***
- Я в это не верю. Этого не может быть. Элайджа яростно трясет головой. Должно быть объяснение истории, которой Кэролайн только что поделилась с ним. - Я тоже не хочу в это верить, - говорит она. - Но ты должен признать, что в этом есть смысл. Нам нужно рассмотреть эту возможность. - Он бы что-нибудь сказал. Я бы знал. - Да ладно, Элайджа. Он не глуп, - Кэролайн звучит раздраженно. Элайджа видит по ее глазам, что она на грани паники. Открытие Тайлер Локвуд о том, что кровь ее ребенка может быть использована для создания новых гибридов, глубоко выбило ее из колеи. Если то, что утверждает Тайлер, правда — что Никлаус знает об этом, что это причина, по которой он решил остаться в Новом Орлеане, почему он так внезапно передумал оставлять ребенка, — тогда это меняет все. - Он знал, что я сбежала бы при первом удобном случае, если бы узнала об этом, - продолжает она, расхаживая вперед-назад и перечисляя причины, по которым заявление Тайлера следует воспринимать всерьез. - Очевидно, он знал, что ты этого не одобришь. И ведьмы, вероятно, попытались бы убить меня и ребенка, как только я добралась сюда. Тебя там не было, чтобы увидеть, каким он был после того, как снял свое проклятие. Создание новых гибридов было его идеей фикс. Из-за этого он превратил жизнь каждого в ад. Это второй шанс, который он никогда не думал, что получит. Должно быть, именно об этом были предчувствия ведьм. Хотя... - она замолкает, взгляд на секунду становится отстраненным. - То, как Дуэйн вел себя... Это было больше похоже на то, что он был привязан ко мне. Или... к ребенку. Я не думаю, что гибриды служили бы Клаусу. Кэролайн не ошибается. Это слишком идеальное совпадение, чтобы они могли отмахнуться от него. Но простое развлечение этой идеей вызывает у него жуткое беспокойство. Элайджа не наивен, полагая, что у Никлауса за одну ночь развилось какое-то глубокое чувство отцовства и безусловной любви к ребенку. Разум его брата может быть загадкой, но он достаточно хорошо знает Клауса, чтобы понимать, что это будет непростой процесс. Они все пострадали от рук Майкла, но никто не пострадал больше, чем Никлаус. Шрамы их детства и человеческих лет выжжены на его душе, движущая сила, стоящая за каждым его безрассудным, жалким поведением на протяжении более чем тысячелетия. Никогда не будет легко заставить его привыкнуть к идее иметь собственную семью, поверить, что он может быть лучшим отцом для своего ребенка, чем Майкл когда-либо был для него. И процесс начался с Кэролайн, а не с ребенка. Несмотря на все его недостатки и заблуждения, Элайджа искренне верил, что Клаус, по крайней мере, достаточно любил девушку, чтобы не желать ей зла. Возможно ли, что он так радикально неверно истолковал ситуацию? Неужели его отчаянные поиски спасения своего брата снова привели его к недооценке испорченности души Никлауса? Он понимает, что слишком долго молчал, и Кэролайн выжидающе смотрит на него. Элайджа колеблется. Он хотел бы предложить ей хоть какое-то утешение, сказать ей, что Тайлер Локвуд неправ, что бы она ни думала о Никлаусе, он никогда бы не посмел причинить боль собственному ребенку, но... Он сам в этом не уверен, и это вызывает кислый привкус у него во рту. Однако в чем он уверен, так это в том, что его обещание все еще остается в силе. - Независимо от намерений моего брата, мои остаются прежними, - торжественно говорит он ей. - Я сказал, что защищу тебя, даже, если понадобится, от самого Никлауса. Кэролайн фыркает, что-то в ее позе меняется. - Я не об этом говорю, Элайджа. Мне не нужно, чтобы ты защищал меня. Защита твоей семьи - это то, что подвергало меня опасности все это время. Что мне нужно, так это чтобы ты перестала вести себя так, будто я какая-то бедная девочка, которая ничего не знает лучше, и начал слушать. Я говорю тебе, что твой брат, возможно, знал, что его ребенок даст ему силу создать целую армию гибридов. Я не прошу, чтобы меня охраняли. Я прошу правды.***
- Это твоя идея мести, Тайлер? Изнурительная игра в прятки. Тайлер убегал от него уже почти час, избегая столкновения с Клаусом, как чумы. Если Тайлер думает, что это спасет его, он ужасно ошибается. Вместо того чтобы уставать, Клаусу становится только скучно, и вместе с этим быстро приближается конец его истощающемуся терпению. Каждый раз, когда он приближается, Тайлер убегает в противоположном направлении, прячась в центре того, что, как он предполагает, является поселением оборотней, о котором упоминала Сабин. - Это начинает выглядеть отвратительно, Тайлер! Как долго ты планируешь прятаться, как испуганный щенок? Я сожалею, что когда-то думал, что ты достоин быть высшим существом. Ты слаб! Раздается шум, и когда Клаус поворачивается, Тайлер уже летит к нему с колом в руке. Он целится в сердце, но Клаусу удается увернуться ровно настолько, чтобы он промахнулся, вместо этого нанося удар в живот. Клаус рычит от боли, но его стон превращается в маниакальный смех, когда он вытаскивает кол. - Наконец-то! Я думал, ты никогда не появишься. Тайлер снова бросается на него, обнажая золотые глаза и клыки, когда они оба падают на землю. Тайлер стал сильнее, чем он помнит, но Клаус все еще опережает его на тысячу лет. Он слишком медлителен. Клаусу не составляет труда отражать его удары, пытаясь набрать обороты, чтобы нанести ответный удар. Однако он не видел второго кола, пока тот не был прочно вбит ему в бок. Он рычит, чувствуя вкус крови во рту. - Ты стал кровожадным, - выплевывает он. - Возможно, это к лучшему, что твоя мать не дожила до того, чтобы увидеть тебя таким. Что-то темное пересекает лицо Тайлера, совершенно новый вид ярости поднимается на поверхность, когда он снова начинает наносить удары, неуклюжие и отчаянные. Клаус чувствует, как у него раскалывается нос, и громко хрипит от досады. С него хватит этих детских игр. Он хватает Тайлера за руку и выкручивает ее, ломая ему запястье и отталкивая его. Затем он вытаскивает кол из своего бока и вонзает его прямо в грудь мальчишки. Тайлер задыхается, низкий стон срывается с его губ. Клаус