Сказание о семи принцах

Тяжёлые тучи нависли над Бриком, давно осыпалось осеннее золото садов. Слякоть и хмарь царили в столице. Но монахи стояли на страже чистоты и здоровья. Они следили за тем, чтобы в лавках хватало согревающих снадобий, чтобы здоровые не пропускали службы в храмах, а больные не высовывались из домов. Горожане стали больше топить печи, участились пожары, особенно в бедном квартале. Монахи тушили их талисманами и заставляли всех, кто живёт по соседству, помогать погорельцам и особенно усердно молиться. «Пожара в праведном доме быть не может, его хранят небеса», — учил Настоятель. И преданные верующие строго следили за своими семьями и соседями, чтобы не прослыть грешниками. Шестой мечтал просто погреться. В монастыре, где он занимался, не топили вовсе. В комнате Настоятеля в храме было куда лучше, ведь тот следил, чтобы не замерз Кыся, но в последнее время они почти не встречались. У любимого брата было слишком много хлопот. Шестому приходилось заниматься под строгим присмотром Бэла, впроголодь и коченея от холода, а за насморк можно было ещё и получить дополнительные занятия по укреплению тела. Даже поболеть не разрешалось! И Шестой не поверил глазам, когда увидел среди боевых монахов, которые тренировались с Наставником Диланом, своего Седьмого брата! Анхель, как и остальные, был обнажён по пояс, только красные волосы скрывал под шапочкой, чтобы не выделяться. Со стороны и правда нельзя было сказать, что это юный господин знатного рода, а не послушник. Шестому было зябко даже смотреть на него. Анхель делал выпады вместе со всеми, чётко, уверенно, вкладывая духовную силу. Дилан, казалось бы, не замечал его — ведь ему было запрещено учить молодёжь. — Брр! — Шестого передернуло, и он поспешил в домик для отдыха. Но не успел закутаться в плащ и убежать, чтобы его не заметили. — Господин, куда вы собрались? — Бэл неслышно возник у него за спиной. Шестой чуть не отпрыгнул. — Я сдал сочинение! — выпалил он, прижимая к грудь плащ и не желая с ним расставаться. — Хочу навестить в городе матушку! — Не торопитесь, Настоятель скоро прибудет. Он хотел проверить ваши успехи. Шестой застонал. — Ведь он так доверяет тебе! С чего вдруг решил перепроверить? Я разве мало трудился? Вот, у меня мозоли на руках! И на ногах тоже! Шестой сунул ладонь Бэлу под нос. Стыдиться ему было и впрямь нечего, мозоли полопались и здорово болели. — Близится полнолуние. Он должен убедиться… Позвольте, я подлечу ваши мозоли, пока Настоятель не явился, — неожиданно тихо сказал Бэл, беря его руки в свои. Шестой замер, теряя дар речи. Обычно руки Бэла были жёсткими и беспощадными, когда он атаковал Шестого на тренировочной площадке или растягивал его через боль. Но сейчас они взяли его ладони бережно и почти нежно. Мозоли сами по себе стали болеть меньше. Шестой молча прошёл за Бэлом к столу, сел на лавку и стал оторопело смотреть, как тот наносит на его ранки лекарства и бережно их перевязывает. — Не стоило, — севшим голосом сказал Шестой. — Настоятель подумает, что я поранился серьёзнее… — А разве господину это не выгодно? — улыбнулся Бэл. Шестой смущенно опустил глаза. Он впервые после лечения от призрачной хвори ощутил заботу Бэла. И она, оттого что была редкой, смутила Шестого, привычного к тому, что все его балуют. «Все, да не все», — вспомнил он про Доэна и поморщился. С тех пор, как любимый брат стал его Наставником, ласку от него Шестой видел только в постели. И никаких, совсем никаких поблажек! «Не выдумывай. Как брат и мужчина он тебя обожает, — заверила мать, когда до смерти уставший Шестой поведал ей о своих горестях. Увы, Ванесса узнала об отношениях своих сыновей и об Арин, но отреагировала так спокойно, что было не по себе. И на бесстыжие попытки младшего сына пожаловаться на брата и любовника только махнула рукой. — Но когда он Настоятель, сердца у него нет. Запомни. Возможно это поможет тебе избежать много боли в дальнейшем». Мать была мудрой женщиной, Шестой это понимал. Она была любовницей правящей четы, и конечно знала все об отношениях с сильными мира сего. Ванесса не высовывалась, не болтала, не злоупотребляла своим положением и не ждала милости. Как бы ни было больно, Шестому стоило последовать ее примеру. Шестой виновато смотрел на свои тщательно обработанные руки, когда в домик влетел Седьмой, весело срывая на ходу шапочку. После ухода своего Наставника, Старого героя, он