Сказание о семи принцах

Год спустя

Фальшиво пела старинная шарманка в углу грязного кабака, свечи чадили и норовили погаснуть. Пьяный Пятый осознал, что уже несколько минут таращится на трясущуюся в широком вороте большую грудь служанки, которая сердито оттирала тряпкой соседний столик. Мотнув головой, он качнулся, но ощутил спиной плечо Даниэля. Вот так лежать на трехногом табурете в самом злачном кабаке Брика, расставив ноги и опираясь на собутыльника… позорно. И кажется это всё уже было однажды. Они ведь пили во время путешествия по Вольным землям? Пятому почему-то казалось, что да. Деликатно икнув, принц уперся взглядом в татуировку под ключицей Даниэля. Он только сегодня заметил её среди светлых линий Божественного узора. Такой старый рисунок… И тоже знакомый. Пятый наверняка видел его в какой-нибудь книжке. Только несмотря на свою хорошую зрительную память не мог вспомнить в какой. — Похоже на волка, — прошептал он, снова царапнув татушку ногтем. — Ты уже говорил, — глухо напомнил Даниэль и поддержал его за талию, чтобы сел ровнее. Пятый усмехнулся, не отводя от рисунка взгляд, и вдруг потянувшись, припал губами к почти незаметным размытым линиям, к горячей коже, под которой ощущалось мерное, но сильное биение сердца. Влажно чмокнув, Пятый коснулся груди Даниэля языком… Он уснул, не отлипая от Старого героя. Тот со вздохом подтянул его выше, чтобы совсем не съехал с табуретки. — Это место не для принца, — с тихой усмешкой сказал Даниэль, глядя на встрепанную макушку Пятого. — Может и не стоило тебя сюда приводить. Обернувшись, Старый герой бросил через плечо: — Кс-кс. Налив себе остатки дрянного пойла, которым они сегодня так спонтанно отметили вечер воспоминаний — общих для них, но оставшихся только в памяти Старого героя, он осушил кружку одним глотком. А когда поставил её на стол, перед ним уже устроилась стройная фигурка, замотанная в плащ со скрывающим лицо капюшоном. — Привет, киска, — улыбнулся Старый герой и протянул к ней руку, чтобы почесать подбородок. — Твой господин тоже меня подозревает? «Киска» фыркнула, уворачиваясь. — Мой господин просил присмотреть за ним, — тихо произнесла она низким баском юного парня, намекая на уснувшего в объятиях Героя Пятого. — А вот Его преподобие настроен не слишком дружелюбно. — Да, я признал в том молодом господине монаха. — Старый герой кивнул, мельком взглянув в сторону коренастого мужчины за стойкой. — И ещё двое за спиной, — шепнула «киска». Старый герой привлек ее за гибкую талию и быстро чмокнул под капюшон прямо в губы. — Тшш, киса, я же знаю, что ты в шаманы всегда выбирала юношей, которым нравятся мужчины, — усмехнулся он, когда «киска» изобразила возмущение, и выдохнул еле слышно: — Нам надо выбираться отсюда. Пантера сразу низко рычаще замурчала и позволила себя целовать. Герой скользнул языком по удлинившимся острым зубам, поглаживая сильную талию юного шамана, её хозяина. Со скрипом отодвинув табуретки, они поднялись и повели Пятого к выходу. Оборотень придерживал принца с опаской, стараясь не прижиматься, но Герой мог бы нести его и один. Они вышли из душного вонючего кабака на ночную улочку. Монахи молча следовали за ними. Не успели они покинуть трущобы, впереди показалась еще одна группа людей с повязками на лицах. Они двигались бесшумно, так же, как и преследователи сзади. — Нападут в трущобах бедняков, серьёзно? — усмехнулся Старый герой. — Чтобы не привлекать лишнего внимания. Оборотни тоже начинали разбой отсюда, — тихо сказал его спутник. Его глаза светились под капюшоном по-кошачьи. — Его преподобие не гнушается разбойными методами, — весело сказал Старый герой. Божественный узор на его теле горел спокойно, не более яркий, чем сонная бледная луна на небе. Рубашку пришлось оставить в кабаке — на нее какой-то пьяница пролил того мерзкого пойла, и всем в темном переулке было видно, что узор покрывает весь торс. — Отпустите