Гризель не знал, что и думать об условиях Валентина. Если это не прямое вмешательство в политику Пяти сторон, то что? Но без помощи Валентина он не мог продвинуться. Учитель был прав, лучше всего, если все перемещения черного шамана будут открытыми и всем известными. Поэтому он все же решился отправиться во дворец к назначенному времени.
Как Валентин и обещал, его сразу пригласили, причем минуя залы для торжественных приемов, сразу к покоям государя. Сначала пришлось сдать кинжал и посох страже, потом Гризеля осмотрели монахи. Он опасался, что с него захотят снять амулет, но его всего лишь запечатали символом.
Так Гризель попал во внутренние покои дворца. Он оглядывался с любопытством, сравнивая с царскими палатами Закатного царства и представляя, как здесь когда-то рос Настоятель.
Дворец в Брике не блистал непомерной роскошью, и по своей архитектуре напоминал древние дворцы и особняки в Парки. Гризелю даже показалось, что он узнал руку архитектора, который воздвиг соборный храм Парки. Хотя за сотни лет дворец перестраивали и ремонтировали, пятисторонцы в отличие от его земляков очень трепетно относились к наследию Семи сторон. Гризель залюбовался на пруды, мостики, скульптуры, и сам не заметил, как оказался на месте. Слуга попросил его подождать в небольшой тенистой беседке и отправился предупредить государя.
Гризель огляделся по сторонам. Невысокое здание, окруженное колоннами и кустарниками видимо и было местом отдыха и развлечения государя. И вдруг Гризель осознал, что на его стенах нет защиты! Хотя это и были внутренние покои, но защита лишней никогда не бывала. Не сдержав любопытства, Гризель отключил сознание от запечатанного амулета, чьи колебания монахи наверняка могли отследить, и заглянул в здание призрачным взглядом. Это было трудновато, но у него получилось. Пройдясь восхищенным взглядом по изысканным светлым галереям, украшенным гобеленами с горными пейзажами, Гризель вдруг наткнулся на то, чего его глаза видеть были не должны.
Государь сидел на кушетке в кабинете, обставленном со сдержанной роскошью, Валентин же пристроился у него на колене. Гризелю государь не понравился, слишком сильно напомнил этот красивый немолодой мужчина с седыми прядями в распущенных длинных волосах его родного отца. Зато на Валентина он залюбовался.
Тот был в женском платье, и со стороны никак нельзя было понять, что это мужчина. Государь грубо целовал его бледную шею, дергая за волосы, пока Валентин медленно расстегивал его одежды. Обнажив широкую грудь с застарелым шрамом, Валентин начал зацеловывать его, но государь дернул его за волосы вниз. Гризелю не нравилось его поведение, хотя он и сам был несдержанным в постели. В этой грубости было что-то унижающее, словно государь действительно хотел сделать побольнее. Но Валентин все же стал отсасывать у него так нежно и чувственно, что у Гризеля дыхание перехватило. Он не мог оторваться от этого зрелища, ожидая, что вот-вот явится слуга, однако государь оттолкнул Валентина от себя раньше.
— Хватит мусолить. Ложись на стол.
Валентин скрыл удивление, но покорно подошел к столу, намереваясь сесть для него для начала. Государь же толкнул его лицом вниз и дернул юбку вверх, чтобы обнажить бледные мягкие ягодицы и прямые стройные ноги. Гризель скривился, увидев, что безделушки на столе больно впились Валентину в живот и грудь, но тот лишь охнул от толчка, покорно выгибая спину. Не успел Государь ему вставить, как в дверь деликатно постучал слуга.
— Ваше величество, чёрный шаман Гризель из Закатного царства просит аудиенции.
— И что его принесло именно сейчас? — недовольно бросил государь, неспешно застегиваясь. — Пусть ждёт!
Валентин замер на столе. Государь оглядел его с усмешкой.
— Так и жди. Постой-ка…
Он задумался и взгляд его пал на изящную статуэтку на столе. Девушка в венке из листьев, с мягкими очертаниями женственной фигуры, держала тяжелую корзину с виноградом, что оттягивала ей руки. Подобные скульптуры были весьма популярны в Пяти сторонах и назывались «Лорингамка».
Государь взял статуэтку в руку, взвесил и, усмехнувшись приставил к заду Валентина.
