Двойняшки

      Перехватчица скрывалась в тени торгового фрегата. Порты её были задраены, фонари погасли, основной люк на нижнюю палубу закрыт. Команда шлюпа совершенно притихла, лишний раз не говорила друг с другом, а вахтенные, оставшиеся на верхней палубе, чаще общались условными сигналами друг с другом и немым движением губ. Благо, пока светила луна, и её света было достаточно, чтобы разглядеть друг друга. Джеймс поднялся на грот-марсы, оттуда к топу грот-мачты и пробыл там, вглядываясь в трубу вместе с вперёдсмотрящим до момента, как галеон не стал рифить паруса.       Тогда Норрингтон, приказав вперёдсмотрящему также не отсвечивать и следовать регламенту пользования трубой (раз в пятнадцать минут), спустился на марсы. Уперев стопы в заградительную сетку, Джеймс продолжил наблюдение и сам дал себе приказ следовать упомянутому регламенту.       Как только толстозадый, испанский пёс приблизился на расстояние трех миль до берега Белиза, с ветром со стороны города раздался звон сигнального колокола. Джеймс единственный раз с помощью трубы осмотрел и город, и бухту. Средь улиц поднятое народное ополчение — гражданские с ружьями, саблями, мушкетами, кто-то даже без оружия — спешно уводило людей на запад, в леса и на плантации, где можно скрыться. Белиз вспыхнул, словно сухая трава, от попадания на него испанской искры. В городе бесновала паника, недавнее увеселение обратилось в хаос, люди пытались спасаться.       «Но толку?» — Джеймс опустил трубу и, спрятав её во внутренний карман пальто, устремил взгляд на испанского пса.       Чуть меньшие хаос и паника коснулись стоявших в бухте суден и шлюпов. В отличие от Перехватчицы на них матросы пришли в оживление, зажигали огни, отчего явно виделась суетная беготня по палубе. С ветром также приносило отголоски приказов начальства с этих судов.       Испанцы сбросили якорь.       Джеймс дёрнул губой, исподлобья глядел на пузатого пса, да, слыша хаос Белиза и торговых шлюпов, отмахивался от скребущих на душе кошек.       Позади послышались шорохи. Через «собачью дыру» с вант на марс забрался лейтенант Гроувз. Он приник тут же чуть позади капитана, потянулся за трубой. Джеймс остановил его, резковато накрыв его руку своей. Качнув головой и получив в ответ кивок согласия, Норрингтон убрал руку.       Капитан и лейтенант, сидя в относительной тени, продолжали наблюдать за испанцами. Когда же на воду стали спускать баркасы, Теодор не выдержал и зашептал:       — Почему не подошли ближе?       — Потому что знают, что у Белиза нет ни сторожевого флота, ни сторожевого корабля, ни лоцманского катера, — тихо-тихо отвечал капитан, но и в абсолютной тишине вокруг голос собственный показался громким. Оттого Норрингтон осёкся, в мыслях же продолжил: «Ни, как выяснилось недавно, и военной комендатуры с местной назначаемой из Англии администрации».       — Абсолютное ничего, — подытожил он. — Как в блокаду раньше, им достаточно занять южное положение. И жители знают, что в случае открытого выступления, галеон начнёт обстрел города. — Взгляд скользнул на несчастный Белиз.       — Тогда им придётся подойти ближе, — растянул Гроувз. Норрингтон, вскинув бровь, поглядел на лейтенанта, тот замешкался и пояснил, кивнув на галеон:       — Это наша Глория, значит её пушки не достанут с такого расстояния. На линейках двенадцатифунтовые, потому галеону придётся подойти ещё ближе.       — И точно встать не носом к городу, — подхватил Джеймс и кивнул. Он сощурил взгляд, всё держал в поле зрения корабль, и определённо не заметил лёгкую улыбку, появившуюся на лице лейтенанта.       Помолчали.       Джеймс мрачнел, продолжая осматривать треугольник, где вершинами стали город, Глория и фрегат торговый. И в своих мыслях мимоходом подумал: Теодор дышал слишком тяжело. Отвлекал.       — Может, вывесить флаг, сэр? Испанский или китобойный, — отвлёк голосом лейтенант.       — Даже не думай, — отрезал капитан. — Вывесим флаг сейчас — вызовем подозрения. Потому оставляем как есть.       — Тогда какие будут указания?       — Держаться прошлых и ждать захода луны.       — Да, сэр.       