Пятого господина, — глухо сказал невысокий монах, стоящий впереди. Его макушка заросла короткими тёмными волосами, но в том, что это боевой монах, ни у Героя, ни у Пантеры сомнений не было. — Боюсь, Пятый господин выпил лишнего и если мы его сейчас отпустим, он упадёт в эту лужу. — Герой кивнул себе под ноги. Дождя не было давно, но лужи в этом переулке просыхали плохо и пованивали. Монах спокойно протянул руку к ним, шагнув вперёд. — А, вы хотите, чтобы мы вам его передали? Так надо было по-хорошему просить, зачем нагонять жути и окружать, как свора разбойников? Лучше отойдите с дороги. Герой говорил миролюбиво, но смысл его слов не понравился никому. Даже Пантере. — Возможно следовало бы отдать его людям Настоятеля? — прошептал он. — Ни в коем случае. — Голос Героя стал строже. — Сегодня Настоятель переступил черту. Я не должен оставлять его без урока. Монахи неуловимо для человеческого глаза перестроились в боевой порядок. Герой и Пантера, конечно, не могли этого не засечь. — Настоятель считает, что может контролировать всё, даже отдых своего брата? — приподнял брови Герой. Он медленно развел руки в стороны, оставив Пятого повиснуть на плече оборотня, узор вспышкой ослепил монахов, но тем и не нужно было зрение. Их движения были плавны, как колыхание ленты на ветру. Вот только Пантера был ещё быстрее. Придерживая Пятого, оборотень протанцевал между монахами, едва касаясь земли, как призрачное дуновение ветерка, и, взлетев на крышу не хуже Гризеля, испарился. — За ним, — бросил предводитель монахов, но Старый Герой лишь вспышкой взгляда отрезал их погоню. Пытаясь взлететь на крышу за оборотнем, монахи попадали в лужу, как подстреленные утки. На Героя тут же оказались наставлены с десяток посохов. — Я не собираюсь вас бить, — миролюбиво заметил он, складывая руки на груди. — Советую опомниться, пока не поздно. Вы и без моей помощи можете пораниться, если решите продолжить. Монахи раскрутили посохи в сияющие диски, медленно наступая. Вздохнув, Герой едва усилил сияние своего узора. Даже запусти они в него сейчас проклятое острое копье, оно увязло бы в этой защите, так что Герой смог бы сбить его голой ладонью. Но об отступлении они и не думали. Герой оглядел их, гадая, чего же они пытаются добиться, ломясь напролом, как муравьи на гору. Острая боль пронзила грудь. Сияющие силовые диски монахов, наступающих сзади, сорвались с посохов и, сложившись в один, врезались в середину сердечного узора на спине Героя. Мощный символ встал поперёк Божественного центра, блокируя его. Линии узора заискрились вспышками и начали затухать, оставаясь тёмными линиями на коже, а сердечный рисунок наоборот раскалился и словно расплавился, прежде чем полыхнуть и погаснуть. Все это время Герой стоял с закрытыми глазами, прислушиваясь к своему телу. Божественная сила встала, он за минуту стал обычным человеком. Что же… Настоятеля он все же недооценил. Глубоко вздохнув и потерев ноющую грудь — как давно он отвык от этой боли! — Даниэль открыл глаза. Предводитель монахов набросил на него петлю, что стянула прочнее чем обручем руки и тело, и дернул. — Его преподобие ждёт ответы на свои вопросы, — холодно сказал он. Даниэль повел плечами. И без Божественной силы он бы мог порвать такую веревку, если бы ее не укрепляла сила посохов пяти монахов. А те, что его запечатали, не выдержав даже такого напряжения, чуть не попадали на землю. Кровь капала с их лиц, конечности тряслись. — Я же говорил, что поранитесь, — с упреком напомнил Герой и спокойно последовал за предводителем. Дойдя до Грязной стены, которая отделяла трущобы Брика от садов, монахи накинули Даниэлю на голову мешок и вскоре они вместе спустились в катакомбы. Проход становился все ниже, и высокому Герою пришлось идти согнувшись. Монахи напряженно сопели, проталкивая его вперёд, а он и не думал сопротивляться. В одном месте было так узко и низко, что он не проходил