***
Брагин вышел на улицу, зажмурился и вдохнул московский воздух, который неожиданно показался чистым и даже сладким. Да уж, неделька, особенно те четыре дня, что его держали в СИЗО, выдалась феерической. Бывшей теще не пожелаешь. — Олег! Мужчина открыл глаза и увидел целую делегацию: Петю, Костю, Саламчика, Нинку, Ларису… Последние две кинулись ему на шею. Облепили с двух сторон. — Вот это даа, — зажмурился как довольный кот Олег, — а говорят, девочки любят только хороших мальчиков. Таки-нагло лгут. Куликова, тут же смутившись, отскочила в сторону. Дубровская отскакивать не стала, а влепила другу подзатыльник — не больно, но звонко. — Ты че дересся? — тоном оскорбленной невинности возмутился Брагин. — Не, ну вы посмотрите, — обратился к начинающим ржать мужикам. — Я тут, значит, страдаю, голодаю, практически уехал на Колыму, а она дерется. Люди добрые, — он развел руками, а затем возвел их к небу, — че делается-то, а? — Дурень, — Нина хлопнула его по плечу. — Сама коза, — не остался в долгу Олег. Обнялся с остальными, выслушал скомканные, но искренние поздравления и посерьезнел. — Вы как меня достали-то? Следователь говорил, вообще не светило. Сказал — и стало видно, как Брагин измотан и даже испуган. До сих пор испуган. Пастухов покачал головой: — Это не мы, Олег. Мы пытались, и Вера Георгиевна всех на уши поставила. — Брагин выразительно поморщился, без слов показывая свое отношение к главврачу и ее знакомствам. — Все без толку. — Это Марина, — добавила Лариса. Поймала максимальное изумление, и добавила. — Она видела, кто заходил в подсобку. Санитар, Иван Беляев, если знаешь. — Олег, помедлив, кивнул, и Куликова продолжила. — Но Марина не знала, что туда только врачи имеют доступ, не обратила внимания сначала. Дубровская не могла не вклиниться: — Когда разборки начались, она на выходном была. Потом узнала, ну и рассказала. Сначала нам, — Нина кивнула на Ларису, — потом полиции. Пока то, пока се, — женщина махнула рукой. — Беляева опознавала еще. И вот. Костя перестал улыбаться: — В общем, без Марины Владимировны у нас бы нифига не получилось. Брагин криво ухмыльнулся: — Прям ангел-хранитель, а не Марина Владимировна. Тебя спасла, — посмотрел на Ларису, — меня спасла. Кто следующий? — вскинул брови и скорчил Бармалейскую гримасу. — Как бы потом расплаты не потребовала… Салам возмутился первым: — Не смешно, Олег Михайлович! — обиделся за Нарочинскую он. — Спасибо бы лучше ей сказали. Мы же действительно ничего не смогли бы без нее.***
— Привет. — Привет, — Марина вскинула брови. Брагин прямо из СИЗО к ней примчался, что ли? Какая честь. — Как отец? — мужчина оперся плечом о дверной косяк, но заходить не спешил. Да и его пускать не рвались. Нарочинская пожала плечами — Олег об отце ее пришел спросить? — Так же. — Сама как? — Нормально. Она действительно легко отделалась: рана зажила, а анемия, ломающиеся ногти и сухая кожа были такой мелочью по сравнению с тем, чем все могло закончиться. Конечно, иногда Марина чувствовала сильную слабость и уставала быстрее, чем раньше. Но это было неудивительно. Еще курить хотелось по-страшному, однако Нарочинская опасалась возвращаться к этой привычке. Оно и к лучшему. Брагин выглядел очень измученно, и женщина не выдержала: — Ты как? Олег отстраненно улыбнулся: — Да как, — не договорил и, резко приблизившись к Марине, сжал ее в объятиях. Она замерла. Не была тактильным человеком и подобными порывами не страдала. И не любила, когда ее трогают без спроса посторонние. Но Брагина Нарочинская пожалела, поэтому решила стерпеть. В конце концов, не может же Олег обнимать ее вечно. И кстати, пахло от него приятно, значит, мужчина как минимум успел помыться. Уже радует. — Спасибо, Перочинская, — низким-низким голосом сказали ей, — можешь снова пить мою кровь, обзывать нечеловеком и идиотом. Она резко вырвалась и отошла назад. — Ты че? — не врубился Олег. От ее взгляда у него поползли мурашки по спине. — Не смешно. — Да че не так-то опять? — Брагин наморщил лоб. Нарочинская скрестила руки на груди: — Для начала перестань коверкать мою фамилию. Уж ее-то ты в состоянии запомнить, раз у отца учился. Или тебе в СИЗО память отшибли? Он помрачнел и протер лицо ладонью: — А ты перестань на меня наезжать. Или что думаешь, из тюряги вытащила, так как с говном можешь обходиться? Марину окатило злостью. Какой же Брагин самовлюбленный идиот. Привык, что ему в рот смотрят, геройствами и шуточками восхищаются, вот и бесится. Ну ничего, сейчас она его поставит на землю. Уронит, точнее. Прям с двухметровой высоты, или какой там у него рост. — Если ты думаешь, что я заботилась персонально о тебе, то не тешь себя иллюзиями: я бы кого угодно в такой ситуации вытащила. — Это я не сомневаюсь, — Олег оскалился, — ты же у нас Мать Тереза. Нарочинская издевательски рассмеялась: — Куда уж мне. Это ты — герой-самоубийца Склифосовского разлива. — Че сразу самоубийца-то? — Брагин слегка сбавил пыл. — А кто? — Марина вскинула