***
Шестой ещё не знал, что братья хотят сделать ему подарок. Глотая слезы обиды, он отмокал с утра в ванне с травами, унимающими зуд и боль от сыпи по всему телу. Ему было невыносимо стыдно, что он так льнул к этому вероломному Гризелю, который спас оборотня, кровожадного духа и похитил Пятого. Шестому казалось, что это только его вина, что все так случилось, и от этого тело начинало зудеть ещё сильнее. — К тебе пришли. — Мать зашла в его комнату, и Шестой испуганно юркнул с головой под воду. Только длинные волосы свисали с края. Вода в ванне из-за успокаивающих отваров была не прозрачная, но все же он стеснялся. — А ну вылезай! — Ванесса подергала его за волосы. — Сынок, что ты вытворяешь? Зачем ты себя доводишь? Она так ни разу и не сказала ему ни слова упрека. — Я не хочу видеть Доэна… — слабо сказал Шестой, показываясь над водой. Ванесса тут же ополоснула ему лицо чистой водой. — В таком случае тебя обрадует, что у него нет времени к нам зайти и он пришлёт вечером кого-то из монахов, чтобы тебя подлечили, — ответила она. — А сейчас к тебе пришли Тайрон и Сиан. У них есть для тебя подарок. — Подарок? — Шестой поднял несчастное личико. Он надел мягкую сорочку, с вышитыми в полотне символами, охлаждающими кожу, и сверху накинул халат. Мать сама расчесала ему волосы и заплела в косу на макушке. Так Шестой и появился перед братьями, смущенно шлепая босыми ногами по полу. Поднявшись ему навстречу, Сиан тут же раскинул руки, чтобы осторожно заключить его в объятия. И Шестой расклеился, кусая губы и смаргивая невольные слезы. Пятый не поднялся с места, но Шестой, конечно, и не ждал, что тот его обнимет. — Тебе стало лучше? Смотри, что мы купили! — Сиан веером указал на стол, где лежала новенькая цитра. — Ты когда-то очень любил играть. Шестой кивнул и робко погладил тугие струны. Неожиданно Пятый встал и тоже невесомо обнял его за плечи. Шестой замер. Он даже покраснел, осознавая, что это случилось впервые в его жизни. Объятия брата были совсем не крепкие, словно прикосновения бьющейся на ветру ткани. Или скорее… Словно рука случайно задела нежную лилию. — Пятый, да ты делаешь успехи! — воскликнул Сиан. — Я… Почти не одет… — смущенно пробормотал Шестой и спрятал лицо в пахнущий вином воротник брата. — Я уже привык. Я видел и полностью обнаженных мужчин и женщин, и прикасался к ним, — отвечал Пятый. Сиан не сдержал фырканье, но не стал комментировать это весьма смелое признание. А Шестой вдруг осознал, что от объятий братьев зуд совсем прошёл.***
Последнюю неделю Бэл провел за выполнением непростых ритуалов и проведением служб в самом святилище. Бывший раб, который несколько лет в монастыре работал в псарне, был немало удивлён тем, как стремительно взлетело его положение. Он еще понимал, почему его сделали надзирателем за избалованным ленивым Шестым господином. Прелестный, трогательный юноша без нарочитого жеманства обещал стать статным, красивым мужчиной, как и его братья, и в то же время пленял какой-то природной женственностью. Надень на него платье — не отличишь от девушки. Даже оскопленный Бэл искренне любовался на него, а уж у здоровых мужчин, независимо от их предпочтений, не могло не возникнуть низменных чувств, если бы они взялись его тренировать, растягивая через боль, обучать борьбе и наказывать розгами. И Шестой был в том возрасте, когда его самого распаляла близость с любым мужчиной. Настоятель, очевидно, не собирался допускать повторения истории Третьего и его Наставника. Потому в этом деле его выбор пал на Бэла. Но отчего же он давал Бэлу все больше поручений, связанных с таинствами, которые требовали от того как дополнительных занятий по тренировке духа, так и корпения над книгами в библиотеке? — Сегодня вечером отправишься к Шестому господину. Надо помочь ему справиться с недугом, — велел