Сказание о семи принцах

Пятый проснулся в тепле. Уютно пощелкивал огонь, по стенам пещеры плясали розовые блики. Пятый сонно потер лицо и с удивлением заметил, что поверх его накидки лежала рубашка Натаэля. Герой сидел у костра, обнажённый выше пояса, спиной к Пятому. Тот невольно засмотрелся на его красиво очерченный на фоне костра торс — широкие плечи при стройности, даже хрупкости фигуры, но в радующем глаз художника гармоничном сложении. Натаэль сидел неподвижно, так же, как и висел совсем недавно, даже с той же отрешенностью от жизни. Пятый зашевелился в своем коконе из накидки — оказалось, он от холода туго замотался, — и Натаэль не мог этого не услышать. Но его спина не дрогнула, хотя Пятый ждал, что он напряжется. Поза его не поменялась даже когда Пятый приблизился и опустился за ним на колени. Между лопаток Натаэля неярко светился Божественный узор, словно нарисованный. Это был тот же рисунок, что Пятый видел на груди Героя и на талисманах, но теперь его линии расходились по спине вдоль позвоночника и к плечам. Люди не знали, нарисован ли он на самом деле, наколот или сам проявляется на теле Героя с рождения. Мало кто видел Божественных героев в детстве. Теперь Пятый ясно видел, что эти линии, наполненные силой, будто выжжены на коже. Пятый перевел взгляд на плечи юноши и сглотнул, подавив неожиданное для себя желание прикоснуться губами к чужому телу. Словно удерживая себя от соблазна, он накинул рубашку на эти плечи. — Прости, — тихо сказал Пятый. Костер издал особенно громкий треск, и принц невольно вздрогнул, слыша в этом звуке упрек от хранившего молчание Натаэля. — Я нарочно тебя оскорбил. Не буду притворяться, что мои намерения меня оправдают. Да, я хотел уберечься от гнева духа. И хотел уберечь от ссоры с родителем тебя. Натаэль все же еле заметно дрогнул. — Но это было высокомерием и неуважением по отношению к тебе. Эта ложь так же отвратительна, как и любая другая в этом мире. — Пятый замолчал, закрывая глаза и ниже опуская голову. Он слышал, что Натаэль повернулся к нему. — Я догадывался. — Низкий голос был хриплым и немного гнусавым, будто обиженным. — Что ты говоришь так нарочно, чтобы меня отвадить. Но в конце концов… То, что тебе нравятся мужчины, не значит, что тебе и я обязательно понравлюсь. Это не важно. Я искренне хотел помочь. Я бы не потребовал никакой… благодарности… Пятый кивнул. Он знал это. Натаэль тяжело вздохнул. Пятый не поправил его относительно того, что он ему не нравится. — Я понимаю причину твоего поступка. Не надо извиняться, — проворчал Натаэль. — Я не позволил тебе узнать правду о моих чувствах и желаниях, словно не считал, что ты способен принять сам верное решение. Однако все дело в моей трусости признаться в этих чувствах самому себе. Только в ней… — Пятый сглотнул. — Я должен был ответить искренностью на твою искренность. Несмотря на то, что скоро мы расстанемся навсегда, мне нужно тебе это сказать. — Тогда скажи искренне сейчас! Я тебе нравлюсь? — выпалил Натаэль, словно уже не мог сдержать этот вопрос в себе. Пятый поднял взгляд, смиряясь с неизбежным. Выражение лица юного Героя и правда пугало бурей чувств, широко распахнутые глаза казались чёрными и бездонными. Он даже дышал прерывисто, ртом, словно жар в груди мог вырваться наружу. Пятый вздохнул и подался к его губам, чтобы легко прижаться к ним своими сухими мягкими губами. Нечеловечески сильные руки тотчас сдернули его с места, сгребая в охапку и прижимая к пылающей жаром груди. Натаэль сам несдержанно впился в его мягкий рот поцелуем, но… Пятый почти сразу вскрикнул от режущей боли в сердце. — Что?.. Что с тобой?! — Натаэль в страхе отстранил его, удерживая на руках. — Где болит?.. Увидев, как Пятый, не в силах вымолвить ни слова, прижал кулак к сердцу, он все понял. — Тебя ранило во время