встает на ноги и сплевывает кровь, наблюдая, как другой мужчина корчится на земле. Он едва не попал себе в сердце. - Это действительно печально, - говорит он. - Я думал, что сделал тебя лучше. Неудивительно, что Кэролайн выбрала меня. Тайлер зажмуривает глаза и, кажется, с огромным усилием вытаскивает кол из своей груди. По крайней мере, он жизнерадостен, Клаус отдает ему должное. - Я думаю, я просто еще один из твоих... провалов, - выдыхает он, отталкиваясь назад, почти падая снова. - Например, как ты потерпел неудачу в создании гибридов. Как ты подвел свою семью. Теперь, похоже, ты тоже вот-вот подведешь Кэролайн. И своего собственного ребенка. Клаус хватает его за горло, разбивает его череп о дерево и засовывает руку ему в грудь, его пальцы смыкаются вокруг бьющегося сердца Тайлера. Мальчишка издает задыхающийся стон, широко раскрыв глаза от ошеломляющей боли. - И так заканчивается твоя скучная, маленькая жизнь. - Сделай это, - шипит Тайлер, глядя ему прямо в глаза. Кровь начинает стекать по его губам. - Ты никогда не сломаешь меня. Единственное, что ты можешь сделать, это убить меня. Так что продолжай. Продолжай! Покончи с этим. Клаус прищуривается, глядя на него, их лица так близко, что он может чувствовать прерывистое дыхание Тайлера на своей коже. Наконец до него доходит, что все это время в нем чего-то не хватало. Что-то, что Клаус должен чувствовать прямо сейчас, выдыхая из каждой поры тела Тайлера. Запах страха. - Ты хочешь, чтобы я избавил тебя от страданий, не так ли? Это то, что ты делал здесь все это время. Я действительно сломал тебя, Тайлер. Я отнял у тебя все, и теперь ты умоляешь меня убрать осколки твоей разбитой жизни, - его губы кривятся в жестокой улыбке. - Смерть дает больше покоя, чем ты заслуживаешь за то, что осмелился угрожать жизни Кэролайн. Лучше позволить тебе жить, и каждое утро ты будешь просыпаться, зная, что твое жалкое существование продолжается только по моей воле, - Клаус убирает руку со его груди, хватает Тайлера за подбородок окровавленными пальцами и заставляет его посмотреть ему в глаза. - А теперь иди и проживи остаток своих дней, зная, что ты для меня ничто. Он оставляет Тайлера, сжимающего дыру в груди, мучительно тяжело дышащего, пока он ждет, когда рана затянется. Если повезет, этого будет достаточно, чтобы навсегда удержать его подальше от Нового Орлеана и от Кэролайн. Он заслуживал чего-то гораздо худшего. Разум Клауса - это бесконечная яма творчества, когда дело доходит до пыток, и ему, честно говоря, не помешало бы немного развлечься, но, к сожалению, он спешит. Теперь, когда с проблемой Тайлера покончено, пришло время найти Кэролайн.***
Элайджа хочет вернуться к машине и убраться оттуда ко всем чертям, но Кэролайн хочет найти Дуэйна. Идея о том, что гибрид породнился с ее еще не родившимся ребенком, ей не нравится. Это именно то, что может вернуться и стать занозой в заднице, если она не разберется с этим сейчас. Кроме того, он вроде как помог ей сбежать, даже если это было не совсем преднамеренно с его стороны. Когда они наконец возвращаются в хижину, Клаус уже там. И Дуэйн тоже. Мертвый. - Вот ты где! - Клаус приветствует их фальшивым приветствием. - Я вижу, ты все-таки спас принцессу. - Принцесса спасла себя сама, - огрызается на него Кэролайн, делая шаг вперед. - Что случилось с Тайлером? - Ты сейчас серьезно, любимая? После всего, что он с тобой сделал, ты беспокоишься за этого придурка? - Клаус насмешливо фыркает. - Он в порядке. Во всяком случае, все еще цел и дышит. Боюсь, его эго может быть немного раздавлено. Бедный парень. Я не знаю, придет ли он в себя когда-нибудь, - он ухмыляется, явно гордясь собой. Кэролайн замечает, что его одежда выглядит грязной, на рубашке и пиджаке темное пятно. Там была драка. Как Тайлеру удалось выбраться из этого живым, она не может себе представить. Клаус не позволил бы этому случиться — снова, — если бы не придумал худших способов наказать его. Кэролайн боится спросить. - Вы прибыли вовремя, - продолжает он, пинком сбрасывая тело Дуэйна с крыльца. Кэролайн вздыхает, когда видит дыру в груди мужчины. - Ты убил его? - Вовсе нет, и я крайне сбит с толку тем, что произошло. Возможно, вы могли бы пролить некоторый свет на ситуацию. Это, по-видимому, тело гибрида. - Его звали Дуэйн. - Кем бы он ни был, я его не связывал. Есть какие-нибудь идеи, как это возможно? Кэролайн чувствует пульсацию сдерживаемого гнева. - Ты хочешь сказать мне, что не знаешь? - Кэролайн, - предостерегает Элайджа, нежно кладя руку ей на плечо и подходя ближе. Что-то горячее вспыхивает в глазах Клауса, и Кэролайн понимает, что с ним что-то не так. Очевидно, он в настроении, но этого следовало ожидать. Дело не в этом. Во всяком случае, не все. Что-то еще беспокоит его. - Ах. Посмотри на это, - лукаво удивляется Клаус. - Разве вы двое не закадычные друзья? Тогда продолжай. Какое ужасное обвинение вы теперь выдвинете против меня? - Тайлер Локвуд привел сюда Кэролайн, чтобы проверить теорию, - говорит Элайджа. - Что кровь ее ребенка может быть использована для создания гибридов. И он утверждает, что ты знал это. Более того, что ты намеревался использовать эти знания для создания армии. Бравада Клауса улетучивается, глаза расширяются от удивления. Кэролайн почти уверена, что видит вспышку боли, когда он пристально смотрит на нее. Но это происходит всего на секунду, а затем исчезает, скрываясь за маской агрессивного неповиновения. - И, конечно, ты предполагаешь, что это правда. Я имею в виду, зачем еще мне проявлять какой-либо интерес к моей собственной плоти и крови? - Так ты говоришь, что не знал? - продолжает Кэролайн, часть ее отчаянно хочет поверить ему, быть убежденной без тени сомнения. - Ты понятия не имел, что этот ребенок может производить гибридов? Ни малейшего подозрения? - Маленький плакса с разбитым сердцем указывает на меня пальцем, и вы становитесь в очередь, страстно желая в это поверить. И мой собственный брат, - затем он поворачивается к Элайдже. - Как быстро ты предполагаешь худшее. Но я полагаю, тебе