Сказание о семи принцах

— Талисманы Божественного узора, купил у торговца в Вольных землях, — не стал скрывать Пятый, показывая их Герою. Тот протянул руку. — Работают? Пятый кивнул. — Как ни странно. Кажется, их включил этот духовный след, — он указал на светящиеся дорожки узоров. — Ты видишь его? Они и правда хорошо работают, — пробормотал юный Герой, вертя талисман в руках. — Опасно ночевать в лесу у подножия горы. Здесь водится много хищников, и сейчас они все голодны. — Юный монах не пустил меня дальше, а уйти я не могу, — твердо произнёс Пятый. — Цаки? Не пустил? У него тяжёлый характер. — Герой задумался. — Ты же наследник Пяти сторон, да? — Вы проницательны, господин, — признал Пятый, готовясь снова пустить в ход красноречие, когда юный Герой начнет перечислять грехи его рода. — Я узнал по волосам и одежде. В альбомах очень похожие портреты. — Герой продолжал таращиться на него. Пятый кивнул, но тут же приподнял брови. В альбомах? Откуда на северной горе великого духа альбомы с изображениями молодых господ Пяти сторон? Альбомы были широко распространены как в самих Пяти сторонах, так и в Закатном царстве и лежащем за ним Порте чаек. На Вольных землях такую безделицу найти было очень трудно. Отбросив пока все вопросы, Пятый снова опустился на колени. — Я пришёл к горе увидеть великого духа и вымолить прощение для своей семьи, — произнёс он, прямо глядя на Героя. Теперь тот не стал поднимать его, хотя и сложил на животе руки, чувствуя неловкость. — Отец позволил тебе жить здесь, значит ты можешь попробовать подняться в гору, — предположил Герой. — Благодарю, господин, — Пятый снова поклонился, смущая юношу, который даже сделал шаг назад. Но раз дух знает о его присутствии, вести себя следует безупречно, оказывая должное уважение Божественному герою. — Тогда пойдем прямо сейчас. Герой повернулся к чаще, и Пятый только тогда вскочил на ноги и подхватил свои вещи. После нескольких дней в лесу выглядел он, конечно, несвеже, но привести себя в порядок возможности не было. Поэтому Пятый сразу направился за Героем. Поспевать за ним оказалось трудно. Юноша стремительно карабкался по каменистому склону, набиравшему крутизну, между колючими кустами и заросшими валунами и казалось, продвигался быстрее, чем позволяли его спокойные размашистые движения. Пятый быстро запыхался, несмотря на свою выносливость. Возникла мысль, что Герой искривляет время, как это делали монахи в бою. К счастью, он вскоре заметил, что Пятый не может его догнать. — Я забыл, что ты человек, — вздохнул Герой. — Мы сейчас свернем на лестницу для паломников, идти тебе будет проще. Я привык бродить по склону, но ты можешь выбиться из сил и замерзнуть на ветру, когда мы выйдем из леса. А по бокам лестницы растут сосны. Пятый кивнул, благодаря. Он не знал о том, что на горе есть какая-то лестница. Но реальность превзошла любые ожидания. Они вышли на нее сбоку, продравшись через сосновый молодняк, и у Пятого дух захватило от ее величия. Нижние ступени терялись внизу в тумане, верхние уходили ввысь. Она была такая широкая, что по ней могли в ряд пройти десять человек. Древние ступени местами потрескались, растоптанные толпами паломников, но камни, из которых они были сложены, еще плотно прилегали друг к другу. — На гору так часто приходят люди? — в изумлении спросил Пятый. Теперь идти было легче, да и Герой подстроился под его шаг. — Люди? Нечасто. Но многие духи спешат на гору за помощью или наставлениями, — отвечал герой. Однако сейчас лестница была пустынна. За спиной разгорелся рассвет, когда они поднялись на верхнюю площадку и очутились перед величественными вратами, казалось, высеченными в скале. Их высота в три раза превышала человеческий рост. Они бесшумно распахнулись перед Пятым и Героем, который пригласил гостя пройти первым. С замиранием сердца потомок преступного правителя ступил на святую землю. Широкий двор, выложенный белыми плитами, был окружен белыми беседками и невысокими резными оградками из камня. Тонкие изящные деревца и кустарники, простой красоте которых позавидовал бы садовник в храме Брика, почти облетели и чуть дрожали прозрачными кронами на ветру, поднявшемся после