полностью покрасил волосы в красный цвет, хотя среди знати это было не принято. Статус сына царевны Закатного царства позволял ему больше, чем другим братьям, от него никто не ждал пятисторонского вкуса и изящества. Но если бы кто-то спросил Шестого, тот бы сказал, что брату очень идёт. — Проклятый распорядитель! — прорычал Седьмой, плюхаясь на лавку. — Опять придрался к Дилану! Что тот, видишь ли, не может быть наставником и вообще не монах! Какое он право имеет рот перед ним открывать? Почему у Дилана до сих пор нет статуса героя Пяти сторон? После всех его боевых заслуг! Почему он не стал генералом, раз уж не монах теперь? — Может Государь Манастари и сделал бы его генералом, если бы смог заполучить Третьего, — вздохнул Шестой, вспомнив разговор старших братьев. — Но Третьего самого не лишают звания генерала только потому, что его мать Манастари. А Второго сместить слишком сложно. Хотя теперь, после отъезда Героя… — Наставник знал, что делал, — сразу заявил Седьмой. — Он знал, что мы справимся. — Если тебе так хочется исправить несправедливость в отношении к Наставнику Дилану, придётся вернуть власть в стране Дарени, — спокойно сказал Настоятель, проходя в домик. Все подскочили, почтительно склоняясь в поклоне. Такие речи от Настоятеля были, конечно, изменой. Но даже услышь их государь Манастари лично, ничего бы не смог с этим поделать. За год пребывания Героя в Пяти сторонах Настоятель прибрал к рукам значительный кусок власти, а народ стал куда благосклоннее к семье Дарени. — Возможно, тебе стоит выбрать пока другого Наставника? Почему ты не хочешь заниматься с Бэлом, как и Эрен? Шестой подумал немного уныло, что его мнения Доэн никогда не спрашивал и тем более не уговаривал. Однако Седьмой и без руководства со стороны не отлынивал от занятий, его действительно было за что уважать. — Второй мне посоветовал держаться Дилана. Бэл твой человек. У государя не должно возникнуть впечатления, что все Дарени подчиняются тебе, — прямо отвечал Седьмой, приложившись к фляге с водой. — Вот оно что, — усмехнулся Настоятель. Шестой взглянул на него с тревогой, опасаясь, что он рассердится. Но разве что-то можно было прочитать по его безмятежному возвышенному лику? — У государя не должно возникнуть этого впечатления или у самого Тигра? Рассердился. Шестой робко подошёл к нему и приобнял за руку. — Брат… — Ещё Наставник говорил, что нам следует делать вид, что мы держимся поодиночке. Тогда нас не будут считать угрозой государству, — рассудительно заметил Седьмой. — Ты и так один держишь духовную защиту Пяти сторон. Дилан может отдельно взять на себя боевых монахов, я постараюсь ему в этом помочь. Может и сам стану боевым монахом! Второй и Третий имеют авторитет в армии. Шестой и Пятый войдут в политику. В нужный момент мы просто соберем силы и вернем трон Первому. — Первому никогда не стать государем Пяти сторон, — вдруг сказал Настоятель, забирая руку у Шестого. — Почему это? — удивился Седьмой. — Он уже принял постриг в монахи, как и наш отец, — спокойно сообщил Настоятель. У его младших братьев упали челюсти. — Но зачем? Почему?.. — По моему решению, — Настоятель улыбнулся. — И что бы там Второй себе ни придумал, каждый из вас все ещё подчиняется приказам Настоятеля. И государю Манастари это прекрасно известно. В город они возвращались втроём в повозке Настоятеля. Ледяной дождь бил по её крыше, а Седьмой свернулся в углу в клубок, всем своим видом показывая, что не хотел бы ехать сейчас с ними. Шестой переживал, что Доэн отталкивает от себя братьев своей властностью, но понимал, что ноша, которую он несёт, никому из них не была бы по плечу. Настоятель один противостоял всей шаманской своре Закатного царства. Это признавал даже Старый герой, говоря, что он останется вместо него. Вот только не надо было быть видящим, чтобы понимать, что разлад между братьями им ещё откликнется, когда придётся делить власть. Высадив Седьмого у дома, Настоятель с Шестым отправились в храм. Но не успели пройти в кабинет, когда до них донеслись стенания. — Ведьма! Ведьма! Она точно ведьма! — неприятно тявкал женский голос. Нахмурившись, Настоятель скинул плащ служке и пошёл на шум, к боковой галерее. Шестой поспешил за ним. Ведьма! Откуда в Брике взяться настоящей ведьме? Монахи следили за нечистью строго, она встречалась только на границах да в горах. В галерее собралась компания просто одетых женщин. С их юбок и