ни по росту, ни в плечах. Даниэль усмехнулся, пролезая боком. Вскоре свод прохода начал подниматься, он смог выпрямиться во весь рост. В затхлом воздухе подземелья пахнуло благовониями, обнаженной кожи коснулся свежий сквозняк. Даниэля усадили на жёсткий стул, наводящий на мысли о пытках, крепко прикрутили конечности веревками к подлокотникам и ножкам и только после этого сняли с головы мешок. Даниэль сдул с лица растрепавшиеся волосы. Перед ним стоял Настоятель, сцепив на животе изящные бледные кисти. Монахи куда-то исчезли, они остались вдвоём в подземелье, освещенном десятками свечей. Дымок благовоний из пары курильниц уносился куда-то вверх. В катакомбах под Бриком были и более душные подземелья, Даниэль не мог не порадоваться, что его разместили с таким комфортом. — Ваше Преподобие, вы с ума сошли? — усмехнулся он, глядя на него снизу вверх. — Теперь вы хватаете не только врагов, но и тех, кто на вашей стороне? Холодное лицо Настоятеля ничего не выражало, он безразлично скользил взглядом по своему пленнику. Наконец, протянув руку, он пустил в его сторону импульс энергии, чтобы проверить, действительно ли Герой лишился всех Божественных сил. — На моей стороне? — переспросил он. — На моей стороне — значит на стороне государства и его народа. На стороне моей семьи. Откуда же мне знать, что ты на моей стороне? Старый герой вздохнул, дожидаясь, что Настоятель скажет дальше. Очевидно, ему было что сказать, раз он пошёл на такой риск и приволок его сюда. Лишил силы. — Великий Божественный герой, — начал Настоятель. — Самый сильный и несомненно самый опасный человек на всей Благословенной земле и на Вольных землях. По своей воле, не по договору прибывший в Пять сторон, не присягнув никому и ни с кем не считаясь — почему ты вдруг должен быть на моей стороне? Даниэль покачал головой, но больше не возражал. Настоятель заготовил для него серьёзные обвинения, иначе и быть не могло. — Божественный герой для простых людей прежде всего Герой, спаситель и защитник слабых. — Настоятель мягким шагом подошёл ближе. — Так как если он окажется против народа, этому народу уже не жить. Это человек облечённый невероятной силой, даже Небеса не успеют вмешаться, если он решится на коварство. Ведь Небеса не смеют идти против людей. — И на какое же коварство я решился? — грустно спросил Даниэль. Настоятель склонил голову набок. — Давай порассуждаем. Ты родился триста пятьдесят лет назад, — усмехнулся он. — Даже духи в таком возрасте считаются древними, а для человека этот срок почти небывалый. Впрочем, важно другое. Почему такой мощный Герой за все эти столетия остался неизвестен? Твой ученик Вирл стал Божественным героем, хотя родился у обычных людей — и никто не узнал о его великом учителе. Даже самые простые Герои, порожденные небольшими духами природы и элементалями, известны в народе. Про твоего брата, что лежит тысячу лет в песках в чужих землях, никак не вмешиваясь в мир людей, ходят удивительные легенды. Про тебя — ни слова. Скажи мне, этого мало, чтобы начать сомневаться в тебе? — Но разве достаточно, чтобы нападать и заключать под стражу, лишив Божественных сил? — улыбнулся Даниэль. Настоятель испытующе взглянул в его глаза. Молчание затянулось, каждый ждал, что скажет собеседник. И Настоятелю снова пришлось взять слово. — Разумеется, этого не достаточно, — мягко сказал он. — Это лишь повод для тщательного расследования. А вот его результаты уже не радуют. Настоятель обошёл Даниэля по кругу, задумчиво разглядывая. — Что же. Начнём, пожалуй, с самого начала. Ты младший сын самого Марона и вознесшейся небожительницы Тиль Дэ, покровительницы Порта чаек, твои единоутробные братья были сильнейшими Божественными героями. Два дракона. Их техника слияния сил была уникальна. Разумеется, заполучить на службу их брата стоило дорогого. Однако родители не хотели с тобой расставаться, не хотели, чтобы ты служил