открытия ворот. Горы за ними видно не было, хотя до ее вершины они еще не добрались. Листья, потревоженные ветром, взметнулись под ногами. Подметавший их большой метлой монашек сердито поднял голову. — Да как ты посмел! — прогремел он, наставляя на Пятого метлу. — Цаки-Цаки-Цаки, умерь свой гнев. Не заставишь же ты его спускаться с горы сразу, как он поднялся? Человек может и не пережить этот путь, — с улыбкой Герой встал у мальчика на пути. — Будто его не предупреждали! — Цаки потряс метлой. — Нечего ему здесь делать! От него смердит! Он прикрыл рукавом нос. Пятый усмехнулся. Когда ел его рыбу так не возмущался! — Его чуть не съел князь леса, довольно с него испытаний. — Герой указал Пятому на тропинку, петляющую между деревьев. По ней еще не прошлась метла Цаки, и листва лежала почти сплошным слоем. — Мой отец наверняка уже ожидает тебя. Мурашки пробежали по телу Пятого, во рту пересохло. Ко встрече с великим духом, проклявшим их род, невозможно было подготовиться. Успокоить свой разум, исполниться смирения… Пятый на мгновение прикрыл глаза, тихо выдыхая, и неспешно пошел вперед, стараясь не тревожить листву. Герой следовал за ним, бесшумно. Но его присутствие ощущалось и отчего-то успокаивало. По крайней мере он не был настроен враждебно. Поворот тропинки неожиданно вывел в просторный сад, подернутый туманом. У обложенного камнем пруда, уходящего вдаль, так что не было видно противоположного берега, сидел великий дух горы, задумчиво склонив свой вечно юный лик над неподвижной водой. Пятый медленно опустился на колени, не посмев разглядывать его высокую тонкую фигуру. — Великий дух… — Моего отца зовут Марон. Тебе нет нужды величать его, — тихо проговорил Герой за его спиной. — Я пришёл просить за свою семью, познавшую много горя за последние три столетия. Прояви милость, Марон, хотя моя просьба и дерзка… Прости наши ошибки… А если мы не сполна искупили свою вину, я готов один ответить за остальное, — Пятый не мог сдержать дрожи, он не поднимал взгляда не потому, что боялся показаться недостаточно почтительным, но изнывая от душевного волнения. Словно один взгляд на Марона мог заставить упасть замертво презренного грешника. — И почему же ты решил, что трёхсот лет достаточно для искупления? — раздался холодный женский голос. Пятый не мог поверить себе, услышав гортанный акцент Закатного царства. Он чуть повернул голову и увидел шагающую к нему хрупкую красавицу с нежным лицом девочки, но глубокой морщиной между злых раскосых глаз. Ее одежды струились за ней, словно она была речной богиней, одетой в текучие воды, чтобы не являть свою наготу человеку. — Матушка, — тихо сказал Герой, шагнув к ней. Она едва доставала ему до лба, хотя он и сам не был высок, и потому ей пришлось смотреть снизу вверх. — Еще один порочный сластолюбец проник хитростью на гору, — с холодной враждебностью произнесла она. — Как его не поразило молнией в пути? Пятому казалось, что молния его все же настигла. У духа ныне была супруга, и она родом из Закатного царства! Так вот кто станет через несколько лет господином великого Божественного героя — заклятый враг его страны и семьи! Он еще не успел справиться с потрясением, когда заговорил Марон: — Так ли достойно твое поколение, как ты говорил у подножия горы? — его голос звучал так безупречно, словно рождался в голове Пятого. Пятый сглотнул, ниже опустив голову. Великий дух знал все. — Супружеская неверность, порочная близость между братьями, оскверненные отношения между наставником и учеником. Твоя нетронутость и невинный возраст младших братьев перетянут ли на чаше весов? Пятый облизал губы. Он сам знал не обо всем, что говорил Марон, то были лишь слухи, домыслы… Но, очевидно, они оказались правдой. — Поднимись, — пригласил Марон, не меняя интонации. Пятый с трудом выпрямился. Женщина из Закатного царства, госпожа великой Северной горы, уже отошла к супругу и стояла рядом, сложив маленькие руки на животе. Но ее красота меркла перед отрешенной красотой Марона. Холодный юноша сам напоминал высокую гору, величественную и далекую, тонкий серебряный венец на каштановых волнистых волосах сверкал как снег на ее вершинах, а в светлых глазах отражалась