плащей, что они держали в руках, на каменный пол текла вода, волосы висели у лиц сосульками. Служительница с суровым лицом и такой прямой спиной, что Шестой всегда рядом с ней невольно выпрямлялся, напрасно пыталась их увещевать и убедить не кричать в храме. Но появление самого Настоятеля заставило гостий примолкнуть и по-простецки бухнуться перед ним на колени. Шестой с любопытством уставился на совсем молоденькую девушку, которую на колени усадили насильно, надавив на плечи. Она, казалось, под дождь попала вовсе без плаща, вода струилась с её растрепанных волос, мокрое платье выглядело чёрным. У девушки были закрыты глаза, на разбитых губах запеклась кровь. — Помогите нам, пока эта ведьма нас всех не погубила! — взвыла одна баба. Вторая толкнула ее в бок и подняла бледное, скуластое лицо на Настоятеля. — Ваше преподобие, мы прибыли издалека, с Севера. Эта ведьма обольстила нашего духовника, и мы просим вас разобраться с ней! — Удавить бы эту тварь, да она и после смерти нас проклянет! — рявкнул кто-то за её спиной, и скуластая женщина бросила назад предостерегающий взгляд. — Вот оно что, — приподнял бровь Настоятель. — Дело выглядит серьёзным. Сестра Марина, я сам выслушаю этих женщин и приму решение. Отведите их в комнату суда. Служительница поклонилась, а Настоятель развернулся и пошёл прочь под благодарственное и недовольное бормотание. — Она и правда ведьма? — с замиранием сердца спросил Шестой, еле поспевая за братом. Он проскользнул в его комнату и разумеется не стал отворачиваться, когда Настоятель начал переодеваться перед судом — сменил дорожную промокшую сутану на строгое белое облачение. Любой наряд идеально сидел на его стройной фигуре, у Шестого как всегда перехватило дыхание. Безупречное тело, достойное Божественного героя… Настоятель обтерся влажным полотенцем, присыпал кожу тальком и через пару мгновений уже благоухал свежестью. — Ты сам как думаешь — ведьма она или нет? — усмехнулся он. Шестой развел руками. — Я не пользуюсь даром видящего, ты запретил… — Никто из монахов не пользуется, — оборвал его Настоятель. — Но отличать нечисть с первого взгляда у них как-то выходит. Пойдём. Поприсутствуешь на суде. Шестой прошёл в зал суда незаметно и сел подальше, у дверей. Девушку, которую назвали ведьмой, уже усадили в центр круга на полу, выложенного мозаикой. Шестой знал, что этот круг способен сдержать мощную нечисть, но никогда не видел его в деле. Впрочем, это и настоящим судом назвать было сложно, Настоятель просто собрался провести допрос. Но вот Шестой сомневался. Все же настоящих ведьм он никогда не видел. От этой девушки не ощущалось призрачной энергии, насколько он мог судить, но что-то с ней явно было не так. Стоящие справа кучкой женщины пустились в объяснения. Видимо, служительница их предупредила, чтобы не устраивали беспорядков, и потому говорили они по одной. Что в селении завелась нечисть понятно было давно. Скотина по весне передохла, кто-то начал воровать яйца из птичников. Несколько раз по утру кони в стойлах оказывались в поту, будто на них кто-то ездил всю ночь. Монахи поразвешивали талисманы, провели обряд очищения, и все успокоилось. Но месяц назад по селению начал гулять сильный ветер, пугать детей. Двери хлопали сами по себе, птицы пару ночей не неслись. Да только монахи, явившись по зову старосты, не нашли следов нечисти, и ушли, оставив талисманы. Настоятель слушал с бесстрастным лицом. — А потом я и вспомнила! — затявкала шумная баба, жена лавочника. — Полная луна в то время была! А монахи ни словом про это и не обмолвилися! Я сразу побежала к старосте. Встретила меня его сестра, жена лекаря нашего, и как я ей про полнолуние-то напомнила, сразу скумекала, что ведьмы это рук дело! Вот так мы обо всем и догадались! Жена лекаря, скуластая женщина, подергала ее за рукав и выступила вперёд. — Скоро опять полнолунье, да ещё и разгул нечисти в конце месяца. Раз монахи нас не послушали, мы сами пошли искать ведьму. И нашли! Эта дрянь ночью на лесной поляне духов кормила грудью. Чтобы они в полнолунье отправились в селение и на спящих женщин нападали! Шестого передернуло. Он взглянул на Настоятеля, который слушал женщин, не перебивая. Казалось, упоминание тёмного ритуала его нисколько не впечатлило. И Шестой попытался взять себя в руки. — Злодейство какое! А ещё эта распутница себе между ног мёдом намазывала, чтобы мужей чужих соблазнять! Мой муж сам