***
Через три дня Брагин осуществил задуманное — продал машину и отдал полученные деньги Куликовой. — Ты с ума сошел, — Лариса была в шоке. — Даже если, — Олег хмыкнул, — дело уже сделано. Бери давай, — сунул ей конверт. Куликова снова расплакалась. Она даже представить не могла раньше, что для нее, для ее семьи посторонние люди могут пойти на такие поступки. Пусть даже эти люди были не совсем посторонними. Брагин растерялся и, подумав, неуверенно прижал ее к себе: — Ну чего ты. Вытащим мы твоего Серегу, постараемся. Чего плакать-то? — неловко успокаивал он. Лариса подняла на него глаза: — Для меня никто так много не делал, как вы все. Особенно вы с Мариной, — по-детски шмыгнула носом. — А у Сережи вообще таких людей в жизни не было. Олег понимал, почему: Куликов был личностью с крайне сомнительным набором качеств. Но он был важен Ларисе, а она, в свою очередь, была важна для всего их отделения. — У него есть ты, Ларис. Еще спустя две недели один из фондов дал ответ и выделил столько, сколько смог. Это было меньше, чем ожидалось, но ранее Куликова не знала, что Олег продаст автомобиль, поэтому разница компенсировалась. Лариса получила кредит, добавила ко всем имеющимся деньгам сумму, которую собрали коллеги, и отправила Сергею. И только потом рассказала все свекрови (хотя Сережа был против). Свекровь выдержала новости стоически. Уточнила, какие, на взгляд Ларисы, шансы, спросила, чем может помочь, после чего сообщила, что будет переводить ей пенсию. — Не надо, мы справимся, — попробовала отказаться Куликова. Но ее не послушали: — Ты спасаешь моего сына, Лариса. — И отца своего сына. — Вот именно. Я не знаю, как у вас все сложится дальше, но я тебе очень благодарна. Мне есть где жить, я — пока еще, во всяком случае — работаю, поэтому от голода и холода не умру. А вам в Москве, еще и в такой ситуации, денег нужно больше.***
Сыну Лариса рассказала позже всех. Никита, конечно, видел, что что-то происходит, но не знал, в чем дело. А после рассказа матери его накрыло. Мальчик кричал, что не верит, что папу вылечат, что врач обманывает и просто тянет деньги, что теперь из-за кредита они останутся на улице, и что вообще все врачи или беспомощные, или шарлатаны, поэтому врачом он никогда и ни за что не станет. Лариса жутко испугалась — на сына это было не похоже, но слушала молча. Потому что осознавала, что говорить что-либо бессмысленно: Никите надо было выплеснуть эмоции и сбросить напряжение. Когда он стал затихать, она протянула кружку с водой: — Выпей, пожалуйста, — он послушался и за несколько секунд опустошил емкость жадными глотками. — Никит, я все понимаю, мне тоже страшно и больно, как и тебе. И папе тоже страшно и больно. Но это шанс, и мы им воспользовались. Лечение оплачено и начнется завтра. На улице мы с тобой не останемся, я тебе обещаю. В крайнем случае — вернемся в Екатеринбург. — Там зарплаты ниже, ты тогда с этим кредитом вообще не расплатишься, — мальчик шмыгнул носом. Куликова тяжело вздохнула: — Кит, не забивай себе голову, пожалуйста. Я взрослый человек и это мои задачи, а ты не можешь и не должен решать такие вопросы, — она из последних сил держалась, чтобы казаться спокойной. — Мам! — возмутился он. — Я приняла решение, — продолжила Лариса. — Все взвесила и просчитала. С Зименской поговорила — у меня теперь будет больше смен. На самом деле Вера Георгиевна, узнав, что заведующая взяла кредит, решила, что та уволится и уйдет в частную клинику. Куликова ее успокоила — понимала, что не сможет трудиться на нелюбимой работе, даже если там больше платят. Тогда Зименская предложила ей, по возможности, брать дополнительные смены. Правда официально это оформить не получилось бы — Лариса, будучи заведующей, и так трудилась на полторы ставки. Но все суммы Вера Георгиевна обещала оформлять в виде премии. А про себя подумала, что будет делать все, чтобы премия у Куликовой была ежемесячно, независимо от количества рабочих часов. Однако говорить об этом подчиненной, разумеется, не стала. А Лариса, в свою очередь, не стала посвящать сына в нюансы. — Скорее всего, мы переедем с тобой в квартиру поменьше и в дом попроще, чтобы было дешевле, я уже ищу варианты. Надеюсь, тоже получится найти двухкомнатную. Мальчик немного успокоился: — Да можно и в однокомнатной жить. — Можно, — не стала спорить Куликова. — Никита, все не так страшно, как тебе кажется. Справимся. У него на секунду скривилось лицо: — Я не понимаю, за что нам это все. Почему именно мы? — Ни за что. В жизни очень мало справедливости, к сожалению.***
