The Wolf

Единственный положительный момент в том, когда тебе нечего делать — и не от кого убегать, что является долгожданным изменением, — это то, что у Кэролайн наконец-то появилось столь необходимое время, чтобы обновить свои знания о беременности. Нелепо, что она уже на двадцать второй неделе, и только сейчас она приступает к материалу, который следовало запомнить четыре месяца назад. Ей не требуется много времени, чтобы понять, что она в полном беспорядке. Не принимала никаких пищевых добавок, рекомендованных для первого триместра, не сдавала никаких обследований, которые могли бы диагностировать возможные осложнения на ранней стадии, все еще очень запуталась в процессе понимания того, какие занятия ей следует посещать до родов. Где в Новом Орлеане лучшие родильные дома и сколько точно времени ей потребуется, чтобы добраться до них, чтобы она могла быть подготовлена и точно рассчитала время, когда начнутся схватки? Какой самый лучший, самый удобный молокоотсос можно купить? Хорошие коляски? Автокресла? Бутылочки? Боже. Нужно так много узнать, исследовать и обдумать, и все это проливает ужасный свет на то, насколько она совершенно непригодна для материнства. С тех пор как Кэролайн узнала о беременности, ее внимание было сосредоточено почти исключительно на том, чтобы выжить и не сойти при этом с ума. В промежутках между смертельными ловушками и попытками не ударить отца ребенка у нее не было времени признать, насколько она отстала от всех необходимых приготовлений. Первый раз, когда она почувствовала, как ребенок пинается, был тревожным сигналом. Раньше казалось, что эта сумасшедшая беременность существует скорее как некая фантастическая история, чем как что-то реальное. Но как только она начала чувствовать, как он пинается, крошечные конечности вытягиваются и толкаются о ее внутренности, она, наконец, поняла. Это не просто предзнаменование всего зла, как, похоже, верят ведьмы, или оружие для планов Клауса по мировому господству, как думают все остальные. Что-то, из-за чего фракции будут сражаться, как будто это долбаный золотой трофей. Это ребенок. Внутри нее растет настоящий крошечный человечек. И как только он родиться, Кэролайн будет нести за него полную ответственность. За нее. За ее маленькую девочку. Это, мягко говоря, ошеломляет. На самом деле, настолько ошеломляюще, что Кэролайн даже не выходила на улицу, знакомясь со своим новым районом. Новый Орлеан всегда был в списке желаний Кэролайн. Она всегда представляла себя наслаждающейся Марди Гра здесь, танцующей под джазовую музыку и пыхтящей ураганами Бурбон-стрит, как будто завтра не наступит. Теперь она может видеть Французский квартал со своего балкона, оживленную Роял Стрит, бурлящую деятельностью прямо за окном. Она бы рассмеялась, если бы обстоятельства, приведшие ее сюда, не были такими суровыми. Это не похоже ни на что, что Кэролайн когда-либо видела. Несмотря на то, что вся эта сверхъестественная махинация добавила Мистик Фоллс некоторого колорита, это было ничто по сравнению с Новым Орлеаном. Это место просто кажется живым. Звуки, запахи и свет. Всегда суетливый, всегда в движении. Как будто Новый Орлеан никогда не останавливается, воздух в городе всегда наэлектризован. Это неизбежно заставляет ее думать о Клаусе. - Там, снаружи, целый мир, который ждет тебя. Великие города, искусство и музыка. Подлинная красота. И ты можешь получить все это. Это почти заставляет Кэролайн поверить, что где-то действительно существует высшая сила, всемогущая и вездесущая, с ужасным чувством юмора. Если бы только они знали, что уготовано им в будущем... Чем бы это обернулось для них. Может быть, Клаус не спас бы ей жизнь той ночью. Не пообещал бы ей всех красот в мире. Она задается вопросом, думал ли он об этом тоже. Если он сожалеет обо всех тех многочисленных случаях, когда он мог убить ее до того, как все стало слишком сложно. Что ж, мир и его чудеса могут подождать. А сейчас ей нужно перевести дух. Наслаждайтесь секундой, когда неминуемая смерть не подстерегает за углом и не готова напасть на нее за каждой дверью. Теперь она знает, что чувствовала Елена... Постоянно бояться за свою жизнь так чертовски утомительно. И в любом случае, ей нужно сделать кучу домашней работы. Поэтому она с удовольствием просто сидит по утрам на балконе с одной из своих книг или сворачивается калачиком в постели, пока ищет в Google нужное количество нагрудников для новорожденного и лучший способ хранения грудного молока. Порядок, планы и списки приносят покой в сердце Кэролайн, и это все, что ей сейчас нужно. - Ты же понимаешь, что все эти книги написаны шарлатанами на честные деньги отчаявшихся будущих матерей, да? Кэролайн поднимает голову от того места, где она свернулась калачиком в постели с книгой, и видит Клауса, прислонившегося к дверному косяку ее комнаты. Вот и он. Непостижимо уникальный папочка ее малышки. Одержимость чтением о беременности также дала Кэролайн прекрасный предлог, чтобы избегать Клауса как можно больше. Они достаточно вежливы, и Клаус определенно стал более представительным, приходя к ней и заводя разговоры. Он ждет ее за завтраком и приглашает спуститься и поужинать с ним, даже спрашивает ее мнение о случайных вещах, таких как картины, которые он хочет повесить на стены, или какая мебель, по ее мнению, хорошо сочетается с какой комнатой. Поскольку Клаусу на самом деле не нужно ничье мнение, кроме своего собственного, и он не заботится о нем, она предполагает, что это его способ помахать белым флагом и попытаться заставить ее чувствовать себя как дома. Он даже начал говорить с ней о политике квартала, например, о том, как он обсуждает с Марселем переезд Давины в комплекс, который... Кэролайн на самом деле не знает, что об этом думать. Она не знает, что на самом деле происходит с этой девушкой, но у нее очень сильное чувство, что эти два самонадеянных больших вампира обращаются с ней как с пленницей. Клаус говорит о ней так, как будто она вещь, собственность, на что он имеет право вместе с поселением и армией вампиров теперь, когда он победил Марселя. Ведьмы хранили молчание после смерти Агнес, и теперь технически все вампиры подчиняются Клаусу. Это должен быть период мира, и все же он продолжает вести себя так, как будто они готовятся к бою. Единственные две вещи, на которые новое болтливое настроение Клауса, похоже, не распространяется, - это самые большие и самые маленькие слоны в комнате: его брат, сестра и ребенок. Он ни разу не упомянул Элайджу или Ребекку, и всякий раз, когда Кэролайн пытается заговорить о них, Клаус кривит губы, отводит взгляд, и разговор практически заканчивается тем, что он удаляется в свою студию, где продолжает размышлять со стаканом бурбона в одной руке и кисточкой в другой. Двое избегаемых Майклсонов доказали, что уважают решение Клауса и держатся на расстоянии. Кэролайн не видела ни одного из них, но они с Элайджей регулярно переписываются. Он всегда спрашивает, как у нее дела, не нужно ли ей чего-нибудь, не начал ли Никлаус снова капризничать, не требуется ли ей вмешательство. Не то чтобы она думала, что это поможет, но приятно знать, что она может рассчитывать на них в случае, если ситуация выйдет из-под контроля. Очевидно, что она ничем из этого не поделилась с Клаусом. Последнее, что ей нужно, это чтобы он снова взбесился из-за того, что она поддерживает связь с его братом. Ребенок - это тот момент, который торжественно отсутствовал в их мягких, ничего не значащих разговорах, но, если быть совершенно справедливым, этого избегает не только Клаус. Он, очевидно, не прилагает никаких усилий, чтобы внести свой вклад, но Кэролайн понятия не имеет, как даже начать разговаривать с ним. Это Клаус. Она не может представить, как сядет с ним, чтобы обсудить имена детей, или скажет ему, что ей, возможно, понадобится поход в торговый центр, потому что ее сиськи начинают становиться слишком большими для лифчиков. Нет. Слишком странно. Как бы сильно она ни хотела, чтобы он больше участвовал, что-то удерживает ее от того, чтобы сделать первый шаг. И поскольку он, очевидно, тоже не сделает этого сам, это просто ставит их в тупик. Ребекка - единственная, кто слышал все о ее болящей груди или об удивительных преимуществах слингов через длинные сообщения. К ее счастью, она никогда не велит Кэролайн заткнуться, хотя могла бы немного смягчить язвительные замечания. Клаус, приходящий в ее комнату по собственной воле и обращающийся к ее книгам о беременности, определенно, впервые. - Потому что ты, очевидно, такой эксперт по младенцам, - отвечает Кэролайн с улыбкой. - Напомни, сколько ты уже выпил? Он ухмыляется, открывая рот, чтобы возразить, но захлопывает его обратно, когда ничего не может придумать. - Ты смеешься надо мной, но на самом деле это очень интересно. Ты должен это прочитать. Здесь есть много научных фактов. Например, ты знал, что ребенок может слышать тебя уже на двадцатой неделе? Твой ребенок слышал всю твою чушь целых две недели. На твоем месте я бы была осторожна с тем, что говорю. Ты случайно не знаешь, какой у тебя резус крови? - Резус крови? - У меня резус-отрицательный, так что это может быть опасно, если у тебя положительный резус и ребенок унаследует его от тебя. - Ну, я никогда не был известен как положительный человек, так что, - говорит он, пожимая плечами. Кэролайн просто закатывает на него глаза, сдерживая смешок. - Твое отсутствие остро ощущалось во время нашего сегодняшнего ужина", - продолжает он, наконец входя в комнату. - Жаль, что тебя там не было. Ах, да. Званый ужин. Клаус без умолку болтал об этом всю неделю, настаивая на том, что ее присутствие важно. Он пригласил Марселя и некоторых из его вампиров в дом, чтобы доказать какую-то глупую точку зрения о том, что он не желает им зла и намерен быть добрым и справедливым правителем или что-то в этом роде. Его план состоял в том, чтобы официально представить им Кэролайн в качестве жеста доброй воли, чтобы они не подумали, что он специально скрывает ее от них. Остается загадкой, как она могла не прийти в восторг от перспективы быть выставленной напоказ, как призовая лошадь. - Вампиры так радушно принимают ведьм в этом городе. Я уверена, что они очень скучали по мне, - решительно возражает она. - Они хотели встретиться с тобой. Я сказал им, чтобы они сделали своей жизненной миссией защищать тебя, но большинство из них даже никогда тебя не видели. - Я видела твое коронное блюдо, которое вскрывало себе вены на кухне, Клаус. Нет, спасибо. Мне нравится держать свою еду внутри, когда я ужинаю. Кроме того, я думала, мы договорились, что ты больше не будешь этого делать? - Ты должна понять, что мне нужна кровь, любимая. Возможно, я не жажду этого так сильно, как обычный вампир, по очевидным причинам, но если я сяду на чрезвычайно ограничительную диету, я все равно высохну. - Для тебя есть миллионы способов получить кровь, которые не включают в себя внушение и поедание невинных людей. Он пренебрежительно фыркает. - Ты же не можешь иметь в виду, что я буду питаться невинными кроликами, как твой друг Стефан. Это для сброда. Свежая кровь - это изысканно. Ничто с этим не сравнится. Она указывает вниз, на свой живот. - Твой ребенок слушает это, отец года. Клаус закатывает глаза. - Сегодня был особый случай. Я должен был завоевать их доверие, угодить их вкусовым рецепторам, чтобы успокоить их настроение. - И свежей крови было достаточно, чтобы завоевать их преданность? О, боже. Почему мы не подумали об этом до того, как они попытались убить меня? - Я мог бы предложить кое-что еще. - Например? - Ну, на самом деле, ничего особенного. Просто хочу заверить их, что у меня нет никакого намерения использовать моего ребенка для создания новых гибридов. Они собираются на охоту на болота. Кэролайн откладывает книгу, моргая на Клауса. - Что? - Если нет оборотней, которых можно обратить, то им нечего бояться. Ты и мой ребенок в безопасности. - Ты дал вампирам разрешение пойти убивать оборотней? Тех, кого Марсель изгнал из города и заставил жить в нищете посреди болота? Тех же, что спасли мне жизнь? Спасли твоего ребенка? Этих оборотни? Голос Кэролайн становится все громче, и к тому времени, как она заканчивает говорить, выражение лица Клауса меняется с беззаботного на откровенно раздраженное, как у ребенка, которого застукали за тем, что он запустил руку в банку с печеньем, но отказывается принять выговор. За исключением того, что банка с печеньем, о которой идет речь, на самом деле приносит в жертву жизни людей, перед которыми Кэролайн в непомерном долгу. - Это необходимость, - легкомысленно отвечает он. "Нет, это не так! Эти люди страдают, Клаус. У них ничего не осталось, потому что вампиры забрали у них все. И теперь ты хочешь, чтобы они отдали свои жизни, чтобы ты мог подружиться с кучкой вампиров, которые явно ненавидят тебя до глубины души и не так давно пытались разорвать тебя в клочья? - Я делаю это для тебя, - говорит он отрывистым тоном. Кэролайн чувствует, как внутри нее что-то лопается, когда жар превращается в гнев. - Не вешай это на меня, - она обвиняюще тычет в него пальцем. - Я не собираюсь нести ответственность за убийство невинных людей, людей, которые помогали мне, когда у них не было причин делать это. Нужно быть чудовищем, чтобы отдать такой приказ и не почувствовать даже малейшего намека на сожаление, а я не такая, - на лице Клауса появляется усмешка, но если Кэролайн позволит этому спору продолжаться, она боится, что ей действительно захочется ударить его по лицу, поэтому она указывает к двери и говорит: - Сейчас я хочу спать. Пожалуйста. Он выглядит так, как будто собирается что-то сказать в течение примерно двух секунд, но затем разворачивается и уходит прочь из комнаты, хлопнув за собой дверью. Желудок Кэролайн сжимается, ее разум лихорадочно работает. Ей придется предупредить оборотней и остановить эту бойню.