Настоятель Бэлу, не поднимая глаз от книги, которую заполнял ровным красивым почерком. — Ты должен будешь выровнять течение силы в его теле, усмирить природные склонности. И очистить от скверны, занесенной призрачным воздействием. — Вы доверяете мне это? — Бэл был ошеломлен. По правде, он и сам догадывался, что Шестой — видящий. Это объясняло и его природную женственность, и недуг, который мог быть результатом вышедшей из-под контроля силы. Но чтобы Настоятель так откровенно говорил с ним об этом? — Доверяю. — В голосе Настоятеля слышался холод. После его ошибки с Гризелем не следовало поднимать вопрос доверия. Но по мнению Бэла некто другой действительно был предателем в этой истории. Не шаман, который вопреки ожиданиям так и не навредил Пяти сторонам, хотя имел возможность. А любимый из братьев. И именно это больше всего пошатнуло самоуверенность Настоятеля, как он считал. С виду Настоятель остался таким же спокойным и безмятежным, ни у кого в Пяти сторонах и в мыслях не было обвинить его в случившемся. Но Бэл видел, что нечто словно надломилось в его безупречном состоянии. Крепясь перед столь необычным и ответственным заданием, Бэл отправился в сумерках к особняку, куда после переворота выселили из дворца Шестого и Седьмого с их матерями. Он еще только неспешно шел к освещенному яркими фонарями дому под сенью прохладного сада, когда его слуха коснулась чарующая мелодия цитры. Низкие, чистые звуки задумчиво вырывались из-под чьих-то умелых пальцев, порой замолкая на несколько мгновений. Бэл даже замер, прикрыв глаза, наслаждаясь этой мелодией, затрагивающей что-то глубоко внутри, заставляющей откликнуться всем телом, как на первобытный призыв. «Третий господин? Ястреб?» — придя в себя, подумал Бэл, продолжив свой путь. Он был наслышан о прекрасном пении Ястреба. И никак не ожидал увидеть на крохотной террасе сидящего с цитрой Шестого. Синий халатик на плечах был чуть приспущен, коса была перекинута через плечо. Услышав шаги Бэла, он поднял голову, не оборачиваясь. — Чудесный инструмент, да? — тихо спросил он. — Мне немного непривычно, но он лучше моей старой… Которую сломали солдаты. Шестой так нежно огладил струны, что они словно вздохнули или застонали от этого касания. Бэл молча поднялся на террасу, обошёл его и поклонился. — А! Ой… Это ты! — Шестой чуть не подскочил на месте, вытаращив глаза. Конечно, у него один вид надзирателя вызывал страх и совершенно особый зуд в измученном тренировками теле, не имеющий ничего общего с болезнью. — Господин. Я пришёл по велению Его преподобия. Я здесь чтобы лечить вас, а не воспитывать, — кротко отвечал Бэл. Шестой скис. Он бы и хотел отказаться и капризно отослать монаха обратно, но конечно понимал, что другого ему брат не пришлёт. А болеть было неприятно и страшно. В детстве эта хворь не проходила месяцами. Пришлось ему отложить цитру и проследовать в свою комнату. Бэл помалкивал, чтобы не нервировать его. Это было испытанием для него — лечение ранимого юноши, которому от страха становится хуже, при том что больше всего он как раз его и боится. Зато раздевался Шестой перед ним уже без смущения. Даже приспустил штаны так низко, что были видны тёмные волоски на лобке, к которым спускалась почти незаметная дорожка от пупка. Однако при первом же прикосновении Шестой вздрогнул. — Я просто приложу талисманы, — спокойно сказал Бэл, раскладывая тонкие листки, изрисованные Настоятелем, на его теле. Для лечения ему не требовалось касаться его руками. Шестой замер, сжимаясь под его пальцами, которые парили над его покрасневшей кожей, покалывая ее потоком энергии. А Бэл испытывал лишь сочувствие, глядя на его сыпь, на следы расчесов, и просто хотел облегчить его муку. Умений лекаря было недостаточно, болезнь вызвала подцепленная в призрачном мире грязь. Увы, не