это подходит, не так ли? Кэролайн хмурится, переводя взгляд с Клауса на Элайджу и обратно. Что-то произошло между ними. - О, избавь меня от своего негодования, Никлаус. Когда ты когда-либо проявляли какую-либо заботу о Кэролайн или ее ребенке, помимо своих собственных эгоистичных устремлений? Что ты мне однажды сказал? Каждому королю нужен наследник. - Что? - спрашивает Кэролайн. Лицо Клауса искажается от ярости, но он ловко избегает взглядов на нее. - Мой старший брат, - говорит он, слова слетают с его губ, как будто пропитаны чем-то мерзким. - Сомневается в моих намерениях. Что ж, я не могу сказать, что удивлен. Я видел, как вы двое носитесь по дому вместе, как будто вы соединены. Кэролайн никуда не денется без твоего прилежного присмотра за ней. Кэролайн качает головой, внезапно очень смущенная истинной причиной этого спора. Они больше не говорят о гибриде или Тайлере, не так ли? - Клаус, что... - Стоя рядом с благородным Элайджей, как я могу быть кем угодно, кроме младшего брата? Лжец, манипулятор... Бастард. Это все, чем я являюсь для тебя, не так ли? - он спрашивает Элайджу. - И для Ребекки. И судя по тому, как Кэролайн ловит каждое твое слово, ясно, что она чувствует то же самое. Не сомневаюсь, что и мой ребенок тоже. - Хорошо, остановись прямо здесь, - командует она, делая шаг вперед. - Во-первых, Кэролайн стоит прямо здесь, так что, если тебе есть что сказать, ты можешь обратиться непосредственно ко мне. И второе — о чем, черт возьми, ты говоришь? - Не притворяйтесь, что это не то, чего вы оба хотите. - Брат, если у нас есть... - Я сказал все, что нужно было сказать, - обрывает он Элайджу. - Я привык ожидать предательства абсолютно от всех, но не от тебя, Элайджа. Клаус останавливается, глядя на своего брата сверху вниз. Затем его взгляд сужается, на шее вздувается вена, и Кэролайн на секунду позже понимает, что он собирается сделать. Это все равно что наблюдать за взрывом в замедленной съемке. Глаза Клауса становятся золотистыми, когда самая темная часть его гнева вырывается на свободу. Он бросается на Элайджу, как молния, вонзая зубы в шею своего брата. Глаза Кэролайн выпучиваются от ужаса, она слишком потрясена, чтобы даже закричать. Клаус толкает Элайджу на землю, отступая, его губы кривятся в уродливой ухмылке, окрашенной темно-красным цветом крови Элайджи. - Считай этот укус моим прощальным подарком, - говорит он. - Наслаждайся галлюцинациями и слабоумием, Элайджа. Он бросает на нее мрачный взгляд, прежде чем исчезнуть из виду. Кэролайн просто наблюдает, не в силах как-либо отреагировать. Элайджа все еще на земле, рука на его шее. Следы от зубов Клауса не заживают. - Ты... Его укус...? - Я буду жить, - шепчет он с ноткой глубокого разочарования в голосе. Что, черт возьми, только что произошло?***
У него горит шея. Как будто его кожа вот-вот воспламенится. Место, где Никлаус укусил его, пульсирует и чешется, и Элайдже хочется вырвать когтями собственную плоть. И он знает, что это только начало. Его и раньше кусали оборотни — это неприятно, но не смертельно. Однако это его первый случай, когда он удостоился укуса гибрида. Что-то подсказывает ему, что яд Никлауса гораздо более ужасен, чем у обычного волка. Все станет намного хуже, прежде чем начнет налаживаться. Вероятно, потребуется большая часть дня, чтобы яд подействовал, а может, и дольше. И пока это происходит, он - обуза. Слишком опасно возвращаться в город или в дом. Будет лучше, если он переждет это здесь, на болоте, где будет легче контролировать ущерб. Нигде нет никаких признаков оборотней, но это место выглядит обитаемым. Палатки, небольшие постройки, костры, которые, похоже, были потушены меньше суток назад. Теперь, куда именно подевались волки, он понятия не имеет. Когда он проходит по лагерю в поисках чего-либо, у него часто возникает ощущение, что за ним наблюдают, но трудно сказать, реально это или плод его отравленного воображения. Кэролайн осталась в хижине, сказала, что хочет осмотреть это место, посмотреть, сможет ли она найти что-нибудь о волках, которые там живут. Тайлер сказал что-то о проклятии, которое Марсель наложил на стаю, обрекая их оставаться в волчьей форме и возвращаться к своей первоначальной человеческой природе только в полнолуние. Это объясняет волка, который спас Кэролайн от ведьм. Элайджа знает, что она думала об этом с момента происшествия, и полна решимости выяснить, кем был этот волк. Но это не то, почему она осталась. Кэролайн использует возможность обыскать лагерь как предлог, чтобы не идти домой, где ей, скорее всего, придется столкнуться с Никлаусом. Как бы он ни был потрясен нападением Клауса, никто не был так встревожен, как Кэролайн. Она была в ужасе. Элайдже всегда было интересно, сколько времени пройдет, прежде чем его брат набросится на него или Ребекку со своими ядовитыми зубами, поэтому не было полной неожиданностью, когда ревность, наконец, вывела его из себя. Кэролайн, с другой стороны, вообще не ожидала этого. И это оставило ее равнодушной. У Элайджи... очень противоречивые чувства по этому поводу. Он зол и разочарован еще одной бездумной, насильственной реакцией своего брата. Тысяча лет, а Никлаус, похоже, так ничему и не научился, всегда позволяя своему темпераменту взять над ним верх. Они приехали на болота, чтобы спасти мать его ребенка, и теперь Кэролайн испытывает к нему, возможно, большее отвращение, чем к Тайлеру Локвуду. Однако, с другой стороны... Элайджа не может справиться с ужасным уколом вины. Никлаус был не совсем неправ, даже если его ответ был чрезмерно раздут. Они не должны были предполагать, что Тайлер был прав только потому, что это казалось правдоподобным. Элайджа достаточно убежден, что Никлаус понятия не имел, что кровь ребенка может быть использована для создания новых гибридов. Шок, отразившийся на его лице, был искренним. И тот факт, что его собственная семья предпочла поверить в худшее о нем, ранил его, каким бы лицемерным это ни было. Никлаус отталкивает их, предает их, причиняет им боль бесчисленными способами, но