***

- Какого черта, Клаус? Он устало вздыхает, откладывает кисть и вытирает руки тряпкой. Он делает шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой. Ему все еще не хватает штриха белого, думает он. - Следи за языком, милая, - рассеянно говорит он Кэролайн, чьи горящие глаза, он чувствует, сверлят дыры на его спине. - Ребенок слушает. Он ухмыляется, когда она раздраженно фыркает. Она ходит вокруг, останавливаясь рядом с его холстом, прямо перед окном, загораживая идеальный естественный свет, которым он так умело пользовался. Клаус выгибает брови, глядя на нее, просто ожидая, что она просветит его, в каком ужасном поступке его обвиняют на этот раз. - Почему твои часовые у двери просто не дали мне выйти наружу? - спрашивает она, скрещивая руки на груди. - Потому что я им так сказал, - отвечает он как ни в чем не бывало. - Я теперь под домашним арестом? - Не "теперь". Ты находишься под домашним арестом с того дня, как приехала сюда. Я полагаю, ты просто еще не пыталась уйти. Лицо Кэролайн искажается в хмурой гримасе. - Ты же понимаешь, что я могу вырубить их и уйти в любом случае, да? - Это для твоей защиты, Кэролайн. Не усложняй. - О Боже мой! - взрывается она, дико жестикулируя. - Перестань делать ужасные вещи и говорить, что ты делаешь это ради меня! Ты держишь меня здесь в плену не для моей защиты, а для своего собственного чертова эго. Теперь ты контролируешь город. Марсель отвечает перед тобой, так что эта ведьма в башне больше ничего не может со мной поделать. Разве не в этом была вся проблема? Почему я не могу уйти? - Ты что, забыла, что привело нас сюда в первую очередь? Ведьмы все еще пытаются заполучить Давину, и я уверен, что они тоже умирают от желания причинить тебе боль. - Я могу защитить себя, Клаус. - Ты, против целого ковена? Простите меня, если я не разделяю твоего оптимизма. - Это не твой выбор! - Но это мое чертово решение! - он огрызается, его терпение наконец подходит к концу. Все, что происходит с Кэролайн, - это переговоры и вечный спор. Он хотел бы, чтобы она хоть раз поверила, что он знает, что делает. До сих пор, идя против своих инстинктов во имя пустой вежливости, она не приносила им ничего, кроме неприятностей. Так что теперь он все делает по-другому. По крайней мере, до тех пор, пока он не будет уверен, что это безопасно. Кэролайн даже не вздрагивает от его почти крика. Совсем наоборот. Она раздувается от гнева, ее голубые глаза горят негодованием. Она делает шаг ближе к нему, не давая ему возможности отвести от нее взгляд. - Я всегда знала, что ты параноик, но я действительно могла видеть в тебе некоторые положительные качества раньше, - говорит она низким и серьезным голосом. - Но я была либо сумасшедшей, либо совершенно слепой, потому что ты совершенно другой человек. Наверное, тогда я действительно тебя не знала. С этими словами она выбегает. Дверь с громким стуком захлопывается, ее позаимствованная сила оборотня выходит из-под контроля, и он знает, что какое-то время не увидит Кэролайн. Он хватает первое, что видит, — стакан с водой, где он держал кисти, — и швыряет его через всю комнату. Он разбивается о стену, стекло разлетается на сотню мелких осколков и разбрасывает его кисти повсюду. Горькие слова жалят. Клаус действительно сходит с ума с беспрецедентной частотой с тех пор, как вернулся в Новый Орлеан. Он не будет отрицать, что склонность раздувать из мухи слона было его близким спутником на протяжении многих столетий, но обычно он гораздо более сдержан, чем сейчас. Теперь это выглядит так, как будто большую часть времени он едва ли рационален, всегда позволяя своему темпераменту взять над ним верх. Не то чтобы он ошибался; ситуация ужасна, и Кэролайн крайне наивна, думая, что улицы Нового Орлеана безопасны для нее только потому, что Клаус победил Марселя. Она слишком привыкла к детским порядкам Мистик Фоллс, чтобы понимать нюансы и сложность здешней политики. Этим местом управляют фракции, а не гормональные старшеклассники, и будь Клаус проклят, если позволит на нее напасть, когда он снова отвернется. Она может ненавидеть его сколько угодно. Он предпочел бы, чтобы она кидалась в него ножами весь день, чем кто-то причинил ей боль — или что похуже. Но то, что она сказала, не причинило бы такой боли, если бы в этом не было ни капли правды. И все же, с этим просто ничего не поделаешь. Каждый раз, когда он думает о подстерегающих опасностях, о врагах, которые только и ждут возможности добраться до нее, о том, что эти ведьмы сделали бы с Кэролайн, если бы у них когда-нибудь снова появился шанс устроить на нее засаду... Это сводит его с ума. Жестокие войны фракций в Новом Орлеане не являются для него чем-то новым. В его времена все было не так уж и по-другому. Черт возьми, он фактически изобрел их. Разница сейчас, как он понимает, заключается в том, что ему приходится терять. Двести лет назад худшее, что могло случиться, - это то, что кто-то убил бы Марселя, чтобы добраться до него. Он был самым слабым местом Клауса, и он сам был старым вампиром, сильным и хорошо обученным, не говоря уже о том, что чрезвычайно хорошо разбирался в обычаях города. Обаяние, которое Марсель использовал для ведения бизнеса в отсутствие его семьи, уже тогда было оружием; людям Марсель нравился больше, чем когда-либо Клаус. Он унаследовал всю способность Клауса добиваться того, чего он хочет, без его ужасного характера. Шансы на то, что кто-нибудь когда-нибудь захочет напасть на Марселя и при этом преуспеет, были ничтожны. Его брат и сестра, конечно, вряд ли нуждались в защите. Они, как всегда, прикрывали друг друга, но Ребекка и Элайджа почти такие же сильные, как он. И кроме этого, Клаусу было наплевать на всех и вся, что можно было использовать против него. Конечно, у него были свои любимчики. Но это все, чем они когда-либо являлись. Забавным развлечение. Ничего такого, чем бы он не был готов пожертвовать. Кэролайн, с другой стороны... То, как Кэролайн заставляет его чувствовать, одновременно пугает и приводит в ярость. Он сделал бы все, чтобы она была в безопасности. Что угодно. И в этом кроются все его беды. Клаус не знает, как далеко он был бы готов зайти, насколько он был бы готов пойти на компромисс ради нее. Одна мысль о том, что с ней что-то может случиться, пока она здесь, в его городе, живет под его крышей, приводит его в бешенство. И это невозможно описать простой потерей контроля. У Клауса больше нет переключателя, с помощью которого он мог бы включать и выключать человечность по своему желанию, но он уверен, поэтому все было бы куда хуже. Клаус никогда так сильно не хотел, чтобы этот выключатель у него было, просто чтобы он мог перестать так чертовски сильно беспокоиться. Он стал тем самым, кого всегда презирал больше всего. Переполненный чувствами, полностью захваченный идеями, которые только мешают его самым острым инстинктам, затуманивают его суждения — делают его слабым. Он думал, что Элайджа был влюбленным дураком в семье. А теперь посмотри на него. Отчаянно нуждающийся в одобрении Кэролайн. Безнадежно пытаясь угодить ей. Умиротворить ее. Сделать ее счастливой. И все же ничто из того, что он делает, никогда не кажется ей правильным. Неужели она не видит, что он просто пытается защитить ее? Что все, чего он хочет, - это чтобы она была в безопасности? Мысль, которая приходит ему в голову в следующий миг только еще больше портит ему настроение. Элайджа знал бы, что делать. Он бы точно знал, что сказать. Он бы понял, почему Кэролайн так недовольна им. Его идеальный брат всегда знает лучше. Так здраво, так благородно. Все любят Элайджу. Даже мать его ребенка. И у него было такое приятное утро...