осознавая свою связь с призрачным миром, от него сложнее защититься, а Шестой, как и без того тонкая, чувствительная натура, даже без посвящения в меченые умудрялся привлекать к себе внимание духов. И в моменты, когда он был особенно уязвим и напуган, наследственность рвалась наружу. Раньше Настоятель старался его защитить сам, но теперь, когда он начал свои тренировки, Бэл стал учить его самого тоже контролировать свои силы. Но всех их стараний не хватило, чтобы уберечь от болезни после предательства Гризеля. Бэл прочищал энергетические каналы в теле Шестого, прогоняя по ним мощные тёплые потоки силы, и юноша понемногу расслаблялся. — А ты откуда родом? — решился он спросить, когда пальцы Бэла гуляли над его животом. — Я слышал, ты приехал из-за моря. Но ты не похож на чужестранца. — Я родом из Семи сторон, — тихо отвечал Бэл. Шестой вскинулся, и все талисманы разлетелись. — Как?! Тебе так много лет? Как Старому герою? — взбудоражено воскликнул он. Бэл вздохнул, подбирая листочки. — Господин, вам и правда стоило бы лучше учить историю, — заметил он. — Я не понимаю! — Да, я вижу, господин. Я не из тех Семи сторон, что сгинули триста лет назад. Я из крохотного государства за морем, которое сейчас носит это название. — Какое совпадение… — разочарованно протянул Шестой, снова укладываясь. — Нет, господин, это не совпадение. Бэл снова занялся лечением и одновременно начал свой рассказ. — За несколько лет до того, как государь Дарени навлек на себя гнев Марона, один из его младших дядей, князь, отправился в путешествие по морю. Несколько отважных путешественников с семьями тогда покинули Семь сторон в поисках Святой земли на далёком Востоке, о которой говорилось в древних преданиях. Полагаю… Об этом вы ведь тоже не слышали? Князь Дарени построил поселение на берегу моря, рядом с устьем Синей реки. И в течение десяти лет оно разрасталось. Но никто не думал оставаться жить там навсегда. Для экспедиции в поисках Святой земли нужна была помощь монахов, и младший княжич отплыл назад в Семь сторон за ними. Он не вернулся ни через год, ни через два. На третий они узнали от купцов, что Семь сторон потеряли выход к морю и почти треть своих земель. Второй отправленный корабль также не вернулся. Перед самой смертью князь Дарени, мой пра-пра-пра-прадед, завещал сохранить Семь сторон в нашем поселении, и не возвращаться домой, пока мы не скопим достаточно сил, чтобы помочь родине. За эти триста лет мы сделать этого не сумели. Мы закрепились на этом клочке земли благодаря военной школе Семи сторон и развитым ремеслам, но в последнее столетие противостояние с соседним государством, которое хочет нас поглотить, истощило наши силы. А наших детей воруют и угоняют в рабство по сей день, даже в мирное время десятками. Особенно досаждают пираты. Они меня и похитили… — Постой! Так ты… Ты, выходит… Тоже Дарени? Наследник Семи сторон по прямой линии? — ахнул Шестой. — А другие знают? И ведь… Вас не коснулось проклятие, да? Тебя же не тянет к мужчинам?.. Ой, прости… Бэл улыбнулся. — Да, проклятие племянника князя Дарени нас не коснулось. И возможно узнав о нем, князь и запретил нам возвращаться. Чтобы сберечь своих сыновей и внуков. Прошло много лет после его смерти, когда купцы поведали нам и о проклятии. Но теперь мы не имеем никакого отношения к Пяти сторонам. Вы нас даже не признаете, как соотечественников. Твой прадед, узнав о том, что наше семя крепко, издал указ об изгнании нас из рода, как предателей. Так что я не мог бы считаться наследником, даже не будь я скопцом. Шестой снова сконфузился, но глазенки у него горели. — А я бы хотел побывать в Семи сторонах… — прошептал он. — Ведь вы наши братья… И ты… Очень дальний, но родственник! Брат. Ты тоже Дарени! Бэл опустил голову. Родной отец ни за что не признал бы сына, которому вырезали яички и несколько лет держали в рабстве. А юный Шестой так запросто называет его братом…***