испытания. Ложись. Тихонько. Я помогу. Натаэль торопливо, но заботливо разложил Пятого на плаще. Принц корчился от боли и не мог реагировать на происходящее. Герой направил сердечную силу через руки, мягко окутывая его сердце и растворяя засевшие в его груди темные осколки. Постепенно боль отступала. Пятый смог отдышаться и сфокусировать взгляд на Герое. Тот сидел с серьёзным сосредоточенным лицом, закрыв глаза, и держал над его грудью руки, мягкими волнами наполняя ее приятным теплом. — Спасибо… — выдохнул Пятый. Натаэль открыл глаза и сразу нагнулся к нему. — Сердечная сила хорошо лечит, но если болезнь тёмная и тяжёлая, может быть очень больно, — пояснил он. — К счастью, я уже умею управлять своей силой. Пятый сел. — Во время испытания я был в теле женщины, которой разбили сердце, — вздохнул он. До сих пор не верилось, что это сделал его брат. — Это для нее оказалось ужаснее смерти. Но почему при нашей первой встрече у меня заболели глаза? — У людей часто возникают такие боли при столкновении с концентрированной Божественной силой, — отвечал Натаэль серьёзно. — Ты принц, видимо тебе приходилось видеть много отвратительного в своей жизни. Это затуманило тебе глаза нежеланием видеть это. Впоследствии ты мог потерять зрение. У кого-то болят уши от того, что им приходилось слышать. У кого-то язык и горло — если они сами говорили скверные вещи. Пятый кивнул. Он не слишком любил общаться с людьми, предпочитая письма, потому уши его не затронуло, но глаза его повидали и смерть, и ужасную несправедливость. — Я был на войне, — сказал он. Пояснения не требовались. Натаэль подбросил веток в костер и придвинулся к нему поближе, заглядывая в лицо. Пятый замер, и когда Натаэль вновь поцеловал его, закрыл глаза. От каждого лёгкого чмоканья сердце начинало биться быстрее. Губам было щекотно, но ответить Пятый не мог, потому их поцелуи не теряли своей целомудренности, и исцеловав его рот, Натаэль переключился на щеки, глаза и лоб. Теперь он не был таким яростным, но все равно Пятый внутри был как натянутая струна, ожидая всплеска его желания. — Если бы не дурман, я бы еще в тот раз заметил твою боль, — тихо сказал Натаэль, чуть отстранившись, но не выпуская Пятого из объятий. — Если бы не дурман, разве ты бы обратил внимание на мужчину? — усмехнулся Пятый, немного сжимаясь в его руках. Натаэль покраснел. — Я тоже отвечу тебе искренностью на искренность, — прошептал он. — Ты… Сразу поразил меня своей красотой. Наверное, ты знаешь. Тебе многие говорили, насколько ты красив. Пятый издал тихий смешок. В лицо почти никто не осмеливался заводить с ним такие речи, только братья порой констатировали факт, однако слухи о себе он знал. Самый прелестный из братьев в лучшем случае. Красивая подстилка для старших — по мнению злопыхателей. Его холодность многие списывали на высокомерие и нежелание сближаться с теми, кого он считал менее блистательными, чем его старшие братья. Все мужчины, решившиеся по той или иной причине добиваться его внимания, сталкивались с его равнодушием. И мужеложцев, дерзко мечтающих стать его спутниками, было среди них очень мало. Наиболее настойчивыми оказывались те, кто рассчитывал укрепить положение или увеличить состояние за счёт связи с принцем, достаточно красивым, чтобы закрыть глаза на то, что он мужчина. Натаэль смутился, заметив выражение его лица, но нашёл в себе смелость продолжить. — Однако я успел повидать красивых людей, когда путешествовал с матерью. Ей самой очень нравятся красивые юноши, поэтому их я видел во множестве. И уже понял, что красота у иных… исчезает, стоит присмотреться. Невежество, грубость, хитрость проступают через самые правильные черты, как масло на бумаге, которой накрыли жареный пирожок. Именно потому я был так… заворожен тобой. Чем дольше я смотрел на тебя, тем меньше мне хотелось отводить