людям. Из-за вероломства государя Дарени ты лишился этой любящей семьи. Настоятель склонил голову, словно признавал вину своего предка, но голос оставался равнодушным. — Тебе не было двадцати, когда подосланная из Семи сторон шлюха стала причиной смерти твоей матери. И при этом соблазнила тебя. Влюбила в себя незрелого Героя, который ещё не мог контролировать свои силы. Сделала тебя мужеложцем. Отвратила от тебя отца. Даниэль поднял на Настоятеля взгляд. Тот говорил о его прошлом спокойно, без улыбки и тени издевки. — Марон сбросил тебя с горы. Ходят слухи, что это не фигура речи, что тебя действительно швырнули с вершины о землю, и так ты лишился своих сил. Стал обычным человеком. Я не знаю, что бы я почувствовал на твоём месте… Наверное, возненавидел бы того, кто сломал тебе жизнь. Настоятель чуть склонился к нему, заглядывая в глаза. — Но ты отправился вместе с этой шлюхой в Семь сторон, как пара возлюбленных. Рассчитывать на награду после проклятия Марона вы, конечно, не могли. Едва вы прибыли в столицу, вас обоих упекли в бордель. Жизнь в борделе и сейчас не сладкая, а в годы краха Семи сторон, страшно представить, через что вам пришлось пройти. Даниэль не отвел взгляда. — Чемпион подпольных боев по кличке Череп, — прошептал Настоятель, впиваясь взглядом в его лицо. — Он потребовал себе твоего любовника в качестве трофея. И тот погиб. — Да, так и было, — тихо подтвердил Даниэль. Настоятель выпрямился и вздохнул. — Очевидно, ты действительно простил любовника, так как его ужасная смерть тебя потрясла. В то время ты и связался с оборотнями, — продолжил он. — А именно с князем оборотней, Волком, пьющим сны, и его шаманом, перерожденным древним Воеводой. С ним вместе ты убил Черепа. А потом, как говорят, убил самого Воеводу. — Да… Убил, — еще тише сказал Даниэль. Настоятель прищурился. — Вот как. Хочешь сказать, тем самым ты отмылся от связи с оборотнями? А вот Волк не винил тебя в его смерти. Ведь звери… разделяют чувства и привязанности своих шаманов. Тем более, что Волк выбирал себе в шаманы только настоящего Воеводу, только его одного, в любом его перерождении… После смерти Воеводы, ты покинул разваливающиеся Семь сторон. Вернул каким-то образом свои Божественные силы… Или они вернулись сами по задумке Марона, едва тебе исполнилось двадцать. И ты уехал в Порт чаек к своим братьям. Даниэль кивнул. — Все верно, так? Вот только после твоего отъезда… — Настоятель покачал головой. — Волк, Пьющий сны, разумеется, один из самых опасных духов. Но правда в том, что только после этих событий он начал партизанить и нападать на людей, хотя не был связан с шаманом. Он единственный дух-зверь, который не живет себе тихо и мирно в диких местах, а мстит и зверствует в мире людей. Даже Скорпион без своего шамана ни на кого не нападает, если его не тронуть. А Волк по существу стал демоном. — И ты считаешь, я сделал его таким? — Кто знает. Ведь первыми, на кого он нацелился, были члены семьи Дарени. Вряд ли Волк мог их обвинить в смерти своего шамана без твоей подсказки. Но да, это только домыслы. Сейчас ничего не докажешь. Настоятель прикрыл глаза. — Что же тебя так сильно влекло в Семь сторон, как не жажда мести моему роду? Ты отправился на верную гибель вместе со своим беззащитным любовником. Почему вы не скрылись в Порту чаек под присмотром твоих братьев? Когда ты вновь обрёл силу Героя, они тебя встретили очень хорошо. Два великих Героя обрадовались возвращению младшего брата в лоно семьи. Не похоже, что ты не мог прийти к ним раньше, что они отвергали тебя так же, как и отец. Об их великодушии ходили легенды. И тем страннее выглядело твое решение отправиться в Семь сторон после низвержения с горы. Даниэль молчал. — Но допустим, что легенды лгут, и твои братья были тебе не рады, пока ты не вернул Божественные силы. — Настоятель возвышался над ним холодной статуей, только губы шевелились будто нехотя. Сейчас