бортом. Уокер продолжил:       — Только из воды его спас Тиг, это и привело Лоуренса в бешенство. — Адмирал опустил голову, пальцы крючковатые сжали друг друга. — В приступе него Лоуренс сказал, будто лучше его сын погиб, нежели чем был спасён пиратом. Говорят, ор стоял на весь корабль, отсюда и слухи, вот только верные они или нет, — Ховенден поглядел на Андрэ, — тут уж каждый сам пусть судит.       Андрэ шумно втянул носом воздух. На время показалось, будто затуманивший голову чуть алкоголь выветрился, заместо него пришёл такой холод, какой отозвался и в груди. Норт списал это на тяжёлый день и воспоминания, на деле ситуация — если допустить её верность — в голове не укладывалась. И не укладывалась она у сэра Уокера, воспитавшего детей, теперь воспитывавшего внуков, пускай и редко навещали его отпрыски, строившие свои плантации в провинции Виргиния.       — Не примите на свой счёт, адмирал Уокер, — начал Норт со всей осторожностью, на какую способен был в чуть хмельном состоянии, — но такой поступок только катализатор его безумия и безрассудства, а также лишённого ума. Я не могу представить, чтобы так можно было относиться к сыну.       Ховенден усмехнулся.       — Что ж думаешь, если я от адмиралтейства, так своих товарищей всех единодушно принимаю? Вспомни своих шалопаев, в особенности беднягу Пэрриса…       Норт откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и, указав на Уокера, брякнул:       — Согласен. — Он поднёс газету ближе, всё смотрел на фамилию «Норрингтон». — Ну так об этом что скажете? Будет у нас, наконец, покой на Ямайке? — От абсурдности фразы Норт улыбнулся широко, поглядел на Уокера.       — Покой только, когда сверху крышку захлопнешь, да ты и не узнаешь. А что до лейтенанта. Уже в быту возвращения моего с Ямайки в Лондон о нём отзывались как о перспективном офицере. Видимо, своеобразное воспитание Лоуренса дало свои плоды.       — К-кретин, — кашлянул Норт в кулак. — Откровенно, в гробу я видал такое воспитание, — тихо-тихо проворчал он вдогонку.       Адмирал посмеялся, майор улыбнулся — уж что-что, а вот их тандем точно держался не на уставно-формальных фразах. Сам Уокер частенько мог покрыть фразами и пострашнее, нежели чем «армейскими крысами», «армейскими вошами» да «чёртами».       Ховенден призадумался, взял кружечку, в которую подлил чая, посмотрел в окно, Андрэ въедливо изучал газету, разворачивал так, эдак, видел и новый закон, планируемый к чтению, где собирались снизить квоту провозимого на каждую часть состава военного судна от людей. Но определённо изучать трёхэтажные, непонятные формулировки закона следовало точно не на хмельное сознание.       — Я возьму на домашнее чтение? — Сложив газету вдвое, Андрэ покачал её в руках.       Ховенден вздохнул, на что Андрэ заулыбался широко-широко.       — Помяни моё слово, — крючковатым пальцем тот постучал по столу, — когда-то ты вернёшься в море. С моими рекомендациями или сам сбежишь. Иль пока какая баба дома не запрёт и ты не взвоешь.       — Не раньше, чем колонии получат собственную независимость, — парировал Норт, сам рукой дерева коснулся — чур его, чур.       Следом за секундной тишиной кабинет потряс смех. Ховенден смеялся громко, скорее гоготал, Андрэ ограничился улыбкой.       — Ну удумал, чёрт! Ну повеселил старика! Независимость! Скорее пиратов не станет!       — Или! Пока я не научусь танцевать, — предложил иное Андрэ, такое же недопустимое, как и казавшаяся недавно манумиссия. Отмахнувшись от мыслей, Норт взял бокал, поднял его и предложил тост:       — За будущее Империи же, адмирал. И пускай в нём каждому из нас найдётся место, дабы приумножить её благосостояние и делать великой и впредь.       — И через величие Империи постигать собственное величие, и делать её безопасной, чего бы то ни стоило.