взгляд. Ты все так же красив, когда улыбаешься, сердишься, плачешь… Прости, я видел тебя в ущелье, несколько раз приходил проверить, справляешься ли ты… — Натаэль смущенно замолк, видя, как застыло лицо Пятого. Того ошеломило, что Герой видел его без одежды… В таком неприглядном виде! Его плечи сжались ещё сильнее. — Я не разглядывал твоё тело! Клянусь! Натаэль поднял ладонь, подтверждая клятву. — Я и не думал осквернять тебя грязными мыслями. Я лишь хотел присмотреть за тобой, хотел спасти тебя от этой боли. Я не предполагал, что столь хрупкая и нежная красота может принадлежать такому сильному мужчине! Он снова начал дышать тяжелее, заставляя Пятого волноваться. — Я верю… Верю… — пробормотал он. — Но после дурмана… Когда я попробовал твои губы на вкус… Мой мир перевернулся. Я уже не мог не излить свои чувства к тебе, — задыхаясь, сказал Натаэль, крепче прижимая его к чуть дрожащему телу. Пятый страдальчески замер, тоже начиная дрожать. Натаэль в этот раз внимательно следил за его реакцией и чуть растерялся, отпуская его. — Тебе неприятно, когда я тебя касаюсь? Пятый взглянул на него искоса. Юноша обжигал жаром, казалось мгновение, и вспыхнет как сухая ветка. Но он сдерживал себя, цепляясь пальцами за плащ. Это было выше всяких сил. Пятый сам завёл то, что было между ними, настолько далеко. И это была его последняя, единственная возможность насладиться юношей, которого полюбил, подарить ему удовольствие. Вот только Пятый совсем не был к этому готов и не мог этого ему объяснить. — Давай я сам… — наконец произнёс он. Натаэль приподнял сведенные брови, вскидывая глаза, когда Пятый поднялся на коленях и взглянул на него сверху вниз. Обхватив его лицо ладонями, Пятый неспешно поцеловал юношу, причмокнул его губами, несильно засосав нижнюю, и наконец провел по ней языком, покрываясь ярким румянцем. Натаэль не двигался, напряжённый, разгоряченный. Он шумно горячо дышал, но не смел прервать поцелуй неосторожным движением, только яростно скомкал в кулаках края плаща. Пятый скользнул языком между приоткрытых губ, и стянул с его плеч рубашку, которой сам заботливо их прикрыл. Сильные ладони принца легли на грудь Натаэля, огладили ключицы, скользнули ниже и зажали небольшие соски. Натаэль застонал, хватая Пятого за поясницу и затаскивая себе на колени. Пятый почти сел на его пах, но нарочно отодвинул зад, выгибая поясницу, испытывая неловкость в этой позе. Двигаясь так, он съезжал все ниже, целуя подбородок с небольшой ямочкой, мягко прижимаясь губами к шее, спускаясь к ключицам. Натаэль ещё не понял, к чему идёт, но старался покориться, тем более что ласки Пятого действительно сводили с ума. Не верилось, что он сам дарит их с такой готовностью! По телу Пятого прошла дрожь, в глазах чуть потемнело от возбуждения, но он не мог сейчас уделить себе внимание. Он только впился поцелуем пониже сердца Натаэля, со стоном засасывая кожу, и толкнул его на спину. Юное сильное тело под губами пьянило сильнее самого хмельного вина. Натаэль выгнулся под ним, падая на спину. Он доверился более зрелому мужчине, хотя не мог скрыть, как мучительна для него была сдержанность. Узор на груди мерцал и пульсировал, широко раскрытые глаза заволокло тенью желания. Пятый осторожно поцеловал самую серединку узора и тут же накрыл ладонью низ живота юноши. Пальцы легонько обхватили выступающий бугорок на штанах. Через ткань ощущалось тепло, от которого закололо озябшую руку. Пятый стиснул налитый, чувствительный член Натаэля и заглянул ему в глаза, впервые делая так с другим мужчиной и желая увидеть реакцию. Натаэль приподнялся, отчаянно пытаясь согнуться вокруг его руки, с его приоткрытых губ слетел низкий стон. Невозможно было его слушать! Что за непристойный звук… Пятый облизал разом пересохшие губы и начал распутывать тесемки штанов Натаэля. Он