он был намного сильнее Даниэля, мог убить его всего одной рукой, если пожелал бы. Но тот смотрел на него только лишь с грустью. — Ты все равно не задержался на родине матери, отправился в путешествие за море и пропал на многие годы. Про эту часть твоей жизни мне известно очень мало. Кроме того, что ты участвовал в войнах, у тебя был супруг и пара сильных учителей. Но сто пятьдесят лет назад или около того ты вернулся. Причем прошёл через Мертвые долины, что лежат между Восточными хребтами. Я уж не знаю, что заставило тебя выбрать такой гиблый путь… Говорят, что мор, который выкосил почти четверть населения Благословенных земель, пришёл именно из мертвых долин примерно в то же самое время. — До сих пор неизвестно откуда взялась эта болезнь, и мнения расходятся даже о том, где она появилась впервые, — заметил Даниэль. Настоятель приоткрыл глаза. — Тебе тоже неизвестно? — тонко улыбнулся он. — Ты и сейчас не кажешься дряхлым стариком, а полтора столетия назад ещё совсем не отошёл от дел, сражался со злом и вмешивался во всё подряд. Неужели не пытался расследовать, откуда взялась эта напасть? Не дождавшись ответа, Настоятель продолжил: — Мор несколько раз прокатился от Востока до Запада Благословенных земель, тронул и Вольные земли. — Большая часть Благословенных земель — бывшая территория Семи сторон, — напомнил Даниэль. — Последние столетия эта территория была ареной военных действий. Мор следовал за армией, это естественный процесс. Ты подозреваешь Божественного героя, когда на юге Благословенных земель от Пяти сторон до Порта Чаек в те годы свирепствовали секты некромантов? Или тебе хватит смелости утверждать, что я и с ними был связан? — О, разве стал бы ты связываться с некромантами? — Глаза Настоятеля сияли. — Божественный герой-некромант слишком страшное искажение естественной сути вещей, Небеса его не потерпели бы. Даниэль хмыкнул. Его глаза ярко блеснули в ответ. — Допустим, что с появлением болезни ты и правда не связан. Странно только, что ты во время этих страшных событий... если верить отчетам о ситуации на юге, не покидал Вольных земель, хотя твоего Божественного сияния хватило бы, чтобы за одну битву истребить небольшую армию некромантов. — Какое точное представление о моих силах и о силе армии некромантов. Но допустим. Возможно, я просто уже выучился на своих ошибках? — пробормотал Даниэль. — Пока странствовал больше ста лет. — Да, я не могу поставить тебе это в вину. Ты был свободным Божественным героем, и волен был выбирать, кому помогать, а кому нет, — признал Настоятель, поднимая ладони. — Вот только другая катастрофа, что потом случилась на Вольных землях оказалась связана с тобой и твоей кровью. Лицо Даниэля дрогнуло. Впервые за весь разговор. И Настоятель это заметил, сразу шагнув ближе. — У тебя родился сын, — вкрадчиво произнес он. — Известный следопыт. Правда никто не знал, кто его родители, я до сих пор не выяснил, кем была твоя жена в эти годы, ох уж эта таинственность, которой ты окружал себя всю жизнь. Твой сын прожил долгую и в целом достойную жизнь, и умер от старости всего пятьдесят лет назад. И двадцать лет назад его дочь, жуткая старая Ведьма, сошла с ума и убила сотню детей… Сотню. Это страшно много даже для Вольных земель. — Ты ничего не знаешь об этой истории. — Хм? Ты только теперь хочешь поспорить? Когда я упомянул твою внучку? — рассмеялся Настоятель. — Прости, Герой, если раньше я, по твоему мнению, ходил по зыбкой почве слухов, легенд и домыслов, то эту историю я знаю очень хорошо. Потому что твою внучку, старую Ведьму предали огню монахи. И мой монастырь, как главный на всей Благословенной земле, получил подробнейший отчёт об этом деле. Даниэль рассмеялся, и смех этот был горький. — И что же дальше? В этом подробном отчёте было мое имя? — осведомился он. — Что именно ты мне вменяешь в вину? Что мой взрослый сын в союзе с потомственной ведьмой породил