всегда, так или иначе, опустошен последствиями. И потом, есть еще вопрос с Кэролайн. Элайджа мог бы опровергнуть так много вещей — что он находит ум Кэролайн очаровательным; что ее улыбка зажигает пламя глубоко в его груди; что он никогда не видел ничего прекраснее, чем то, как ее волосы ловят солнечные лучи. Все, что он мог бы легко отрицать. Все это он мог бы отрицать. Но в глубине души он знает, что в обвинениях Никлауса есть доля правды, какими бы ошибочными они ни были. Даже при том, что он жаждет погреться в тепле ее света, даже при том, что его явно тянет к ней, Элайджа никогда бы не стал действовать в соответствии со своими сложными чувствами. Но для Никлауса это мало что значит. Того, что чувства вообще существуют, достаточно, чтобы вывести его из себя. Что касается Элайджи, то он чувствует себя виноватым не из-за того, что может произойти в будущем, потому что он знает, что этого не произойдет. Это то, что случилось в прошлом. Долгое время Элайджа думал, что та часть сердца Никлауса, которая была способна любить, увяла и умерла. По мере того как годы превращались в десятилетия, а десятилетия в столетия, его брат, казалось, любовь и его душа начинали умирать с каждым жалким поступком, пока, в конце концов, не начало казаться, что он отдает ее добровольно, отчаянно желая потерять всю свою способность чувствовать. Каждый раз, когда он говорил, что любовь делает их слабыми, Элайджа чувствовал укол в сердце, понимая, что он на шаг ближе к точке невозврата. Когда он услышал от Никлауса, что тот избавился от всех их братьев и сестры, Элайджа понял, что он ушел навсегда. И даже после того, как он узнал правду, он не ожидал, что его брат все еще способен заботиться о другом человеке, не по-настоящему, без эгоистичных намерений или злонамеренных целей. До Кэролайн. Трудно провести сравнение с последним разом, когда Элайджа видел Никлауса по-настоящему влюбленным, потому что тогда он был другим человеком. Влюбиться еще никогда не было так невозможно. Человек, которым сейчас является его брат — холодный, эгоистичный, жестокий — больше не верит в любовь. На протяжении веков все, что Элайджа слышал от него по этому поводу, - это то, что ему претила идея поддаться другому человеку, привязаться к нему до такой степени, что он был готов на все, даже вопреки своим личным интересам, лишь бы видеть этого человека счастливым или в безопасности. Для Никлауса любовь - не более чем недостаток характера. Он провел так много времени в своей жизни, выслушивая ужасные обвинения последнего человека, который разбил ему сердце, так твердо веря, что он недостойный монстр, которого она не смогла бы полюбить, что это сделало его разбитым. Но Кэролайн Форбс каким-то образом пробила брешь в его стенах. Элайджа уверен, что он никогда этого не хотел, но Клаус испытывает к ней такие чувства, каких не испытывал ни к кому на протяжении столетий. И он просто не знает, как с собой справиться. Так вот, любить Никлауса нелегко, и Элайджа это очень хорошо знает. Он делает это нарочно. Нужно быть очень храбрым, чтобы быть готовым выдержать бурное море привязанностей Никлауса. Кэролайн, безусловно, без ума от такого редкого мужества, она не из тех, кого легко напугать, и Элайджа видит по ее глазам, что она заботится о нем. Но каждый раз, когда он набрасывается, как сегодня, он причиняет ей глубокую боль. Все, чего Элайджа когда-либо хотел, это чтобы Клаус обрел счастье. Что-то, что могло бы принести немного покоя его беспокойной душе, смягчить острые, как бритва, грани его личности. Он верит, что Кэролайн и ребенок дают ему новый шанс спасти своего младшего брата из глубин отчаяния, где он был похоронен последние сотни лет. Может быть, последний шанс. Элайджа извлек уроки из своих прошлых ошибок, и он сделает все, что в его силах, чтобы исправить это на сей раз. Он отступит и пойдет против своих собственных ошибочных желаний, обуздает все свои инстинкты по отношению к Кэролайн, если это означает, что Клаус наконец-то снова будет счастлив. Но он ни при каких обстоятельствах не позволит своему брату причинить ей боль. Не тогда, когда ее единственным преступлением было испытывать чувства к идиоту, который не может отличить добро от зла. Его маниакальное поведение только отталкивает ее, и если он продолжит в том же духе, она уйдет от них, забрав своего ребенка далеко от их семьи. Элайджа будет бороться за право своего брата на шанс на счастье, но он также будет бороться со своим братом, если это означает защиту Кэролайн. Клаусу лучше принять решение, если он знает, что для него хорошо. Когда пульсирующая боль в его шее становится настолько сильной, что он больше не может ни на чем сосредоточиться, Элайджа возвращается в хижину. Скоро лихорадка возьмет верх, и он больше не сможет отличить север от юга. Он находит Кэролайн сидящей за столом с открытой книгой перед ней. Но ее глаза устремлены куда-то вдаль, погруженные в какие-то далекие мысли. - Нашла что-нибудь? - спрашивает он, вырывая ее из задумчивости. Она моргает, глядя вниз на книгу, как будто совершенно забыла, что книга там была. - Нет. Не совсем. Просто книга с датами рождения, я думаю. Но это произошло всего около ста лет назад. Я не знаю никого из этих людей, так что... Не очень полезно. Большинство фамилий, перечисленных здесь - Лабонэйр и Кеннер. Они знакомы тебе? - Нет. Извини. Кэролайн кивает, закрывая книгу. - Не думала, что так получится, - она поворачивается к нему, ее взгляд останавливается на ране на его шее. По тому, как она морщит нос, он догадывается, что рана выглядит ужасно. - Как самочувствие? - Как и сам Никлаус, ужаснее, чем что-либо. Она вздыхает, качая головой. - То, что иногда делает Клаус... Из-за него действительно трудно его защищать. - Он ревнует. Кэролайн фыркает. - Да что ты говоришь. Он не выглядит таким человеком. - Возможно, я слишком поспешил осудить его. За 1000 лет, что мы вместе, мой брат совершил множество невыразимых поступков, но, с другой стороны, и Ребекка тоже. Как и я. И я бы не стал сомневаться в ней так, как сомневался