весь раскраснелся, пылали даже уши и шея. Пятому всегда отчего-то казалось, что ласки ртом срамных мест — самое безобидное, чем могли заниматься два мужчины. Даже против своей воли осведомленный о разных способах мужской любви, он пришел к выводу, что только так можно получить удовольствие, не рискуя оказаться в объятиях, из которых не вырваться, прижавшись кожа к коже, чего он совершенно не мог вытерпеть. К тому же нет необходимости раздеваться. Пятый был убежден, что удовольствия хватит на двоих. Однажды они с Четвертым, в тот раз случайно, наткнулись на Третьего с Наставником, когда их брат после ожесточенной ссоры, неожиданно полез ему в штаны и, лишив воли к сопротивлению, отсосал так жарко, что оба не могли стоять. Четвёртый с Пятым не могли уйти незамеченными и наблюдали это действо от начала до конца. Хотя Пятый категорически потом отказывался обсудить это с братом, зрелище ему искренне понравилось и показалось приемлемым. К тому же судя по стонам Третьего, ему тоже было очень хорошо. Поэтому он не колебался, когда затаив дыхание, поцеловал напряжённый, вздрагивающий живот Натаэля прямо в дорожку волосков, стекающую под пояс, и стянул с него штаны, дрожа от предвкушения и нетерпения. К счастью, член юноши не был «конским», как у Наставника, зато крепко встал перед лицом. Пятый не решился разглядывать чужой член, прикрыв глаза, сразу прижался губами к его корню и, скользнув к концу, влажно чмокнул. Дрожь юноши подсказала, что он на верном пути. Поцеловав под головкой, чуть запачкав губы в выступившей на ней влаге, Пятый робко поднял взгляд. От поцелуя тонкая кожица соскользнула с краев крупной головки, член вытянулся еще сильнее, напоминая крепкий жезл с узором вен. У Натаэля шевельнулись губы, словно он хотел что-то сказать. Но Пятый так и не дождался его слов, и наконец обхватил головку ртом, сжав член рукой у основания. Не задевать зубами. Крепче сжимать ствол губами. Сделать оказалось сложнее, чем он думал. Во рту растворился солоноватый привкус, отчего стыд опалил с новой силой. Пятый уже не поднимал глаза, ритмично насаживаясь ртом, пока хватало сил. Сердце стучало в висках и в паху одновременно, а от низких гортанных стонов Натаэля, то и дело подающегося глубже в рот, и вовсе пропускало удары от стыда. Пятый взял передышку, принимаясь облизывать скользкий ствол, и в этот момент Натаэль ухватил его за волосы. Пятый дернулся, ожидая, что сейчас тот сам насадит его на свой член, но Натаэль лишь заставил его поднять лицо, чтобы заглянуть в него. Пятый не знал, как пошло блестели его раскрасневшиеся губы, как напряжённо вздулась жилка на лбу, но пылающий взгляд Натаэля заставил его содрогнуться внутри. Пятый почувствовал, как жар внизу живота обжигает самое чувствительное место внутри, и в штанах стало влажно. Он излился от взгляда этого юноши… В глазах потемнело, а в губы снова ткнулся чужой член, и Пятый уже бессильно заскользил по нему губами, а едва снова втянул в рот, тот дернулся пару раз, выплескивая семя ему на язык. Пятый задышал открытым ртом, распахнув глаза, с губ полилось семя, смешанное со слюной. Натаэль со стоном откинулся на спину, пока Пятый закашлялся, подавившись. Но все же проглотил то, что осталось во рту и растерянно утер губы. Казалось, что этот вкус теперь останется навсегда. Пятый прижался головой к животу Натаэля, смаргивая слезы. Вскоре он снова ощутил дрожащую руку на своих волосах. Но теперь Натаэль ласково поглаживал его, перебирая пряди пальцами. Пятый улыбнулся, пользуясь тем, что тот не видит его лица. — Ты улыбаешься? — …Откуда ты узнал? — Ты прижимаешься щекой… Пятый зарылся лицом в его живот. Натаэль сел, обнимая его голову. — Оставайся в горе… Я попрошу отца, чтобы разрешил. Ведь ты миссию уже выполнил… — прошептал он. Пятый нахмурился. Снова он за своё. Ведь