говорил, что как видит её зад, так тянет его непреодолимой силой! — вставила лавочница. — Такие стыдные вещи она заставляет его думать, о каких он и с юности не задумывался! — У меня сын растёт. Я уж и не знаю, как уберечь его от этой ведьмы. Потерял покой, а совсем ещё мальчишка, — дрогнув голосом, добавила жена лекаря. Шестой покосился на ведьму, невольно подумав, какие же чувства она вызывает в мужчинах… Никогда он такого к женщинам не чувствовал. Неужели и их можно так страстно желать? — И что сказали монахи, когда вы притащили к ним ведьму? — спросил Настоятель. — Да что они скажут! Монахи у нас далеко от столицы и от Вашего преподобия, совсем совесть потеряли, — пробухтела лавочница. — Кобелины все недое… Ох, да простят меня небеса. Она постучала себя по губам и бухнулась на колени, вспомнив, что находится в храме. — Старый духовник заявил, что нет никакой напасти в селении, а ведьму как увидел, так сразу начал говорить, что мы напраслину возводим на красивую девочку, — вступила жена лекаря. — А вот молодые монахи хотели ее примерно допросить, да он не позволил! Под старость лет, видимо, и ему захотелось женского тела, раз она его так окрутила! Ведьма покачивалась, сидя в центре круга, ни на кого не поднимая глаз. Настоятель смотрел не на нее, а на женщин, разглядывая с большим интересом. Его губы тронула легкая улыбка. Словно нежно порозовело небо перед рассветом. — Так значит, ваш сын потерял покой в последние дни? — уточнил он у жены лекаря. И Шестой заметил, что она, и без того бледная, побелела как полотно. — Да все, все мужики у нас на нее заглядываются! — брякнула лавочница. — А Нирэн, сын лекарский, и вовсе как одержимый стал! Вот как раз в последнюю неделю, перед полнолуньем-то, а? Все и сходится! Как она колдовать начала… Настоятель поднял ладонь, и она умолкла. Жена лекаря вцепилась рукой в ворот. — А ночью, в лесу, когда она кормила духов грудью, она сама вам рассказала, что делает и для чего? — снова спросил Настоятель. — Нет!.. — Лавочница снова взяла слово, так как жена лекаря словно в рот воды набрала. — Ничего она нам не говорила! Ни в чем не сознается, как немой прикидывается! — Так это понятно. Видно, сказать нечего, все слишком очевидно, да? — Настоятель в упор смотрел на жену лекаря. Лавочница прикрыла рот рукой, наконец понимая, что Настоятель намекает на что-то не то. — Тогда последнее. Кто вас надоумил, что это ведьмы шалят перед полнолуньем? Откуда вам известны тонкости их ритуалов? И обращались ли вы к монахам по поводу одержимости вашего сына? Да, я спрашиваю именно вас. — Настоятель благожелательно глядел на жену лекаря. Шестой захлопал глазами, ничего не понимая. — Это ведь вы всем рассказали, что она ведьма. — Да ну конечно ведьма! — не выдержала лавочница. — Вы на эту уродину посмотрите хорошенько, стали бы семейные мужики за ней со стоячим бегать, не будь у ней мёдом там помазано! — Это мнение вашего супруга? Наконец, рот у лавочницы захлопнулся, и она побледнела не хуже жены лекаря. Настоятель поднялся на ноги, и воцарилось молчание. — Я закончил с допросом, дело тут ясное. Этих двух женщин на дознание, остальных на допрос, протокол мне на стол не позднее ночи. Пошлите за духовником, сегодня же отправьте боевых монахов на зачистку. Юношу Нирэна привезите в Брик до полнолунья под конвоем. Служительница кивнула, и два монаха тут же взяли женщин под стражу. От ужаса они все потеряли дар речи, но боялись и слово теперь сказать при Настоятеле. Ничего не понимая, Шестой подошёл к нему ближе. В зале кроме них двоих и служительницы осталась лишь ведьма в центре круга. Она так и сидела с опущенной головой. Настоятель приблизился к ней и сложил руки на животе. — Подними глаза, — негромко велел он. Ведьма сухо всхлипнула и медленно подняла лицо. Шестой увидел, что она очень хорошенькая несмотря на ссадины и синяки. Но глаза она все ещё держала плотно закрытыми. У нее дрожали губы, веки судорожно смыкались. — Взгляни на меня. Некрасиво искривив рот в беззвучном плаче, ведьма не подчинилась. И тогда Настоятель шагнул к ней и пальцами раздвинул веки левого глаза. Шестой ахнул. Зрачок в ее левом глазу был не круглый, а удлиненный, словно вытекший в зеленую радужку. — Я так и думал, — лаконично произнёс Настоятель, снова складывая руки на животе. — Ты девственница? Ведьма всхлипнула и кивнула. — И… Я никогда не рожала, я никого не могу кормить грудью, — без