дочь? Что она сама стала ведьмой, как и многие поколения женщин её рода? Что решила мстить, когда монахи, охотники на нечисть, замучали уже ее дитя? Или этого в отчёте не было? — Было. Старая Ведьма действительно мстила за свою дочь. Насылала проклятия на девочек долины, используя кровь своей осиротевшей внучки. И ты её не остановил! — Думаешь, так легко остановить Ведьму, которая хочет отомстить? — Даниэль смотрел на него грустно. — Даже смерть ее не остановит, если не успокоить ненависть в ее душе. — Ты позволил ей убивать? — вытаращил глаза Настоятель. — Я позволил ей упокоиться, — печально сказал Даниэль. — Говорю же, ты ничего не знаешь об этой истории… — А кто упокоил сотню погубленных девочек? — скривил губы Настоятель. На этот вопрос Даниэль тоже не ответил, глядя на него с сочувствием. Кто бы говорил про погубленных детей?.. — Значит, свою вину за преступления внучки ты не признаешь, а её саму оправдываешь местью? Хорошо. Этого я и ожидал, — кивнул Настоятель. — Итак, в последние годы ты сам нигде не засветился, кроме того факта, что твой ученик Вирл, как я уже говорил, стал Божественным героем. Пока к тебе не заявился Пятый принц Дарени. И ты не колеблясь ни секунды согласился пойти на службу Пяти сторонам! Проклятому твоим отцом роду Дарени, который в юности отнял у тебя всё! Даниэль размял плечи. — И разве за этот год я вам не помог? Это уже не слухи и даже не отчёты с далеких Вольных земель. Ты лично наблюдал за мной целый год. Я ездил по стране, ходил в народ, стал Наставником твоего Седьмого брата. Чем я вызвал твоё подозрение? — Будто тебе неизвестно? — Настоятель снова смотрел на него в упор. — Год назад некто сумел соединить Волка, Пьющего сны против его воли с обычным шаманом. С ребенком… Нет, даже не так! С несформированным плодом в утробе. У кого бы хватило сил на это, как не у Божественного героя, который смог договориться с самим Скорпионом? — Ты и правда не знаешь, у кого? — рассмеялся Даниэль. — Или боишься признать силу врага с той стороны? — Боюсь, — честно сказал Настоятель, не смутившись. — Возможно это был не ты, а Слепьяр. Высший шаман, который создал амулет, позволяющий сдержать Волка даже силами такого неопытного шамана как Гризель. Я смертельно боюсь его, Даниэль. Тем более, что он отчего-то жаждет смерти моего брата. Он потер лоб. — Ты рано смеешься. Возможно в моем рассказе было много ошибок и неточностей, но не из-за моей небрежности в расследовании. Если это не ты соединил Волка с нерожденным шаманом, чтобы таким образом привести его в Брик и дать встретиться с его настоящим Воеводой, это действительно страшно. По крайней мере ты хоть не пытаешься Пятого убить. Но даже если это сделал Слепьяр, конечно, именно ты надоумил Пятого спасти Волка. Настоятель уже не скрывал свою ярость. — Всё ясно говорит о том, что ты хочешь вернуть своего старого друга и любовника — шамана Воеводу. Поэтому ты не отходишь от Пятого ни на шаг. Тебя не волновало, что соединение с Волком сделает принца Дарени предводителем оборотней, потому что на Пять сторон на самом деле тебе наплевать. Возможно ты и Скорпиона хочешь возродить? Слепьяр, хотя и сговорился с оборотнями, ни минуты не считал их своими союзниками и не собирался помогать им в их восстании. Очевидно, он соединил Волка с ребёнком именно для того, чтобы его обезвредить и не дать появиться настоящему лидеру оборотней… — Здесь ты прав, — неожиданно прервал молчание Герой. — Волк, узнав о планах Слепьяра уничтожить Тайрона, хотел ему помешать. И Слепьяр его запер в утробе беременной женщины. У Настоятеля исказилось лицо. — Какое… Изящное решение… — прошептал он с болью прикрывая глаза. — Так что? Разве ты не нашёл истинного виновника? — Даниэль кивнул на веревки, связывающие его руки, будто он был преступником. — Теперь даже захоти я связать Пятого с Волком у меня это не получится сделать. Зверь уже в Закатном царстве. Тебе не