Сказание о семи принцах

Идея согласиться сходить с Масимом Ливэри в казино оказалась не самой удачной из тех, что приходили Гризелю в голову. Он сразу забыл о том, что находится в небогатом Брике, очутившись в сверкании позолоты, лабиринте бархатных занавесей, из которого непросто было выбраться наружу. До этого Гризель бывал в казино лишь однажды, в Парки во время облавы на жёлтых шаманов — запрещенной в Закатном царстве секты алхимиков, но и там не встречал такой порочной роскоши. Кто бы мог подумать, что в игорном заведении целомудренной столицы Пяти сторон пьяных посетителей обслуживают девицы с почти обнаженной грудью, дурманящие вещества подсовывают вместе с костями и фишками и добавляют в напитки, а среди гостей можно встретить личностей, объявленных вне закона? От бойцов подпольных боев до известных торговцев чёрных рынков Вольных земель. И всё это — под знаками торгового дома Ливэри. Даже в обоих борделях Брика не было такого безобразия. Впрочем, Гризель пару раз натыкался призрачным взглядом на неприметных людей, которые были одеты как обычные горожане, но обладали аурой боевых монахов. Настоятель, конечно, контролировал и это место. Встретил Гризель и теневых дозорных, что прошлись через все заведение — юноши примерно его возраста, затронутые призрачной печатью. Личные агенты Второго, дети Лорингама, которых тот отбил у Закатного царства, где из них пытались сделать войско для убийства пятисторонцев. В отличие от переодетых монахов они не скрывались, иначе даже призрачный взор Гризеля мог бы их не зацепить. Увы, они владели техникой отвода глаз, которой их в Закатном царстве лично обучил один из бывших чёрных шаманов. Гризель проводил их взглядом с любопытством — он впервые смог их засечь за всё время пребывания в Пяти сторонах. Но в деле юному шаману пришлось использовать призрачный взор, чтобы не выпить чего-то подозрительного и избежать столкновения с зазывалами к игорным столам. Проиграв все деньги, что дал ему Масим, Гризель осторожно начал пробираться к выходу. Вечер пропал даром, его мутило, тошнило, а ничего полезного он так и не узнал. Снаружи ночь овеяла его отрезвляющей прохладой, Гризель жадно глотнул воздуха, когда ему на плечи навалилась странно знакомая тяжесть. — Яблочко, вот ты как развлекаешься, вырвавшись из-под крыла Учителя, — прошептал ему на ухо Зеленоглазый. Гризель мрачно стряхнул с себя земляка. — Я не лезу в твои дела в Брике, можешь не выхаживать вокруг меня лисой, — буркнул он. Шаман следовал за ним по пятам. Его лицо снова было наполовину скрыто простым капюшоном. — Я слышал, ты наложил лапы на ещё одного принца Дарени. И как он? Гризель, поморщившись, отшатнулся. — Держи свои лапы при себе, у тебя не получится его тронуть, — предупредил он. — А я его уже тронул. На крыше, — глумливо засмеялся Зеленоглазый. — Мм. Я позабочусь, чтобы больше этого не произошло. — Настоятель тебя решил привязать, подложив под тебя невинного брата? — Зеленоглазого передернуло. — Этот святоша даже меня удивляет. — Он знает, что я не позволю ему пострадать, — возразил Гризель, подавив тоску в груди. — Кстати, насчёт крыши. Напомни, как усыплять касанием? Он предусмотрительно шагнул в сторону, хоть его и защищал амулет. — Только не на мне. Шаманы долго выбирали, на ком потренироваться. Гризель утверждал, что хозяин лавки был бы рад им помочь, но Зеленоглазый не захотел попадаться ему на глаза. Будто уже не вваливался в комнату Гризеля! Зеленоглазый выбрал шатающегося пьяницу, но Гризель вспомнил, что к одурманенным технику усыпления лучше не применять, могут уйти в глубокий сон с кошмарами. Зеленоглазого этот аргумент убедил лишь потому, что Гризелю надо было отработать и технику пробуждения. В итоге шаманы поймали в подворотне нищего и пообещали заплатить. Трясущийся парень разрешил