***
Брагин помог Нарочинской разместиться на заднем сиденье, она назвала адрес, и они тронулись. Ехали в молчании, и только ближе к дому Олег неожиданно произнес: — Марин, спасибо, — поймал глаза в зеркале заднего вида и обрывисто пояснил. — За Ларису. Она… важна для меня, — мужчина был абсолютно серьезен. Нарочинская озадачено моргнула: — У нее же муж есть. — Объелся груш ее муж, — буркнул Олег. — Развелись они давно, — получил многозначительный взгляд. — Нет, не из-за меня. А недавно у Куликова опухоль нашли. Ну и все. Марина покачала головой — понятно теперь, почему Брагин так дергается. Впрочем, если он помогает ей из чувства долга, так даже лучше. Не будет лезть в душу. Во всяком случае Нарочинская на это надеялась. — Я не знала, что у наркомана скальпель, — посчитала нужным напомнить она. — Да какая разница! — возмутился Брагин. — Он мужик, а ты не испугалась, полезла его оттаскивать. Поэтому спасибо. Марина приподняла уголки губ: — Взаимно.***
Нарочинская надеялась, что Брагин довезет ее до дома и успокоится. Но мужчина заявил, что доведет ее до квартиры, мол, переживает, не грохнется ли она на лестнице. — У меня лифт. — Тем более, — хмыкнул он. — Застрянешь еще, доставай тебя потом. Он видел, что Марине его намерения максимально не нравятся, но не понимал причины. Не думает же она, что у него на нее виды? Он не самоубийца. — Мы пришли, ты можешь идти, — заявила Нарочинская, когда они подошли к двери с цифрой 68. Чего она так боится, интересно? Олег пожал плечами: — Дверь открой, и пойду. Марина пронзила его острым взглядом, открыла один замок, другой и выразительно глянула на мужчину: — Убедился, что я не упаду? — Убедился, — кивнул он. — Ну пока, Марина Владимировна, не болей, — вручил ей сумку и направился к лифтам. — Пока. Нарочинская удостоверилась, что он не оборачивается, и потянула дверь на себя. И тут же, испуганно расширив глаза, резко подалась вперед и громко охнула от боли. Брагин услышал это и вернулся. Перед ним открылась пугающая картина: на полу в квартире Марины бился в судорогах какой-то мужчина, которому пыталась помочь какая-то женщина. Сама Нарочинская стояла в дверях, выронив сумку: одной рукой оперлась на дверь, другой держалась за живот. Олег выругался, не понимая, что происходит, и кому оказывать помощь первым. Марина, увидев его, разлепила губы: — Помоги… им. Кивнув, Брагин кинулся на подмогу. Вдвоем с незнакомкой они смогли вколоть мужчине лекарства и отнести его в другую комнату — видимо, в спальню, — на кровать. Нарочинская за это время пришла в себя, сняла шубу и доковыляла до гостиной. Приподняла кофту и выдохнула — рана не кровила, повязка тоже не пострадала. К глазам подступили слезы, но Марина заставила себя их проглотить. Она боялась до безумия, но дойти до соседней комнаты не могла. Посмотрела на руки и увидела, как те ходят ходуном. — Юля, сиделка, — представилась Брагину незнакомка. На вид ей было лет сорок пять. Крепкая, сильная, опытная. Но даже она не смогла в одиночку справиться. Он снова кивнул: — Олег, коллега Марины, — и, всмотревшись в лицо мужчины, с опозданием признал в нем бывшего учителя. — Владимир Сергеевич? — даже охрип. — Что?.. — стал изучать коробки с лекарствами, лежащие на тумбочке. Противосудорожные, ноотропы, еще какие-то названия, которые ни с чем не ассоциировались. Картинка, учитывая ситуацию ранее, вырисовывалась так себе. — Это вам у Марины лучше спросить. Они вышли в гостиную. Брагин сразу же кинулся осматривать Нарочинскую, несмотря на ее возражения. Когда убедился, что хуже ей не стало, попросил: — Объясни? Но Марина на него не смотрела: — Юля, что произошло? Уже было такое? Сиделка покачала головой из стороны в сторону: — Приступ. Впервые. За несколько минут до вашего возвращения началось. — Какие симптомы? — Юлия рассказала, и Нарочинская скривила губы. — А говорил, что