Стихли снова, молчаливо продолжая наблюдение. Наверху послышалось «шкряб-шкряб». Быстро затихло. Джеймс обвёл взглядом топ мачты, устремил его на чёртов треугольник бухты территории и в сердцах уже костерил фрегат перед ними.       Ветер дул с юга.       Фрегат стоял на его пути.       «Если торговцы внемлют истерике — а по их палубе матросня всё бегала туда-сюда, туда-сюда, — рассуждал Джеймс, — и попытаются скрыться, то страшным станет не обнаружение испанцами нас».       Норрингтону хотелось верить, что сработает укрытие знаков отличия Перехватчицы хоть чуть-чуть.       «Страшным окажется то, что эти гады перекроют нам ветер. Не дадут уйти»       Джеймс покривил губами, усиленно поднимал в голове теорию, вспоминал все вычитанные случаи столкновений других офицеров и собственную практику хождения, боевой опыт. Иначе искал выход, поиски которого значительно осложнялись тем, что грот-марс-рей — Джеймс обратил внимание на парочку толстых шкало, поставленных плотником — не успели заменить, и тем, что на борту у них был лазутчик с той самой «Мадридской Глории».       «Тьфу ты, мерзость какая», — выругался Норрингтон в мыслях, помня Глорию ещё Лондонской. Джеймс продолжил собирать условия боевой задачи воедино, с этой целью присматривался к положению испанского корабля — что сделал, стоило признать, Гроувз первее него.       — Они плывут до берега, с чего бы? — зашептал Гроувз, привыкший размышлять вслух, и в этом конкретном случае больше отвлекавший Норрингтона.       Джеймс замер, перестал перебирать пальцами, склонил голову да прищурился. Бранить лейтенанта не стал, наоборот точно огромная дикая кошка он всем телом замер перед прыжком и высматривал отдаляющиеся от галеона баркасы.       Испанцы плыли к берегу.       К условиям боевой задачи добавился промежуточный вывод.       — Потому что они ищут не нас.       Джейс вдохнул глубоко.       — Спускаемся.       Гроувз кивнул. Оба офицера, перебирая руками по бакштагу, шустро спустились обратно на палубу и столь же скоро скрылись на нижней через люк у фока.       Не стоило оставлять лазутчику его шляпу.       Не стоило.       Кто-то заметил название места службы пойманного и определённо этот «кто-то» из числа тех, кто мог читать. Матросы, как и почти большинство старшин абсолютно не умели подобного, оттого Норрингтон думал на унтер-офицеров или пехотинцев. Начатые тихо-тихо обсуждения, прокатившиеся по кубрику, обязательно выявили того, кто смог установить, что Мадрид — столица Испании. А там и не стоило обладать навыками математики или познаниями в гуманитарной логике, чтобы выполнить элементарное сопоставление и прийти к единственно-возможному выводу.       Пойманный лазутчик — испанец.       Матросы передали это друг другу по цепочке, это прокатилось до старшин, от старшин до прислуги, от прислуги до унтер-офицеров и пока капитан с лейтенантом вели наблюдение за испанским галеоном постепенно весь шлюп погрузился в задачку философского толка.       И решилась эта задачка привычной грубой силой, а не религиозным вопросом и даже не правилами о сдаче и отношению к пленным. Последнее даже смешно.       Лазутчика притащили в каюту капитана избитым. Поколоченным. Не так, чтобы до смерти, и абсолютно до кровавых соплей и ушибов. Джеймс, изучая поставленного на колени избитого — стоять на двоих он определённо не мог, а дать унизительный приказ держать испанца капитан не стал, сделал глубокий вдох и медленный выдох.       «С одной стороны, приказа не трогать я не давал, — размышлял он. — С другой, это вполне собой разумеющийся исход в свете всех обстоятельств» И точно едва ли всё произошедшее способствовало установлению диалога.       Кивнув конвоиру, Джеймс дал время лазутчику прийти в себя. Пехотинец отошёл к дверям и встал на часах. Лейтенант Джиллетт скользнул тревожным взглядом по капитану и также вниманием обратился на испанца. Лейтенант Гроувз остался вахтенным на верхней палубе.       Каюта определённо стала теснее. И пускай рундуки импровизированного стола были отодвинуты к постельным рундукам, та стала бы просторнее если точно поделить каждого присутствующего ровно посередине. Джеймс чуть присел на рундук. Эндрю держался у пушки. Томас у дверей.       