— Мой старый друг Дарени так любил эти статуэтки, они здесь везде попадаются… Устал выбрасывать. Лорингам-то мы давно потеряли. Он имел тебя ими? — Государь пихнул украшенную венком головку внутрь, и Валентин дернулся, широко распахнув глаза. Государь погружал статуэтку все глубже, прокручивая, и остановился лишь дойдя до корзины. — Что, нравится? Или размер маловат?
Одним движением он пропихнул фигурку до подставки, и Валентин сдавленно вскрикнул. Слезы потекли у него из глаз, губы скривились, тонкие пальцы пытались схватиться за что-то. Государь удовлетворенно шлепнул его по заду, задевая основание фигурки, и пошёл к выходу.
— Жди меня вот так, с места не сходи, — велел он.
У Гризеля в носу защипало от слез. Он должен был прекратить смотреть, но не мог себя заставить. Валентин сполз со стола, едва закрылась дверь и медленно вытащив статуэтку, кусая губы, чуть не упал. У него подкосились ноги, он едва успел поставить статуэтку на стол.
Послышались шаги слуг, и Гризелю пришлось отключить призрачное зрение.
«Да какой же ты… Ублюдок!» — с гневом думал он про Государя. Про Владыку Закатного царства тоже ходили нехорошие слухи, а слава старшего царевича Волка как изверга и безумца достигала небес и преисподней. И все же Гризель не желал глядеть на того, кто издевался над Валентином. Он натянул капюшон на лицо и присел на одно колено, приветствуя государя и невнятно бормоча на закатном наречии. Руки у него дрожали от желания разбить это красивое холеное лицо о резную колонну беседки.
Валентин сам предложил ему тему для разговора с государем: продажа зверей-духов шаманам. Сделка для обеих сторон постыдная, но выгодная. Правящему роду отчаянно не хватало денег. Вот уже несколько столетий род Манастари, как и род Дарени, все свои доходы вливал в армию. Государя Дарени в юности даже прозвали «нищим принцем». Когда стихла война, ситуация выправилась, но средств на нужды семьи все ещё не хватало. Кормили и одевали потомков богатые семьи жен, это было всем известно. Так что поправить свои дела золотом Закатных шаманов было очень соблазнительно. Вот только монахи могли воспротивиться сделке. И шаманы давно облизывались на зверей-духов, которые уже служили под началом оборотней. Беда в том, что плата за них могла обернуться вооружением и фуражом для армии Пяти сторон. Словом, это был идеальный предмет для продолжительного и почти бессмысленного разговора. И Гризель применил все свои навыки хитроумной Закатной дипломатии, чтобы продлить его.
К счастью, шаманы часто не поднимали с лица капюшона, пользуясь лишь призрачным зрением, и это не выглядело подозрительно. А Гризелю было слишком отвратительно смотреть на этого мужчину. Домашнее облачение, на вид скромное, но сшитое такими искусными мастерами, что с его продажи можно было бы месяц кормить небольшую армию, идеально сидело на теле старого воина, но казалось Гризелю лишь блестящей кожурой гнилого внутри яблока.
В конце разговора они все же пришли к соглашению о лояльности, и Гризель со сдержанным почтением принял от государя перстень. Когда-то этот перстень был трофеем, предок Манастари отрубил руку Золотому князю, который объединил Закатные племена и под конец жизни впервые объявил себя Владыкой — Царём. Гризель сразу почувствовал в перстне скрытую древнюю мощь, но не показал радости от обретения артефакта. Разумеется, никому кроме своего учителя он отдавать его не собирался.
Государь удалился, и Гризель замешкался, делая вид, что рассматривает перстень, а сам тревожно заглянул в кабинет. Как он и думал, Валентин лежал на столе в той же позе, в какой ему велел оставаться Государь. Статуэтка вновь была засунута в его тело…
Гризель медленно шёл за слугой к выходу, виды дворца уже не радовали его взор. Он гадал, знал ли Настоятель, раздавая свои задания, через что именно приходится проходить Валентину в постели этого негодяя. Гризель был погружен в свои мысли, как вдруг услышал голос Настоятеля, непривычно громкий и раздраженный. Гризель не раздумывая свернул в небольшой садик с извилистыми дорожками. Слуга пробовал его остановить, но по какой-то причине не последовал за ним вглубь садика.
