***
Через полтора часа они закончили, и Брагин с Куликовой метнулись в ординаторскую. Честно — ожидали всего. Но Марина просто спала на кровати, свернувшись в комочек. Она была такой беззащитной…. Олег вдруг остро почувствовал: если с ней что-то случится, он не сможет жить нормально. Никогда больше не сможет. Вспомнил, как Марина плакала, вспомнил свой кошмар. Решил. — Ларис, отдыхай, я справлюсь. — Может, помочь? — замялась Куликова. Брагин покачал головой: — Беги. Я сам. Он пытался держаться, но обмануть не сумел — Лариса видела, как сильно Олег переживает. У нее даже закрались определенные подозрения. Но Куликова отмахнулась от самой себя — отношения Брагина и Марины ее не касались. — Хорошо. Но если что, ты говори обязательно. — Обязательно, — пообещал Олег, всем сердцем надеясь, что никакого «если что» не будет. Заведующая застыла, сомневаясь, и он тихо рыкнул. — Домой иди, а то рядом с Нарочинской свалишься.***
Марина проснулась от того, что ее гладили по плечу. — Ты как? — Нормально, — женщина села. Брагин смотрел на нее так переживающее, что стало неловко. — Да не волнуйся. Я просто не сплю три ночи толком. Олег взялся за ее запястье: — Дай я тебя посмотрю. — Вырываться было бессмысленно, поэтому Марина замерла. — Энцефалограмму не хочешь сделать? И кровь бы тебе еще сдать, эритроциты с гемоглобином проверить, — через минуту предложил он. Нарочинской хотелось не энцефалограмму, Нарочинской хотелось огрызнуться: — Потом. Я не выспалась, Брагин, вот и все. «Вот дурочка, довела себя все-таки». Ему очень хотелось на нее накричать. Встряхнуть за плечи, чтобы поняла, что так нельзя. Дома запереть. «А сам-то чем лучше?» — Отец? — Адаптация к новым лекарствам. — А меня че не позвала? — не понял Олег. Нарочинская предпочла бы отмолчаться, но он не дал. — Марина! — Что? — Почему ты опять меня не позвала?! — с нажимом повторил Брагин. — Почему даже не сказала? У Ларисы бы отпросилась, наконец! Женщина посмотрела ему в глаза и тихо, но четко произнесла: — У меня нет на это права. Олег сначала не врубился. А затем возмутился: — Ты обалдела?! Ты щас еще с Владимиром Сергеевичем будешь запрещать общаться? — резко встал и отошел к столу. Нарочинская зависла — о том, что ее поведение можно интерпретировать таким образом, она не подумала. — Брагин. — Он делал вид, что не слышит. — Я не запрещаю вам общаться. — Марина встала и подошла к нему. — Ты можешь в любой день прийти, папа только рад будет. Просто… просто я тебе ничего не могу дать. И просить не могу. Олег обернулся: — Марин, ты дура? А ничего, что я и раньше помогал?! Ты совсем сбрендила?! — А ты? От ее колючего взгляда Брагину стало неуютно. Он сбавил обороты: — Думаешь, ему будет хорошо, если ты сляжешь? — Нарочинская не ответила, и Олег резко поменял тему. — Сиделку когда отпускать? — Завтра. — Отлично. Собирайся. — Куда? — Ко мне. Спать будем, — мужчина оценил выразительно взлетевшие брови. — В первоначальном смысле этого слова, Нарочинская! Марина скрестила руки на груди: — Поспать я могу и дома. — Знаю я, как ты дома спишь. — Я никуда с тобой не поеду. — Конечно не поедешь, — покладисто согласился Брагин. — У меня ж машины нет. И дом рядом. Не, — поднял руки перед собой, — если надо — вызову такси. — Брагин! Он стал серьезнее, будто даже злее: — Мне Зименской рассказать, как ты в обмороки на операциях падаешь? — Ты не посмеешь, — Нарочинская сверкнула глазами. — Еще как посмею, — предупредил Олег. И сделал это таким тоном, что стало понятно — не врет.***
Нарочинская проснулась вечером. Чувствовала она себя хорошо и хотела есть. — Выспалась? От Брагинской интонации у Марины сердце екнуло. — Да. Спасибо. Олег подошел ближе и, не дав отстраниться, обхватил пальцами запястье. Оставшись удовлетворенным осмотром, уточнил: — Как себя чувствуешь? — Нормально, — Нарочинская на него не смотрела, и Брагин почувствовал, как неприятно сжало в груди. — Папе я уже звонил, он в порядке. Марина округлила глаза и уставилась на Олега: — Папе? — Твоему папе, в смысле. Тебе привет. Пельмени хочешь? — Хочу. — Подтверждая слова хозяйки, заурчал ее живот. — Только мне бы в душ сначала. И… у тебя лишней зубной щетки не будет? — Найдем.***