Лазутчика поставили ровно под малым люком, к которому при боевом положении поднимался трап. Лунный свет через решётки и слегка через кормовые окна подсветил нанесённые травмы и ушибы. Джеймс стоял спиной к кормовым окнам, оттого лицо его выгодно оказалось в тени.       Как говорил второй капитан, под чьим командованием ходил Норрингтон, коль дело доходило до допроса, эмоциональное давление, выказывание статуса проводившего допрос, ещё лучше — демонстрирование того, что жизнь пленника зависела только от решения проводившего, в данном случае капитана шлюпа, — становилось первоочерёдным и действовало куда сильней линьки, плетей и иных телесных наказаний.       Лазутчик оклемался, уселся на пятки и, подняв голову, выразительно посмотрел на капитана. С разбитого носа текшая кровь залила губы, подбородок и заляпала рубашку. Щека его налилась синяком, когда как шея и другая только сохраняли на себе красноту. В будущем те также станут ушибами. Испанец чуть вскинул подбородок, шмыгнул носом и провёл рукой под ним, пытался оттереться. Цепь кандалов звякнула на его руках. И звякнула снова, когда лазутчик опустил руки на колени. Он улыбнулся уголками, глядел открыто, пускай и стискивал челюсти, отчего на лице его играли желваки.       Откровенно хорохорился и ершился, совсем как загнанный в угол пёс.       Джеймс на подобное поведение склонил голову и изогнул бровь. Взгляд его выдержал с достоинством. Даже улыбнулся уголками, вторя улыбке испанца.       — Инглез? — спросил Норрингтон с жутчайшим акцентом. Задней мыслью строил вероятности. И уж лучше бы пойманный впрямь говорил на английском, ни то придётся искать средь команды того, кто признал Мадрид столицей Испании.       Плечи лазутчика дёрнулись. Он попытался засмеяться, да подавился этим смехом, склонил голову и резко выдохнул, откашлявшись. Норрингтон поднял вторую бровь. Лейтенант переглянулся с пехотинцем, причём последний не скрывал полного презрения взгляда, который тот тут же направил на испанца.       «Испанец» поднял голову, мазнул языком по губам и прочистил горло.       — Водички… не найдётся? — хрипло чистейшим английским ответил он и повторил в точности за капитаном: склонил голову, вскинул брови и глядел в ответ.       Джеймс не подал изумления, в действительности же только что в голове скрепились концы одной загадки и вывели его на промежуточный итог. Эндрю нахмурено осматривал пленника новым взглядом. Томас у дверей по лицу пока и не решил, как реагировать на происходящее, потому продолжал буравить лазутчика самым страшным из своих взглядов.       — Знаете же: на воде, когда вокруг вода и воды мало…       — Имя, — оборвал его резко Джеймс.       «Испанец» поджал губы и как-то разом сник: сгорбился, голову повесил, на плечи словно груз упал, неподъёмный.       — Значит, без воды, — продолжил лазутчик увиливать, тягуче и хрипло. На долгом выдохе, перетекшем в мелодичное бренчание флотской «Испанская леди» — Норрингтон воздал чувству юмора пленника — оглядел каюту. — Тесновато здесь, однако.       — Имя, — повторил Джеймс.       — Джек, — нехотя ответил тот, уронил голову на плечо и исподлобья поглядел на капитана.       — Фамилия.       — Ост. И, отвечая на ваш первый вопрос, испанского во мне только любовь к их гитарам, песням, и не больше, чем у этой английской леди.       Норрингтон улыбнулся уголками, поймал взгляд Оста. Джек поджал губы, глуповато осматривал капитана и как на мгновение растерял хорохористость, так скоро и вернул её.       — Тогда, Джек Ост, я думаю вы сможете прояснить ситуацию: почему галеон испанцев в данный момент прочёсывает берег очевидно в поисках вас? — опустив ремарку о шлюпе, спросил Джеймс.       Ост вновь опустил голову, принялся тяжело дышать, и Норрингтон усомнился, что его поколотили так, чтобы тот не испустил духа. Джек повернул голову на лейтенанта, чуть сам развернулся на месте, отчего звякнули цепи кандалов, следом, выдержав взгляд пехотинца, наградил того полным язвы и усмешки, веселья своим. И отвернулся.       Томас явно оскорбился, его рука стиснула до побеления костяшек мушкет. Пехотинец смолчал.       — Вы действительно хотите говорить при них, — Джек поднял руки и небрежно указал пальцем на лейтенанта и пехотинца, — капитан… Как вас, кстати?       Молчание.       — Знаете, в цивилизованном обществе принято представляться друг другу, — неуместно любезничал Ост.       — И что цивилизованное общество говорит о проникновении на военный шлюп? — парировал Джеймс.       Джек протянул звонкое «м» и цокнул. Он косонул вновь на лейтенанта, поглядел на капитана и, определённо решив, что выдворять последний никого не станет, отстранённо пробормотал:       — Так, давайте вернёмся в Порт-Роял и спросим у командующего Станцией? Я право слово надеюсь, что там кого-то назначили или как прежде абсолютный бар-дак? — забрюзжал Ост. Голос его полнился злобой, ожесточились глаза.       «Фарс. Абсолютный фарс», — раскусил его Норрингтон, на проявленные эмоции ответил полным спокойствием и имел удовольствие наблюдать, как тень побежала по лицу Оста.       Псина — пускай и неизвестного теперь происхождения — всё склабилась да рычала:       — Дайте угадаю, — начал Джек правда спокойно, — вам дали задание забрать из Белиза представителей власти и от местной военной комендатуры, не уточнив, что так как Белиз не признаваемая Империей территория, то никакой власти здесь не установлено. Чтобы не провоцировать испанцев. Но план делят на два вариативных события: либо вы встречаетесь на окраине Британских владений, либо прибываете в Белиз непосредственно.       Ост вдохнул, взял паузу. Норрингтон сощурился, следом, поймав себя на этом, ослабил лицо как раз к моменту, как пленник вновь поглядел на него.       — Следуя первому и довольно лёгкому варианту развития задания, вы прибываете на место, и вас встречает бывший английский линейный корабль, ныне ходящий под блевотно-кровавыми цветами испанцев, что становится для вас и вашей команды неожиданностью. И этот пузатик пытается вас потопить. Вероятно, довольно скверно потерпеть поражение будучи англичанином от бывшего английского корабля, — едко подметил Ост.       Взгляды друг от друга ни капитан, ни лазутчик не отнимали.       — Полагаю по тому, что вы приобретали дерево, ваш шлюп попал в бурю. Вполне разумный выход из ситуации, если противником много мощный соперник. Но теперь испанцы прибыли сюда. Как вы верно заметили, капитан, они прочёсывают берег и в действительности ищут меня. Почему? — Он пожал плечами, выпятив нижнюю губу. — Думаю, потому что я и есть ваше задание. И подытоживая сиё я предлагаю вернуться в Порт-Роял и уточнить у командующего, почему он не сказал вам, что заместо кисейной барышни в кружевах вам придётся забирать шпиона с линейного испанского корабля Глория. Я правда мог бы надеть рюшечки. И припудрить носик. Хотя припудрили мне его определённо на месте, — шмыгнул Джек носом, да тут же скривился. — Только вот проблема: что ж теперь, делать, а? Испанцы встали так, что могут просматривать любой шлюп, входящий и выходящий. И только вопрос времени, когда они додумаются проверять шлюпы в бухте. Вы потрёпаны и откровенно не можете вести бой с галеоном. На севере и юге колонии испанцев и соответственно со сторожевыми кораблями. Уж для своих провинций Королевство выделяет их куда охотней. Осадок у вас огромный, улизнуть через острова не получится. Но зато есть команда, которая желает свершить возмездие за убитых товарищей, а главное — понимания, какого чёрта происходит. На вашем месте, капитан, — Джек сглотнул, — я бы сослужил хоть раз службу этому несчастному региону и потопил к чертям этот испанский галеон через вылазку на него. Война всё равно всё спишет, капитан. А вам и команде призовые деньги за неполноту сведений для задания.       Ост выдохся от такой речи, взгляда не отвёл. Как и Норрингтон. Только Джеймс, внимательно выслушав пленника, проникся к нему… жалостью. Сидя вот так, закованный и разбитый, тот отчаянно пытался придать себе важности, пускай и благодаря его словам все разрозненные концы загадки и впрямь сложились в единую разгадку.       Так стало хорошо и свободно.       «Но можно ли ему верить?» — сердито забурчало изнутри. Джеймс согласился с интуицией.       Тишина оседала в каюте, за дверьми слышались редкие переговоры матросов, за окнами о борт разбивались волны.       Джеймс мягко улыбнулся и спокойно парировал:       — К счастью, вы не моём месте, мистер Ост.       