Гризель увидел, что у пруда стоят Настоятель с Пятым и остановился, не выходя из-за дерева.
— Убийство зверя-духа вредит природе. А Пять сторон слишком маленькое государство, чтобы рисковать. У нас нет сотни лет на восстановление гармонии с природой, — угрожающе спокойно говорил Пятый.
— Ты полагаешь, я мог об этом забыть? — Настоятель же утратил душевное равновесие. Это Гризель видел по неуловимым признакам, по напряжению до боли знакомого для него лица. — У любого решения есть своя цена. Мы знаем, что с природой шутить опасно, поэтому семь мощных духов будут целый год сотрясать монастырь, но мы их выпустим на волю, едва стихнет их тоска по казненным хозяевам. Волк же не угомонится. Он древняя коварная тварь. Ты не представляешь, каково иметь с ним дело! Спроси хоть у Валентина Сизари. Он видел его. Когда пятнадцать лет назад монахи уничтожили секту оборотней на северной границе, волк явился сам, без хозяина. Не веришь мне, пусть Валентин тебе расскажет, какую резню он учинил. Среди мирных жителей, на монахов он и не нападал. Он показал им свою силу и жестокость и удалился в горы, не успели они собраться для отпора.
— И какую же такую страшную цену пришлось бы заплатить, если бы мы оставили семерых главарей оборотней в живых? Если бы их самих заперли на десять лет в казематах, пока связь окончательно не растворится? Чтобы оторванные от них звери не волновались, вернувшись на лоно природы? — тихо спросил Пятый, чуть раздувая ноздри.
Настоятель замолчал, плотно сомкнув губы.
— Казнить их нужно было непременно, да? Это ты скажешь? — усмехнулся Пятый. — На глазах у народа, чтобы показать свою силу и жестокость, как ты выразился.
— Что бы ты ни говорил, оставлять в живых волка нельзя. И я никак не могу понять, почему ты вступаешься за него? Стоит ребёнку родиться, его мощь возрастет многократно, — твёрдо отвечал Настоятель. Его нежные скулы цвета слоновой кости даже не тронуло румянцем от смущения. Гризель вздохнул, чуть опираясь о ствол.
— Пока ребёнок мал, волк не будет угрожать людям, — возразил Пятый. — Мы должны лишь воспитать мальчика в тишине и спокойствии. Дать ему мудрого наставника. И когда он повзрослеет…
— Ты бредишь! Просто бредишь! — с досадой воскликнул Настоятель. — Милый Пятый, неужели ты правда в это веришь? Волк совратит его как внутренний демон, ни одно дитя не справится с таким испытанием! Даже взрослому это не под силу!
— А тебя так пугают люди с демонами внутри? — почти прорычал Пятый. — Не похоже по тому, как ты облизываешь этого шамана!
Гризель замер. В наступившей тишине было слышно, как низко гудят насекомые, кружась над цветами, выбирая бутон послаще.
— Гризель — чёрный шаман. Он не опасен Пяти сторонам, — мягко произнёс Настоятель. — Ты опять сомневаешься, что я знаю, что делаю?
— О, я теперь-то не сомневаюсь, ты прекрасно знаешь, как ублажить в постели любого! — резко бросил Пятый. — Скажи мне только, зачем? Что тебе от него надо? Скажи мне, что ты просто используешь его для своей выгоды, я правда хотел бы это услышать!
У Гризеля подкосились ноги, он шагнул за ствол, отчаянно не желая слушать дальше. Но неслышно удалиться бы не получилось, потому пришлось остаться на месте.
— Ты так его ненавидишь только потому что он шаман Закатного царства? Я тоже тебя не понимаю, милый Пятый.
Гризель выглянул из-за дерева и увидел, что Настоятель не смотрит брату в лицо.
— Для тебя все так просто? Гризель из Закатных племен, он враг. Волк — звериный дух Пяти сторон, его надо оставить в живых. Ты раньше не рассуждал так по-детски… Мои решения всегда имеют причину, если ты этого не понимаешь…
— И ты хочешь сказать, что никогда не ошибался? — перебил его Пятый. Настоятель покачал головой.
— Ты не можешь судить о моих ошибках, — тихо проговорил он. — Ты не знаешь, какие решения мне приходилось принимать.