времени еще много. Осел упрямый. Однако удивленной она не выглядела, и Олег начал злиться: — Может, мне кто-нибудь объяснит?! Марина посмотрела на него холодным взглядом: — У отца рассеянный склероз. Прогредиентная стадия, без ремиссии. Не вздумай об этом кому-нибудь ляпнуть, Брагин! У нее был такой голос, что Олег подавился ответом и замолчал, переваривая. Это что же получается. Нарочинский совсем не в Америке, а неизлечимо болен, что ото всех скрывает. В принципе, Брагин его понимал. Но от осознания, что великий профессор оказался бессилен перед недугом, стало дурно. Бедная Марина… Только как она собиралась с ним справляться со своей раной?! Тут и без раны-то еле. — Юля, — снова обратилась к сиделке Нарочинская. — Скажите, вы можете к нам на постоянку выйти? Я не думала, что отец настолько быстро сдаст. — Могу, но через несколько дней. Марина всмотрелась в ее лицо и поняла, как Юлия устала. Еще бы, три недели без выходных. Не круглосуточно, конечно, но все равно. Хорошо еще, что она дома оказалась, когда папе поплохело. — Да, конечно. Отдыхайте. Через неделю нормально будет? — Вполне, — сиделка кивнула. — Только как вы тут будете? Вы же сами после больницы, — забеспокоилась она. — Ниче-ниче, — снова вступил Брагин. — Я помогу. Сказал — и почувствовал, как синие глаза просверлили дыру в его лбу. Но Марина ничего не сказала. — Юля, я вам все деньги перевела? — Да, спасибо, — сиделка кивнула. — Поправляйтесь. В холодильнике суп остался.***
Едва за Юлей закрылась дверь, Нарочинская поинтересовалась: — Ты же это не серьезно, я надеюсь? — Не надейся. Она привычно скрестила руки на груди и поморщилась от неприятного ощущения ниже: — Я не нуждаюсь в твоей помощи, — отчеканила. — Я заметил. — Брагин! — у нее сверкнули глаза. — Иди домой, я справлюсь. — Нет. У Марины перехватило дыхание от гнева и собственной беспомощности: — Да я сейчас полицию вызову! — Вызывай! — Олег тоже повысил голос. — Меня выпрут, останетесь вдвоем. А потом у твоего отца снова случится приступ, ты ринешься ему помогать и истечешь кровью. И полиции снова придется приезжать — уже на два трупа. Красота, — он саркастично развел руками. Нарочинская пошатнулась как от пощечины: — Да пошел ты. От ее сломленного голоса у Брагина мурашки пошли по коже. Он признал, что переборщил, и уже спокойнее сообщил: — Пойду. Юля твоя вернется, и пойду. А пока, уж извини, тебе придется меня терпеть. Я не для того тебя откачивал. — Марина смотрела на него, как Бруно на инквизицию, и Олег смягчился. — Хоть об отце подумай. Представь его реакцию, когда он увидит, как тебе плохо. Марина вдохнула-выдохнула. И еще раз. И еще. — У тебя работа. — Я договорюсь. О, в этом она не сомневалась. Но пускать постороннего человека, особенно Брагина, на свою территорию, делить с ним быт и, по сути, напрямую от него зависеть… Лучше бы совсем от постороннего. — Брагин, тебе делать нечего? — Нечего. Господи, это же надо было умудриться… Марина на секунду пожалела, что полезла оттаскивать наркомана. Тут же обругала себя, конечно, но почувствовала, что ей хочется забиться в угол и рыдать. Ни то, ни другое не представлялось возможным. Олег словно понял ее состояние: — Марин, я не стану вам мешать. Лягу, где скажешь, шуметь не буду, едой всех обеспечу. И никому ничего не скажу, — серьезно пообещал он. Нарочинская вперила в него острый взгляд: — Даже Ларисе? — Даже Ларисе. Она медленно села, поморщилась и увидела, что Брагин качнулся в ее сторону — ловить, что ли, собрался? Интересно, он о всех пациентах так хлопочет? Из Марины вырвался истеричный смешок. Олег все-таки подошел ближе: — Ну чего ты? Я же не кусаюсь, — снял с нее обувь и отнес в прихожую. Нарочинская о чем-то подумала и, наконец, решила: — Когда отец проснется, ты к нему не иди. Я сначала все объясню. И о наркомане не говорим — придерживаемся версии Куликовой.