Сказание о семи принцах

Пятый тупо смотрел на золотые колечки, которые раскатились по всему полу, когда он шарахнул на него золотой артефакт. Солнце переливалось на них так весело, словно эта вспышка гнева не была грехом, святотатством. — Пятый? — Настоятель вошёл в кабинет и невозмутимо сложил руки на животе. — На тебе лица нет. Пятый стукнул кулаком по подлокотнику кресла и вскочил навстречу брату. — Что вы натворили? — прошипел он. — Триста лет страданий семьи вам мало? — Натворили? Милый Пятый, если ты волнуешься из-за проклятия, то зря. — Настоятель покачал головой. — Оно снято и повторно наложено не было. Вот только если кому и продолжать род Дарени, так не мне и не Шестому. Успокойся. Всё идёт своим чередом. — Ты… Ты делишь ложе с младшим братом! — Пятый чуть не кричал. — Ты совратил его на грех уже дважды! Опять скажешь, что лучше не было варианта, чем шаман и ты, родной брат и Наставник? — Год назад действительно так и было, — терпеливо сказал Настоятель. — Теперь Шестой взрослый, самостоятельный юноша, и он сам решает с кем ему делить ложе. Однако, Пятый, я предупреждаю тебя. Ты можешь высказывать мне всё, что пожелаешь. Но не смей так разговаривать с ним. Проклятие с детства затронуло каждого из нас, даже тебя. Шестой слишком любит всех братьев. Он не так слаб, как кажется, но если столкнется с неприятием от тебя, его болезнь снова выйдет из-под контроля. Пятый замер. — Я не просто так не стал останавливаться, когда ты вошёл, — усмехнулся Настоятель. — Если бы мы вскочили, начали перед тобой оправдываться, поправляя одежду — разве это не было бы унизительно? Для всех троих. Относись к нашим отношениям серьезнее. Он относится к ним серьёзно. — Шестой… Да, допустим, — скрипнул зубами Пятый. — Я могу поверить, что он искренен в своих чувствах. А ты? Тебе не стыдно, что ты совратил его? Не смог устоять даже перед младшим братом? Возжелал сына своей матери? Глаза Настоятеля вдруг насмешливо сверкнули. Пятому было слишком знакомо это выражение, он словно наяву услышал громкий издевательский хохот Доэна. — Ты будешь мне рассказывать о том, что я не могу устоять перед младшим братом и не развратить его? Ты? Пятый закрыл рот, не зная, как понимать эти слова. Настоятель намекал на то, что он сам так делал? Ведь он никогда не думал ничего неподобающего ни о Шестом, ни о Седьмом. Но интуиция подсказала, что не стоит переспрашивать. — Однажды желание настигнет и тебя, мой милый Пятый, — бросил Настоятель. — Тогда ты вспомнишь этот разговор. Настоятель отвернулся, не желая его больше слушать. Он присел и осторожно собрал колечки с пола. — Если волнуешься за Шестого, то не причиняй ему боль таким отношением. — Настоятель спокойно положил обломки артефакта на стол. — И лучше тебе сохранить наш секрет. Я прекрасно понимаю, насколько неподобающе то, что между нами происходит. Но это касается только нас двоих. Если об этом узнает матушка… — Я бы не сказал ей, — буркнул Пятый и, сев за стол, раздражённо схватил кувшин с водой. Его взгляд скользнул по смятым листам. Он уже заметил это безобразие, вернувшись из спальни, и сообразил, что сначала его братья возлегли именно на стол, потому и не смог удержаться, чтобы не бросить на пол первое, что попалось под руку. Пятый сердито отвел глаза и наконец увидел раскрытую книгу. — Это он?.. — вырвалось у него. — Ты… знал? — Конечно я сразу понял, что именно с тобой произошло на том холме. — Настоятель склонился над столом, оперевшись на него локтем. — Ты вспомнил то, что вспоминать было нельзя. Свою прошлую жизнь. Это страшное нарушение законов жизни, никому не положено смешивать знания разных воплощений. Если жизнь была прервана, значит душа исчерпала возможности той судьбы и должна идти другим путем. Я пытаюсь понять, чего добивался Слепьяр. Он задумчиво потер подбородок. Пятый смотрел на него в упор, не решаясь больше взглянуть в книгу. — Ты знал, — повторил он. — Что я воплощение… древнего Воеводы. Что я угроза безопасности Пяти сторон. Поэтому ты решился