особой надежды прошептала она, впервые пробуя оправдаться. — А, это. Видимо, та поразительно осведомленная женщина тебе не сообщила, что ведьме нет нужды рожать, чтобы кормить духов, — безразлично сказал Настоятель, отходя от неё. — Отдайте ее в послушницы. С такими глазами среди простого народа ее все время будут принимать за ведьму. Сестра Марина кивнула и потянула девушку за руку, помогая подняться. Та глядела испуганно и недоверчиво, ещё не осознав, что обвинения сняты. — Идём в кабинет, — Настоятель хмыкнул, увидев замешательство на лице Шестого. — Но её глаза… Что с её глазами? — спросил тот, когда они покинули зал суда. — Выходит, ты думаешь, что она не ведьма? — А ты не слишком налегал на медицинские трактаты, как я погляжу? Это просто одно из редких, обычно врождённых заболеваний, которое путают с одержимостью. Красивая девушка с такой особенностью во внешности — странно, что ее раньше не объявили ведьмой. Видимо, монахи там знают свое дело, но пренебрегают просветительством. Шестой был рад, что они вернулись в кабинет. Значит Настоятель не планировал проверять его боевую подготовку. — Но разве врожденные увечья не говорят о повреждениях души? — уточнил он. — У многих ведьм они встречаются. — Откуда тебе знать, что это за повреждение? Связь с духами или же проклятие? Может ее в прошлой жизни казнили магическим оружием? — пожал плечами Настоятель, опускаясь в свое кресло. — А повреждения тела из-за одержимости выглядят не так. Тебе стоит увидеть настоящую нечисть, тогда тебе будет хватать одного взгляда. — Значит, ты сразу все понял, — протянул Шестой, вскарабкиваясь с ногами на стул напротив. — Но что же там произошло на самом деле? Почему ты приказал допросить этих женщин? — Они сказали, что духовник отказался им помочь. Это уже повод для расследования. Конечно, он сразу понял, что девушка не ведьма, но почему ему не поверили? А если она и правда его любовница? Впрочем, я теперь не сомневаюсь, что она девственница. — Настоятель склонил голову набок. — Ты сам мне скажи, что там произошло. У тебя есть подсказка — распоряжения, которые я отдал по этому делу. Шестой задумался. — Полнолуние, — наконец сказал он. — Проблемы начались в полнолуние. По описанию похоже на… Духов, так? Ветер, беспокойство животных и детей. И… Сын лекаря, который потерял покой перед полнолунием! Он или оборотень, или видящий! — Очевидно так. — Но… То, что было весной и правда очень похоже на описание ведьминских выходок, — сморщил лоб Шестой. — И этот ритуал… О! Я понял! Жена лекаря сама ведьма! Вот почему она так побелела! Шестой сам себе не верил. Эта женщина на ведьму была похожа ещё меньше! — Побелела она из-за сына. Сам подумай. Когда лавочница напомнила ей про полнолуние, она сразу заявила, что это дело рук ведьмы. Хотя ведьмы ведут себя не так, а в полнолуние вообще покидают города и селения и уходят на горы, набраться сил у луны. Мало кто не слышал о ведьминых шабашах. Но жене лекаря надо было отвести подозрение от сына. И она сразу обвинила эту девушку, заручившись поддержкой подозрительной лавочницы, которой изменял муж. Тот был рад подтвердить что угодно, лишь бы снять с себя ответственность за блуд. Потому никакие заверения монахов, что она не ведьма, не переубедили бы женщин. — Настоятель покачал головой. — Но они сказали, что видели в лесу, как она совершала ритуал! — Да! Они за ней проследили, когда она пошла ночью в лес и начала… Прости, начала кормить грудью духов? — Настоятель рассмеялся. — Ты когда-нибудь слышал о таком? — Бэл давал мне трактат, — Шестой начал вспоминать, теребя полоску кружева на штанине. — Там говорилось, что ведьмы и низшие шаманы кормят собой своих духов. Вернее, шаманы кормят, а ведьм они грызут сами! — Ведьмы тоже могут кормить. Не важно. Но учти, этот трактат составлен учёными. Никто из простого народа не знает и половины того, что там написано, мы скрываем это от них, чтобы им спалось спокойно. Если бы они пошли в лес за настоящей ведьмой, заметь, без монаха, и застали бы её за сношениями с духами, ей ничего бы не стоило скормить их этим же духам, вместо того, чтобы пускать на это свою плоть и силу. Но допустим, допустим, что она не хотела вредить людям и ведьмой стала против воли. Откуда им было знать, чем она там занималась? Что это за познания в ведьмостве, да ещё и такие подробные? Так что даже если бы я не видел, что передо мной сидит чистое и невинное