***

Кэролайн замышляет заговор. Клаус ушел около часа назад, чтобы сделать Бог знает что. Он выглядел раздраженным, но она не знает, потому ли это, что где-то что-то случилось, с чем он должен пойти и разобраться, или он все еще хандрил после их небольшой утренней ссоры. Она надеется, что это последнее. Он полностью это заслужил. Есть один вампир, охраняющий заднюю дверь, и двое у передних ворот, плюс пара других, бродящих вокруг. По крайней мере, один, кажется, следует за ней по пятам, хотя он, вероятно, думает, что делает все искусно. Клаус позаботился о том, чтобы выбрать всех самых крутых вампиров, очевидно, потому что все они огромные, злобно выглядящие чуваки. Что, черт возьми, происходит на самом деле? Неужели он думает, что если они большие, то у нее меньше шансов попытаться противостоять им? Знает ли он ее вообще? Хотя, по правде говоря, он, вероятно, не думал о ней, когда выбирал своих охранников. Он думал о ведьмах с огромными задницами, которые напали на нее в Бойе. Последнее, чего он ожидает, так это того, что Кэролайн попытается прорваться через его живой сверхъестественный барьер. Ну, очевидно, он не знает, на что способна ведьма в ее гормональном состоянии. По общему признанию, она на самом деле не хочет сбивать их с ног, чтобы пройти мимо них. Будет лучше, если они не узнают, что она ушла, так они не смогут предупредить Клауса или послать за ней целый отряд в погоню. Но прежде чем она сможет наметить план действий, ей нужно точно знать, что она собирается делать. Она отправила пару сообщений Элайдже, сказав ему, что ей нужно с ним поговорить, но он еще не ответил. Звонить ему - это ни в коем случае, учитывая все эти причудливые супер-слушания, окружающие ее. Клаус, вероятно, предупредил их, чтобы они держали глаза и уши подальше, а Кэролайн, к сожалению, ненадежна для уединения. Если они узнают, что она хочет положить конец их охоте на болоте, они, конечно, попытаются остановить ее. Так что ей нужно быть умной в этом вопросе. На карту поставлены жизни оборотней. Она расхаживает по двору, грызя ногти и пытаясь придумать план, когда слышит, как кто-то разговаривает с вампирами у входной двери. Ками. Что, черт возьми, она здесь делает? Кэролайн понятия не имела, что Клаус все еще встречается с ней. Так что ей не разрешают выходить, но очевидно, что придуркам было приказано впустить Ками. Укол ревности, который она получает, только еще больше раздражает ее. - Привет, - приветствует ее Кэми, яркая улыбка появляется на ее раздражающе красивом лице, когда она видит Кэролайн. - Я Камилла, стенографистка Клауса Майклсона? Вы знаете, где я могу его найти? - Не здесь, - сухо отвечает Кэролайн. Ками моргает. - Правда? Его нет дома? - Он ушел. Какое-то срочное дело где-то, - говорит Кэролайн, неопределенно жестикулируя. - Я не уверена, когда он вернется. "Потому что он, очевидно, никогда не утруждает себя рассказом мне об этих вещах, хотя и ожидает, что будет знать, что я делаю и с кем я в любое чертово время", - мысленно добавляет она. Ками выглядит почти удрученной. - Ох, хорошо. У нас была назначена встреча. Ты не возражаешь, если я немного подожду здесь, посмотрю, не появится ли он? Кэролайн пожимает плечами. - Развлекайся. Кэролайн наблюдает, как Ками садится на один из садовых стульев, и продолжает смотреть вслед. Ками неловко улыбается, ерзая с явным дискомфортом под ее безжалостным взглядом. Чего Клаус все еще мог хотеть от нее, теперь, когда Марсель больше не является препятствием? Ты точно знаешь, чего он хочет, - говорит тихий голос в голове Кэролайн. Чего вообще хотят парни от таких хорошеньких девушек, как Ками? Клаусу, может, и тысяча лет, но он все еще мужчина. И если есть что-то, чему Кэролайн научилась за годы общения с такими, как он, так это то, что в глубине души все они одинаковы, просто немного более склонны к насилию, чем обычные придурки. Может быть, ему надоело, что беременная девушка всегда неудобно указывает на него пальцем, и он решил попробовать с той, кого он может заставить забыть, если дела пойдут плохо. - Что это за охрана такая? - спрашивает Ками, вырывая Кэролайн из ее горьких мыслей. Она закатывает глаза и говорит: - Клаус, - как будто это все объясняет. На самом деле так оно и есть. Она просто сомневается, что Ками это понимает. Другая женщина кивает, беззвучно произнося "о" одними губами. - Я не уверена, что мы встречались. Вообще-то встречались, - хочет сказать она. Но потом она вспоминает, что Клаус заставил ее забыть их предыдущую встречу. - Я Кэролайн. - Кэролайн, - говорит Ками, как будто пробуя имя на вкус, задумчиво прищурив глаза. - Это имя мне так знакомо. Я не могу точно сказать, где я слышала его раньше. Конечно, Клаус все еще заставляет ее ничего не вспоминать, как только он исчезает из ее поля зрения. Какой придурок. - Это очень распространенное имя, - говорит она, делая мысленную пометку выяснить, есть ли способ подсыпать Ками немного вербены, чтобы она могла, по крайней мере, удержать Клауса от дальнейшего применения внушения к ней. - Да, это правда, - она снова улыбается. - Так ты здесь живешь? - Я полагаю, так это и называется. - Вы с Клаусом...? - Нет. Боже, нет, - она качает головой для убедительности. - Мы не вместе. Мы просто... Ответственны за это, - Кэролайн указывает на свой огромный живот. Выражение лица Ками в некотором роде бесценно. - У Клауса будет ребенок? - спрашивает она с отвисшей челюстью и широко раскрытыми глазами. Кэролайн жалеет, что не может сделать снимок, чтобы показать Клаусу позже. - Технически, ребенок будет у меня, но да. Он - отец. - О, вау. Я не думаю, что он когда-либо упоминал об этом. Ребенок - слишком важная вещь, чтобы забыть упомянуть об этом. О, я уверена, что он без умолку болтал об этом. Тебе, наверное, повезло, что ты не можешь вспомнить. - Добро пожаловать в мир Клауса. Ой, - скулит Кэролайн, ее лицо морщится от боли, когда она чувствует покалывание в пояснице. Ками бросается к ней, вся такая озабоченная. - Ты в порядке? - Да, я в порядке. Ничего страшного, - говорит она, кладя руку себе на спину, когда добирается до скамейки. Ками берет ее за руку, помогает сесть, хотя на самом деле в этом не было необходимости. Ничто так не пробуждает доброту в незнакомых людях, как беременная женщина, испытывающая боль. - Спасибо. Это всего лишь моя спина. Она убивает меня. - Ты обращались по этому поводу к врачу? - Я прочитала несколько книг. На данном этапе это совершенно нормально из-за растущего веса. И будет становиться только хуже. - Значит, ты не обращалась к врачу? - Кэролайн моргает, глядя на нее, чувствуя себя странно, как будто ее осуждают. - Вообще никогда? - спрашивает Ками, немного изумленная, как показалось Кэролайн. - Я знаю, как это звучит, ладно? Я не какая-нибудь нерадивая мать или что-то в этом роде. Я просто... У меня был не очень хороший опыт общения с врачами. Тот, кого я видела на ранних сроках беременности, был... Ну, давайте просто скажем, что это было не очень многообещающе. Но я очень хорошо информирована. - Я не хотела звучать осуждающе, извини, - поспешно добавляет Ками. - Это просто... Это так важно. Какой у тебя срок? - Двадцать две недели. - Тебе действительно стоит сходить к врачу. Даже если боли в спине - это нормально, но все же есть средства, которые могут помочь справиться с этим. - Ты врач? - спросил я. - Нет, но я со многими из них тусовалась в колледже. На самом деле.., - Ками начинает рыться в своей сумке в поисках чего-то, издавая звук "а-ха", когда находит маленькую карточку, которую вручает Кэролайн. На ней было написано Доктор Лиза Престон. - Она хороший друг и очень хороший гинеколог. Я могла бы записать тебя к ней вместе с Клаусом. Кэролайн издает раздраженный смешок. - Вместе с Клаусом. Хорошая шутка. - Правда? - Клаус... не сторонник современных технологий, - говорит она, пытаясь объясниться. - Он всецело придерживается старых обычаев. По-настоящему старых способов. - Я понимаю, - кивает Ками. - Ну, я могла бы пойти с тобой, если хочешь. - Правда? Ты бы сделала это? - Конечно. Мы даже можем пойти прямо сейчас. Я уверена, что она сможет нас вписать в свое расписание. И Клауса здесь все равно нет, так что он не может жаловаться на то, что я пропустила нашу встречу. Кэролайн резко закрывает рот, воспоминания об ужасной ночи в глубоком заливе внезапно захлестывают ее разум. Она верила, что Агнес ничего не хотела, кроме как помочь ей тогда, и посмотрите, чем это закончилось. Но Ками кажется такой искренней, такой доброй, протягивающей руку помощи беременной женщине с ужасными болями в спине... Клаусу она действительно нравится, она может это сказать. Если он все еще встречается с ней, должна быть какая-то причина. И нравится ли она ему... Ну, она не может быть настолько плохой, верно? По крайней мере, не угроза. Во всяком случае, не для нее и ребенка. Каким бы раздражающим и покровительственным ни был Клаус, Кэролайн действительно верит в его добрые, хотя и ужасно ошибочные намерения. Она прикусывает нижнюю губу, бросая быстрый взгляд на двух тупиц в дверях. Что ж, к черту осторожность. Это убьет двух зайцев одним выстрелом. - Хорошо, - говорит она, поднимаясь на ноги, морща нос, когда острая боль снова пронзает ее насквозь. - Просто дай мне минутку. - Конечно. Кэролайн делает вид, что направляется в одну из комнат на втором этаже, и когда Ками оборачивается, она бросается к двери. - Эй, придурки, - шипит она, привлекая внимание двух стражей. Легким движением ее запястья их шеи ломаются, и они оба падают на землю. Кэролайн хватает их за лодыжки и, в полной мере используя свою силу оборотня, тащит их обоих с глаз долой, только тихо постанывая, когда ее спина кричит от напряжения. Как только они хорошо спрятаны, она вытирает руки о джинсы. - Камилла! Все готово! - Отлично! - говорит девушка, присоединяясь к ней у входа. - Подожди. Где охранники? - О, я думаю, они пошли в туалет. - Вместе? - Они не очень хорошие охранники. Не обращай на это внимания. Давай просто уйдем, пока они не вернулись, чтобы досаждать нам.

***

Элайджа находит Кэролайн, беспокойно расхаживающую взад-вперед по переулку во Французском квартале. Все, что связано с этим, действует на него не так, как надо. Тот факт, что она, кажется, нервничает. Тот факт, что она, кажется, скрывает. Тот факт, что она одна во Французском квартале. Но что больше всего выбило Элайджу из колеи, так это ее телефонный звонок. Они поддерживали связь с тех пор, как она переехала в комплекс с Никлаусом, но Кэролайн общалась коротко и расплывчато, что он понял как ее способ не нервировать его брата. Одного факта, что они разговаривали, было бы достаточно, чтобы он наверняка закатил истерику. Она никогда не вдается в подробности о том, как у него обстоят дела. Элайджа не наивен, полагая, что смена места жительства - это все, что потребовалось его брату, чтобы внезапно обрести совесть и стать более разносторонним человеком и настоящим отцом. Но Кэролайн, намеренно скрывающая от него что-то, говорит о трудностях, которыми она не хочет делиться, опасаясь, что он или Ребекка могут попытаться вмешаться. По правде говоря, Элайджа несколько раз подумывал о неожиданном появлении, но Ребекка отговаривала его от этого, утверждая, что он только разозлит Никлауса еще больше. Она не ошибается, Элайджу просто все это не так уж сильно волнует. Что удерживало его до сих пор, так это гарантии Кэролайн, что с ней все в порядке, и тот факт, что Никлаус - не единственный его брат, нуждающийся в некотором руководстве. Ребекка тоже вряд ли в своем уме. Когда Элайджа узнал о том, что она сделала — объединила усилия с Марселем, чтобы попытаться уничтожить Клауса, — он, наконец, понял, почему их брат так сорвался, решив разорвать все связи с остальными членами семьи. Это была не просто ревность. У него действительно была какая-то подлинная причина для беспокойства из-за выходок Ребекки. Как она могла быть такой глупой, думая, что кучка недавно обращенных, полуголодных вампиров сможет уничтожить их брата-гибрида? Ген оборотня Клауса означал, что он всегда был самым сильным из них всех, но с тех пор, как проклятие было снято, он стал кем-то другим. Гораздо более опасным совершенно беспрецедентным образом. Просто потому, что он не афиширует масштабы своих полномочий, это не значит, что он блефует. То, что Марсель недооценил его, понятно, даже ожидаемо; Марселлус всегда был слишком высокомерен, по мнению Элайджи, держался с уверенностью Древнего, и он не видел Клауса почти столетие. Он не знал, насколько испорченным и жестоким стал Никлаус с тех пор, как покинул Новый Орлеан, или на какие крайности он пошел, чтобы укрепить себя. Но Ребекка? Тому, что она сделала, нет оправданий. Не за то, что глупо бросила вызов Никлаусу, и не за то, что возбудила свою собственную кровь. Так что Никлаус не самый милосердный или внимательный брат. Никакой новизны в этом нет. Он делал ужасные вещи со своей собственной семьей, подвергал их произвольным наказаниям и, кажется, никогда не колеблется, прежде чем наброситься. И все же он все еще странно чувствителен, когда ситуация обратная. Самая незначительная вещь способна вывести его из себя, и Никлаус справляется с обидой так, что впадает в ярость. Его полная неспособность рассматривать свои эмоции - это то, чего они не знали в течение сотен лет. Заслуживает ли он того, чтобы ему бросали вызов и привлекали к ответственности за его действия, даже заставляли платить за некоторые вещи, которые он делает так свободно? Да, конечно. Но разве вырвать страницу из его собственной книги - это ответ? Элайджа так не думает. Не тогда, когда он тратит так много времени, пытаясь обучить своего брата и заставить его увидеть ошибки своего пути. Ребекка думает, что он никогда не усвоит свой урок; Элайджа не согласен. Он действительно учится, и он сожалеет и раскаивается. Просто у него ужасно короткая память. Единственная боль, которая остается, - это та, которую он чувствует сам; то, что он делает с другими, просто ускользает из его сознания на быстрой скорости. Тем не менее, если они когда-нибудь захотят, чтобы Никлаус изменился, им не стоит драться с ним и уж тем более запирать где-то, они должны действовать лучше. Никаких решеток никогда не будет достаточно, чтобы удержать его надолго. И что тогда произойдет, когда он сбежит? Этот мир недостаточно велик, чтобы спрятаться от монументальной ярости Никлауса. Ребекке нужен был Элайджа рядом, чтобы успокоить ее нервы и помочь ей найти способ простить Никлауса за еще один проступок. Это утомительно, но быть посредником между их братом и чувствительностью всегда было самоназначенной работой Элайджи. С Ребеккой гораздо проще. Но его бедная сестра отчаянно нуждалась во внимании своей семьи, и, если быть до конца честным, Элайджа действительно скучал по тому, чтобы проводить с ней время. Он бы солгал, если бы сказал, что не было намного проще и спокойнее дней вдали от Никлауса и всего этого безумия с ребенком. Но это не значит, что он меньше беспокоится о благополучии Кэролайн. Каким бы склонным к приступам безумия ни был Никлаус, Элайджа твердо верит, что он хочет защитить ее. Он никогда бы намеренно не причинил ей вреда. И в любом случае, если кто-то и может держать его брата в меру уравновешенным и в тонусе, так это Кэролайн. Она не боится его, не испытывает угрызений совести, ругая его и обвиняя в плохом поведении. И в отличие от кого-либо другого, Никлаус действительно прислушается к ней. Если что и доказала та отвратительная сцена на болоте, так это то, что Никлаус может пыхтеть и разыгрывать свое лучшее представление о Большом Плохом Волке, но на самом деле ему небезразлично, что она думает, каким она его видит. Элайджа провел большую часть дня, помогая Ребекке разобраться с некоторыми старыми семейными реликвиями, прежде чем грузчики Клауса смогли перевезти все в новый дом их брата. Их прогулка по переулку воспоминаний отвлекла их обоих. Элайджа не видел сообщений и пропустил первые несколько звонков от Кэролайн. Поэтому, когда он наконец взял трубку, было совершенно очевидно, что происходит что-то срочное. - Где, черт возьми, ты был? Я звонила тебе весь день! - проворчала она в трубку. - Прости меня, я не обращал внимания на свой телефон. Что такое? - Мне нужно, чтобы ты пришел в Квартал. - Что случилось? Никлаус что-то натворил? - Я скажу тебе, когда ты приедешь сюда. Но у меня не так много времени. - Кэролайн... - Элайджа, пожалуйста. Просто приходи и встретимся со мной здесь. Это важно. Это было все, что ему нужно было услышать. Кэролайн не относила его к типу людей, слишком остро реагирующих на что-то, и она держалась вполне вежливо даже в самых сложных ситуациях. Так что, если она говорит, что это важно, значит, так оно и есть. Элайджа думал, что она хотела увидеть его в комплексе, но она написала ему адрес, сказала, что подождет его в переулке. Итак, с чего бы ей так прятаться? Если только она не пыталась сбежать от самого Никлауса... Что, черт возьми, на этот раз натворил его брат? - Кэролайн, - говорит он, выходя в переулок. Она вздрагивает, поворачиваясь к нему с вытянутыми руками, как будто готова нанести удар. - Господи, Элайджа. Тебе всегда приходится быть таким незаметным? - Прошу прощения. Я не хотел тебя напугать. - Все в порядке, не бери в голову, - говорит она, неопределенно жестикулируя. - У меня не так много времени. Через пять минут у меня встреча с врачом. - Врачом? - спрашивает он обеспокоенно. - Все в порядке? - Да, да. Просто обычный осмотр. Я позвонила не из-за этого. - Никлаус знает, что ты здесь? - Никлаус не является господином и хозяином моей жизни, - говорит она с резкостью в голосе. - Я позвала тебя сюда, потому что твой дорогой брат счел нужным дать вампирам полную свободу действий, чтобы они отправились в Бойю и убили каждого оборотня, которого найдут. - Зачем ему это делать? - Он говорит, что это для того, чтобы успокоить их характер или что-то в этом роде. Если оборотней нет, у них нет причин бояться апокалиптических предчувствий о ребенке, что не имеет абсолютно никакого гребаного смысла, потому что, если он действительно хочет создавать гибридов, он найдет проклятых волков. Но эти оборотни спасли мне жизнь. Я не могу просто позволить вампирам убить их всех ради забавы. О, Никлаус... Всегда находил новые, скандальные способы вывести из себя самых близких ему людей. Элайджа вздыхает. - Что ты хочешь, чтобы я сделал? - Я не знаю, что-нибудь. Иди к болотам и предупреди их, отбивайся от вампиров, если сможешь. Я бы сделала это сама, но боюсь, что это только ухудшило бы отношения с твоим братом. Он может решить прикончить волков своими собственными руками просто назло. Пожалуйста, Элайджа, я бы не просила тебя об этом, если бы это не было важно. Элайджа не любит оборотней, никогда не любил и никогда не будет любить. Но когда он слышит нотки отчаяния в голосе Кэролайн и видит умоляющий взгляд на ее лице, он понимает, насколько она искренне огорчена... У него просто не хватает духу сказать ей, что он все еще вампир, и это в самой его природе - не ладить с волками. - Я посмотрю, что я могу сделать, - отвечает он вместо этого, не давая никаких обещаний. Ненависть, которую эти оборотни питают к его виду... С таким же успехом они могли бы наброситься на него, как только он ступит на их территорию. Кэролайн выдыхает с облегчением. - Спасибо. - Как ты, Кэролайн? Она замолкает, отводя от него взгляд и отвлекаясь на то, чтобы заправить прядь волос за ухо. - Я... в порядке. В данный момент я немного взволнована перед приемом, - улыбка, наконец, появляется на ее губах, когда она снова встречается с ним взглядом. - Я впервые увижу свою малышку. Элайджа не может сдержать легкую усмешку, скривившую его собственные губы. Секунду назад она выглядела измученной, а теперь, просто упомянув о своем ребенке, она... сияет. Это почти заразительно. Как Никлаус может не присутствовать при этом? - Я должна идти, - продолжает она. - Доктор впихнула меня в последнюю минуту, она не обрадуется, если я опоздаю. Дай мне знать, как все пройдет, хорошо? - Я так и сделаю. Он наблюдает, как она обходит здание и возвращается внутрь. В последний раз, когда она пошла на одну из таких встреч, на нее напали бешеные ведьмы — и спасли оборотни, которых его брат приказал убить сейчас. Элайдже от этого немного не по себе, но здесь все выглядит неуместно. Внутри есть другие беременные женщины, он слышит, как они разговаривают. По крайней мере, это кажется настоящим, а не просто какой-то иллюзией. Он задерживается еще на некоторое время, пытаясь обнаружить кого-нибудь из новоприобретенных лакеев Никлауса или даже его самого, но если он и заметил исчезновение Кэролайн, то он еще не нашел ее, как и его приспешники. На данный момент она должна быть в безопасности. Ребекка будет возмущена, когда он вернется домой, чтобы забрать ее, но ему понадобится подкрепление, если они хотят спасти этих волков от уничтожения. Его сестре лучше бы надеть какую-нибудь удобную обувь.