сделать с ним всё, что они пожелают. Гризель строго оглядел его призрачным взглядом, чтобы не попасть на очередного шпиона Настоятеля. Зеленоглазый цокал и наверняка закатывал глаза под своим капюшоном. — Ты напрасно отдал ему десять монет, — ухмыльнулся он, когда они отпустили парня восвояси. — Я знаю, что ты скажешь. Он их пропьет, потеряет, и вообще нельзя нищим давать много денег, они их погубят, — вздохнул Гризель. — Но я чувствую, что из этого парнишки выйдет толк. Он очень непрост. — Естественно! — заржал Зеленоглазый. — Потому что это никакой не нищий, а теневой дозорный! Да чтоб его! Гризель покраснел и тоже надвинул на глаза капюшон. Как Зеленоглазый его вычислил? И почему ничего не сказал раньше? — Не расстраивайся, Яблочко. Мы привлекли к себе внимание, нас решили проконтролировать и не дать схватить мирного жителя. Главное, прием ты вспомнил. Зеленоглазый хлопнул его по плечу и шепнув на ухо: — Удачи в применении, — растворился в ночной мгле. Гризель вернулся в лавку в унынии, но не успел подняться к себе, когда хозяин огорошил его сообщением о том, что его пригласили в гостиницу. В ту самую, где он в прошлый раз был с Шестым. Сердце Гризеля так и подскочило, он помчался к гостинице, хоть и не был уверен, что его там ещё ждут. А его ждали. Пьяный Шестой пировал в одиночку, заказав себе всё самое вкусное из меню гостиницы, запивая угощение лёгким вином. Он сидел на кровати в штанах и расстегнутой рубашонке, глаза подозрительно краснели, а губки надулись сильнее при появлении шамана. — Я думал, ты не придёшь, — прошептал Шестой, падая спиной на разбросанные подушки, и икнул. Гризель покачал головой, отодвигая поднос с фруктами, чтобы было куда сесть. Это свидание разительно отличалось от устроенного Настоятелем. Шаман склонился над обнаженной грудью принца, чтобы влажно чмокнуть, пальцами напряженно огладил мягкую талию. Шестой сам на этой кровати смотрелся как нежное лакомство, которое хотелось собрать губами с яркой обертки. Лаская ртом грудь Шестого, Гризель подтягивал его зад к своему паху. С каждым вдохом сладко-терпкого смешанного аромата юношеского тела, храмовых благовоний и вина, кровь все больше горячила плоть юного шамана, инстинкты требовали немедленно подмять под себя, взять целиком, без остатка, наполнить до отказа собой, своей силой… Но Шестой, скуля, заизвивался в объятиях и выполз из-под него, задев бедром по носу. — Давай я тебя угощу. Шестой налил вина и, притянув Гризеля к себе, одарил глубоким пьяным поцелуем. Утробно заурчав, шаман снова и снова пытался облапать юношу, но тот ускользал и выворачивался. Такой не похожий на Настоятеля. Гризель не глядя осушил предложенный стакан вина, преследуя Шестого по всей кровати. Губам то и дело вместо тёплой бархатистой кожи попадалась вышитая подушка, которой принц, посмеиваясь, загораживался, сладкая влажная ягодка с его пальцев или прядь шелковистых волос. Во время дразнящей гонки, Шестой выскользнул из штанов и наконец разлегся перед Гризелем на животе, тяжело дыша. И не успел тот на него навалиться, украсил поясницу ломтиком сливы, прямо между дразнящими ямочками, такими же, как у Настоятеля. Гризель нетерпеливо застонал, слизывая лакомство, но дрожащие пальцы Шестого уже положили второй ломтик прямо между ягодиц. «Кто его надоумил?!» — изнывал Гризель. И все же… Сладкое ожидание было хоть и мучительно, но тем сильнее хотелось взять этого вредного мальчишку. Подобрав сливу ртом, Гризель влизался в поджатый вход, раздвигая половинки. В этот раз Шестой еще не подготовил себя, и Гризель растерянно стонал, сжимая его пальцами слишком сильно. Шестой мурчал что-то, выгибаясь ему навстречу, возя членом по покрывалу. — Ты не забыл про масло? — наконец не выдержал Гризель, с ворчанием куснув румяную ягодицу. Закопошившись, Шестой