на грех убийства духа, хоть и знал, какими бедами это грозило. Если бы я по замыслу Слепьяра с ним бы соединился, тебе пришлось бы убить меня. В душе что-то смутно шевельнулось. Ускользающее воспоминание, которое никак не становилось ясной картинкой, о том, что однажды Настоятель так и поступил. Убил того, кто его любил, кто ему доверял. Кем, возможно, дорожил сам. — Ты не прав, — мягко возразил Настоятель. — Я знаю, что ни один из моих братьев не выбрал бы путь шамана. А Слепьяр вовсе не хотел, чтобы ты воссоединился с Волком. Напротив, он специально запер его в теле плода, причём против его воли, ведь зверь пытался остановить его. Страшно подумать… Шаман, который способен справиться с тысячелетним духом. С самим Волком, пьющим сны. Я не удивлён, что на это способен Божественный герой, сын Марона, но Слепьяр… Пятый невольно скосился на раскрытую страницу. Облик монаха-Божественного героя словно ржавым крюком дёргал его за внутренности. — Что это за Герой? — не удержавшись, спросил он. — Откуда он, демон его дери, взялся? Я слышал про старого Настоятеля Южного монастыря Семи сторон, который стал Героем под руководством Героя, сына Марона и Намари, но откуда ещё один? Я нигде о нем не читал. Что это за книга? Пятый протянул руку и хотел ее пролистать, но Настоятель спокойно опустил на неё ладонь. — Этой книге не было места в открытом доступе. Но теперь она неожиданно пригодилась. Хочешь узнать, кто убил Воеводу? Зачем? Чем тебе сейчас поможет это знание? Кстати. Я должен тебя осмотреть после похищения, Даниэль снова тебя прятал. Боюсь, воспоминания о прошлой жизни могут отравить тебя ядом безысходной боли. — Даниэль уже позаботился обо всем. — Пятый отстранился от руки Настоятеля. — Ты доверяешь ему больше, чем мне? — удивился тот. — Я доверяю ему. После него перепроверять не надо, — отрезал Пятый. — Он запечатал меня узором очищения и научит медитации успокоения духа, чтобы я постепенно избавился от злобы Рэна. Я не хуже тебя знаю, что в судьбе Рэна ничего не изменишь. Мне нужны лишь ответы на вопросы, которые терзали его перед смертью. Настоятель смотрел на него нечитаемым холодным взглядом. — Как тебе будет угодно. Что же, в этой книге и правда есть всё, что тебя интересует. Настоятель неспешно перелистнул ее на несколько страниц назад. И Пятого передернуло, когда он увидел два других рисунка. Гора сожженных тел. И целое поле расчлененных людей, поднятых на колья. Тот же неважный художник трясущейся рукой изобразил все так правдоподобно, словно был этому свидетелем. — Думаю, тебе даже воспоминания Воеводы не нужны, чтобы догадаться, что это такое, — усмехнулся Настоятель. — Ты хорошо учил историю. И наверняка читал про сожжение оборотней и резню в монастырях. Пятый смотрел на эти изображения стеклянными глазами. Но видел не их. Перед глазами мелькали картины далёкого прошлого. Ему стало дурно от запаха крови, что померещился в воздухе. Ее привкуса на языке. — В то время Старый Герой, сын Марона и Намари, был ещё жив. Узнав о трагедии на Севере, он отказался отправляться туда наводить порядок, сославшись на преклонный возраст и больные колени. Это было одно из его самых возмутительных решений в последние годы его жизни. Молодой и честолюбивый Государь Дарени уже тогда мечтал о новом Божественном герое. Настоятель Южного монастыря тоже был уже в годах, к тому же так строг и благочестив, что на него тоже не было никакой надежды. Однажды в разговоре с Патриархом Государь посетовал на это, не зная, что его слова дошли до служки, что работал в саду, и запали ему в сердце. Этот служка спустя десять лет стал Божественным героем. Настоятель перевернул страницу. Следующий рисунок довольно примитивно изображал обнаженного мужчину, чье тело покрывал Божественный узор. Пятый ощутил дрожь, которую еле подавил, сжимая руки в кулаки. — Центр узора — глаза, — пробормотал он. Да, именно этот Герой убил Рэна. Разрубил ослепительным лучом света из глаз. — Удивительная редкость, — заметил Настоятель, не скрывая