***

- Вау, эти волки действительно путешествуют со стилем, да? Ребекка устало вздыхает, когда Элайджа запрыгивает в дом на колесах, припаркованный посреди протоки. Это четвертый лагерь оборотней, который они обнаружили сегодня, и, как и три предыдущих, он совершенно безлюден. Она хотела бы вернуться домой несколько часов назад, но ее брат неугомонен. Они наткнулись на первый лагерь, когда его громила толпа, возглавляемая болтливым другом Марселя Диего. Они еще не встречали ни одного волка, но, по-видимому, находили столь же забавным уничтожать то немногое, что было у этих людей. Такие жалкие создания, Ребекке почти стыдно за то, что она объединилась с ними. Элайджа ясно предупредил их, что они не должны причинять вреда ни одному волку, и, если он снова увидит их в протоке, их головы будут насажены на пики, чтобы украсить лагерь, который они только что уничтожили. Но Элайджа знал, так же как и Ребекка, что они не собирались сдаваться. Ник дал им разрешение, конечно, теперь они чувствуют себя вправе на свою охоту. Их брат воображает себя новым королем Нового Орлеана, и эти бедные ублюдки только и ждут, чтобы последовать его примеру. Ник действительно оставил на них след после того, как надрал их жалкие задницы. - Теперь мы можем идти? - спросила она Элайджу. - Они были предупреждены. Если кто-нибудь из оборотней умрет, мы можем просто найти вампиров и убить их. - Они все еще где-то там, Ребекка. - Да, и некоторые из них пойманы в ловушку в волчьей форме, а это значит, что этим беднягам лучше держаться подальше, если они знают, что для них хорошо. - Никлаус исцелил бы их. Ребекка усмехнулась. - Ага, конечно. Наш эгоистичный брат, кормящий подонков своей драгоценной кровью? Маловероятно. Элайджу почти убедили уйти, когда они наконец нашли своего первого настоящего оборотня. Или, скорее, она нашла их. Женщина по имени Ева. - Кэролайн послала тебя сюда, не так ли? Чтобы защитить нас, - спросила она, как будто они с Кэролайн были старыми подругами. - Мы благодарим вас за вашу помощь, но у нас все в порядке. - Что из всего этого для тебя выглядит как "в порядке"? - Ребекка указала на разрушенный лагерь. Палатки были разорваны в клочья. Личные вещи, разбросанные повсюду. Еда стала совершенно бесполезной. - Это просто вещи, - сказала Ева с улыбкой, которая была слишком нежной без видимой причины. У нее были добрые глаза и мягкий голос, который заставил Ребекку вспомнить о Мэтте Доноване. Кто-то с по-настоящему добрым сердцем. Тип, с которым трудно столкнуться в этих районах. Ева выглядела так, как будто ей было чуть за тридцать, и Ребекка могла сказать, что она была оборотнем, но только смутно, что означало, что она еще не запустила свое проклятие. Не многим волкам удается дожить до этого возраста, не набросившись на кого-нибудь и не убив его. У них звериный характер, как будто сама их природа работает на то, чтобы заставить их активировать проклятие. Чтобы Ева сделала это... Она, должно быть, святая. - Мы в порядке, - продолжила она. - Все мы. Мы знаем протоку как свои пять пальцев. Нас найдут, только если мы сами этого захотим. - Ну, мы нашли тебя, так что, - отметила Ребекка. Ева просто улыбнулась. - Как я и сказал, - она вытащила карту из-под потрепанного плаща, который был на ней надет. - Я должна вам кое-что показать. - Ты единственная из них, кто не в волчьей форме? - спросил Элайджа. - Нет, есть и другие. В основном те, кто помоложе, у кого еще не сработал ген волка, когда Марсель проклял нас, и некоторые, кто позже приехал из других частей штата. - Тогда почему мы никого из вас не встретили? - Как я уже сказала, мы не хотим, чтобы нас нашли. Особенно вампиры. Без обид. - Вообще-то обидно, - съязвила Ребекка. - Что такого ты хочешь нам показать? Ева открыла карту и указала на три других района вокруг протоки. - В этих районах разбивают лагерь волки, и они не отсюда. Некоторые принадлежат к нашим линиям, но некоторые из совершенно разных стай. - Что они здесь делают? - Они все слышали о ребенке. - Ты что, издеваешься надо мной? - спросила Ребекка с резкостью в голосе. - Теперь оборотни тоже придут за ребенком? - Они не охотятся за ребенком. Они хотят его увидеть. Хотят увидеть Кэролайн. Ее ребенок важен для нас. - Почему? - спросил Элайджа. - Потому что он часть нашей стаи. Часть ветви, которую мы считали потерянной для нас навсегда. Это чудо. Все хотят это увидеть. Они приезжают отовсюду, не только из Луизианы, и они будут приезжать и дальше. Но они не знают протоку, и мы не сможем им помочь, если нам придется защищать себя. Но вы можете. - Ты хочешь, чтобы мы отправились на экскурсию по протоке, чтобы спасти твоих дальних родственников? - спросила Ребекка. - Вы те, кто пришли сюда, говоря, что хотите помочь. Если вы и правда этого хотите, то можете начать с этого. И поверь мне... Я думаю, они понадобятся вам живыми. После этого Элайджу было не переубедить. Они шли через болото в течение нескольких часов, и к тому времени, когда они достигли других лагерей, оборотни уже ушли. Вокруг также не было никаких следов борьбы или валяющихся тел, так что вампиры их не нашли, что, по мнению Ребекки, хорошо. Но это точно не поможет ей почувствовать себя лучше из-за ужасного состояния ее ботинок или идеального дня, который она потратила впустую, гоняясь за призраками на болоте. Элайджа высовывает голову из дома на колесах и выгибает брови, глядя на нее. - Пусто. - Вау. Вот так сюрприз, - отвечает она, ее голос лишен всякого юмора. - Тогда, может быть, мы продолжим? - Элайджа выходит из дома на колесах, закрывая за собой дверь, как джентльмен, которым он и является. - О, идея! Давай не будем продолжать, а Кэролайн скажем, что продолжили. Тогда ты произведешь впечатление на девушку, и я смогу пойти домой, - предлагает она с приторно-сладкой улыбкой. - Ты знаешь, как шалаши и лачуги угнетают меня, и это все, что мы видели за весь день. Ну, это и болото. - Я не пытаюсь произвести впечатление на девушку. - Я чертовски надеюсь, что хочешь. Иначе зачем мы здесь? Элайджа отводит от нее взгляд, пытаясь сдержать глупую улыбку, расползающуюся по его лицу, но его поймали. То, как загорелись его глаза только что — на самом деле это не сильно отличается от того, как выглядел Ник в Мистик Фоллс, когда кто-то упоминал о Кэролайн. Это был самый простой способ вытащить его из дома. Ребекка даже заставила его нарядиться и пойти на ее школьные танцы только потому, что она сказала, что там будет белокурая ведьма. У Элайджи и Ника гораздо больше общего, чем они даже осознают. - Да ладно, Элайджа, - настаивает она. - Ты влюбился в нее. Признай это. Он улыбается почти застенчиво, поправляя воротник своей куртки. - Если я признаюсь тебе, что это сложно, этого будет достаточно, или ты полна решимости мучить меня на протяжении всего времени? - Ну, я не знаю. Ты бы предпочел, чтобы я мучила тебя сейчас или Ник мучил тебя позже? При упоминании их брата красивая улыбка полностью исчезает с лица ее брата. - Ты не можешь рассказать Никлаусу об этом, Ребекка. - Как будто я должна. Как ты думаешь, почему он отвез Кэролайн в хрустальную башню в центре города, охраняемую вампирами со всех сторон? - И все же. Мы не упоминаем ему ни о чем из этого. Никогда. - Так ты просто ничего не собираешься с этим делать? - Что бы ты хотела, чтобы я сделал? - Я не знаю. Поговори с ней. - Кэролайн носит ребенка нашего брата, Ребекка, или ты забыла? - Ну и что? То, что она однажды переспала с Ником, еще не значит, что они женаты. Это 21-й век, Элайджа. У семей теперь есть больше альтернативных вариантов. - Не у этой семьи. Кэролайн заботится о Никлаусе, и я не собираюсь становиться у нее на пути. - Даже если ты знаешь, что это не самое лучшее для нее? - Я этого не знаю. - Ну, я знаю. Нет такого мира, где быть с Ником было бы лучше для кого-либо, чем быть с тобой. Просто посмотри на нас сейчас. Ты проделал весь этот путь сюда, чтобы спасти оборотней, которых ты даже не знаешь, потому что Ник приказал их убить. Он знает, что они важны для Кэролайн, но ему на это наплевать. Может быть, нам пора признать, что мы больше ничего не можем сделать для Ника. Он зашел слишком далеко. - Ребекка... То, что наверняка было бы лекцией Элайджи о том, что золотые локоны Кэролайн - ключ к спасению бессмертной души Никлауса из глубин тьмы, в которых она была погребена на протяжении тысячелетия, прерывается криками. Мужчина и женщина выбегают на поляну, вампиры быстро следуют за ними по пятам. У них нет ни единого шанса, у бедных отчаявшихся созданий, вампиры просто играют с ними, пока они пытаются сбежать. Вскоре они окружены. Диего делает шаг вперед и вонзает зубы в шею мужчины. Его страдальческий крик резанул Ребекку по ушам. Ребекка даже не замечает движения Элайджи, пока он не оказывается рядомх, хватая Диего за волосы и оттаскивая его от мужчины. Он падает на землю трясущейся кучей, зажимая колотую рану на шее. Запах свежей крови окатывает ее ледяной волной. Они пробыли здесь весь день; ей бы и самой не помешало перекусить. - Дорогой, - говорит Элайджа Диего. - Нам нужно прекратить встречаться подобным образом. Он отталкивает Диего, и мальчик смотрит на них с убийственным взглядом, когда присоединяется к остальным подонкам. Ей действительно нужно поговорить с Марселем о людях, которым он доверяет командовать своей армией. Это позор. - Теперь вы можете идти, - говорит им Элайджа с ухмылкой на лице. Ребекка фыркает. Может быть, Кэролайн - это не единственная причина, по которой ее брат так стремился приехать сюда в конце концов. Ему весело мучить вампиров — что, в свою очередь, означает мучить Никлауса. Диего чертыхается себе под нос, но никто из них не двигается. - Возможно, я здесь не совсем ясно выражаюсь, - продолжает Элайджа. - Это угроза. Ровно через три минуты ваша маленькая охотничья группа станет добычей. Теперь, основываясь на вашей недавней неудаче в усмирении моего младшего брата, несмотря на преимущество более чем 100 к 1, я рекомендую вам прислушаться к моему предупреждению. Диего смотрит на Ребекку, которая приподнимает бровь, глядя на него. Наконец решив, что пара оборотней не стоит того, чтобы рисковать своей жизнью, он плюет на пол в знак протеста или что-то в этом роде и разворачивается, за ним следует остальная часть его группы. - Впечатляет, - говорит она Элайдже. - Мне понравилась часть о младшем брате. Элайджа гордо улыбается. - Ну, я думал, что ситуация требует чего-то немного драматичного. Они поворачиваются к мужчине, все еще хнычущему на полу. Оборотень, это точно. Когда он ловит на себе их взгляды, он быстро вскакивает на ноги, делая несколько безопасных шагов в сторону своей подруги, на лицах у обоих испуганное выражение. - Кто вы такие, люди? - он заикается. - Ваши феи-крестные. Это ваш счастливый день. Она бросает взгляд на Элайджу, ожидая увидеть на его лице довольную ухмылку, но то, что она видит, - это глубокий хмурый взгляд. Он делает шаг ближе к мужчине, который вздрагивает, но не пытается убежать. Элайджа не сводит глаз с ожерелья, которое у мужчины на шее. Точнее, на подвеске, висящей на нем. Элайджа берет его в руки, внимательно осматривая, и Ребекка может рассмотреть его получше. Все ее тело холодеет, когда ее осеняет осознание. Это не кулон, это кольцо. Кольцо, которое и она, и Элайджа видели раньше, много-много лет назад. На пальце их матери. - Я бы сказал, что лучший вопрос, - начинает Элайджа, глядя на оборотня, - это кто вы?