в нем. - Мы все совершали плохие поступки, Элайджа. Я умру прежде, чем мой список станет огромным, но и я тоже. Дело не в этом. Проблема в том, что ему все равно. Он не слушает. Либо будет как он сказал, либо никак. И так всегда. Элайджа отводит от нее взгляд. Он не знает, как объяснить тот стыд, который он испытывает. Кэролайн встает, оказываясь перед ним таким образом, что он не может не смотреть на нее. - Ты серьезно? Он укусил тебя, Элайджа, и ты все еще чувствуешь себя виноватым, оправдываясь перед ним? - Это не оправдание. Может, я и не знаю, что на уме у моего брата, но я знаю, как это работает. Никлаус ведет себя так, будто до него никогда ничего не доходит, но это неправда. Всякий раз, когда он чувствует себя загнанным в угол, несправедливо осужденным или жертвой, особенно со стороны кого-то, о ком он заботится... Это причиняет ему боль. И, как дикий зверь, он всегда наиболее опасен, когда ему больно. - И что? Это дает ему право набрасываться так, как он это сделал? Напасть на тебя и обвинить нас в заговоре за его спиной? Наше подозрение было справедливым и откровенным. История говорит против него, история, которую он написал сам, кровью. Если он хочет стать психопатом, подвергая опасности целый город и убивая десятки людей только потому, что он хочет создать себе армию безмозглых приспешников, тогда он не может жаловаться, когда его будут судить по этому в будущем. Если он чувствовал себя обиженным, ему следовало просто сказать, что это неправда. Убедил нас, что он понятия не имел. А не вести себя так, будто мы плохие парни со скрытыми мотивами, - Кэролайн останавливает себя, когда ее голос начинает повышаться. Она наконец-то оправилась от шока и теперь просто злится. - Тебе приходило в голову, что, возможно, тот факт, что ты всегда готов уступать ему и прощать его проступки, продолжает делать одно и то же снова и снова? - спрашивает она, складывая руки на груди. - Он знает, что независимо от того, что он делает, ты всегда будешь рядом. - Ты права, - признает он. - Я прекрасно осознаю, что я способствую плохому поведению моего брата. Но либо так, либо я потеряю его. Если я с ним, у меня, по крайней мере, есть шанс вернуть его обратно каждый раз, когда он флиртует с бездной. Не то чтобы это всегда срабатывало; тенденция Никлауса к саморазрушению очень.... странная. Однако... Я не думаю, что все это было из-за этого. На этот раз дело здесь не во мне. Это ты, Кэролайн. - Прошу прощения? Ты хочешь сказать, что это моя вина? - Нет. Я хочу сказать, что он делает это, потому что боится потерять тебя, - объясняет он, а затем, после паузы, добавляет: - Что ты выберешь меня. Кэролайн издает невеселый смешок, ее лицо напрягается. - Я беременна. В ужасном гормональном состоянии. В городе, который я не знаю, большую часть времени заперта в особняке. Мне угрожали, на меня напали и похитили, и я едва могу использовать свои силы, чтобы защитить себя, потому что это означает, что у меня за спиной появится еще одна мишень. У меня есть целая куча собственных проблем, с которыми нужно разобраться. Я не могу нести ответственность за эмоциональные срывы Клауса. Он не ребенок. - Ты права, конечно. Это не твоя ответственность. Все, что я хочу сказать, это то, что, если бы мне пришлось рискнуть предположить, я бы сказал, что его недавняя враждебность проистекает из того факта, что он думал, что, оставаясь в Новом Орлеане с тобой и ребенком, он создаст собственную семью. А потом, когда все оказалось сложнее... Он сделал то, что делает всегда. Начал искать виновных. - Знаешь что? - говорит Кэролайн, и теперь в ее голосе звучит настоящий оскал. - С меня хватит этого дерьма. Все, что я слышала сегодня, это то, что мужчины обвиняют меня в том, что я предала их доверие, основываясь на том, с кем, по их мнению, я хочу переспать. Тайлер винит меня, потому что он думает, что я должна была оставаться верной ему даже после того, как он бросил меня ради кого-то другого. Я шлюха, потому что переспала с его заклятым врагом, когда, на самом деле, правда в том, что у него были все шансы в мире оставить Клауса позади и остаться со мной, но он решил начать войну, которую не смог выиграть, и теперь каким-то образом все, что с ним случилось - моя вина. Теперь Клаус обвиняет меня, потому что он думает, что я шлюха, которая хочет переспать с его братом, в то время как все, что он делает, это ведет себя как маньяк. А ты... Я даже не знаю, что ты думаешь. - Кэролайн... - Нет, - говорит она, прерывая его, поднимая ладонь в воздух, гнев жарко вспыхивает в ее голубых глазах. - Ты говоришь, что Клаус обращается со мной, как с инкубатором, но ты тоже так делаешь, Элайджа. Ты видишь во мне украшение, на которое ты можешь смотреть и о котором заботишься, как будто я какой-то сосуд для исцеления твоей семьи. Чего вы не понимаете, так это того, что эта беременность изменила не только вашу жизнь, но и мою тоже. Я не какая-то бедная потерянная девочка, которую твой брат нашел на обочине дороги, ожидающая, когда ее заберут и предложат место для спасения, чтобы я могла что-то значить. У меня была жизнь до всего этого. У меня была семья, друзья и целое будущее, запланированное! Я не глупа, я разбираюсь в магии, я знаю, почему я должна быть здесь, но кого-нибудь из вас действительно волнует, чего я хочу? Вы когда-нибудь спрашивали себя о том, что мне нужно или о чем я думаю, когда вы принимаете свои решения? Или ты просто ожидаешь, что мной будут помыкать и я буду довольствоваться тем, что ты решишь, как будто твоего внимания должно быть достаточно? Я та, кто носит ребенка, и все же у меня нет права голоса ни в чем. Ты просто смотришь сквозь меня, как будто меня здесь вообще нет. Все, что ты видишь, - это долбаный инкубатор! - Это неправда, Кэролайн. - Серьезно? Твой брат когда-нибудь утруждал себя разговором со мной о чем-нибудь, что не было бы каким-то недоделанным извинением за какую-то глупость, которую он сказал или сделал? Он говорил обо мне прямо на улице, пока я стояла прямо там, и он даже не посмотрел на меня. И