Прошло много времени прежде чем Шестой снова явился в монастырь. И так как он давно не видел Четвёртого, сразу заметил, что его глаза словно стали больше, а уголки губ больше не приподнимались в улыбке. — Ты делал упражнения? — прежде всего спросил Настоятель, когда братишка вошёл в учебную комнату. — Трактат переписал? — Мне было плохо, я ничего не делал… — надтреснутым голосом отвечал Шестой, глядя на него с обидой. Неужели ему совсем не стыдно? Наверняка переживает, что чуть Пятого не упустил, но за то что Шестой так страдал, разве он не должен взять ответственность? — Не мог писать и приседать? — холодно спросил Настоятель. — На пальцах и ступнях тоже была сыпь? Шестой молча рванул ворот, показывая следы от сыпи на груди. — Я все время отмокал в ванне! — Его голос зазвенел. — Скажи, неужели ты и правда не знал, какой он? Настоятель вскинул брови. — Ты о ком? Шестой задохнулся от такой наглости. Его ворот так и остался распахнутым. — О Гризеле! Ты свёл меня с ним! С преступником! Я с ума сходил от этого! — Когда сходят с ума так уверенно не вопят об этом, — тихо сказал Настоятель. — Так что прекрати истерику. Это во-первых. Садись. И готовься писать. Шестой, бросив на него гневный взгляд, прошёл к столу и с грохотом сел, вцепившись в перо. — Разъясни в пятидесяти пунктах миссию черного шамана Гризеля в Пяти сторонах. Слабые и сильные стороны его плана, — спокойно сказал Настоятель, садясь на свое место. Шестой выронил перо. — На столе в письмах отчеты о его передвижениях. Анализ проведёшь сам. — Ты издеваешься надо мной, да? — с дрожью в голосе спросил Шестой. — Ты сказал, что Гризель преступник. Это твоя ошибка, Шестой. — Настоятель раньше всегда звал его братом или по имени, когда они были наедине. — Он выполнял задание своего учителя в Пяти сторонах. Это не преступление, это его долг. Что же касается того, ошибся ли я, сведя тебя с ним… Можешь этого в анализе не писать, но в чем же по-твоему была ошибка? Он тебе не навредил. Ты получил удовольствие и опыт. А я сразу предупреждал, чтобы не относился к связи с ним, как к любовным отношениям. У Шестого приоткрылся рот. Он столько переживал, грыз себя сомнениями и чувством вины, а Четвёртый… к этому вот так относился? — Нет, я обязательно напишу это в анализе! — мстительно заявил он, хватая первое письмо. Спустя несколько часов Шестой притащил Настоятелю свой анализ. — Пятьдесят девять раз, — прошипел он, шлепая перед ним на стол листки, исписанные мелким почерком. — Ты был с ним пятьдесят девять раз. Учитывая его темперамент, думаю, спал с ним не меньше сорока раз. — Это всё, что ты наанализировал? — спросил Настоятель спокойно. — Судя по всему, спать с тобой была его главная миссия в Пяти сторонах! — заявил Шестой. — Вот к какому выводу я пришёл! — Ты просмотрел все эти письма, и просто считал, сколько раз я с ним встречался? — ещё раз уточнил Настоятель. — Да! И я думаю, это твой провал, если за столько времени ты не узнал его как следует и не понял, что он задумал! Шестой сложил руки на груди. — Тебе совсем не стыдно, что ты свёл меня с ним? — требовательно спросил он. — А с кем ты бы предпочел сойтись? — процедил сквозь зубы Настоятель. Его пальцы опасно поджались, комкая листы с писаниной Шестого. — Испортить карьеру ещё одному боевому наставнику? У меня нет боевых монахов, которых я бы мог растрачивать на твои постельные утехи. Позволить тебе искать любовника самому? Еще одного Лайона Мадлена в Брике нет, уверяю тебя! А вот тех, кто захотел бы воспользоваться тобой — сколько хочешь! Гризель же трахал тебя, потому что действительно просто тебя хотел! Поэтому я мог доверить тебя только ему! Под конец он почти сорвался на