Уловив спокойствие капитана, лейтенант и пехотинец внутренне испустили выдох. Было видно, их тронула речь пленника, заставила сомневаться, а сомнения — воистину страшная дрянь! Следовало только заставить сомневаться в убеждениях человека, чтобы окончательно подорвать его веру в себя, затем же — переломить окончательно.       — Увести, — скомандовал Норрингтон.       Пехотинец, кивнув, шагнул к пленнику, вздёрнул его на ноги. Джек отвернул голову, растеряв весь обретённый пыл — на речь ушли у того последние силы. Джеймс змеёй наблюдал за тем, как часовой увёл не то лазутчика, не то шпиона, не то невесть-кого и впрямь.       Хлопнули двери. В каюте снова тишина, которую разрушил на этот раз капитан. Норрингтон вдохнул тяжело и прикрыл глаза, дав себе время собрать мысли. По обыкновению — то было традицией — сиё позволить ему не дал Эндрю. В этом они с Теодором были похожи точно.       — И что вы скажите, сэр? — осторожно спросил лейтенант, посмотрев на него с таким сомнением в глазах, такой надеждой, что кто-то развеет тотчас это марево.       — Ничего. — Джеймс повернул к нему голову и ободряюще улыбнулся.       Ключевое: как ему показалось. К счастью, с Джиллеттом они ходили под одним начальством, когда ещё оба были приписаны на Разящий лейтенантами. А оттого улыбка была понята и впрямь одобряющей.       Понимая, что ответ не развеет марево сомнений, только прибавит их, капитан подошёл к спавшей от пленного шляпе, поднял её и, разглядывая надпись «Мадридской Глории», пояснил:       — Загнанный в угол зверь, мистер Джиллетт, понимая и осознавая угрозы собственной жизни, способен на многое. Как и загнанный человек способен либо проявить нечеловеческие физические способности, так и выдумать всякое для оправдания и продления собственной жизни. Потому… Никогда не стоит намеренно загонять человека в такие условия, если то не диктует задание или долг.       Джеймс вернулся к рундукам и, перевернув шляпу, заметил подкладку внутри. Норрингтон улыбнулся — и впрямь необычный пленник.       — Почему, сэр?       — Потому что в порыве проявления этих нечеловеческих способностей, — капитан отложил шляпу на рундук, — далеко не всегда есть условие сохранения собственной безопасности, если вам увы пришлось находится рядом с таким человеком.       Эндрю кивнул. Джеймс упёр взгляд в пол. Оба, не сговариваясь, решили, что вопрос о загнанных зверях и людях решён. Норрингтон повёл пальцами по подбородку, покривил губами и в заключение мысленных размышлений кивнул.       — Однако стоит отдать должное нашему пленнику. Своей пламенной речью он подал мне отличную идею. Позовите штурмана, мистер Джиллетт, нам есть что обсудить.       — Есть, сэр!

<…>

      Луна клонилась к закату.       Ветер переменился.       Время близилось к полуночи, когда Перехватчица показала носа из-за прикрывавшего её торгового фрегата. Последние часы лунный свет скользил по доскам тёплого дерева, открытым портам, мачтам, работавшим матросам и обращал в жемчужный цвет поставленные паруса, что постепенно наполнялись ветром и раздувались. Несмотря на редкие зажжённые фонари и прямой выход шлюпа из тени, команды, что обычно кричались, продолжали отдаваться негромко:       — Руль привести под ветер, слабить шкоты, паруса, ставить стаксели! Подтянуть грот! Товсь к повороту!       В ответ топот ног, шуршание колец косых парусов, растягиваемых между гротом и фоком, также между фоком и бушпритом. Ставленные стаксели стали принимать бейдевинд левого галса, и куда охотнее наполнялись им, когда был взят курс под крутой бейдевинд. Наветренные булини надраились.       Медленно ползя и постепенно набирая ход, английская леди показывалась испанскому чудовищу, пленившему её соратницу пышную Глорию, и бросала вызов. И вызов этот был принят, когда вперёдсмотрящий закричал:       — Парус! Испанцы! Идут за нами!       Тогда и перестали все хранить молчание. Джеймс обернулся и, достав трубу, вгляделся в спешащий догнать их корабль.       Глория отставала.       Но расслабляться рано.       — Рифить марсели! — крикнул капитан, и команда разнеслась на мили. — Круче к ветру!       