нужно подумать, что с этим теперь делать? — А разве не ты внушил Пятому, что Волк в Закатном царстве не представляет для нас угрозы? — медленно поднял на него взгляд Настоятель. Голос дрогнул от злости. — Разве не ты заставил его верить, что этот демон на стороне Пяти сторон? Разве не ты уговорил помешать его казни? Оставим Слепьяра, который помешал твоим планам. Мы здесь беседуем о тебе. Разве не ты привёл Пятого на некое тёмное святилище в Вольных землях, где ему не место? Не ты ли собираешь всех демонов, которые могут начать пить кровь Пяти сторон? — Демонов? Ты про то измученное дитя, что сейчас спит в Вольных землях? — усмехнулся Даниэль. — Его душу сторожит святилище, он не станет демоном. И я дал несколько советов хранителю святилища, как не позволить ему пасть во тьму. Если кто и занимается привлечением демонов, Доэн, так это не я, а сами Пять сторон. В тех краях, где я путешествовал половину своей жизни, есть поговорка: демон всегда ложится там, где ему постелено! Он дернул руками и веревки затрещали. Настоятель побледнел. Но Даниэль не пытался вырваться. — Я много зла сделал в юности, — сказал он, глядя на Настоятеля снизу вверх. Его голос звучал тихо, спокойно, как бы жестоко ни звучали слова. — Я был когда-то одержим гневом, похотью, жаждой мести. Я убивал невинных. Я вершил чужие судьбы. Я вознесся на гребне своей гордыни. Я собирал свои кости со дна самых зловонных бездн. Даниэль улыбнулся. — Своими руками я хоронил любимых. Помогал младенцам появиться на свет. Своим телом останавливал и монстров, и огонь, и даже небесные кары. Я прожил больше трети тысячелетия, Доэн. В моей жизни было всё. Мне осталось жить ничтожно мало в сравнении с тем, сколько я прожил. Ты действительно думаешь, что я бы перед смертью решил поиграть в политику и ради минутной прихоти разрушил бы жизни многих людей, свёл бы с ума того, кого любил, заставив вспомнить прошлую жизнь? Он ведь почти вспомнил, но я запечатал эти воспоминания. Я за эти годы прожил с десяток жизней, и как никто понимаю, что порой невозможно выдержать груз прошлого и не сойти с ума. — Тогда зачем ты всё это затеял? — прошипел Настоятель, сузив глаза. Простая и беспощадная речь Даниэля его страшно разозлила. — Я не хочу перед тобой оправдываться за свою жизнь и объяснять каждый свой поступок, — покачал головой Даниэль. — Ты с самого начала понял все неправильно. Ты с самого начала не учёл одну простую вещь: у тебя не было никакого права судить меня. Настоятель выглядел так, словно получил оплеуху. — Мои ошибки, мои преступления, которым нет оправдания, моя боль — какое это имеет к тебе отношение? Давай пройдёмся по фактам, что именно ты хочешь мне предъявить? То, что Пятый узнал о Святилище, где скрывается от всего света Лайон? Прославленный генерал, похороненный и почти забытый в родной стране всеми, кроме мужа и матери? То, что Пятый не дал убить Волка? Связанного с ним на протяжении многих перерождений древнего духа, самого близкого друга, который в итоге пожертвовал собой, чтобы спасти его от Слепьяра? Настоятель молчал. — Чем я навредил твоей семье? Пяти сторонам? Пятому? Я мог им навредить, я не спорю, но что я сделал на самом деле? Разве твой брат сейчас не жив и здоров? Разве Волк слился с ним, как ты того опасался? Разве твоё государство не подняло голову? Разве твой род не укрепил свои позиции в Пяти сторонах? В чем именно ты меня обвиняешь? — Ты все еще остаёшься угрозой для Пяти сторон, — процедил Настоятель сквозь зубы. — Слепьяра я тоже недооценил. Не совершу больше такой ошибки. — Дело не в том, что ты его недооценил. Ты не всесилен, даже я не всесилен и не знаю всего в этом мире. К примеру, о Слепьяре я тоже не знал, и тоже не смог защитить Пятого от его козней. И ты прав, что считаешь меня опасным человеком, зная о моей силе не понаслышке, — пожал плечами Даниэль. — Но не я играю судьбой Пяти сторон. Ты обвиняешь меня