***

Возбужденная болтовня и звонкий смех проникают в дом вместе с приближающимися шагами. Похоже, его брат и сестра провели фантастический день на протоке, игнорируя его прямые приказы и мучая его вампиров. - От меня воняет трясиной, - говорит Ребекка, когда они наконец заходят внутрь. Она не лжет. - Так тебе и надо за твою жалкую попытку подорвать мое правление, - вмешивается Клаус в их оживленную перепалку из-за пианино, наблюдая, как эти двое поворачиваются к нему. Он уже устал ждать. Как только он получил звонок Диего, он отправился на плантацию, хотя ему все еще нужно уладить дела с Марселем. Его день начался не особо радостно. Новость о небольшой прогулке Ребекки и Элайджи по сельской местности привела его в ярость. Есть ли в этом мире кто-нибудь, кто не стремится перечить ему? Как будто вся чертова вселенная собралась вместе, чтобы заставить его сойти с ума, как будто он еще не прошел и половины пути. - Ник, послушай... - Когда я приказываю охотиться на оборотней до полного исчезновения, - начинает он, прерывая то, что наверняка было одним из прискорбных оправданий Ребекки, - Я ожидаю, что вы отойдете в сторону и дадите крови пролиться. - Как восхитительно демократично с вашей стороны, - монотонно говорит Элайджа. Он засовывает руку под куртку, а затем бросает что-то в Клауса. Кольцо, старое и потертое, то, что, вероятно, когда-то было какой-то замысловатой резьбой по потемневшему металлу, теперь почти выцвело. - Ты узнаешь это? - Вопросы Элайджи. - Возможно и нет. Прошла тысяча лет с тех пор, как ты в последний раз видел, как он украшал руку нашей матери. Клаус хмурится, снова глядя на предмет. Теперь, когда он упомянул об этом... Это правда. Клаус помнит его. У Эстер было не так уж много украшений, тогда их ни у кого не было. Но он помнит кольцо, которое она носила с собой, куда бы ни пошла. - Оно было у одного из тех самых волков, которых ты только что приказал прикончить, - глаза Клауса снова устремляются на его брата. - Не волнуйся, я спросил его. Он рассказал о легенде, в которой давным-давно их вождь стал отцом ребенка от очень могущественной ведьмы. Мифология далее утверждает, что этот ребенок, сын, позже превратился в нечто, чего этот клан никогда прежде не видел. Что-то вроде оборотня и вампира. Сердце Клауса пропускает удар, затем другой. Если то, что говорит Элайджа, правда... Если это действительно кольцо их матери... Тогда оборотни в Протоке - далекие потомки стаи его отца. Его биологического отца. Они могут даже быть родственниками. - Ник, мы пытаемся загладить свою вину. Мы нашли остатки твоей семьи, родословную твоего настоящего отца, - говорит Ребекка с надеждой в голосе, медленно приближаясь к нему. - Это значит, что Кэролайн была права насчет них. Они защищали твоего ребенка, потому что твоя дочь - часть их стаи. И мы спасли их от гибели от рук вампиров, которыми ты командуешь. - Никлаус, твои личные амбиции слишком долго стояли выше этой семьи, - говорит Элайджа с серьезным блеском в глазах. - Я умоляю тебя, брат. Пожалуйста, вернись домой. Клаус снова смотрит на кольцо, свидетельство чего-то, что он считал давно потерянным для себя. Он чувствует укол в груди. Кэролайн попросила его не охотиться на них, и он проигнорировал ее, думая, что самый простой способ обезопасить ее - это завоевать доверие вампиров. И все это время оборотни охраняли ее из-за чего-то гораздо более могущественного, чем политика. Семья. Он снова поднимает взгляд на своих двух выжидающих брата и сестру. Тот, кто думает, что он хочет навредить своему собственному ребенку. И та, которая сама проткнула бы его колом, если бы думала, что это прикончит его. Внезапно ему так сильно захотелось, чтобы он снова мог им доверять. Но, увы, его сердце все еще болит из-за их предательства. - Какой дом? Эту жалкую замену? - спрашивает он, указывая рукой в сторону комнаты. - Видишь ли, несмотря на все твои сомнения, все твои попытки помешать мне, я вернул себе наш истинный дом. Я вернул себе весь город. - У тебя хватает наглости хвастаться своей победой, когда мать твоего ребенка остается жить будто в плену? Внутренности Клауса скручивает от гнева, его глаза опасно прищуриваются, глядя на Элайджу. - Все сводится к Кэролайн, не так ли, брат? - Прекратите это, вы оба, - вмешивается Ребекка. - Даже если это то, что ты говоришь, - продолжает он, кладя кольцо на крышку пианино и вставая на ноги. - Мне семьи хватило по горло на всю оставшуюся жизнь. Зачем мне еще одна? - Несмотря на то, что это кольцо зовет его, умоляя, чтобы его взяли, осмотрели и исследовали, Клаус оставляет его и выходит из дома, игнорируя разочарование, которое он может чувствовать, исходящее от его брата и сестры. - Держитесь подальше от меня. Семья тысячу лет не приносила ему ничего, кроме страданий. Может быть, пришло время ему оставить это позади навсегда.