восхищения. — Глаза сами по себе дают очень мощные лучи силы. А в центре Божественного узора их мощь пронзает Небеса! Это был именно тот Герой, о котором мечтал наш предок. Молодой, страшный в бою, смелый и открытый. Но к тому времени, как этот монах покинул пещеру для медитации, затратив много времени на открытие Божественных каналов, Марон уже проклял наш род. Герой увидел, как страна, которой он хотел служить, разваливается на куски. Конечно он бросился первым делом к Государю, чтобы присягнуть на верность ему и Семи сторонам. Но наш предок уже столкнулся с бедами, которые влекло за собой проклятие, и не спешил радоваться. Все союзники предавали его один за другим, войны захлестнули страну. Государь попытался сохранить появление нового Героя в тайне, а пока дал ему миссию на Севере, на границе с Вольными землями, где уже несколько лет не получалось приструнить оборотней. Герой отправился туда и начал подбираться к Воеводе. Настоятель пролистнул несколько страниц с зарисовками шаманов-оборотней и их зверей. Пятый отвернулся. Он узнавал эти лица и эти силуэты против воли, и не позволял себе погрузиться в чужие воспоминания. — Воевода был скрытен и недоверчив, люди даже не знали, как он выглядит. Впервые он показал себя на Арене, уничтожив свирепого наемника по кличке Череп. И Герой уже не спускал с него своего внимательного Божественного взора. Что произошло дальше, ты должен знать лучше меня. Настоятель снова открыл тот разворот, где шаман и Герой стояли друг напротив друга. — Вот значит как… — выдохнул Пятый, непроизвольно потерев грудь. — Но я все ещё не понимаю… Куда он делся? Ведь он убил Воеводу и уничтожил всех оборотней. Что ему помешало стать прославленным на века Героем? — Проклятие Воеводы и проклятие Марона, надо полагать, — пожал плечами Настоятель, водя пальцем по ровным строчкам, написанным изящным, но строгим почерком. — Вскоре после случившегося он отправился сопровождать Государя в поездке, и на них напали звери-духи во главе с Волком, Пьющим сны. Духи преследовали Героя даже без шаманов. Они не тронули стражу и самого Государя. Всю свою ярость они обратили на Героя монаха, убившего Воеводу и других оборотней. Государю пришлось его изгнать. Могущественный Божественный герой до самой смерти не мог избавиться от преследования. Духи его искалечили, оскопили и ослепили, но не убивали, и он прожил долгую жизнь, что под конец стала совсем жалкой и невыносимой. В итоге ему пришлось запечатать свои Божественные силы, добровольно от них отказаться, чтобы хоть последние дни провести спокойно. Именно тогда он сам рассказал свою историю автору этой книги и даже сделал иллюстрации. Как видишь, хотя он был слеп и немощен, передать весь ужас тех лет он смог. — Неужели… — Пятый не знал, что чувствовал по этому поводу. Рэн бы преисполнился мрачной радости за то, что его проклятие все же покарало убийцу. Но разве преисподняя не утянула их обоих? — Скажи мне. Слепьяр — это тот Божественный герой? — Какое это имеет значение? — мягко спросил Настоятель. — Иначе за что ему так меня ненавидеть? Мы никогда не встречались. — Пятый вскочил и прошёлся по комнате. — И он знал эту историю! Он захотел, чтобы я вспомнил. Возможно помнит и он?.. — Брось, мы могли с ним встречаться, — возразил Настоятель. — Помнишь нашу поездку в Закатное царство? Упомнили бы мы очередного молодого шамана? Они там на улицах кишмя кишат. — Но я не вступал в спор ни с одним из них. В отличие от вас с Сианом. Постой. Ты знаешь правду! Почему не хочешь говорить? — Чтобы Рэн не собрался мстить ему и в этой жизни, — медленно произнёс Настоятель. — Даже если это Слепьяр, что с того? Даже если он выбрал путь мести, чем знание об этом тебе поможет? В этой жизни он страшно сильный шаман, но все же уже не Божественный герой. Он хотел свести тебя с ума, чтобы страшная судьба Воеводы навалилась на тебя непосильным бременем. Ее не изменить и не исправить, Воевода умер в горечи, ярости и боли, прошёл через адские муки. Ты уже не он. И