Пятый мрачно усмехнулся, приблизившись к нему и почти коснулся губами его уха.
— Я бы не хотел знать, но, увы, я знаю, — прошипел он. — Так что не смей мне говорить о причинах, если не можешь их объяснить!
Бледное ухо порозовело. Настоятель хотел обернуться, но Пятый отшатнулся и зашагал от него прочь.
***
Тео плакал. Валентин отменил вечернего клиента, а остальных на этой неделе уступил своему подмастерью, тоже любителю рядиться в женское. Лекарь долго сидел в его комнате, и хотя вышел со спокойным лицом, сердце у Тео разрывалось.
— Чего ты плачешь, милый? — Валентин уютно подложил под голову руку. В комнате пахло лекарствами, но выглядел он неплохо. — Бывало, мне доставалось и хуже. Когда был замужем. Просто придется полежать пару дней и попить эти гадкие лекарства.
— Я не хочу, чтобы ты больше ходил к нему, — гнусаво проговорил Тео, сидя на полу перед его кроватью и стискивая узкую ладонь.
— Ему больше не придётся.
Тео обернулся. В дверях стоял Настоятель. Его лицо как всегда светилось безмятежностью, но Тео был знаком лед в его голосе.
— Ваше преподобие… — Валентин хотел сесть, но Настоятель остановил его и приблизившись, сам опустился на край его кровати.
— Больше ты не будешь прислуживать государю, — повторил он, глядя Валентину в глаза. Тео чувствовал, как у того задрожала рука.
— Но ведь вам нужна моя помощь, — мягко сказал Валентин. — Я бы не попросил вас об этом.
— Я нашёл, кем тебя заменить. Глори готова к работе, — Настоятель положил руку поверх одеяла. Тео широко раскрыл глаза.
Приговор государю был подписан.
…На самом деле Валентину больше всего на свете хотелось попросить Настоятеля, чтобы ему разрешили не прислуживать государю. Вернувшись после разговора с шаманом, государь был так раздражен, что его прервали, что отыгрался на своей безотказной шлюхе. Сегодня Валентину действительно стало страшно, что он останется калекой. Так он не боялся даже в юности, возможно сказывался возраст… Но Валентин не осмелился бы на такую просьбу.
И он не знал, Настоятель принял это решение из сочувствия к нему, или разочаровался в нем из-за сговора с Гризелем, хотя его помощь позволила проверить в документах, нет ли следов сговора с оборотнями. Эта мысль не давала Валентину покоя. Но все же Настоятель не ушёл сразу, даже лёг рядом с ним в постель и приложил к его телу ладони, наполняя исцеляющим теплом.
Валентина клонило в сон, но он не хотел засыпать, зная, что когда он проснется, Доэна, его любимого маленького принца уже не будет рядом.
Валентин сонно обнял Настоятеля за голову, но ладонь коснулась гладкой кожи, вместо мягких густых волос, которые когда-то он так любил расчесывать. Нервный и дикий зверек, который становился ласковым и ручным в его объятиях, превратился в холодную скользкую змею. И Валентину как никому другому было больно из-за этого.
***
Видеть Пятого в своей комнате, тем более после непристойных видений, насланных похотливыми духами, было слишком странно. Кунчик, который не стесняясь ругался на Настоятеля, при виде этого юноши зарылся под тряпку на своей лежанке и не издавал ни звука.
«Почему он внушает ему такой страх?» — подивился Гризель.
Пятый был по своей натуре скорее чиновником, чем воином, хотя и неплохо сражался, даже победил двоих юных Героев в Вольных землях. И все же Тигр, который на поле боя нёс смерть сотням, в мирном окружении не казался таким жестким, как его Пятый брат.
Возможно дело в том, что Пятый всегда видел в шаманах и духах врагов.
Вот и сейчас, в комнате Гризеля он постукивал пальцами по рукояти своего меча. Взгляда на постель, где юный шаман уже с десяток раз повалял его брата, он избегал.
— И зачем ты меня позвал? — спросил Пятый, с подозрением глядя на амулет Гризеля, который висел на виду, привлекая внимание.
— У нас есть общие интересы, — глухо проговорил Гризель. — Я, как и ты, не хочу бессмысленных смертей.