вытащил откуда-то знакомый бутылек и… Тоже аккуратно пристроил его прямо между половинками. И даже попробовал сжать, когда Гризель перестал их растягивать в стороны… …Оказалось, Шестой обожает таскать в постель все, что только попадается ему под руку. Обожает скольжение мягкой ткани по коже, сладкую липкость фруктов, прохладную влагу вина на коже. Каждая их встреча в гостинице была испытанием для терпения Гризеля. Тренировкой его силы воли, когда Шестой дразнил его… А потом он срывался на Настоятеле, злой и смущенный из-за того, что спит с обоими братьями, что его божественный любовник вроде бы совсем не против. Но однажды Настоятель им запретил встречаться в гостинице. Гризель даже вздохнул с облегчением, хотя и скучал по Шестому. Это казалось правильнее, чем полное безразличие Настоятеля к тому, что они забавляются за его спиной. Однако не прошло и недели, как Гризель увидел Шестого в покоях Настоятеля. Тот оставил их наедине, дав понять, что не вернётся до ночи. Отдыхая после первого «заезда», Шестой ласково потирал костяшками пальцев морщинистый лобик лысого кота. Тот млел, лежа между его скрещенных обнажённых ног и тихо, мерно тарахтел, выражая свою благосклонность. — Он тебя любит, — удивился Гризель, развалившийся на вышитом покрывале, от которого чуть покалывало спину. Ему казалось, кот не признавал никого, кроме Настоятеля. — Он жил у нас с мамой несколько месяцев, пока Доэну не разрешили забрать его в храм, — пояснил Шестой. — Так это твой кот? — Доэн привез его с юга, из поездки со старым ещё Настоятелем. Он что, не рассказывал, как у него появился Кыся? — удивился Шестой. — Это очень интересная история. — Нет. — Гризель усмехнулся. Они с Настоятелем никогда не болтали вот так запросто, как с Шестым. Только по делам. Иначе рты были заняты чем-то другим. Шестой же был не слишком вынослив, хотя возможно с трудом выдерживал напор Гризеля только с непривычки. Но зато он так сладко его дразнил и доводил, что награда в виде его тесной, чувствительной задницы стоила ожидания. — Он тогда ещё был обычным монахом… Ладно, обычным он не был никогда, — поправился Шестой. — Наставник воспитывал моих братьев строго и по монастырским правилам. Матушка Регана его нашла, чтобы сделать сына не просто хорошим воином, но и сильным духовным мастером. Мудрая женщина, как говорит Доэн. А Реган потом и остальных братьев к нему привёл. Кроме меня… Шестой вздохнул, но Гризель знал, что тот рад в глубине души, что его не гоняет такой суровый наставник, который и выпороть мог. — Поэтому Доэн, хотя стал монахом уже в моем возрасте, не уступал тем, кто с детства проходил послушание в монастыре, — продолжал Шестой. — Так вот. В поездке Доэн проходил мимо цирковых подмостков. И заметил, что бритый налысо артист изображает толстого монаха, который всех поучает и призывает к целомудрию. При этом он все время таскает с собой толстую беременную кошку. В конце же представления эта кошка якобы рожает совершенно лысого, как этот монах, котёнка! Шестой тихо рассмеялся, и даже Гризель не сдержал смешка. — А монах, конечно, всем доказывает, что он тут совсем ни при чем! — Шестой, отсмеявшись, прижал к себе Кысю. — На Юге монахов не очень уважают. Доэн посмеялся вместе со всеми. Но он заметил, что лысый котенок совсем измучен. Он тихо мяукал, но его никто не слышал! Артисты его трясли, перекидывали друг другу… И тогда Доэн вышел из толпы. Они все очень испугались, что монах сейчас их разгонит. Но Доэн просто забрал котёнка. Тут Шестой запнулся. А Гризель, сочувственно взглянув на наглого кота, подумал, что вряд ли Доэн действительно этим ограничился… — Вот так Кыся и приехал в наш дом. Шестой склонился, и Кыся потянул мордочку к его губам. — А теперь вырос до храмового кота! Кунчик, который злился, лёжа на полу в меховой накидке