Ужинали в неловком молчании. Потом Брагин унес тарелки в раковину и вернулся: — Нормально себя чувствуешь? — Нарочинская кивнула. — Давай поговорим, — Марина снова кивнула, и он выдал. — Я готов. — Что? — Никуда не влезать. — Что, прости? — сказала Нарочинская и почувствовала себя волнистым попугайчиком. У нее в детстве был такой. Здоровался, прощался, сообщал, что его зовут Кеша, и в любой ситуации задавал вопрос «что?». Даже у попугая лексикон был больше, чем у нее сейчас. — Ты слышала. Марина вскинула бровь: — С чего вдруг? — В смысле? — не врубился Олег. Ему казалось, он вполне понятно себя ведет. — В коромысле, — передразнила женщина. — Раньше не был, а теперь резко подготовился, что ли? Брагин нахмурился: — Марин! — Что? — в тон отозвалась она. И снова почувствовала себя Иннокентием. Какое-то время сканировали друг друга глазами. Потом Олег опустил взгляд: — Ты слышала, — повторил. — Не могу обещать сто процентов. Неприятности иногда сами ко мне липнут. Но постараюсь. Я так решил. Не, — спохватился, — если ты не хочешь, ты скажи, — попытался улыбнуться. Нарочинская покачала головой: — Зачем это тебе? — не верила его словам. В него не верила. Ему. — Не понял, — Брагин поднял голову и с вопросом уставился на Марину. — Ты всю жизнь так живешь, значит, тебе нравится, — она сощурилась. — Зачем тебе себя ломать? — Да че сразу ломать-то? — Олег поднялся со стула. Нарочинской передалось его волнение, но она старалась сохранять спокойствие: — А как это назвать?.. — Да как угодно. Компромисс, например. — Какой компромисс? Ты так любишь быть героем, что тебе это важнее собственного здоровья, не говоря уже о других людях. И это ничем не компенсировать. Ты не выдержишь, Брагин. Зачем обещать невыполнимое? У него потемнело лицо и ходуном заходили желваки. — Марин! — почти рыкнул. — Ну? — она просверлила взглядом дырку в его лбу. Олег почувствовал, что еще немного — и он ляпнет что-нибудь запредельное. Пару раз вдохнул-выдохнул и медленно, взвешивая каждое слово, произнес: — Если бы я не был уверен, я бы не говорил, — всмотрелся в женское лицо. Марина молчала долго, но глаза не прятала. Потом сказала: — Я слишком многого хочу, а дать взамен ничего не могу. — Что значит «взамен»? Мы че, на рынке, что ли? На самом деле Нарочинские дали ему многое. В том числе тепло родного дома, которого у Брагина не было с тех пор, как умерла мама. Студия, доставшаяся в наследство, не помогала — просто была жильем. Но сказать об этом он не мог. Сложно было таким делиться. А потом Марина стала ему не просто подругой… — То и значит. Вокруг тебя полно баб, Брагин: простых, мягких, готовых терпеть. Хвалить за подвиги. В рот смотреть. Просто это не я. Олег с досадой ударил по спинке стула: — Да не нужны мне другие! — Потому что ты с ними уже спал? — бросила Нарочинская. И пожалела тут же, еще до того, как Брагин осознал услышанное. На мгновение его лицо исказилось, как у ребенка перед плачем. Но рыдать Олег не стал — изучил Марину тяжелым взглядом исподлобья и бросил: — Дура. — Сам дурак, — она скрестила руки на груди. — Да пошла ты. Нарочинская пожала плечами: — Ну и пойду, — поднялась и, забыв о сумке, брошенной рядом с барной стойкой, направилась к двери. — Спасибо, что приютил, — с сарказмом добавила. Брагин тихо выругался — не на кого-то, а в пустоту, протер лицо ладонью, в два шага оказался рядом с Мариной и схватил за руку. — Марин! — она не отреагировала, и Олег поймал ее за плечи. — Да стой ты! Ее слова задели. Очень задели. Но если Нарочинская уйдет…. Нет, не так. Если он ее отпустит, то обидит сам себя гораздо больше, чем она его. Брагин потянул женщину назад. — Сядь. — Она послушалась. — А теперь объясни, — потребовал. — Что я тебе сделал вообще? — Нарочинская промолчала. — Ну?! — Она опять пожала плечами. — Тогда почему ты?.. — на последней фразе у Олега сорвался голос. Вот теперь Марина взгляд отвела: — Сама не знаю. «Не знаю. Вообще ничего не знаю, Брагин». — Че ты не знаешь? — опять начал раздражаться он. — Что мне с тобой лучше, чем без тебя, не знаешь? Или что я у вас дома бываю чаще, чем у себя, и уходить не хочу? Нарочинская вытаращилась на него как на инопланетянина, и Олеговское раздражение сменилось смущением. Он метнулся к плите и схватил турку.