дитя, я бы усомнился в таком рассказе. — Если жена лекаря сама не ведьма, действительно, откуда… — пробормотал Шестой. — И что произошло весной? Правда же похоже на ведьму. Но почему монахи промолчали? — Это мы как раз на дознании и выясним. Но я ставлю на то, что у нее в роду была ведьма, которая просто хорошо скрывалась от монахов. Возможно, она недавно умерла, причём ее дух не упокоили, вот и пошалила после смерти. Монахи ее угомонили, а жителям ничего не объяснили. А кровная связь с ведьмой объясняет, почему сына этой женщины призрачный мир требует к себе. По крови у нас половина Пяти сторон оборотни, но мало кто так силен, что его тянет к духам против воли. Все сходилось. Шестому стало немного стыдно, теперь дело и ему казалось очень простым. Но брату помог так быстро в нем разобраться жизненный опыт. — А что будет с этими двумя женщинами? — спросил он. — Штраф или тюрьма, зависит от того, что именно они скрывали. Но полно тебе переживать о других. Расскажи лучше, что ты сам чувствуешь перед полнолуньем? — Настоятель внимательно взглянул на братишку. — А… Все хорошо, правда, — забормотал тот, пряча взгляд. — Такого, как в прошлом месяце не было. Я ношу платье два-три раза в неделю, это так успокаивает… — Но твои успехи в духовном росте по линии мужского начала не впечатляют. Полнолуние уже послезавтра. Ты понимаешь, что мы не владеем мощными женскими методиками, которые смогут тебя защитить? Я тоже не смогу быть рядом, как в прошлый раз. В это полнолуние будет разгул нечисти, на моих плечах проведение многих ритуалов. Шестой кивнул. Во рту у него пересохло. Дилан говорил лишь об одном верном способе: усиление за счёт близости с мужчиной, у которого мощное мужское духовное начало. Решился ли Настоятель на подобное? Или слишком его ревнует? — Я сделаю, как ты скажешь, — смиренно произнёс он. — Ты все ещё хочешь меня высечь? — Нет. Придёшь завтра в храм, мы попробуем кое-что другое. Но тебе придётся постараться, чтобы все получилось. Попоститься и очистить разум и тело. Прийти в храм. Неужели он отдаст его кому-то из своих монахов? У Шестого сердечко подпрыгнуло от волнения. — Надеюсь, можно обойтись без клистира? — проворчал Шестой. Эта процедура, через которую пришлось однажды пройти в монастыре, показалась ему ужасной. Хуже было только кровопускание для выхода дурной крови. — Достаточно простого омовения и умеренности в еде, — улыбнулся Настоятель. — И не забудь про медитацию. Ладно, а теперь проверим твоё задание по истории. Восстание бастардов. Я тебе велел почитать дополнительно на эту тему, в прошлый раз ты наболтал ерунды. Попробуем заново. Хронология, анализ и выводы. — Э… Ммм… — Шестой заерзал на стуле. — Я почитал про восстание бастардов, да. Спустя тринадцать лет после проклятия Марона Закатные племена разгромили армию Семи сторон у Западных предгорий, и всего за полгода подчинили себе три крупных княжества. Тогда Тайрон С Косой, потомок бастарда Регана III… Правда тот считался бастардом канцлера Силэна Манастари… Сирэна?.. — Сейона, — спокойно поправил Настоятель. — Тот канцлер ничем не прославился кроме того, что вместе с государем Реганом III надругался над барышней Сизари! — возмутился Шестой. — Я обязательно должен помнить его имя? — Да. Он повесил и сжёг больше полусотни оборотней, а погиб от пасти Волка, Пьющего сны и обратился в неупокоенного призрака, который несколько столетий является во снах всем Манастари. Довольно примечательная личность, не находишь? — усмехнулся Настоятель. — А почему я об этом не знал? — округлил загоревшиеся глаза Шестой. — Потому что в сказках о таком не пишут, Манастари тщательно скрывают тёмные страницы истории своего рода. Тебе надо больше времени проводить в архиве. Но вернемся к Тайрону С Косой. Продолжай. — Мм… Так вот. Тайрон С Косой… У него и правда была такая длинная коса, ниже спины. Я видел портрет в старом альбоме. Когда у его родителей родилась дочь, убедился, что хотя он прямой потомок Дарени, проклятие его не коснулось. И он объявил себя наследником Регана III и начал собирать единомышленников на Севере. Его поддержали потомки других бастардов государей прошлых лет, Патриарх и почти все Манастари. Они… Собрали армию… Блокировали Парки… И уже почти праздновали победу, когда государь Дарени похитил Тайрона С Косой прямо из лагеря. — Лично похитил?.. — Нет!.. Ему помогли серые шаманы! Это был первый раз, когда государи