Слепьяр не тот Герой, даже если и был им когда-то. Сейчас ты должен видеть в нем одного из страшнейших шаманов Закатного царства. Он больше не сможет разрубить тебя взглядом, самое большее, это втянуть через него в призрачный мир. Так давай обсуждать то, что он сейчас может или не может сделать, а не то, что и зачем делало его прошлое воплощение. — Так значит это был не ты, — раздался от двери в спальню тихий голос и вздох облегчения. Настоятель поперхнулся. Шестой стоял, прислонившись к косяку, при взгляде на его тонкую фигурку Пятый почувствовал себя неловко. Как бы навсегда стереть из памяти то, что он увидел в таких подробностях?.. — Я думал, это ты был тем Божественным героем из книги… — Четвёртый, твой ученик и правда о тебе не слишком высокого мнения, — рассмеялся Пятый. Напряжение его неожиданно отпустило. — Вовсе нет! — воскликнул Шестой, подскакивая к Настоятелю, который молча потирал лоб, и обнимая его за руку. — Доэн достоин быть Божественным героем даже в этой жизни! Пятый, ты ведь знаешь, что нет никого сильнее него! Кроме Старого героя. Но я очень рад, что его не затронула ужасная судьба этого Героя из книги. И что над ним не висит проклятие Воеводы. Ох… Пятый… Так это ведь ты Воевода! — Это было в прошлой жизни, я говорил тебе, не суйся туда! — Настоятель ущипнул его за нежную щечку и больно потряс. — Но, Доэн, ты не прав! — промяукал Шестой. — Я читал про это! Волк и Скорпион не выбирают себе других шаманов, и потому каждое воплощение Наследника и Воеводы… — Закрой рот! Раз ты так хорошо изучил байки про шаманов-оборотней, можешь начинать изучать экономику южной провинции, освобожусь и проверю! — прошипел Настоятель. — Ладно, не буду мешать вашим… занятиям, — фыркнул Пятый. — Я обещал Даниэлю вернуться до ужина. Про Слепьяра поговорим позже. Он покинул кабинет. Несмотря на горечь и негодование, его походка стала легче, словно с плеч свалился груз. — Но Доэн… — Шестой прижался к Настоятелю, оплетая руками его талию, едва Пятый вышел. — Я вдруг явственно представил тебя, когда смотрел ту книгу… Ты ведь точно не этот Герой? — Ты спрашиваешь у святого Настоятеля Пяти сторон, не наделен ли он проклятой судьбой? — осведомился тот. — Думаешь, Пятый не почувствовал бы во мне своего смертного врага? — Он так злится на тебя в последний год, — свёл брови на переносице Шестой. — И я не понимаю причин. — Я тоже их не понимаю, — признался Настоятель. — Возможно, дело и правда в воспоминаниях Воеводы, который ненавидел монахов. Ты не помнишь, но Пятый в детстве их побаивался. А может дело в Старом герое… Шестой так и не смог добиться от него, что значили эти слова. Ему хотелось обниматься и целоваться с Доэном всю ночь напролёт, на радостях, что Пятый не стал им ничего говорить, но его надежды жестоко разбились. Настоятель и правда достал откуда-то старую расчетную книгу, которую Шестой с трудом бы поднял двумя руками, и велел начать изучать и конспектировать. «Любознательность вредит», — мрачно думал Шестой, разомлевший и сонный после близости с братом, глядя на скучные серые страницы. Когда Настоятель ушёл, он все же снова подтянул к себе книгу про древних оборотней и принялся чуть ли не с лупой изучать тот разворот. Бесполезно, больше ему не казалось, что монах-богатырь это тоже его брат. Но ощущение было такое ясное… — Я всегда знал, что ты мой брат, — прошептал Шестой, постукивая перышком по фигуре Воеводы. — Чувствовал. Почему же сейчас ошибся? Шестой со вздохом притянул к себе кипу чистых листов и вдруг случайно зацепился взглядом за документ, написанный тонким, каллиграфическим почерком Настоятеля. — Ничего себе! Шестой цапнул документ и приложил к книге про древних оборотней, чтобы сличить два почерка. Совершенно разные, если приглядеться, при взгляде мельком они напоминали руку одного человека. Значит подписи к этим рисункам слепого Героя делал когда-то именно Доэн! Шестой поглаживал ровные линии строчек, думая о том, что Доэн, видимо, и в прошлой жизни был удивительным человеком.