подбородок. — Лезть в обвал, не будучи не то что спасателем, даже врачом медицины катастроф, — это самоубийство в чистом виде. Или ты считаешь себя бессмертным? Олег как-то уменьшился в размерах и ссутулился: — Не считаю, — признал он. — Но эта женщина бы погибла, если бы я не полез. — Могла, — согласилась Нарочинская, — а еще вы могли погибнуть оба, и никому от этого лучше бы не было. То, что тебе повезло в этот раз, — случайность. Ее слова вбивались иголками под кожу. Брагину стало совсем неуютно: — Но все же хорошо закончилось. — А в следующий раз закончится плохо, — припечатала Марина. — Ладно бы ты был спасателем, для них риск, — это часть работы, их этому обучают, — пожала плечами. — Но ты даже подготовки не имеешь соответствующей. — Откуда ты знаешь? — попытался увильнуть Олег. — Догадываюсь. А что, не права? — Нарочинская поймала глаза мужчины. — Вот именно. Это идиотизм, Брагин. Тем более для человека, который прекрасно знает цену человеческой жизни. Других ты спасаешь, а себя готов умертвить? Он уже и сам не рад был, что наехал на Марину и тем самым начал этот разговор. Но теперь ее реакция стала понятнее. Особенно если вспомнить, что Нарочинская не так давно избежала смерти. А потом вытащила его из тюрьмы, хоть и сказала, что дело не в нем самом, а во вселенской справедливости. Господи, какая же она зануда… — Ну и че теперь, мне голову пеплом посыпать, что ли? — поинтересовался Олег через длинную паузу. — Я все равно уже это сделал. — Нужен мне твой пепел, — Марина тоже стала успокаиваться. — Убирай его потом. Я тебя вообще не звала, Брагин. Че пришел-то? — Да так. Убедиться, что вы тут не померли, — он вытянул губы трубочкой. Нарочинская закатила глаза: — Убедился? Можешь идти. — Не могу, — для убедительности мужчина помотал головой, — я только про тебя убедился. — Папа спит. Олег вскинул брови: — Че, даже посмотреть на него не пустишь? — он словно специально искал повод задержаться. Непонятно только, зачем это было надо. Марине очень хотелось выставить Брагина вон. Только папа о нем спрашивал слишком часто. Гораздо чаще, чем Олег заходил. — Он проснуться должен скоро. Лучше подождать, не будить. — Хорошо, — мужчина кивнул, и Нарочинская снова заметила, как он измочален. Господи, какой подождать? После недавнего надо дома отсыпаться. — Ты голодный? Брагин неловко, как-то по-детски улыбнулся: — Ну да. Марина сделала шаг назад и, наконец, пропустила гостя в квартиру: — Проходи. У меня каша есть, еще теплая. Пельмени могу сварить. Или макароны с сосисками. Мужчина скинул обувь и куртку: — Я все буду. — И пельмени, и макароны? — беззлобно усмехнулась Нарочинская. — Ага, — с дурашливой интонацией отозвался Олег. — Слона бы съел. Марина повела плечом: — Сегодня не завезли. Брагин коротко рассмеялся, сбрасывая остатки напряжения. Нарочинская тоже улыбнулась — свалился же этот человек ей на голову.***
Олег действительно был очень голоден: съел тарелку каши, потом пельмени, добил все это дело сосисками (макароны после обсуждения решили не варить) и залил тремя чашками чая. Чай, кстати, Брагин не то чтобы любил. Но сейчас тот казался очень вкусным. Как и все остальное. — Брагин, ты не лопнешь? — Не, — он помотал головой, — я прожорливый. — Я заметила. Он скорчил изумленно-жалостливую рожицу: — Че тебе, еды жалко? Для голодающего… Поволжья, — хмыкнул он. Нарочинская покачала головой: — Нет, — не отреагировала на очередную шуточку. — Просто удивительно. — Да я вообще удивительный, — Олег усмехнулся, — сам себе завидую. Марина усмехнулась и, забрав тарелки, направилась к раковине. Брагин остался на диване, прикрыв глаза. Когда женщина вернулась в гостиную, то обнаружила, что Олег уснул. «Обещаю, скучать не придется», — вспомнились ей слова Веры Георгиевны. Наверное, Зименская не подозревала, что ее слова окажутся настолько пророческими. Нарочинская тихо фыркнула, проверила отца и, взяв первую попавшуюся книгу, села в кресло.***
Часа через полтора у Олега затекла шея, и он проснулся. Тупым взглядом обвел помещение, наткнулся на Марину и вспомнил о произошедшем: — Это, я уснул, кажется, — неловко произнес. — Прости. — Ого, ты, оказывается, умеешь извиняться. — Не издевайся, — Брагин страдальчески поморщился, разминая пострадавшую часть тела. — Как Владимир Сергеевич? — Проснулся уже и поел. Сказал, что ты очень трогательно спишь. — Глаза Олега увеличивались с каждым услышанным словом, и Нарочинская рассмеялась. — Да успокойся, папа все понимает. — Ты че, ему рассказала? — Ты дурак? Просто сказала, что устал на работе. Правда папа решил, — женщина скривила губы, — что у нас с тобой отношения. Глаза Брагина стали еще больше. — Не дай бог, — он театрально поплевал через плечо. — Я так и ответила. А к папе можешь заглянуть. Мужчина с кряхтением встал — все-таки пожрал он основательно — и заглянул в спальню: — Владимир Сергеевич, можно? — О, проходи, спящий красавец, — Нарочинский сдвинул очки на кончик носа и отложил книгу. — Выспался?