Дарени воспользовались услугами шаманов. Тайрона С Косой заточили в темницу, остальных бастардов убили. Так… закончилось восстание бастардов и начался раскол духовенства! Потому что Настоятель храма Мужского начала в Брике и Настоятельница храма Женского начала в Долине обвинили государя в связях с шаманами, а Патриарх из соборного храма Парки наоборот согласился с ними сотрудничать. И это привело в конечном счёте к потере Парки, — затараторил Шестой, но Настоятель его остановил. — Не надо пересказывать все, что ты помнишь из истории. Раскол духовенства мы будем изучать отдельно. Что потом случилось с Тайроном С Косой? — Его истязали в темнице… После смерти старого государя, юный государь Дарени сделал Тайрона С Косой своим постельным рабом, прельстившись его красотой, хотя тот и был старше почти на двадцать лет, — покраснел Шестой. — Государь наряжал его в женское платье и называл «моя госпожа». Он примолк, заметив взгляд Настоятеля. — А потом Тайрон С Косой сбежал, — подвёл итог Шестой. — Кто помог ему сбежать? Шестой молчал. — Кажется, ты с большим интересом читал непристойные рассказы о том, как Тайрон С Косой томился в плену. Действительно, это самое грязное чтиво из всех историй похождений наших предков. Я сам выучил их в свое время чуть ли не наизусть, — фыркнул Настоятель и вдруг хлопнул ладонью по столу. — Когда был моложе тебя лет на пять! А в твоём возрасте знал имена всех военачальников восстания, и конечно помнил, что это род Сизари старался вытащить Тайрона С Косой из тюрьмы! И он был не просто хорош собой, он был видящий, как и большинство из рода Сизари! Ты помнишь, что это был самый древний род из долины Женского начала? Хозяин борделя Валентин Сизари — последний потомок, хотя ему уже нечего наследовать. А знаешь, кто та женщина, что стала женой Тайрона С Косой после избавления из плена? Шестой покачал головой. Щеки у него горели. — Внучка последнего великого Божественного героя Семи сторон, сына Марона и Намари! И они были нашими с тобой предками, Эрен! Тайрон С Косой и эта женщина! И хотя у мамы до замужества с губернатором Лорингама была фамилия Сизари, на нашем тайном фамильном склепе написано «Сизари-Манастари-Дарени, от божественной крови Марона»! И самая древняя усыпальница там принадлежит Тайрону С Косой и его жене. — Так мы с тобой тоже потомки Марона! — поразился Шестой. — А почему мама не говорила, что на самом деле она Дарени?.. — Потому что Тайрон С Косой был отлучен от храма, и его потомки — предатели, которым на семь колен запрещено появляться в Семи, а значит и Пяти сторонах. Ты и я лишь шестое поколение. А значит нас с тобой и маму можно в любой момент изгнать из страны. Вот почему тебе так важно знать эту историю. Шестой с трудом переварил эти слова. Он давно не видел Доэна таким раздраженным. — А кто-то об этом знает? — жалобно спросил он. — Наш отец, конечно, знает. Знал и старый Настоятель, который принял меня своим преемником несмотря ни на что. Знает Валентин, но его уста сомкнуты надёжно. А ещё знает Слепьяр. Шестой похолодел. — А он откуда?! Настоятель со вздохом побарабанил пальцами по столу. — Ты думал, он точит зуб только на Тайрона? Недавно я получил от него весточку, где он написал «Сизари-Манастари-Дарени». Он знает моё самое уязвимое место. Конечно, я не буду сидеть сложа руки. В ближайшее время займусь оправданием Тайрона С Косой и возвращением его в лоно храма. Удачно, что его супругой была правнучка Марона. Вскоре мы сможем доказать нашу Божественную кровь. Шестому стало тревожно. — А что нам дает Божественная кровь? — все же спросил он. — Хотел бы я сказать, что она нам даёт устойчивость перед призрачным миром, но увы. Несколько поколений вливания оборотнической крови Манастари лишили нас этого преимущества. И все же, — Настоятель очаровательно улыбнулся. — Благодаря Божественной крови мы с тобой сильнейшие из нынешнего поколения Дарени. Шестой решил, что он шутит. Получив задание найти в архиве все, что есть про Тайрона С Косой, Шестой наконец отправился домой. И хотя здорово устал, был рад узнать, что Второй принц Сиан пришёл его навестить. — Как перед полнолунием поживает Арин? — спросил Сиан с улыбкой, обмахиваясь веером. Он принес пирожные, но Шестому пришлось с сожалением от них отказаться и послать царевне и Анхелю чтобы не дразнили аппетит. Настоятель велел поститься. — Я не мучаюсь как месяц назад. Только немного нервничаю