Через пару часов Никита ушел гулять с друзьями, а Лариса обессиленно опустилась на диван. Очень хотелось заплакать, но не получалось. А еще голова гудела от эмоций. — Кажется, я не справляюсь, — в пустоту произнесла Куликова. Она могла сколько угодно успокаивать сына и строить из себя всемогущую. Но на деле же возможности сильно ограничивались. Даже сильнее, чем, наверное, думали о ней Брагин и Вера Георгиевна. И дело было не столько в деньгах. Хотелось с кем-то поделиться, но Олегу Лариса звонить не хотела. Сама не знала почему. Может, все еще чувствовала неловкость из-за Сергея. Может, просто не хотела, чтобы Брагин расстраивался. А в том, что он обязательно расстроится, она отчего-то не сомневалась. Тонкие пальцы потянулись к телефону и набрали пару клавиш. Марина ответила сразу, будто уже держала мобильный в руках: — Нарочинская. — Марина, здравствуйте, это Куликова. Извините, что в воскресенье звоню. — Что-то случилось? — насторожилась она. Лариса покачала головой: — Да нет, деньги отправила, лечение завтра начнется. — Это хорошо. А что у вас с голосом? Куликова почувствовала себя неловко — Марина и так сделала для нее непозволительно много, хотя они даже друзьями не были. — Лариса Николаевна? — напомнила о себе Нарочинская. — Я с Никитой поговорила, — к горлу подкатил ком, поэтому Куликова звучала не похоже на себя. — У него истерика случилась, такого наговорил… Я даже засомневалась, мой ли это ребенок, — она нервно усмехнулась. — Вы простите, что я вам звоню. Просто, — покусала губы и призналась, — просто, кажется, больше некому. Вы не обязаны меня выслушивать, не думайте, это на работе не скажется, — добавила поспешно. Марина глубоко вздохнула: — Лариса Николаевна, вы же умный человек, а сейчас говорите какие-то глупости. При чем тут работа? — Вы правы. Я уже с ума схожу, извините. — Извиню, если перестанете за все подряд извиняться, — Нарочинская фыркнула. — Никита где? — С друзьями. — То есть вы сейчас свободны? — Ну да, — непонимающе отозвалась Куликова. — А что? — Как вы смотрите на то, чтобы через час-другой сходить на обед? Там как раз время подойдет. Лариса растерялась: — Можно. Только я не знаю, где вы живете. — А вам это и не нужно, — Марина по-доброму усмехнулась. — Скажите, где вы живете, что там у вас рядом есть, и я приеду. Я же на машине. — Марин, а это удобно? — Если бы мне было неудобно, я бы не предлагала.***
Вечером Никита вернулся и сообщил, что нашел подработку. Лариса чуть мимо стула не села: — Какую подработку? — Велокурьером, — мальчик пожал плечами, — в доставке еды. Велик у меня есть, платят каждую неделю. Нужно твое разрешение, чтобы устроили. — Никит, я против. Он посмотрел на мать исподлобья: — Почему? — У тебя учеба. Никита хмыкнул: — Мам, лето впереди. Мне все равно надо чем-то заниматься, а велик — это полезно. Еще и денег дадут. — Тебе надо отдыхать! — стояла на своем Куликова. — Так я и буду отдыхать, мне же нельзя полный день. Москву изучу, опять же. А еще там кормят бесплатно. Ларисе, кажется, стало еще хуже, чем было во время его истерики: — Но потом снова учеба начнется. — Вот когда начнется, тогда и буду думать, — он тряхнул головой. — А пока я буду помогать. — Никит, — она хотела что-то сказать, но он перебил: — Мам, вот только не начинай, что у детей должно быть детство. Оно у меня есть. И я уже не совсем ребенок, мне уже пятнадцать. А если ты не согласишься, я найду неофициальную работу и будет хуже.