***

Кэролайн возвращается домой с ноющими ногами и счастливым животиком. Несмотря на непреодолимое беспокойство по поводу того, что может происходить или не происходить в протоке, она была на седьмом небе от счастья, когда выходила из кабинета врача. Она больше ничего не могла сделать с волками, только надеяться, что Элайджа сдержит свое слово. Вместо того чтобы убивать себя тревогой, она решила сосредоточить свое внимание на том, что на самом деле было в пределах ее досягаемости, например, на назначенной встрече. Увидев своего ребенка в первый раз, ее сердце распухло, стало таким невероятно огромным, что остается загадкой, как оно не вырвалось из ее груди. Ее маленькая девочка, совершенно идеальная и здоровая, совершенно не замечающая ужасов, которых она уже избежала за свою короткую жизнь, или того факта, что ее глупая мать еще не принимала никаких дополнительных витаминов. Это была та порция доброты, в которой Кэролайн нуждалась, чтобы поднять себе настроение. Разговор с доктором был долгим. У нее был миллион вопросов после всех книг и блогов для мам, которые она прочитала в Интернете, и доктор Лиза отвечала на все с терпением монаха. Хорошо, что день выдался неспешный и у нее было не так много ожидающих пациентов. Она выписала рецепты на несколько пищевых добавок и другие вещи, научила Кэролайн нескольким упражнениям, которые помогут облегчить ее боли в спине, расспросила о ее распорядке дня, диете, о том, почему она до сих пор не обратилась к врачу. Стало немного неловко, когда она спросила об отце. - Он присутствует в вашей жизни? - Хм... Да, он присутствует. Мы просто... расходимся во мнениях по нескольким вопросам, касающимся ребенка. Доктор Лиза сказала, что хотела бы сделать еще несколько анализов и снова увидеть Кэролайн через несколько недель, просто чтобы убедиться, что все в порядке, но, по крайней мере, на первый взгляд, ей повезло с прекрасной и здоровой беременностью. Кэролайн рассмеялась. Это было, мягко говоря, иронично. Когда она наконец вышла из офиса, Камилла все еще была там, ожидая ее. - О Боже мой, Камилла. Мне так жаль. Я увлекся, совершенно забыл, что ты здесь. Тебе не следовало ждать меня. - Я не возражаю. Мне больше нечем было заняться, и мне стало любопытно. Как прошло? - Отлично. Доктор... - Подожди. Вот что я тебе скажу. Почему бы нам не пойти и не перекусить булочками, и ты мне все расскажешь? Кэролайн на секунду заколебалась. Она играла с огнем, просто находясь здесь. Но если бы Клаус уже узнал, что она ушла, он бы засыпал ее телефонными звонками. И, по правде говоря, идея прогуляться на свежем воздухе и отведать теплых пончиков звучала очень, очень хорошо. - Звучит потрясающе! Остаток дня она провела за самыми вкусными бенье, которые когда—либо пробовала, в крошечном кафе на углу, в котором, по словам Ками, бенье лучше, чем в знаменитом Café du Monde: - Их бенье великолепно, но это ловушка для туристов. Они намного дороже, и они начинают бросать на вас взгляды, когда вы слишком долго не уходите. Они поговорили о ее приеме, о беременности в целом, о степени магистра Ками, ее работе в "Руссо" и, ну, о Клаусе. С этим ничего нельзя было поделать. В конце их прогулки по Французскому кварталу ноги Кэролайн болели, а спина ныла, но она уже целую вечность не чувствовала себя счастливее или легче. Она не думала ни об оборотнях, ни о ведьмах, ни о попытках убийства, ни разу. Впервые с тех пор, как она приехала в Новый Орлеан, Кэролайн почувствовала себя нормальным человеком. Это было блаженство. День пролетел так тепло, что она забыла, что ей даже не полагалось покидать территорию комплекса и что, скорее всего, у нее будут большие неприятности, когда она вернется. Однако в ту секунду, когда она входит, реальность обрушивается на нее. Кэролайн втягивает воздух и прижимается к стене, когда голос Клауса гремит по двору, прячась, пока она пытается понять, что именно ее ждет, просто чтобы быть готовой. Но, как ни удивительно, он совсем не похож на сумасшедшего. - За единый фронт, - говорит он. - Этот твой поступок, имитация дружбы... Не пойми меня неправильно, ты достаточно хорошо сыграл свою роль. Я должен был бы знать, поскольку сам играл в нее, но было время, когда близость между нами была вполне реальной. Брови Кэролайн сходятся на переносице от почти нежной мелодии в его голосе. Она немного наклоняется вперед, напрягаясь, чтобы взглянуть на того, с кем он разговаривает. - Конечно, а потом тебе взбрело в голову взять то, что я создал, - отвечает Марсель. - Когда я подобрал эту монету, я поклялся в верности, Клаус, а не в дружбе. И я выполняю свой долг. Остальное нужно заслужить. - Достаточно справедливо. Тогда ты, вероятно, должен знать всю историю. Мое решение было не совсем моим собственным. Если я не соглашусь узурпировать твою власть, ведьмы поклялись убить моего нерожденного ребенка. И ее мать вместе с этим, - признается Клаус ужасно извиняющимся тоном. Кэролайн сглатывает, ее сердцебиение немного учащается. Как бы ей ни было любопытно услышать больше, увидеть эту другую сторону Клауса, ту, которая, по-видимому, все еще испытывает какие-то искренние чувства к Марселю, не говоря уже о той части, которая касается ее, она начинает думать, что не должна этого делать. Это прямое вторжение в личный момент. Просто потому, что Клаус не хочет с ней разговаривать, это не значит, что она должна подслушивать каждый его разговор с другими людьми. Хорошо. Во всяком случае, не все время. Поступил бы он так с ней, если бы все было наоборот? Абсолютно. Но она не собирается придерживаться крайне низких стандартов Клауса. Ни за что. - Сначала все это мало что значило для меня, вся эта история с беременностью, - продолжает он, и внимание Кэролайн снова привлекается. - Но я не мог позволить им причинить вред Кэролайн. Которой, вероятно, следует стараться дышать тише, если она хочет украдкой подслушивать разговоры других людей. Черт возьми. Она на мгновение зажмуривает глаза, ожидая, пока жжение на ее щеках утихнет, прежде чем она выйдет из укрытия. Когда она это делает, то обнаруживает Клауса, смотрящего на нее с самонадеянной ухмылкой на лице, рядом с Марселем, который, кажется, очень удивлен. - Добрый вечер, джентльмены, - приветствует она, стараясь изобразить как можно большее замешательство. - Не могла бы ты просветить меня о своем местонахождении сегодня, любовь моя? - Не поверишь, но могла бы, - она мило улыбается ему. Его глаза вспыхивают, но ухмылка не исчезает. - И ты случайно не знаешь, почему двое моих людей проснулись с ужасными головными болями? - Ой. Это было бы потому, что я свернула им шеи и выбросила их тела с глаз долой. Возможно, я была не очень нежна, когда тащила их. - Ах, - он выгибает брови, глядя на нее. - Это прекрасно. Мне казалось, я четко дал тебе понять, чтобы ты не выходила отсюда. - Забавно, что ты это сказал, потому что я думала, что ясно дала понять, что мне все равно. - Ладно, я ухожу отсюда, - говорит Марсель, поднимая руки в воздух, как будто сдаваясь. - Очевидно, вам двоим нужно кое-что уладить. Кэролайн. - Добро пожаловать обратно в семью, Марсель. Похоже, ты ничего не пропустил. Марсель весело фыркает. Как только они остаются одни, Клаус подходит ближе. И тут Кэролайн понимает, что у него самого, похоже, был довольно насыщенный день. Вся его одежда разорвана и в пятнах. Кожа вокруг его шеи была покрыта засохшей кровью. - Что случилось? - спрашивает она, на полпути между беспокойством за него и опасением, что он, возможно, решил сам отправиться в протоку. - Ничего такого, что должно тебя касаться, - просто отвечает он. - Ты не хочешь рассказать мне, где ты была? - Разве это имеет значение? Я вышла за пределы дома, никто не пытался напасть на меня. Все еще цела, видишь? - она вытягивает руки, позволяя им упасть рядом с ее телом. - Ты случайно не была с Элайджей? Она чувствует подвох в его вопросе, обманчивость его спокойствия. Если он спрашивает ее об этом, это означает, что он, вероятно, знает, чем Элайджа занимался сегодня. И он, скорее всего, проследил это до нее. Это аргумент, который им понадобится. Но она не ждет этого с нетерпением, по крайней мере, до тех пор, пока не узнает точно, что произошло в протоке. - Нет. Я была с Камиллой, если хочешь знать. Клаус подозрительно прищуривает глаза. - С Камиллой? - Да. Она заходила, а тебя не было для назначенной встрече, - Она наклоняет голову набок, очень явно оценивая его. - Серьезно? Все еще делаешь это с ней? - Она моя стенографистка. - О, пожалуйста. Прекрати нести чушь, Клаус. Если она тебе нравится, тогда просто пригласи ее на свидание, ради бога. Купи ей выпить, пригласи куда-нибудь поужинать. Она на самом деле очень милая и знает отличное кафе. Он хмурится, на его лице появляется слегка озадаченное выражение. - Ты только что сказала мне, чтобы я пригласил Камиллу на свидание?" - Я говорю тебе перестать внушать ей тусоваться с тобой. Это на уровне придурковатого отношения, и ни одна девушка никогда не влюбится в парня, который так с ней поступает. Кэролайн не ждет его объяснений, если у него вообще есть что сказать. Она устала, встревожена, обижена и, может быть, немного ревнует. Это слишком много. Ей нужно прилечь на минутку. Она оставляет несколько сбитого с толку Клауса позади и поднимается по лестнице, направляясь прямо в свою комнату.