теперь вы двое ссоритесь из-за меня, как будто я какая-то собственность? Что вы собираетесь делать дальше? Сыграете партию в покер? Камень, ножницы, бумага? Победитель получает все, мать и ребенка? - Хватит, не будь такой... - Не называй меня драматизирующей, - шипит она. - Драма - забеременеть невозможным ребенком и позволить ему разрушить всю твою жизнь. Драма - это когда со мной обращаются так, будто я не существую за пределами того, что находится внутри моей утробы. Я человек, Элайджа. У меня есть потребности, у меня есть собственные чувства и желания, и, если вы еще не заметили, я чертовски самоуверенна! Так что, может быть, в следующий раз, когда вы двое решите начать гавкать друг на друга из-за меня, просто спросите меня, чего я, черт возьми, хочу! Несколько ответов, которые, по ощущениям, даже отдаленно не соответствуют стандарту, застывают на губах Элайдже, но он так и не смог их произнести. Не каждый день Элайджа Майклсон теряет дар речи. Он понятия не имел, что Кэролайн чувствовала себя таким образом, и теперь, когда она упомянула об этом, он не может представить, почему это не пришло ему в голову. Они душили ее с первого дня. Может, у Никлауса и непростой характер, но Элайджа так же виноват. Правда в том, что это необычная ситуация ни для одного из них. За тысячу лет ничего даже близкого к этому никогда не происходило. Даже когда Никлаус взял Марселя под свое крыло. Они сблизились, и любовь Никлауса к мальчику была очень искренней, но это было по-другому. Ребенок Кэролайн такой... чудотворный. Благословение, сказал бы Элайджа — если бы он верил в Бога, конечно. Никто из них не знает, как ориентироваться в этих необычных обстоятельствах, и тот факт, что весь Новый Орлеан, похоже, стремится заполучить Кэролайн, не помогает. Во многих отношениях это сделало его таким же параноиком, как Никлауса. Если он не может сохранить рассудок достаточно здравым, чтобы уравновесить неустойчивое поведение своего брата, то у них наверняка возникнут проблемы. И в то время как они изо всех сил пытаются найти опору и справиться с эмоциональными потрясениями, с которой они не знают, как справиться, Кэролайн страдает от последствий. Пока они сражаются с вампирами, ведьмами и бывшими протеже Никлауса, не говоря уже друг о друге, Кэролайн попадает под перекрестный огонь. - Прости меня, - говорит Элайджа. - Я полагаю, нам трудно смотреть на вещи с твоей точки зрения. Когда тебе столько лет, сколько нам, трудно смириться с тем, что мы не всегда знаем лучше. Мы просто предполагаем, что это так. Это скорее привычка, не знаю как по-другому это можно назвать. - Это снисходительно и высокомерно, вот что это такое. Он кивает один раз. - Это тоже. Мне очень жаль. - Хорошо, что тебе жаль. - Это просто... Ты, по большому счету, самый уравновешенный человек, которого я встречал за очень долгое время. Легко не заметить, как тяжело это было для тебя, когда ты всегда такая... - Разумная? Да, я знаю. Еще одна причина, по которой, возможно, тебе стоит начать слушать меня, а не просто делать предположения. Слабая улыбка касается его губ. - Чего ты хочешь, Кэролайн? - Чтобы этот день поскорее закончился! Я хочу спать целую неделю без того, чтобы меня утащили в чертову глушь! Когда она начинает жестикулировать, их подхватывает сильный ветер, от которого распахиваются двери и окна. На какую-то короткую секунду Элайдже показалось, что он увидел, как ее глаза вспыхнули желтым, как у оборотня. Но потом он моргнул, и все исчезло. Однако он почти уверен, что магия исходила от нее. - Черт возьми, - сердито бормочет она. - Теперь я даже не могу контролировать себя. Кэролайн направляется к двери, и Элайджа собирается последовать за ней, но она останавливается, оборачивается и указывает на него пальцем. - Не ходи за мной. - Куда ты идешь? - Подышать свежим воздухом. - Но это небезопасно. Ты только что использовал магию, и Тайлер Локвуд... - Ему надерут задницу во второй раз за сегодня, если он посмеет подойти ко мне в таком настроении, в каком я нахожусь. Мне не нужен твой брат, или ты, или кто-либо еще, чтобы надрать задницу какому-то чертову гибриду, и если Марсель пошлет за мной своих вампиров, он очень пожалеет. Выходя, она хлопает за собой дверью. Элайджа разрывается между беспокойством за нее там, в одиночестве, и желанием дать ей пространство. Сказать ей, что она не может позаботиться о себе, - это своего рода снисходительность, о которой она только что упомянула. Кроме того... Укус на его шее чертовски болит. Возможно, для нее будет лучше держаться подальше, пока он потеет от лихорадки. Достаточно скоро у него начнутся галлюцинации, и он не совсем уверен, что хочет, чтобы Кэролайн была рядом, чтобы увидеть это. Его ночь обещает быть мучительно долгой.***
Сердце Клауса опускается немного ниже, когда он слышит стук каблуков по древним деревянным полам дома. Это Ребекка. Когда он услышал шум машины, припарковавшейся снаружи, часть его надеялась, что это будет Кэролайн. Но, конечно, этого не произошло. Он увидел ужас в ее глазах, когда вонзил зубы в шею Элайджи. Она не вернется домой так скоро. Ему повезет, если она вообще вернется домой. Он признает, что это был не один из самых гордых моментов в его жизни. Он сорвался, позволил ярости поглотить себя, и самообладание взяло верх. И все же несколько бокалов бурбона и несколько часов спустя Клаус обнаруживает, что он и близко не так раскаивается, как, вероятно, следовало бы. Во всяком случае, он жалеет, что вернул Элайджу. Их отношения всегда были полны взлетов и падений. Элайджа слишком высокоморальен, слишком уравновешен для темперамента Клауса. Даже Ребекка ближе к нему по темпераменту. Это просто делает его странное поведение еще более вопиющим. Они ссорятся, они мирятся, они начинают все сначала. Так было всегда. За исключением того, что этот раз не похож ни на один другой раз до этого, не так ли? Между ними никогда не было ребенка. И у них не было женщины с тех пор, как они были обращены, слишком давно, чтобы это вообще можно было считать. Клаус с