***

Даниэль поставил Государя в известность, что берет с собой в путешествие к горе Пятого господина Дарени. Разумеется, под предлогом того, что тот засвидетельствует договор двух Героев. Что бы государь Манастари об этом ни думал, запрещать Старому герою в том положении, в каком находились Пять сторон, ему было не выгодно. А вот когда Настоятель влетел на пирушку, которую устроил в честь своего возвращения принц Сиан, всем собравшимся стало не по себе. — Ваше преподобие… — Молодые господа растерянно подскочили с кушеток и подушечек на крытой террасе особняка Манастари, где теперь властвовал Второй принц Сиан, и склонились в глубоком поклоне. Немногочисленные барышни в тревоге прятали лица за широкими веерами, молясь, чтобы Настоятель их не запомнил. Пирушка не походила на невинный светский приём, на котором прилично было находиться знатным девицам. — Не ожидал, что мое скромное собрание привлечёт внимание самого Настоятеля, — с улыбкой поклонился и Сиан. — Можем ли мы чем-то помочь? — Я пришёл за братом, — не удостоив трясущуюся молодёжь и взглядом, произнёс тот. Скучающий Пятый, которому тоже пришлось встать при его появлении, сложил руки на груди. — Ваше Преподобие, давайте побеседуем в саду, — мрачно усмехнулся он. — Я знаю, по какому делу вы пожаловали. Много времени это не займёт. Пятый первым направился к выходу в сад, а остальные испуганно замерли, ожидая гнева Настоятеля. Но тот лишь стремительно проследовал за ним, только холодный ветерок пронесся по комнате от его струящихся одежд, оставляя аромат благовоний. — Ну, напугал! — Масим Ливэри, обмахиваясь веером, сел в свои подушки небрежно подтягивая за ленты на юбках девушек, которые при появлении Настоятеля отскочили от него, будто воробьишки слетели с куста при виде кота. — Что у него за срочное дело к Тайрону, что он лично пришёл за ним сюда. Сиан задумчиво постучал веером по губам. Краем глаза он заметил слугу, который появился в дверях и виновато покачал головой. Значит подслушать не удалось. — Прошу меня извинить, — через несколько минут сказал Сиан гостям, оставляя их ненадолго. Впрочем, Масим в отсутствии старших всегда мог позаботиться о компании. Сиан нашёл братьев в саду у пруда, и убедился, что подойти без разрешения Настоятеля нельзя, словно некое магическое поле сдавливает грудь. Он медленно повел раскрытым веером в воздухе, и его края заискрились. «Сами напросились», — хмыкнул Сиан и метнул в братьев веер. Со свистом прорезав воздух в полете, он сам собой закрылся, тюкнул Настоятеля в плечо и упал на землю. Тот повернул недовольное лицо и увидев Сиана, пропустил его через защитное поле. — Что за тайны в моем доме? — с улыбкой спросил Сиан, неспешно приближаясь. — Тайны в этом никакой нет. Ты бы все равно узнал, — спокойно заявил Пятый, скрестив руки на груди. — Я отправляюсь со Старым героем в путешествие к горе. — Вот как. И даже Настоятель не может тебя удержать? — сразу ухватил суть Сиан. — А что он со мной сделает? Бросит под стражу? Отстранит от храма? — вздернул брови Пятый. — Не слишком ли часто ты стал шутить подобным образом? — прохладно спросил Настоятель. — Да, Тайрон, я бы на твоём месте поостерегся так шутить с Настоятелем, — заметил Сиан. — Твой покровитель Старый герой в Пять сторон больше не вернется, а наш Доэн злопамятен. Ну, будет вам. Тайрон, братья желают тебе добра. Я уже знаю о похищении, неужели ты сам хочешь подставиться под удар, и ждать, что братья будут сидеть сложа руки? — Именно об этом я и говорил, — вежливо произнес Настоятель. — Сиан, ты думаешь, без тебя некому будет вылизать священную задницу? — осклабился Пятый. — Боюсь, тебе придётся встать за этим благим деянием в очередь. Сиан понял, что обстановка уже накалилась до предела. Хоть Пятый и взял моду пререкаться с Настоятелем, в грубости его высказываний было что-то неправильное. Так мог бы сказать Третий, но он?.. — Наш милый Пятый окончательно прозрел относительно целомудрия любимого Настоятеля? — промурлыкал он. — Не хотел тебя разочаровывать, братишка, но насчёт меня все без изменений, я по-прежнему предпочитаю женщин. — Этот разговор не имеет смысла, — тихо сказал Настоятель, направляя на Пятого руку для магической атаки. Переменившись в лице, Сиан выбросил между братьями веер, готовясь распрощаться с духовным оружием, которое сила Настоятеля без труда разорвала бы в клочки. Но чего он не ожидал, так это того, что глаза Пятого вдруг полыхнут странным призрачным пламенем, и он в мгновение ока окажется прямо перед Настоятелем и залепит ему пощечину. Веер как нож воткнулся бумажным ребром в каменные перила мостика через пруд. Удар Настоятеля, ушедший в никуда, взорвал пожелтевший куст. На бледной щеке наливался красный след оплеухи.