***

Клаус теряет дар речи на добрую минуту после ухода Кэролайн. Что, черт возьми, это было? Он трясет головой, пытаясь прояснить мысли, и идет за выпивкой. После такого дня ему не помешала бы пара бутылок, чтобы уснуть. Если ему вообще удастся уснуть. В последнее время у него было больше бессонных ночей, чем наоборот. Это не совсем то, что ему нужно для того, чтобы функционировать, но эффект начинает проявляться. Его мышцы напряжены, голова затуманена, а перепады настроения участились — хотя последнее больше связано с окружающим его роем некомпетентных людей, чем с его бессонницей. Каждый раз, когда он пытается закрыть глаза, его голова немедленно заполняется множеством катастроф, которые могут произойти прямо под его крышей, пока он спит. В первую ночь, когда они переехали в комплекс, Клаус поставил стул в комнате рядом с комнатой Кэролайн и почти не моргал, пока она спала, слушая, как бьется ее сердце и шуршат простыни, когда она ворочается. Он мог сказать, что у нее тоже не была хорошая ночь. Она действительно только что сказала ему, что подружилась с Камиллой? У него слишком много вопросов, чтобы пропустить этот мимо ушей, как это происходит в большинстве их бесед. Кажется, они говорят по частям, всегда обрывая разговор, то один, то другой раздраженно поднимают руки и уходят. Клаус допивает остатки своего напитка и следует за ней на второй этаж. Он застает ее потирающей ступню, за спиной у нее беспорядочно разбросана куча подушек, она сидит, прислонившись к изголовью кровати, на лице страдальческое выражение. - С тобой все в порядке? - Не я та, кто выглядит так, будто только что вышла из зоны боевых действий. С тобой все в порядке? - она переворачивает вопрос, ее глаза следят за пятнами крови на его рубашке. - Я попал в небольшую передрягу. - Больше похоже на расстрел целой футбольной команды, - Она делает паузу. - Ты поранился? - Едва ли. В основном это не моя кровь. - Кто-нибудь умер? Клаус колеблется. Он не намеренно пытается держать эти вещи в секрете от нее, он просто... На самом деле не думает, что она была бы очень понимающей. Кому-то его методы могут показаться немного неортодоксальными, но они очень эффективны, а некоторые экстремальные ситуации требуют крайних мер. Он предпочитает избегать осуждения, если может. Не говоря уже о том, что это только еще больше разозлило бы ее. Она находит достаточно причин, чтобы ругать его и так. Однако прямо сейчас пренебрежение или откровенная ложь ей, вероятно, только усилили бы ее подозрения. Нежелание делиться будет раздражать ее гораздо больше, чем любые благонамеренные упущения. Ему следовало переодеться, как только он вернулся домой. - Да, - отвечает он наконец. - Некоторые из ночных бродяг. Было совершено нападение на то место, куда они уходят, чтобы спрятаться днем. Ставни были взорваны. Они сгорели. Кэролайн хмурит брови, ее губы недовольно скривились. - Боже. Кто это сделал? - Люди. - Люди? - она удивленно спрашивает. - Зачем им это делать? Он пожимает плечами. - Они думали, что я буду так же сговорчив с их коррумпированными методами, как Марсель в течение последних стольких десятилетий, и когда они поняли свою ошибку, они попытались продемонстрировать свою власть. Я думаю, они не знали, с кем имеют дело. Я позаботился о том, чтобы исправить это, сделав соответствующие представления. - Я должна беспокоиться? - Почему это должно тебя беспокоить? - Они тоже придут за мной? Должна ли я добавить людей в свой список потенциальных врагов? Он продолжает расти с каждым днем. - Они не придут за тобой. Новый человек, возглавляющий человеческую фракцию, заслуживает доверия. Я верю, что он поступит правильно со своим сообществом, в отличие от своих предшественников. - Вау. Чтобы ты сказал, что кому-то можно доверять, этот парень должен быть святым. Клаус улыбается. - Почти. Он священник. Кэролайн фыркает, забавляясь. - Ты серьезно? Ты угрожал человеку Божьему, чтобы он согласился на эту работу и преклонился перед тобой? - Ну, когда ты так ставишь вопрос... Кэролайн откидывает голову назад, смеясь. Что-то хрупкое в груди Клауса трепещет от этого звука. - Я даже не знаю, почему я нахожу это таким абсурдным, - говорит она между смешками. - Хватит говорить обо мне. Теперь, - подталкивает он, приподнимая брови, чтобы показать, что теперь ее очередь говорить. - Мой день был не таким захватывающим, как твой. У меня был прием у врача, вот и все. - У врача? - Клаус моргает, внезапно становясь серьезным, когда целеустремленными шагами приближается к ее кровати. - Что случилось? - Ничего не случилось. Я не знаю, известно ли тебе, но в 21 веке беременные женщины регулярно посещают врача. Это нормально. - Почему Камилла была с тобой? - Потому что она предложила это, когда я пожаловалась на некоторые боли в спине — что, кстати, прекрасно, это совершенно нормально, - добавляет она, слегка повышая голос, чтобы остановить его, когда он открывает рот, чтобы начать выражать свое беспокойство. - Доктор была ее другом, она оказала нам услугу, пристроив меня в последнюю минуту. Но не злись на Ками. Я уверена, что она бы ничего не сказала, если бы могла вспомнить ваши разговоры. После некоторого молчания Клаус спрашивает: - Ты правда имела ввиду то, что сказала внизу? - Какую именно часть? - Что ты думаешь, что я должен попробовать построить отношения с Камиллой. Кэролайн бросает на него тяжелый взгляд. - А ты что думаешь? - Я не знаю, что и думать, Кэролайн. - Ну, я тоже не знаю. Ты говоришь, что она тебе так не интересна, что она шпионка, но она уже некоторое время не была с Марселем, и ты все еще видишься с ней. Что я должна думать? Все, что я знаю, это то, что она на самом деле очень милая. Я бы хотела, чтобы она была сукой, потому что тогда я могла бы просто быть грубой по отношению к ней, но она не такая. Она забавная, вдумчивая и действительно умная, и то, что ты с ней делаешь, не круто. Ты морочишь ей голову, Клаус. Она сама ходила к врачам, знаешь, пытаясь понять, почему у нее в голове столько пустых мест, которые являются для нее полной загадкой. Она действительно думает, что сходит с ума. Так что нет, я не хочу, чтобы ты приглашал ее на свидание, но если она тебе нравится, то просто будь честен в этом и перестань вести себя как придурок по отношению к милой девушке. И перестань мне тоже врать. Я заслуживаю правды. - Уверяю тебя, Кэролайн, у меня нет никакого интереса к Камилле в этом смысле. Я просто... Ценю компанию. Она хороший слушатель. Даже если ее советы порой бывают наглыми и непрошеными. - Так ты заставляешь ее слушать тебя? И это все? Ты просто хочешь с кем-нибудь поговорить? Он слабо улыбается. - Профессиональная оценка Камиллы такова, что я одинокий человек с проблемами доверия, который хочет, чтобы его понимали. Создатель своего собственного несчастья, я полагаю, были ее слова. Кэролайн долго молчит, ее глаза темные и задумчивые, когда она наблюдает за ним. - Кто я для тебя, Клаус? - Я не понимаю, что ты имеешь в виду. - Это простой вопрос. Я просто мать твоего ребенка или я значу для тебя что-то? На долгие, мучительные секунды разум Клауса становится совершенно пустым, когда он смотрит в пронзительные голубые глаза Кэролайн. Его мысли рассеяны. Его рот открывается и закрывается несколько раз, когда какой-то ответ приходит ему в голову, но Клаус тут же откидывает его. Кэролайн думает, что это простой вопрос, но она не может быть дальше от истины. Кто она для него? В этих четырех маленьких словах столько всего вложено. Клаус никогда не думал о вещах с такой точки зрения. Он никогда не пытался превратить свои сложные, абстрактные чувства во что-то конкретное, определеное. Он всегда оставался безымянным, более безопасным именно по этой причине. За эти годы она так много кем стала. Его первоначальная оценка Кэролайн была настолько банальной, насколько это возможно: симпатичная, но скучная. Единственное, что он отчетливо помнит из их первой встречи, - это звук ее криков, когда он свернул Тайлеру шею. Тогда это было музыкой для его ушей. Теперь он не может представить себе более ужасающего звука. Его интерес возгорелся, когда он понял, что может использовать ее, чтобы досадить Тайлеру, наказать его за неподчинение. Она была такой храброй, когда он появился, чтобы исцелить ее после нападения Тайлера. Она умирала, быстро истекая кровью. - Ты здесь, чтобы убить меня? - спросила она, в ней не было ни капли страха. Кэролайн посмотрела ему в глаза, даже не дрогнув. В ее глазах мелькнула искра, когда она сказала: - Я не хочу умирать, - Это была не просьба, это был просто констатированный факт. Он искренне сожалел о том, что приказал Тайлеру укусить ее. Подарок на день рождения, который он оставил ей посреди ночи, предназначался в качестве извинения, хотя он сомневается, что она это поняла. Конечно, ничто из этого не мешало ей ненавидеть его. Независимо от того, насколько вежливым или вдумчивым он пытался быть, она всегда злобно отмахивалась от него, вонзая лезвие всякий раз, когда появлялась такая возможность. За привлекательной внешностью Кэролайн скрывается сильная личность, и она может быть порочной, когда захочет. Клаус не обязательно считает это чем-то плохим, за исключением тех случаев, когда она обращает свои шипы к нему. Он заклеймил ее как трудную и никчемную, совершенно неприступную и поклялся никогда больше ничего не предпринимать. Но все, что потребовалось ему, чтобы изменить свое мнение, - это два приятных слова от нее. В какой-то момент, он не уверен когда, Клаус пришел к осознанию того, что Кэролайн была опасна. Не потому, что она сама представляла угрозу, а потому, что он обнаружил, что не может сказать ей "нет". Все, чего она хотела, принадлежало ей, все, о чем она просила, он делал, иногда вопреки своим собственным интересам. Она была уязвимостью, обретшей плоть, и он не мог уничтожить ее кинжалом и держать взаперти в гробу. Он знает, что он тоже стал для нее многим. Разрушением. Тем, кто исказил ее моральный компас. Даже источником утешения. Но он не знает, кем ему теперь быть. Сейчас не знает, как быть тем, кто ей нужен. Он может видеть разочарование в ее глазах из-за его неспособности дать ответ. Она отводит от него взгляд, опускает его на свои колени. Это похоже на удар по лицу. - Тогда, в Мистик Фоллс, я думала, что у нас было... Что-то, - говорит она. - Связь, я не знаю. Сначала это сводило меня с ума - чувствовать, что ты понимаешь меня лучше, чем все остальные. Несмотря на то, что мы, очевидно, были совершенно разными, казалось, что у нас было это... Связь. Я думаю, у людей часто такое бывает. Но с тех пор, как я попала сюда... - Она поднимает лицо, ее взгляд полон измученного разочарования. - Я больше не чувствую этой связи. Я имею в виду, что бывают моменты... Но это никогда не длится долго. Большую часть времени я вообще едва знаю тебя, Клаус. Как будто ты совершенно незнакомый человек. Я не знаю, то ли я неправильно понимала сигналы раньше, то ли... - Ты правильно их понимала... - Что случилось потом? Я знаю, что это отчасти изменило многое, - она указывает на свой раздутый живот, - но ты был единственным человеком, который на самом деле всегда слушал меня раньше, а теперь я чувствую, что кричу в стену. Ты обращаешься со мной так, словно я этот ребенок, который еще даже не родился. - Это неправда, я не вижу тебя лишь такой. - Но это то, на что это похоже для меня. Ты держишь меня на расстоянии, Клаус. До такой степени, что я даже не хотела говорить, что хотел бы сходить к врачу. Однажды я сказала это Элайдже и скажу тебе тоже. Я не какая-то декоративная вещь, которую ты можешь держать в своем доме, как одну из своих картин. Я - личность. Будущая мать - это еще не все, кто я есть. Даже если я больше ничего для тебя не значу, ты должен помнить это. Я не одна была причастна к тому, что мы оказались в этой ситуации, ты тоже принимал в этом участие. Так что просто ответь. - Кэролайн, ты... - Красивая. Яркая. Сильная. Полная жизни и огня. Самый очаровательный, неотразимый человек, которого я встречал за очень долгое время, и единственная причина всего, что я делаю все это время. Клаус хмыкает себе под нос, разочарованный собственной удушающей неадекватностью. Его знаменитое красноречие полностью разрушено его запутанными чувствами. - нечто большее. Гораздо больше. На самом деле, в этом вся проблема. - Что я "нечто большее"? - Я не могу рисковать потерять тебя. Я не могу принимать и даже думать об этом. И я знаю, что ты сильная и восхитительная, и ты можешь позаботиться о себе, о моем — нашем ребенке. Но я просто не могу так рисковать. Если с тобой когда–нибудь что-нибудь случится... - Ну вот, ты снова начинаешь. Я не пассивный наблюдатель, Клаус. - Это не то, что я имею в виду. У меня слишком много врагов, и то, что привело меня, что привело нас в этот город, все еще где-то там, ждет своего часа, ожидая шанса напасть на нас. Учитывая, что ведьмы имеют предчувствия о ребенке по всей стране, возможно, даже по всему миру, кто может сказать, что больше посторонних не придет, стремясь покончить с жизнью нашего ребенка, а вместе с ним и твоей? Даже Тайлер Локвуд пытался тебя убить. Я знал, что месть снедала его, но я никогда не думал, что он сделает что-нибудь, чтобы навредить тебе. Взгляд Кэролайн скользит от его глаз в сторону, затем снова возвращается. Воспоминание о нападении Тайлера, кажется, все еще печалит ее. - Я тоже никогда не думала, что он это сделает. - Поэтому ты понимаешь? Называйте это паранойей, если хочешь, но я никогда ничего так сильно не хотел защищать, как... Так же сильно, как я хочу защитить тебя. - Тогда поговори со мной. Я прямо здесь. Все это время все, чего я хотела, это чтобы ты пришел ко мне. По крайней мере, попытался быть друзьями. Но за каждый шаг вперед ты сразу же делаешь десять шагов назад. Скажи мне, что ты чувствуешь, Клаус. О чем ты думаешь. Почему ты делаешь то, что ты делаешь. И, может быть, мы сможем обсудить и решить все вместе, вместо того, чтобы ты вел себя как тиран с доверенностью на всю мою жизнь. И если единственная причина, по которой ты держишь Ками рядом, на самом деле заключается в том, чтобы у тебя был кто-то, кто выслушает твою версию истории, тогда не используйте ее. Используй меня. Клаус резко выдыхает, что является призраком смеха. - Ты не представляешь, как это тяжело, - мрачно говорит он. Разговаривать с Камиллой и разговаривать с Кэролайн — или с Элайджей, или с Ребеккой, или даже с Марселем, если уж на то пошло, — это не одно и то же. Как это могло быть? С Камиллой все просто. Она его не знает. Единственные фрагменты его истории, о которых она знает, - это те части, которыми он поделился с ней сам. Его сторона истории. И все же она находит повод для критики, отмечая все недостатки в его логике, которых, как он признает, немало. Если его особенно раздражает что-то, что она говорит, он просто заставляет ее забыть и отправляет восвояси. Она сохраняет только те части, которые он позволяет ей сохранить, даже в его присутствии. И хотя Камилла может что-то высказать ему, Клаусу все равно, что она думает. Ладно, не совсем. Приятно, когда тебя понимают, но это не обязательно, когда речь заходит о Камилле. Понравится ли он ей больше или меньше за истории, которыми он с ней делится, не важно. Это тоже не было целью их сеансов. В то время как Кэролайн... Ей нельзя внушить. Более того, Клаус не захотел бы внушать ей что-либо. Он всегда восхищался ее честностью, чертой характера, которую она разделяет с Камиллой. Возможно, в конце концов, именно поэтому он оставил барменшу при себе. Почему он вообще захотел стереть то, что всегда было краеугольным камнем их отношений? Когда он завоевал расположение Кэролайн, это произошло благодаря тому, что он был верен ей. К лучшему это или к худшему, но он никогда не лгал. Все еще не врет. Он просто... Проводит тонкую грань между ложью и недосказанностью, пытаясь сохранить то, что осталось от их хрупкой связи. То, что она думает, как она видит его, имеет значение. Ее обвинения и осуждение поражают его так, как никогда не удавалось Камилле. - Это не одно и то же, говорить с тобой и с Камиллой. - Ты доверяешь ей больше, чем мне? - Конечно, нет. - Тогда ты должен хотя бы попытаться, Клаус. Иначе... Что мы вообще здесь делаем? Я просто вернусь в Мистик Фоллс, и мы разделим праздники, и ты сможешь приезжать по выходным. Неспособный дать ответ, которого, как он знает, хочет от него Кэролайн, Клаус отворачивается от ее непреклонного взгляда, устремляя взгляд на окна, внутренне съеживаясь от своей неспособности. Тайлер Локвуд был прав по крайней мере в одном отношении: он подводит Кэролайн. И это только вопрос времени, когда он подведет и их ребенка тоже.