и кое-где появлялась сыпь. Уже прошла, — слабо улыбнулся Шестой. Сиану он не боялся жаловаться. — У меня есть для Арин приглашение на вечеринку, — шепнул Сиан хитро. — Только сегодня ночью. Решишься? У Шестого на миг перехватило дыхание. Вечеринка в образе Арин! Он и до этого не бывал на вечеринках, которые устраивала знатная молодежь Брика. Настоятель и Бэл будто нарочно следили за тем, чтобы у него ни на что не хватало времени, он едва мог выкроить часок на музицирование, занятия с учителем танцев или рисование. Потому Шестой бывал только на официальных мероприятиях и балах. Но насладиться мыслью о вечеринке как следует он не мог. — Ты шутишь, — буркнул Шестой. — Мне нельзя там появляться. — Вечеринка-маскарад, — прикрыл лицо веером Сиан и улыбнулся глазами. — Я сам это предложил, чтобы провести на нее Арин. Скажем, что она прибыла с юга, никто не удивится, даже если ты поведешь себя неловко. Южные девушки ещё меньше привычны к таким мероприятиям, чем ты. У Шестого живот заныл от соблазна. Вечеринка в масках, рядом будет Сиан — что могло пойти не так? Настоятель, конечно, рассердился бы… — Ты забыл, мне надо поститься, — уныло сказал Шестой, вспомнив слова брата. — Не будешь пить вино и брать мясные закуски. В чем же проблема? — не смутился Сиан. — Эрен, милый, это шанс для Арин. Я уверен, твоё владение женской силой улучшится, если столько людей будет думать о тебе как о девушке. И тебе все ещё надо найти любовника. Я обещал тебе в этом помочь. — Нет, любовника не надо! — воскликнул Шестой. — Доэн сам что-то придумал! Он рассердится, если я буду с кем-то за его спиной… — А не слишком ли много на себя берет этот наш занятой Настоятель? — усмехнулся Сиан. — Как скажешь. Я не буду тебя ни к чему принуждать. Но если передумаешь, познакомлю кое с кем. Главное не сближайся с юношами, не посоветовавшись со мной. Я знаю, от кого стоит держаться подальше. — Не собираюсь я ни с кем сближаться… Сиан уговаривал недолго. Шестой убедился, что матери дома нет, быстро переоделся в строгое платье, покроем похожее на южное, и обулся в новенькие ботинки, которые ему тоже прислал старый Лукас. Нога у Шестого была хотя и небольшая, но все же не женская, однако в этих ботинках смотрелась изящной и тонкой. Полюбовавшись на себя в зеркале, он надел маску, и приколол к ней вуаль, чтобы скрыть по-мужски немного угловатую нижнюю часть лица. Чего-то не хватало. Шестой собирал волосы в высокую прическу и рассматривал себя, нахмурившись. Вспыхнувшая в голове идея, конечно, была ужасна! Но он, пока не передумал, шмыгнул в комнату матери и закопался в шкатулках на её туалетном столике. Шестого немного трясло. Ванесса, разумеется, не красилась, когда выходила в свет. Строгие изысканные платья без лишних украшений, лёгкая седина в коротких волосах создавали образ женщины независимой и благородной. Однако Шестой знал, что отправляясь на вечеринки с подругой или любовником, мать могла и прихорошиться. И он действительно нашёл в ее вещах помаду. Его пальцы дрожали, когда он подкрашивал ими свои мягкие губы. Вместо скромной южной девушки теперь на него из зеркала смотрела порочно яркая соблазнительница. Шестой торопливо опустил вуаль, чтобы убедиться, что теперь его облик обрёл свою завершенность. Яркие губы таинственно просвечивали под газовой тканью, придавая чувственности. Сиан кашлянул в веер, когда Арин спустилась к нему, тиская в руках перчатки. Повязки, наложенные Бэлом, пришлось снять, но руки ещё болели, и Арин решила надеть перчатки, когда они приедут на место. — Сестренка, ты обворожительна, — Сиан сощурился в улыбке. — Мм… Не называй меня так, — с придыханием попросила Арин. В памяти ещё звучал хриплый голос Доэна, который звал ее сестренкой, размеренно и безжалостно вбиваясь в ее тело, шепча невозможно грязные слова, заставляя ее чувствовать себя податливой куклой… По взгляду Сиана ей показалось, что тот о чем-то догадался. Сиан похлопал себя веером по губам. — Ох… Хорошо, не буду. Итак, по легенде ты подруга моей дорогой кузины, дочери губернатора. Она очень меня просила позаботиться о тебе, поэтому я вывез тебя поразвлечься, но буду следить, чтобы никто не сдувал пыльцу с твоего цветочка… — Хвала Небесам, — проворчала Арин, отворачиваясь, хотя он и не мог заметить ее румянца. — Только не надо говорить про пыльцу… Цветочки и всякое такое. — Ты слишком многого от меня хочешь, — притворно вздохнул Сиан.