трудом может вспомнить, каково это - быть влюбленным в Татию. Он знает, что она была ему небезразлична, что он хотел на ней жениться, что он был ужасно разочарован, когда узнал, что она положила глаз на другого Майклсона, убитого горем, когда их мать убила ее. Но все это - холодный факт в его голове, лишенный какого-либо тепла, какого-либо чувства. Такое далекое воспоминание, что Катерина или Елена даже не вызывают у него ни малейшей реакции. Это просто знакомое лицо, которое очень мало значит, как и многие другие. Ничего похожего на Кэролайн. Кэролайн... Клаус чувствует, как что-то ударило его в живот, как якорь, при мысли о ней. Предательство Элайджи причинило боль, но он мог с этим справиться. В этом нет ничего нового. Именно Кэролайн подтолкнула его к краю, заставила выплеснуться наружу все виды ужаса. То, как она смотрела на него, ее голубые глаза пылали обвинениями и подозрением, так склонные поверить в заблуждение Тайлера Локвуда. Может быть, в глубине души она уже полностью во всем этом убеждена. Она даже не дала ему шанса. Этот ее жалкий бойфренд возвращается из норы, в которую он заполз, как грызун, которым он и является, и она слушает его мстительный вздор об отце ее ребенка. Неужели ни одно из его усилий ничего не значило для нее? Разве она не видит, что он старается? Кажется, она никогда не предоставляет Клаусу ту же свободу действий, которую она предлагала Тайлеру снова и снова. Даже после того, как он разбил ее сердце и сошелся с той девушкой-оборотнем. Кэролайн всегда была готова простить его. Он задается вопросом, что бы она сделала, если бы Тайлер появился на этот раз с более благородными намерениями. Если бы он извинился и признался в своей вечной любви. Приняла бы она его обратно? Есть ли у нее все еще чувства к нему? Клаус больше не думал, что это так. Не после того времени, которое они провели вместе. Это не было похоже на восстановление, как будто она искала только какого-то утешения, одинокая и покинутая после ухода своего парня. Казалось, что она была готова к нему. Как будто она наконец была готова признать, что хочет его так же сильно, как он хотел ее. Ничто в той ночи не касалось Тайлера Локвуда или кого-либо еще, если уж на то пошло. Он не был настолько наивен, чтобы думать, что она влюбилась в него, но... Возможно, будь у нее чуть больше времени, она смогла бы. Неужели он тогда ошибся? Он никогда не считал Кэролайн великой актрисой. Ее случайные приступы дружелюбия никогда не обманывали его. Он всегда точно знал, что она задумала, даже когда она притворялась, что враждует с Тайлером и Хейли вскоре после их возвращения с гор, когда она все еще верила, что между ними ничего не было. Это еще больше разозлило его из-за того, что он знал, что Тайлер лжет ей. Он поймал двух хорьков с поличным. И, о-о, каким радостным он был... Но это длилось всего мгновение, прежде чем он понял, как будет убита горем Кэролайн. Он не поклялся держать дистанцию и позволил ей свободно быть с тем, с кем она хотела — даже с одним из его гибридов — чтобы ее вот так предали. Она заслуживала большего. Клаус хотел сказать ей, открыть ей глаза, но он знал, что она ему не поверит. В конце концов, он не делал тайны из своего личного вклада в крушение ее отношений. Поэтому он заставил Тайлера признаться во всем. Условием Клауса было позволить ему покинуть Мистик Фоллс с головой, все еще прикрепленной к телу, после того, как он нарушил запрет Клауса и появился на выпускном вечере. Щеголеватый в своем смокинге, с букетом цветов, который не соответствовал тому, как изысканно выглядела Кэролайн в тот вечер — тем не менее, в платье, которое он ей подарил. Он должен был признать, что Тайлер действительно перенял у него несколько вещей, например, каким циничным он стал. Клаус мог бы даже оценить это, гордиться тем фактом, что он научил ничтожество из маленького городка, как быть таким искусным манипулятором. Если бы только та, кем он пытался манипулировать, не была Кэролайн. Клаус не собирался позволять ему так легко пробираться обратно к ее забывчивому сердцу. После того, как Хейли оставила его умирать, он внезапно захотел вернуть Кэролайн - и возложить вину за их неудавшийся роман на Клауса. Жалкий мальчишка. Если бы она простила его, то сделала бы это в свете полной истории, осознавая, насколько обманутой и одураченной она была на каждом шагу. Клаус нашел ее несколько часов спустя, когда она плакала навзрыд с бутылкой текилы в старом подвале Локвуда. Он почти пожалел, что заставил Тайлера признаться. Он и Хейли планировали уехать, как только найдут способ избавиться от него. - Но я был неправ, Кэролайн. Она околдовала меня рассказами о том, как быть частью стаи и стать альфой. Она заставила меня почувствовать себя частью чего-то великого, как будто я был важен. Но это была ошибка! Мне никогда не следовало ее слушать. Это была ты, с кем я хотел быть. Я люблю тебя, - Тайлер даже не моргнул, произнося эти слова, сказала Кэролайн. Даже Клаус квалифицировал бы это как холодность. - Он сказал, что ты пытался разлучить нас, что ты заставил его сказать мне правду. - В этом он прав. - Почему? - Потому что ты заслуживаешь лучшего, чем ложь. Было бы так легко взять ее прямо там... Она была податливой, ранимой, отчаянно нуждающейся в утешении. Если бы он поцеловал ее, она бы не остановила его. Возможно, она даже хотела, чтобы он это сделал. Но Клаус этого не сделал. Это не то, как он хотел быть с ней. Пьяной. Сломанной. Думающей о ком-то другом. Он помог ей добраться домой, даже расстегнул для нее молнию на платье. Но прежде чем она смогла выскользнуть из платья, а у него еще были силы сдерживать себя, он исчез. Она отправила ему сообщение, в котором говорилось просто "Спасибо" на следующее утро, и избегала его в течение нескольких дней. Когда она появилась снова, это было под предлогом возвращения платья, которое, как он ясно дал понять, было подарком. - Ты не можешь просто подарить это мне, Клаус, оно, наверное, стоит целое состояние. Когда он вообще заботился о финансовой ценности чего-либо? Его