в том, что я хотел бы вернуть старого Воеводу, нарушив законы жизни и заставив Пятого вспомнить свое прошлое рождение в этом мире. Но скажи мне, Доэн, разве способ запечатывания сил Божественного героя ты сам помнишь не из своей прошлой жизни? Лицо Настоятеля потемнело, уголок рта дернулся, глаза опасно сверкнули. Даниэль сглотнул. — Ты тоже полон сюрпризов. Это должно быть сводит тебя с ума. Я хотел бы тебе помочь, но ты выбрал очень одинокий путь, не доверяя на нем никому. Какую же тяжёлую ношу ты на себя взвалил… — Ношу, которую никто кроме меня не выдержит, — усмехнулся Настоятель. — Возможно, — согласился Даниэль. — Но однажды тебе понадобится кто-то, кто поддержит тебя, когда ты устанешь нести на себе целый мир. А мир, поверь мне, и без тебя не рухнет. Он снова поерзал в своих путах. — Ты знаешь страшную технику, как запечатывают силы Божественного героя и даже обучил своих монахов. Но помнишь ли ты особенность сердечного Божественного центра? Когда он горит, Герой не способен на злобу, месть, предумышленное убийство невинных. Не способен на малодушие. Живое сердце без брони, но неуязвимое благодаря силе Божественной любви. Знаешь, что происходит, если ты запечатываешь этот центр и Герой становится обычным человеком? Настоятель мрачно смотрел ему в глаза. — Если печать простоит долго, и горести захлестнут Героя, сердечный узор может вновь и не загореться, — грустно сказал Даниэль. — Боль, которая ранит сердце, может безнадежно поломать его. И Герой умрёт, когда Божественная сила снова вольется в каналы. Его душа разлетится на куски от непереносимой боли. И даже если сможет однажды переродиться... Можешь себе представить. Настоятель перевел взгляд на его грудь, на которой чернел мертвый узор. Вздохнув, он нарисовал одной рукой сияющий символ прямо в воздухе, щелчком пальцев раскрутил его в белоснежный диск и метнул в грудь Даниэля. Тот лишь коротко выдохнул, прикрыв глаза от удара в сердце. Узор вспыхнул на его груди и спине двумя ослепительными дисками, и сила потекла по линиям, заливая все тело. Настоятель настороженно вглядывался в его лицо. Даниэль крупно задрожал всем телом, сжимая челюсти, испарина выступила на его лице. — Как… вовремя ты заставил меня вспомнить самые тяжёлые моменты моей жизни, — выдохнул Даниэль. — Да, ты мог бы меня этим убить. Он повел плечами, и веревки упали к его ногам. — Хорошо, что я давно сжился с этой болью и принял её как часть моей жизни. — Даниэль поднялся на ноги и шагнул к Настоятелю, глядя уже сверху вниз. — В следующий раз не используй эту технику бездумно. Ты страшно силен, одной рукой можешь убить Героя. Но как будешь потом с этим жить? — Не думай, что я тебе поверил, что ты не сам позволил обычным монахам поймать тебя, — холодно усмехнулся Настоятель. — Зажги ты узор на полную силу, они бы превратились в обугленные трупы, но не достали бы тебя. Впрочем, смерти твоей я и правда не желаю, несмотря... ни на что. Теперь он не смог бы удержать Героя и даже не пытался встать у него на пути. Его лицо не выражало и тени досады от такого поражения. — Ты никому не веришь, и терпишь меня в Пяти сторонах от безысходности. И я тебе ещё нужен, — заметил Даниэль. — Позволь, я закрою тебе воспоминания о прошлой жизни? — Они уже стали частью меня, — покачал головой Настоятель и улыбнулся. — Я не откажусь от этого испытания. И от этой памяти. Он пронзительно взглянул на Даниэля. — Разумеется. Ты копишь силы, чтобы дать отпор и Манастари, и Закатному царству и даже мне, если наши пути разойдутся. К брату ты добрее, чем к себе, — вздохнул Даниэль. Склонившись к уху Настоятеля он прошептал ему несколько слов, хлопнул по плечу, и отправился к выходу. Лицо Настоятеля перекосило от злости, он невольно прижал кулак к сердцу, унимая сердцебиение. Даниэль не был всесилен и не знал всего в этом мире. Но в тот вечер ему пришлось сделать ещё одну ставку. Ставку на Настоятеля.