Перехватчица застонала, заскрипела, приводилась по нужному курсу и прямо скользила по глади к островам Хикс. Бежала к ним, словно желала выкинуться на берег. Испанцы не отставали, и всё это так напомнило Норрингтону прошлую погоню: когда шлюп, увидевший неприятеля, дал дёру и, подгоняемый испанским псом, спасение своё нашёл в буре.       До последнего Глория не меняла курса, не рифила паруса, не убирала их, даже когда Перехватчица легла в штормовой дрейф.       Сейчас же развёртывалась своя погоня, и Джеймс гадал: будут ли испанцы следовать до последнего.       — Ещё парус! Два! Идут следом за испанцем! — крикнул вперёдсмотрящий.       — Что за чертовщина, — раздался рядом голос Джиллетта.       Норрингтон полез на мачту, там приник к трубе, настраивал по направлению вперёдсмотрящего. Из бухты Белиза вышла пара кораблей, которые неспешно ложились на тот же курс и приводились к крутому бейдевинду. Джеймс хмыкнул и, спустившись, коротко приказал:       — Не менять курса!       Пробила четвёртая склянка. Перехватчица шла прямо на острова Хикс. Матросы выравнивали реи, оправляли их, рулевой приводил шлюп под курс. Норрингтон расхаживал по квартердеку, бросая взгляды то на преследователя, то на луну, что уж коснулась боком горизонта.       — Готовься к повороту! — крикнул капитан.       И Перехватчица осторожно и мягко привелась под галфвинд.       — Рифить всё, кроме грота! Убрать грот-брам-стаксель!       Матросы зашуршали, зароптали. Шлюп стонал и, войдя в почти дрейф, стал пробираться крадучись меж островной гряды. Луна подсвечивала плывущие справа и слева острова, казавшиеся настолько близкими, будто стоило протянуть руку и можно коснуться деревьев.       На палубе воцарилась почти религиозная тишина. Матросы, занятые каждый в своей команде и по обязанностям, успевали то креститься, то посылать проклятья. Кто-то выругался громко, когда шлюп тряхнуло и по брюху заскреблись точно дикие звери. Джеймс переглянулся со штурманом. Рулевой держал курс.       Пробила пятая склянка…       Доставили стаксель. Шлюп накренился под порывом ветра, заскрипел, киль разрезал песочное дно. Перехватчица стонала.       .…Шестая!       И с ней в один момент стало свободнее, словно проход между островами выплюнул шлюп, избавился как от занозы, и шлюп испустил вздох. Как и его капитан.       — Курс зюд-ост! Выпустить паруса! Раздёрнуть грот и марс! Убрать стаксели! Привестись под ветер!       Перехватчица сначала легла под крутой бейдевинд, затем, завершив поворот, пошла на полном ветре, оставляя позади островную гряду. И голос вперёдсмотрящего, поначалу напугавший:       — Оторвались, сэр! Застряли! Испанцы застряли! — принёс полное облегчение. По палубе прокатилось поначалу тихое, следом громкое ура.       Норрингтон забрался на мачту, выдвинул трубу и приник к ней, оглядываясь назад и выискивая испанцев. Луна зашла, и высмотреть их паруса он смог только во вспышке пущенных ядер. На мгновение та подсветила несколько кораблей, включая испанский галеон.       Звук выстрела промчался на мили и заставил матросов притихнуть. Джеймс спустился обратно на палубу, все поглядывали на капитана, в ожидании приказа о боевом положении. Его не последовало, вместо этого раздалось долгожданное:       — Штурман, рассчитать курс на Порт-Роял! Лейтенант Джиллетт, поднять флаг и подсветить шлюп, после привестись по курсу!       С этими словами Джеймс, окинув взглядом команду, передал командование вахтой Эндрю и спустился в каюту. Попросив кока сварить ему чего горячего, он надеялся выкрасть несколько часов наконец-то долгожданного сна и после уж подумать, что писать в журналах (не самый лучший выбор для воображения перед сном) и что делать не то с испанцем, не то со шпионом, не то с лазутчиком, в любом случае с человеком, имевшим колкий язык. И определённо допустившим ошибку, пускай и та стала подсказкой для капитана: шлюп Его Величества имел малый осадок, а линейные корабли были чрезмерно неповоротливы, особо если дело шло в следовании курсом под косыми парусами.       Перехватчица расправляла крылья, подставляла ветру и точно махала синим платком Глории, быть может, провожая пышную подругу без надежды на повторную встречу. Стервятники налетели на мадридскую Глорию и кто знает — быть может то было ответом за переименование корабля.