знает, зачем Пятый пришёл на гору. Представить невозможное — он останется — что дальше? К примеру, случится чудо и Марон разрешит сыну забавляться с мужчиной пока он не покинул гору. Госпожа будет его ненавидеть и преследовать, и жизнь будет вечным испытанием на прочность, а вовсе не вечным праздником, как воображал этот юноша. А года через два, когда тот будет готов покинуть гору — что будет с Пятым? Он вернётся в Пять сторон ожидать смертельной битвы брата и своего возлюбленного, или отправится с ним в Закатное царство, став предателем родины? Пятый отстранил его руки и сел, не поднимая глаз. — Я хотел лишь проститься с тобой. Чтобы не осталось между нами обиды и недосказанности. Мне все равно придётся покинуть гору, как я и сказал. Я должен быть со своими братьями. Марон не отпускал меня с горы, чтобы испытать твою мать. Я решил перестать быть пешкой в его руках, и потому поступаю так, как сам пожелаю. Но это конец для нас. Начало и конец… — тихо проговорил он. — Мы с тобой служим враждующим сторонам. Он умолчал лишь, что поступал так и ради спасения Натаэля, чтобы тому не пришло в голову идти против родителей. Пятый объяснил ему свои проблемы и мотивы, лишив возможности настаивать. Натаэль молча плакал, прижимая его голову к груди, не желая отпускать. А Пятый терпел, понимая, что это их последние часы, а может и мгновения вместе. Марон мог разгневаться на него и прямо сейчас отправить за ним духов. Но никто не приходил, и когда Натаэль угомонился, они начали долгую беседу. Натаэль расспрашивал Пятого про его семью, про братьев. Пятого интересовала его сила, узор, как можно пользоваться талисманом с ним. Натаэль наконец рассмеялся, когда Пятый рассказал про шалости Седьмого. — Если бы они с Цаки сошлись, то гору бы по камушку растащили! — воскликнул он. — Вероятно да, — улыбнулся Пятый. — Когда он был совсем младенцем, все считали, что характером он пошел в Третьего. Тот тоже буйный. Но Седьмой оказался хитроумнее и изобретательнее… Кстати, он твой двоюродный брат, — неожиданно сообщил Пятый. Натаэль приподнял брови. — Как это?.. — Ваши с ним матери родные сестры. Маленькая царевна бежала из Закатного царства, спасая свою жизнь. Ее вывезли из страны служительницы святилища женского начала, так она попала в наш храм. И сумела пробиться во дворец, убедив отца, что готова родить ему ребёнка. — Она… жива? — тихо спросил Натаэль. — Жива, и когда я покидал столицу, была в полном здравии, — заверил его Пятый. Глаза Натаэля сверкнули яростью. — Что с тобой, милый Натаэль? Натаэль удивленно заморгал, сразу теряя свою ярость, услышав столь нежное обращение. Пятый прикусил губу, понимая, что обратился к нему слишком интимно, как в Пяти сторонах обращаются только к возлюбленным и крайне редко к задушевным друзьям. Пятый так прежде не называл никого, кроме Настоятеля… — Просто когда мы с матерью бывали в Закатном царстве, нам говорили, что маленькая царевна умерла, — пробормотал Натаэль. — Мама… плакала… Она нянчила ее в детстве. Пятый провел пальцами по его щеке, утешая. — Очевидно, для отца и брата она и правда умерла, — вздохнул он. Натаэль неожиданно крепко стиснул его в объятиях, прижимая к жаркой груди. Его глаза снова потемнели от желания, и Пятый невольно уперся рукой в его грудь. «Три дня, без передышки, без остановки»… Мало того, что это пугало, еще и грозило неприятностями от Марона. — Да что ты опять вытворяешь… — усмехнулся Пятый. — Тебе не кажется, что это место не самое подходящее? Натаэль оглянулся. — Да… Тебе холодно здесь, — озабоченно проговорил он. — Ты ведь не хочешь раздеваться. Я пока не могу покинуть пещеру… А тебе стоит пойти погреться. И искупаться. Ты дождешься меня? Дождись… Не уходи, пока я вернусь. Я потороплюсь закончить медитацию поскорее. Пятый покачал головой. Если бы это зависело от него.