Гризеля, фыркнул и вылез наружу. Они только что снова навещали его шамана, и зверек готов был кидаться на всех. Но после рассказа Шестого нагло запрыгнул на кровать и лег под бок Гризеля. — Он рассказ мой понял? — удивился Шестой. Кыся сразу заворчал в его руках, похоже на то, как ветер завывает в непогоду. Выскочив из объятий принца, он воинственно приблизился к Кунчику и, зашипев, махнул на него лапой. Тот не остался в долгу и погнал его с кровати. Их лапы застучали по полу, а Шестой, фыркнув, аккуратно переполз ближе к Гризелю. Шаман завозился, садясь поудобнее. Они только что сладко полюбились, и он полагал, что принц не просто так держится от него на расстоянии, желая передохнуть. Но Шестой снова начал застенчиво на него забираться, седлая голые ноги. Присев на еще некрепкий член и чуть покачав бёдрами с хитрой смешинкой в глазах, он полез еще выше. Гризель понятливо поддержал его и поймал губами чуть лоснящийся влажный кончик члена. Шестой нежно застонал, напрягая ягодицы под сильными пальцами шамана. А тот мял их без жалости, царапая, сминая, разводя в стороны, и когда член глубже вошел в его рот, погрузил пальцы в мягкий, влажный после недавней долбежки вход. Шестой затрепетал всем телом, покрываясь мурашками. Несмотря на крепкий и довольно толстый член, скользящий между губ, Гризелю все казалось, что он ласкает девушку. Податливое тело, плавные изгибы, длинные волосы, стекающие со спины принца на его руку, которой он имел его все глубже, уже двумя пальцами. — Мм… Гризель!.. — тихо пискнул Шестой, крупно задрожав, когда пальцы так удачно щекотнули внутри то особое, чувствительное, отличное даже на ощупь место. Гризелю самому захотелось ощутить, чем же это так приятно, когда ласкают там… Шестой тихо засмеялся и глубже сел на пальцы, выдыхая. — Ты готов? — заглянул ему в глаза Гризель. Шестой лукаво улыбнулся, сдвигаясь ниже. Пальцы пришлось из него убрать, когда он пересел на бедра Гризеля и сжал в ладошке его темное, крупное хозяйство. Склонив голову, принц позволил волосам упасть на стоящий член, и мягко обхватил ствол рукой вместе с шелковистыми прядями. У Гризеля перехватило дыхание. Глядя из-под полуопущенных ресниц, Шестой щекотно ласкал его своими волосами. Гризель видел, что выступившая смазка пачкает их, и распалялся все сильнее, хотя принц и не сжимал кулак крепко. Когда Шестой все же привстал, чтобы рукой направить член в себя, Гризель сразу несдержанно толкнулся бёдрами в тёплую тесноту его тела. Алые губки скривились, Шестой захныкал, устраиваясь поудобнее и вместе с тем размазывая по стволу масло. Ласковая ладошка чуть сжала яйца Гризеля, Шестой опирался одной рукой в кровать, бесстыдно показывая любовнику, как толстый жилистый член входит в него. И сам задвигался, словно волна прошла прошла по стройному телу. Осторожно, кусая губы и морщась, Шестой все же насаживался на член снова и снова, замаранные волосы рассыпались по телу, и он наслаждался их скольжением по коже, то и дело перебрасывая напоказ. Пока бедра его не задрожали, и он снова не кончил, заливая живот Гризеля. — Ну нет, я так просто тебя не отпущу!.. — рычаще рассмеялся тот, перебрасывая принца на кровать и седлая. Разложив волосы у него на груди, он остервенело довёл себя до разрядки, разукрасив их белесыми каплями. …Они долго целовались, валяясь на вышитом символами покрывале, ни о чем не думая… А потом так же долго, со смехом, вымывали семя из волос Шестого, и продолжали при этом целоваться. — У Доэна волосы были такие же длинные, понимаю, почему он их сбрил, — фыркнул Шестой, бережно высушивая свои волосы полотенцем. Но Гризель уже знал, что он слишком ими дорожил, чтобы отказаться от них. — Интересно, ему приходилось вымывать из волос семя? «Не то чтобы я хотел это знать», — вздохнул про себя Гризель, мрачнея.