туманная дымка неподвижного озера. Но это была не такая красота, что способна вызвать страсть, вожделение. Красота цветка, красота ребёнка. Вечного ребенка, чей взор не был даже оживлен любопытством, как у его сына. Пятый не сумел сдержать досадной мысли, что его предок, предлагая Марону юношу для утех, совершил невероятную глупость. — Мои братья… далеки от святости, — признал он. — Даже младшие всего лишь обычные мальчишки, которые порой ленятся и не хотят посещать уроки. В конце концов Марон — отец, вырастивший за свою долгую жизнь не меньше десяти сыновей. Пятому в этой безнадежной ситуации оставалось надеяться, что от его слов в душе древнего духа всколыхнутся отцовские чувства. — Но в сравнении с другими правящими семьями, Дарени уже пару поколений не творили беззакония, не устраивали междоусобиц и развивали поклонение святыням. Люди слабы и грешны. Наши грехи уже давно не заставляют небеса сотрясаться от негодования. Возможно… Братья любили, кого не следовало. Но любили искренне. И страдали безропотно от своей отвергнутой небом любви. Марон чуть склонил голову в задумчивости, и Пятый поспешил добавить: — Испытай меня, Марон. Позволь мне взять на себя одного ответственность за род. Я готов выдержать любое испытание! Герой за его спиной еле слышно вздохнул. — Раз ты так просишь испытания, ты его получишь, — тихо произнес Марон. — Не пожалей о своём решении. Два духа в тёмных одеяниях бесплотными тенями взвились у Пятого за спиной. Марон перевел взгляд на озеро, а его супруга усмехнулась. — Благодарю, Марон, — Пятый почтительно поклонился, ощущая, как мороз пробежал по коже. Духи крепко ухватили его за плечи, разворачивая, от их касания пронзило холодом до костей. Пятый покорно следовал за ними, поймав невольно взглядом ободряющую улыбку Героя. Она удивила Пятого. Он догадывался, что значили слова духа «сам напросился на испытание». Дух оставил его в живых, пустил на гору, говорил с ним, не скрывая своего нежелания прощать давнее преступление предка. И Пятый мог отступиться. Его бы отпустили, защищенного молитвами любящей матери, не оскверненного распутным наследием рода и не осквернившего священные земли. Но он решил идти до конца и с холодным разумом выполнить свое предназначение. Хотя к озеру они с Героем шли несколько минут, сейчас духи сделали лишь пару шагов, и вокруг внезапно встали крутые черные скалы, а тропинка превратилась в узкое ущелье. Пятый не знал, дело было в тумане, или духи перенесли его в пространстве в другое место. Они проволокли его по ущелью до широкой площадки, уставленной небрежно высеченными статуями жутких существ, которые будто корчились от мук. Статуи были старыми, кое-где зеленевшие мхом или даже раскрошившиеся от сырости, так что невозможно было опознать, стоит ли существо спиной или лицом. Но даже тогда вся поза выражала нестерпимое страдание. Пятому казалось, что десятки глаз уставились на него, и он мысленно попросил прощения за беспокойство. Что же это за место? Почему Марон держит их здесь? Чем они провинились перед ним? И не ожидает ли Пятого такая же участь?.. Неожиданно духи, сопровождавшие Пятого, крепче ухватились когтями за его плечи, и разорвали на нем тёплую добротно сшитую одежду. Он невольно попытался удержать лохмотья, но куски одежды, и верхней, и нижней, разлетелись в разные стороны. Пятый оказался совершенно обнажён! И страшнее пронизывающего до боли холода его обожгло нестерпимое чувство стыда. Он старался никогда не обнажаться перед другими! Даже лекари, проверявшие здоровье принцев, мирились с его природной стыдливостью, даже братья со временем перестали подшучивать и дразнить, что он купался с ними, не снимая рубашки. Пятый ожидал любые пытки, любые ужасы, но оказался сразу так унижен. Румянец залил его щеки, он еле сдерживался, чтобы не прикрыться, так как это было все равно невозможно, а сохранить достоинство в позе было необходимо. Только плечи неловко поднялись, а руки сжались в кулаки. Духи молча развернули его в сторону одной из статуй. Это был толстый, клыкастый зверь с вытаращенными глазами. Пятый на мгновение столкнулся с ними взглядом и тут же оказался утянут в зловонный омут криков и боли.