крик. — Лучше бы я ни с кем не… спал, если так, — буркнул Шестой, чувствуя, что в глазах накипают слезы. — Не надо больше решать за меня. Спасибо за науку, ваше преподобие. Я понял, что и правда никому нельзя доверять. Особенно тебе! Развернувшись, он бросился вон из кабинета, хотя Настоятель его не отпускал. Но через три дня Шестой сам прокрался в храм и тихонько юркнул в покои Настоятеля, виновато избегая взглядом молчаливых служителей. Небо за окном было серое, осеннее. Вместе с Гризелем Брик покинуло лето. Шестой смотрел в окно, поглаживая тёплое тельце лысого кота Кыси у себя на плече, и переживал, с тяжелым сердцем дожидаясь брата. Из-за мороси было плохо видно улицы Брика, казалось, что в мир людей просочился мир призрачный, как его описывали поэты. Интересно, бывали ли они в нём? Или это все выдумки? Настоятель пришёл через несколько часов. Шестой уже переместился в кресло и попил чаю с конфетами, хотя лекарь ещё не разрешил ему после болезни есть сладкое. Услышав шаги брата, он торопливо закрыл крышечкой конфетницу и отодвинул от себя, утирая сладкие губы. — Доэн… — хрипло сказал Шестой, поднимаясь к нему навстречу. — Прости… Настоятель смотрел на него молча и бесстрастно. Шестой робко приблизился и обнял его, тесно прижимаясь. — Ты во всем был прав… Я и правда глуп. Если бы не этот опыт, я мог бы доверчиво сойтись с каким-то красавцем и обманом улизнуть из-под присмотра… А Гризель и правда не делал мне плохо… И не навредил с моей помощью стране. А я теперь знаю, что люди могут обманывать. И правда больше не допущу глупостей, — сбивчиво бормотал он. — Это хороший урок… Но… Доэн, мне так больно… Он сморгнул слезы, ещё крепче сжимая стройное тело брата. — Так больно в груди… Так тоскливо… — проныл он. Настоятель закрыл глаза, не обнимая братишку в ответ. — Тебе нельзя пока есть конфеты. — М? — Шестой поднял на него покрасневшее лицо. — Мне было очень плохо… Я не удержался. — Тебе может стать хуже от сладкого, — промолвил Настоятель. — Идём. Он отстранился и Шестой, вздохнув, поплелся за ним. Они шли под зонтом по дороге от храма к святилищу. Дождь продолжал лить и дорога уже с утра превратилась в сплошную тонкую лужу. Настоятель хранил молчание, а Шестой виновато шмыгал носом. В святилище как и всегда, даже в летнюю жару, было холодно. Настоятель не повел Шестого в главный зал, вместо этого свернув в незаметный для посетителей проход, о котором братишка не знал. Перед ними открылась узкая винтовая лестница вниз. Шестой брел за ним, придерживаясь за шершавые стены, на ступеньках оставались мокрые следы. Вскоре они оказались в просторном подземном зале, где кроме возвышения посередине ничего не было. Шестой не знал, сколько раз повернула лестница, но предположил, что они как раз под главным залом. — Садись туда в позу для медитации, — велел Настоятель. — Ты должен очистить разум, как я тебя учил. Ото всех мыслей, чувств и образов. Это лучшее место для уединенной медитации. Шестой испуганно округлил глаза. Настоятель ему велел медитировать в самом святилище? В потоке божественного света мужского начала? — Я не готов… — слабо прошептал он. — Готов. Все, что тебе надо — во что бы то ни стало держать в голове тишину. Ты справишься. Настоятель подтолкнул его вперёд. Шестой робко оглянулся на него, и полез на возвышение. В зале не было душно, хоть он и находился под землёй. Даже слишком холодно не было, а от разлитой в воздухе божественной энергии вся кожа покрывалась мурашками. «Разве я достоин медитировать здесь?» — уныло думал Шестой, садясь в позу для медитации. Ведь он надерзил брату и Наставнику. Настоятель молча оставил его одного.***