самые ценные сокровища ничего не стоят для простых людей. Деньги ничего не значат. Но это бы что-то значило, если бы она сохранила платье. Однако она не хотела этого, и он понимал, что это было из-за Тайлера. Он испортил то, что должно было стать идеальной ночью. Клаус почувствовал себя немного виноватым; в конце концов, он сыграл в этом определенную роль. Но она сказала, что не винит его. - На самом деле, я благодарна. Он должен был сам сказать мне правду, тот факт, что тебе потребовалось выбить из него это угрозами, говорит о многом. Я не могу поверить, что я была настолько глупа. Каждый раз, когда я думаю об этом... Как я могла этого не видеть? Было ведь так очевидно, что они были вместе. - Ты не видела этого, потому что не хотела этого видеть, - сказал он ей. - Ты знала, но твое сердце желало чего-то другого, и поэтому ты держалась за это. - Да. Как я и сказала - я глупая. - Не глупая, Кэролайн. Ты - человек. Надежда - самая большая слабость вашего вида. Ты никогда не сможешь устоять перед этим. Тогда она посмотрела на него так, как никогда раньше. Как будто видела его в первый раз. Это было обжигающее, ищущее, почти освобождающее - для нее больше, чем для него. А потом она улыбнулась. Клаус предложил ей выпить. Она выглядела так, словно нуждалась в нем. На следующее утро он проснулся с ней в своей постели. Это было похоже на начало чего-то. Теперь он думает, что это, возможно, был грандиозный финал. Клаус задается вопросом, что бы ему потребовалось, чтобы быть достойным того доверия, которое Кэролайн оказала Тайлеру. Та вера, которую она, кажется, питает к Элайдже. Тихий голосок в глубине его сознания говорит, что ему, вероятно, следует начать с того, что не стоит взрываться от ярости из-за ревности и не отравлять своего собственного брата ядом оборотня прямо у нее на глазах. Но это слабый голос, а Клаус никогда не отличался благоразумием. Они вдвоем, бок о бок, требуют объяснений о вещах, о которых он понятия не имел, как будто они уже решили, что он виновен. В тот момент Клаус не видел ничего, кроме ярости. Он хотел наказать Кэролайн за то, что она не верила в него, и он хотел наказать Элайджу за то, что он воспользовался этим, чтобы завоевать ее доверие. Поэтому он сделал единственное, что пришло ему в голову. С Элайджей все будет в порядке. Он мог бы использовать несколько часов боли и галлюцинаций, чтобы подумать о том, что он сделал. Это научит его никогда не верить плаксам в присутствии собственного брата. И это научит Кэролайн... Бояться его? Это действительно то, что он хотел, чтобы она подумала? Что он ненормальный и опасный, и поэтому она всегда должна делать так, как он говорит? Что в следующий раз он, возможно, вонзит свои клыки в ее шею? - Я думал, ты покидаешь нас, - говорит он, когда чувствует присутствие Ребекки позади себя. - Мы оба знаем, что эта семья едва может существовать без меня, - говорит его сестра. - Где Элайджа и Кэролайн? Челюсть Клауса сжимается, он смотрит вниз на стакан с бурбоном в своих руках. - Я оставил их на болотах. - Почему? - Мы с Элайджей немного поругались. - А Кэролайн? Он пожимает плечами, поджимая губы. - Я полагаю, она, вероятно, с ним. Держа его за руку, пока он сгорает в лихорадке и слабоумии. - Что? Клаус издает невеселый смешок. - Ты же знаешь, наш брат никогда не был из тех, кто может устоять перед хорошеньким личиком. Итак, одно привело к другому, и я укусил его и оставил их там. Лицо Ребекки искажается гримасой отвращения. - Ты закалывал нас. Кусал. Бросал. Неужели твоему нечестию никогда не будет конца? - Моя порочность - это самосохранение, - возражает он, указывая на нее пальцем. - И мне никогда не пришлось бы заходить так далеко, если бы я не был окружен со всех сторон некомпетентностью и предательством, - он останавливается, отхлебывая из своего бокала. - Теперь, когда Элайджа бросил меня, ты мне понадобишься для моего заговора против Марселя. Не надейся в ближайшее время уехать из города. - Почему я должна помогать тебе после того, что ты сделал с Элайджей? - Ты - моя семья, - просто говорит он. Ребекка смотрит на него так, словно он совершенно безумен. - Кроме того, кто может лучше шпионить за Марселем, чем девушка, которую он так явно любит? - он садится на кофейный столик, глядя прямо в затуманенные глаза своей сестры. Ребекка никогда не была из тех, кто хорошо скрывает свои чувства, всегда пряча их в рукаве. Она в ярости. Но она переживет это. Она всегда так делает. Это не случайно, что она поддерживала его дольше, чем кто-либо другой, даже Элайджа. Она могла бы лучше это скрывать, но они оба одинаково разрушены. Ребекка знает его душу так же, как он знает ее. Она не может уйти от единственного человека, который по-настоящему ее понимает. - Ты можешь рассказать мне все его секреты. Например, как он нашел нас здесь? Есть какие-нибудь идеи по этому поводу, сестренка? - Откуда мне знать, почему Марсель делает то, что он делает? - Ты думаешь, я не знаю о твоих спланированных метаниях по всему кварталу? Я знаю, Ребекка, что у тебя были личные беседы с ним. Так что просто скажи мне. Какие секреты он тебе доверил? - Он делает паузу, почти боясь ответа, который получит. - Он что, замышляет что-то против меня? Ребекка внимательно смотрит на него, прежде чем наклониться вперед, глядя прямо ему в глаза. - Мой бедный брат. Такой параноик. Марсель ничего не знает. Он не замышляет против вас заговор, он просто думает, что вы поссорились и вам просто нужно помириться. - Возможно, мы так и сделаем, - говорит он с некоторым облегчением. - В конце концов, ты знаешь, что я способен прощать тех, кто меня разочаровывает... Как только они увидят ошибочность своих путей. И то, как можно пострадать из-за этого. И как хорошо, что ты сама об этом помнишь, - он ухмыляется, а затем опрокидывает остатки своего бурбона. - Мне нужна новая порция. Он оставляет свою сестру томиться в собственных мыслях. Одного брата против него на сегодня достаточно. Сейчас ему не помешала бы свежая, дышащая свежим воздухом закуска. Или десять.