***
Старинный позолоченный граммофон, слегка покряхтывая, играл древнюю пластинку, и музыка Брамса разливалась по просторному кабинету. «Репетиция танца», как выразилась Уимс, требовала от Дина недюжинных усилий, и скоро он уже весь покрылся потом и тяжело дышал. Директриса же, наоборот, несмотря на неподходящую одежду и каблуки, источала горячую энергию. — Если хочешь, я перевоплощусь в твой идеал, — тихо произнесла она. — Ты же знаешь про мои способности. — Нет, всё… в порядке, — охотник перевёл дыхание, стараясь не показать, что сейчас готов хватать ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе. — единственное… можешь немного уменьшить свой рост… и вес? Без обид, но вертеть тебя тяжеловато.***
Уэнсдей думала, что водоворот чувств не увлечёт её в свои пучины. Что она, как всегда, останется холодным и трезвым наблюдателем. Но нет… Её нутро разрывалось, и так безумно хотелось залезть в него острым ножом и как следует всё расковырять. Сперва этот мужчина… Теперь Энид… А она всего лишь хотела понять, как противостоять этому чувству. Этой дурацкой тяге… Познай врага своего… Люди называют это любовью? Это мучение, причём не в хорошем смысле вроде дыбы или «испанского сапога»! И она попала в свою ловушку, попросив соседку о столь «невинной» услуге. Щёки Уэнсдей горели, горло пересохло, а к сердцу, казалось, подсоединили провод под напряжением десять тысяч вольт. Заметив, что с подругой что-то не так, Энид осторожно отстранилась и вопросительно посмотрела на соседку по комнате: — Могу я узнать его имя? Синклер попыталась обратить ситуацию в шутку, но Уэнсдей была смертельно серьёзна: — Это наш тренер. Ты уже догадалась, не строй дурочку, ты умнее, чем выглядишь. Аддамс слезла с подруги и примостилась рядом, подложив под себя стройные ноги в чёрных чулках. Тихо добавила, шмыгнув носом: — Там, на тренировке… У меня опять было видение. Я видела его смерть.