***

Клаус замолкает, что, как знает Кэролайн, это вряд ли когда-либо бывает хорошим знаком. Она увидела маленький свет в конце туннеля, как будто Клаус наконец собирался открыться ей и быть честным... Ну, хоть что-то. Но затем на его глазах опустился щит. Она чувствует, как ее снова пронзает укол разочарования. Ей хочется схватить его за голову и физически встряхнуть, наорать на него и посмотреть, внесет ли это хоть какую-то ясность в его извращенный и запутанный разум. Если так будет происходить каждое взаимодействие с Клаусом каждый раз, когда им нужно разобраться с проблемой или принять решение как родителям, то пусть Господь сохранит ее душу, потому что она не собирается этого делать. Она задумчиво прикусывает нижнюю губу, а затем, приняв решение, встает и идет туда, где оставила свою сумочку. Она достает маленький листок бумаги, который принесла со своего визита к врачу, и передает его Клаусу, который смотрит на нее, сдвинув брови. - Что это? - спрашивает он, глядя на фотографию, не совсем понимая, что он видит. Кэролайн хотела бы, чтобы у нее было лучшее настроение, чтобы она могла посмеяться над этим. - Это твоя дочь. Его лицо поворачивается к ней, широко раскрытые глаза и явно лишенное дара речи. Кэролайн усмехается. Как бы ни раскачивалась лодка, она не может не находить его реакцию милой. Она придвигается немного ближе, указывая на крошечную точку в середине изображения. - Крошечное существо, похожее на большеголового инопланетянина. Это она, - Клаус снова смотрит на ультразвуковое изображение, загипнотизированный. - Между прочим, она сильная и здоровая. Это просто ее мама немного напряжена. Он снова поднимает лицо, вопросительно глядя на Кэролайн. - Ты в порядке? - Все в порядке. Мне просто нужно принять немного витаминов, съесть свеклу и заняться йогой. Ребенок может быть волшебным, но мое тело все еще очень похоже на человеческое. Что-то в выражении лица Клауса снова смягчается, жесткий щит в его глазах рассеивается, когда он кончиком указательного пальца обводит контур ребенка на изображении. - Я трижды пересчитала все ее пальчики на руках и ногах. Ни рогов, ни хвоста, ни крыльев. Я наполовину ожидала увидеть единорога, когда врач включила ультразвук, уже придумывала оправдания любым странным чертам, которые она могла увидеть, но... Она совершенно нормальная, - Кэролайн замолкает, ее взгляд скользит вниз, к фотографии в его руке, затем обратно. - Ты знаешь, когда я увидела ее на экране и послушала, как бьется ее маленькое сердечко... Все, о чем я могла думать, это о том, что я хотела, чтобы ты был там. Я так зла на тебя, Клаус, ты даже не представляешь. Но ты не единственный, у кого печальная история связанная с отцом. Мой бросил меня, когда мне было десять. Он был колдуном, могущественным колдуном, и я была самым большим разочарованием в его жизни. У меня не было явного таланта к магии, и я даже не особо интересовалась. Я портила все, чему он пытался меня научить. Я помню, как он сказал: "Эта семья убивает меня". А потом собрал вещи и ушел. Она останавливается, проглатывая комок в горле, ее разум возвращается к моменту почти десятилетней давности. Такое ощущение, что это было вчера. Кэролайн бережно кладет руку на живот; теперь, когда у нее вот-вот родится собственный ребенок, эти раны снова кажутся совершенно новыми. - Он исчезал на долгие годы, а потом однажды снова появился у нашей двери. Я думала, что он изменил свое мнение и осознал ошибки, что, возможно, он скучал по мне, хотел загладить свою вину. Но на самом деле он был там только для того, чтобы охотиться на вампиров. Прошел слух, что наше сверхъестественное население начало расти. Он использовал меня, чтобы добраться до них, а потом сказал, что ему стыдно, что его собственная дочь стала проявлять симпатию к вампирам, когда я пыталась помочь своим друзьям. Он... Пытал меня там какое-то время. Я даже не могла сопротивляться, настолько я была потрясена. Это было похоже... просто на дурной сон. Какая-то часть меня отказывалась верить, что мой отец мог так поступить со мной. Должно было быть объяснение или причина. Но этого не было. Он просто действительно... Действительно ненавидел вампиров больше, чем когда-либо любил меня. Я знала, что это не моя вина, что я никогда не делала ничего, что заслуживало бы такой ненависти, но это все равно... сломало меня. В конце ее голос срывается, теплые слезы щиплют глаза. Клаус придвигается ближе, и на секунду Кэролайн кажется, что он собирается протянуть руку, обнять ее или просто притянуть к себе. Несмотря на их разногласия и тот факт, что в данный момент они явно не в лучшем положении, она была бы не против, если бы он это сделал. Но его рука застывает в воздухе, и он колеблется. Вместо этого Клаус заправляет прядь волос ей за ухо, кончики его пальцев слегка касаются ее кожи, задерживаясь всего на секунду дольше положенного. При его прикосновении по ней пробегает волна возбуждения. Кэролайн не дышит, пока он не убирает руку. Кажется, какое-то мгновение он колеблется, не зная, что сказать, и наконец останавливается на: - Я понятия не имел. Она кивает, вытирая слезы тыльной стороной ладони. - Верно. Потому что мы не разговариваем. Помнишь тот раз, когда ты сказал, что хочешь знать все о моих надеждах, мечтах и о том, чего я хочу в жизни? Такое ощущение, что это было миллион лет назад. - Я все еще хочу. Я просто... Мне все время страшно, Кэролайн. За тебя. За ребенка. Этот город стремится заполучить мою семью и все, что мне дорого. - Я тоже боюсь. Я схожу с ума, Клаус. И я одна. Когда я была сегодня у врача, вся история с моим отцом вернулась ко мне. Все те ночи, что я проводила без сна, плача, обвиняя себя, думая, что это я виновата в том, что он ушел. И я поняла... Я не хочу, чтобы моя дочь прошла через то же, что и я. Так что тебе придется постараться получше. Легкое пожатие плечами, и Клаус почти застенчиво опускает глаза. - Я признаю, что сначала я не был в восторге от идеи завести ребенка. - Да, я знаю, - Он хмуро смотрит на нее. - Я слышала, как ты разговаривал с Марселем. Очевидно, ты прекрасно доверяешь эти вещи всем остальным, даже своим смертельным врагам. - Это не... Как я должен был тебе это сказать? - Так же, как ты сказал ему. Я не держу на тебя зла за это. Я сама была далека от восторга по поводу этой беременности. Было бы неплохо иметь кого-то, с кем можно было бы поговорить, но на самом деле это было не так. Твои брат и сестра замечательные, но они были слишком заодно с самого начала. Это было немного…слишком - Ты продолжаешь это говорить, но почему ты не попыталась поговорить со мной? Почему я единственный должен был начать разговор? - Потому что ты все время огрызаешься на всех, это не располагает к разговору, Клаус. Он открывает рот, чтобы еще что-то возразить, но затем со вздохом закрывает его обратно. - Справедливо, - смягчается он. - То, что я говорил раньше, что сначала я не был взволнован, и я ... работаю над этим сейчас. Но я вспомнил своего собственного отца. Как он презирал меня с того момента, как я родился, как твой презирал тебя. И будь уверена, Кэролайн, какие бы сомнения и неадекватность у меня ни были по поводу отцовства, я не сделаю со своим ребенком того, что сделали со мной. С нами, - клянется он со сталью в глазах. Кэролайн слышит обещание в его голосе, а затем понимает, в каком ужасном состоянии он находится. Его пропитанная кровью одежда, красные пятна на коже шеи и рук, дыры размером с пулю на куртке. Есть более чем один способ мучить ребенка. Клаус не единственный, кто виновен в подобном поведении, и она прожила здесь достаточно долго, чтобы знать, что в их мире насилие неизбежно. Иногда это выживание. Но для Клауса... Это обычная среда. Она коротко улыбается, отказываясь встречаться с ним взглядом. - Хорошо. Кстати, можешь оставить это себе, - она кивает на фотографию, все еще находящуюся в его руке. Он кивает. - Тогда я дам тебе отдохнуть. - Спасибо. Он останавливается у двери, прежде чем уйти, оглядывается на нее с вопросом в глазах. Но затем его взгляд опускается, и он мягко закрывает за собой дверь, уходя.

***

Элайджа намеренно шумит, когда приходит, чтобы снова не напугать ее. Он подождал, пока она выйдет на улицу, чтобы подняться на ее балкон. Почему-то врываться в ее комнату казалось слишком большим вторжением. И если Никлаус найдет его там... ну, не очень получится. Будет лучше, если они постараются свести враждебность к минимуму, если они могут с этим справиться. Кэролайн, кажется, отвлеклась, наблюдая за движением снаружи, когда шумные группы туристов радуются своим вечерним прогулкам по Французскому кварталу. Но когда она слышит, как он появляется, она оборачивается с выжидающим выражением в глазах. - Как все прошло? - спрашивает она, нервно сжимая перила. Элайджа улыбается, искренне довольный тем, что для разнообразия принес хорошие новости. - Они в безопасности. Все они. Кэролайн с облегчением вздыхает, все ее лицо сияет. Она бросается к Элайдже, крепко обнимая его. - Спасибо, - бормочет она. - Большое тебе спасибо, Элайджа. Он тяжело сглатывает, закрывая глаза от рева желания, вспыхивающего внутри него. Каждая капля его воли приказывает ему обнять ее, зарыться лицом в ее золотистые локоны, притянуть ее ближе, прижать к себе. Ее сладкий аромат наполняет его ноздри, подавляя его чувства, и это все, что Элайджа может сделать, чтобы оставаться очень неподвижным. Она отстраняется, улыбаясь ему, как солнечный луч. - Я знаю, тебе было нелегко идти против своего брата, чтобы защитить оборотней. Я надеюсь, ты знаешь, как сильно я это ценю. Он нервно улыбается, стараясь не встречаться с ней взглядом, создавая некоторое расстояние между ними. - Как прошла ваша встреча с врачом? - Отлично. Все хорошо. - Неужели Никлаус...? Кэролайн устало вздыхает, выражение ее лица сразу же омрачается, когда она поворачивается обратно к улице. - Ты знаешь его. Он был не слишком доволен, как ты можешь себе представить, особенно после того, как мне пришлось вырубить нескольких его стражей, чтобы сбежать. Значит, он снова держит ее взаперти. Его брат - само определение безумия, он пытается делать одно и то же снова и снова, ожидая разных результатов. - Мне жаль, - говорит Элайджа. - Все в порядке. Ну, нет, это не так. Все далеко не в порядке. Но... Со мной все будет в порядке. По крайней мере, отсюда вид лучше. Вид прекрасный, думает Элайджа, почти сразу чувствуя укол вины. Нет такого мира, где быть с Ником было бы лучше для кого-либо, чем быть с тобой. Голос Ребекки гремит в его голове. Она так близко... Ему даже не пришлось бы делать полный шаг, чтобы дотронуться до нее. Сильный холодок пробегает у него по спине, когда он представляет себя смелым, упрямым и кладет руки на изгиб ее талии и поясницу. Он задается вопросом, каково было бы поцеловать ее, уступила бы она в его объятиях, отдалась бы его заботе. Он хочет попробовать ее на вкус, узнать, что такого опьяняющего в Кэролайн Форбс, что заставило его несгибаемого брата подчиниться ее воле. Может быть, Никлаус заслуживает того, чтобы потерять ее. Он не является ни эмоционально зрелым, ни достаточно разумным, чтобы оценить, насколько ему повезло. И если это так, если его брат слишком слеп или слишком горд, чтобы воспользоваться предоставленной ему раз в миллион жизней возможностью, то это его собственная вина, если Кэролайн решит, что больше не хочет ждать, пока у него проснется совесть. Нет. Он отворачивается от нее, делая два больших шага назад. Он не может позволить себе этих фантазий. Не может тешить себя этими мыслями. Не после Татии и Авроры. Каким бы безумным это ни было, на самом деле он обязан своему брату держаться подальше от этого. Одно дело, если бы Кэролайн ответила взаимностью на его чувства, но пока у него не было никаких доказательств этого. Она относится к нему как к другу — возможно, дорогому человеку, которому она доверяет, но не более того. - Элайджа? - спрашивает она, и он понимает, что его внезапная отстраненность могла показаться странной. - Я должен идти, - говорит он. Она кивает. - Хорошо. Еще раз спасибо. - Не стесняйтесь обращаться ко мне или Ребекке, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится. Все, что угодно. Кэролайн снова улыбается. - Я знаю, что могу на тебя рассчитывать, - говорит она. Элайджа чувствует, как у него сжимается грудь, но скрывает это на лице. - Спокойной ночи, Кэролайн. А потом он ушел.

***

Клаус останавливается на полпути поднимаясь по лестнице и вздыхает. Он чувствует себя вымотанным до костей, морально истощенным, и ему просто пришлось самому спуститься в подвал за новой бутылкой бурбона, потому что, очевидно, Марсель освободил вампиров от службы сегодня вечером, что также ужасно раздражает его. Он не в настроении выслушивать нотации и упреки; его дневная норма была великолепно выполнена Кэролайн, которая никогда не упускает случая придраться к его действиям. Хотя... Не все в их разговоре было ужасным. Она рассказала ему о своем отце. Призналась, что хотела, чтобы он был с ней, когда она была на прием у врача. И дала ему снимок ультразвука. Он только начал чувствовать себя немного лучше, а потом... У Элайджи всегда было ужасное понимание времени. - Разве тебе не надоело рассказывать мне обо всех способах, которыми я разочаровал тебя, Элайджа? - спрашивает он, не оборачиваясь, чтобы встретить всегда неумолимый взгляд своего старшего брата. - Есть кое-что важное, что мы забыли обсудить, - объявляет он. Собравшись с духом, Клаус, наконец, поворачивается лицом к брату, глядя на него снизу вверх темными глазами с лестницы. - Я обвинил тебя в том, что у тебя были ужасные мотивы в отношении твоего ребенка. Я был неправ. Мне очень жаль. Клаус на секунду в замешательстве хмурит брови. Он не ожидал, что это произойдет. Он на мгновение замолкает, ожидая, что Элайджа что—нибудь добавит - мне жаль, но ты сам навлек это на себя, мне жаль, но твоему ребенку все равно было бы лучше без тебя, мне жаль, но ты разочаровываешь свою семью. Однако Элайджа ничего не говорит. Он просто ждет, глаза непроницаемы, но не жестки. В любом случае, он бы никогда не сказал таких вещей. Элайджа слишком добр для этого. Слишком преданный. С болью Клаус осознает, что большая часть негодования, которое он лелеял в последние несколько недель, проистекает из того, как его собственная голова заполняет пробелы, которые он воображает в речи своего брата. Никому не нужно ничего говорить; Клаус излагает свой собственный рассказ. И, возможно, он прав; но, возможно, это не так. Единственная правда такова... Он остается абсолютно никчемным без своего старшего брата. - Я представляю, как тебе, должно быть, было трудно это сказать. Губы Элайджи изгибаются в печальной улыбке. - Ты не делаешь любовь к тебе легкой, брат. - И все же ты упрям в своем желании сделать это, - Клаус отводит взгляд от брата, созерцая бутылку бурбона в своей руке и предстоящую ему жалкую ночь. - Когда вы будете готовы, если у вас будет такое желание, ты и Ребекка можете присоединиться ко мне и Кэролайн здесь. В конце концов, это наш семейный дом. Элайджа не совсем скрывает недоумение, его губы приоткрываются, но с них не сходит ни звука. Он явно не ожидал официального приглашения переехать. По правде говоря, это тоже не входило в планы Клауса. Главное в том, чтобы держать своих врагов ближе, чем друзей, заключается в том, что однажды вы можете проснуться и понять, что враги - это все, что у вас есть. Если не считать Кэролайн и, возможно, Марселя, Клаусу было ужасно одиноко во Французском квартале. И он не единственный, кто страдает. Кэролайн так же расстроена. Клаус проводит так много времени, жалея себя, что забывает обращать внимание на то, насколько несчастной он делает ее, заставляя ее терпеть те же горькие и одинокие будни, что и он. Ей нужно больше дружелюбных лиц вокруг, больше людей, которые могли бы утешить ее, заставить улыбнуться. И ему тоже. Возвращение домой оказалось совсем не таким, как он себе представлял. Этот дом — он слишком велик, слишком полон воспоминаний, всего для двух человек. Говорят, сила в количестве. Сила в верности, думает он. Он может пересчитать по пальцам одной руки, скольким людям он доверил бы жизнь Кэролайн. И Элайджа и Ребекка определенно относятся к их числу. Также... Он просто чертовски скучает по своей семье. Он оставляет Элайджу погружаться в свои мысли и удаляется в свою студию, лишь бросив быстрый взгляд на закрытую дверь спальни Кэролайн. В некоторые дни чувствуешь себя гораздо более одиноким, чем в другие.