Попрощавшись с Бэлом, Дилан уже открыл зонт и собирался покинуть святилище, как вдруг услышал со стороны лестницы в нижний зал тихий деликатный звук, словно кто-то пытался незаметно всхлипнуть. Обернувшись на широкую спину Бэла, Наставник братьев Дарени незаметно свернул в узкий проход. И увидел там сидящего на верхних ступенях, откинувшись на стену, наполовину мокрого от дождя Настоятеля, словно он нес над кем-то зонт, не обращая внимания на то, что ему заливает бок. Он прикрывал лицо чуть дрожащей рукой. Дилан присел перед ним на корточки и положил руку на плечо. — Ваше преподобие, — тихо сказал он. — Не сидите здесь. Сквозняк. Даже вы можете заболеть. Настоятель медленно отнял руку от лица. — Наставник, — прошептал он севшим голосом. — Шестой будет в порядке. Я говорил с Бэлом. — Дилан не улыбался, но голос звучал непривычно мягко. — Ваш ученик получил хороший урок и стал сильнее. Он не так хрупок, как вам кажется. Не вините себя слишком сильно. Чье сердце здесь и разбито, так это ваше собственное. Настоятель смотрел на него потухшими больными глазами. — Помните, когда я вас выпорол сильнее всего? — спросил, помолчав Дилан. — Когда я чуть не стал оборотнем, — устало ответил Настоятель. — Да. Я очень за вас боялся. Я как никто знал, что оборотню в Пяти сторонах долго не прожить. Вы были просто любознательным мальчиком, который давно постиг все, чему я мог его научить, и жаждал новых знаний. Призрачный мир мог предложить вам много, не удивительно, что вы поддались, — печально говорил Дилан. — Та Пантера хоть и не Волк, Пьющий сны, но все же один из самых опасных духов Пяти сторон, один из князей оборотней, наряду с Медведицей и Змеем. Когда я сек вас, и мне уже становилось невыносимо от жалости слышать ваш плач, я представлял, что сделали бы с вами монахи, если бы вы соединились с пантерой… И начинал сечь еще сильнее. От страха. Что в следующий раз не смогу вас остановить. — Ты вложил в эти удары всю заботу обо мне, всю любовь, — усмехнулся Настоятель. — Я это понимаю. Дилан кивнул. — Я был не прав, — глухо сказал он. — Мужчина не должен так поступать. Я наказал вас за собственную слабость. За то, что сам был не способен вас защитить. Мне жаль, Ваше преподобие. Боюсь, я научил вас быть слишком жестоким к себе и другим. — Если ты чувствуешь свое бессилие, это не значит, что ты должен бездействовать, — прошелестел Настоятель, закрывая глаза. — Иногда худшее, что ты можешь сделать — единственный твой выбор. Дилан вздохнул. Настоятель медленно начал подниматься, ухватившись за его плечо, и он поддержал его. Но выпрямившись, Настоятель не отпустил руку, а притянул Дилана к себе и прижался поцелуем к его твёрдым губам. — Ваше преподобие… — растерянно пробормотал Дилан в поцелуй. — Вы забыли… Я не мужеложец, я просто выбрал вашего брата. Все его твёрдое тело было напряжено. Но Настоятель отлип от него не сразу. — Я не забыл, — сказал он мягко. Мурашки пробежали по телу Дилана от его будоражащего тёмного взгляда, и он шагнул в сторону, чувствуя себя неловко и неуютно. — Гаэн сегодня ночует в поместье, — прочистив горло, сказал он. — Думаю, он будет рад вас увидеть, если вам нужна компания. Да, Третий не отказался бы от такого сюрприза и приложил бы все старания, чтобы утешить брата и помочь забыть все печали в его объятиях. И не задавал бы лишних вопросов. Третий никогда не задавал вопросы о том, что его не касалось. — Наставник не считает связь между братьями грехом, — усмехнулся Настоятель отряхивая одежду. — Разве не вы духовный лидер Пяти сторон? — усмехнулся в ответ Дилан. — Что значит мнение обычного монаха? Настоятель кивнул, оценив иронию. — Я бы с радостью пришёл. Но я присматриваю за медитацией Шестого, — промолвил он. — Тогда хотя бы смените одежду на сухое, — вздохнул Дилан. Видя по лицу Настоятеля, что тот не собирается трогаться с места, он стащил свой теплый плащ и накинул ему на плечи. После чего раскрыл зонт и вышел под дождь в тонкой рясе.