Сказание о семи принцах

Юноша, что стоял у жарко пылающего осенними красками куста огненных киринов, был таким родным для Пятого, что у того сердце чуть не разорвало от нежности. Но как же сильно Натаэль изменился за полтора года! Перед Пятым был высокий, широкоплечий Герой с узором, покрывающим всю грудь, его каштановые волнистые волосы, отросшие до середины спины, были заплетены в косы у лица на закатный манер. Раньше Натаэль был ниже, но теперь, возможно, вытянулся выше Даниэля! Лицо утратило остатки детской округлости, а глаза, что прежде смотрели так чисто и чуть наивно, затуманились как патиной тоской. Пятый запустил дрожащую руку за пазуху и достал старый амулет. Тот вспыхнул, черточки прожгли на бумаге новые линии более зрелого узора Героя. Натаэль перевёл взгляд на амулет, и его глаза покраснели. — Ты его сохранил… — Низкий голос прозвучал глухо, ломко. Пятый кинулся ему навстречу, и лишь оказавшись в крепких объятиях, снова смог дышать. «Можно умереть от счастья… Как я мог с ним расстаться?» — подумал Пятый, прижимаясь щекой к его шее, вдыхая тёплый запах тела, такой манящий, что хотелось его облизать. «Какой горячий, уф, выебать бы этого щеночка!» Пятый мотнул головой, отгоняя возмутительные мысли Рэна. — Я верил, что ты дойдёшь, — пробормотал Натаэль. — Я верил, что ты справишься. Когда духи приносили новости, я знал, что ты пройдёшь любое испытание. Но… Я так хотел быть рядом. Если бы я мог покинуть гору, я бы был рядом. А рядом был Даниэль. Эта мысль, всегда тёплая для Пятого, вдруг отрезвила. Все-таки не напрасно его звали порочным Дарени. Он соблазнил обоих ныне живущих сыновей Марона, и теперь посмел явиться на гору. Пятый настороженно обернулся… И не увидел Марона с Даниэлем. — Где они? — взволнованно спросил он. Хотя Пятый был уверен, что спустя триста лет Марон должен был простить сына, который прошёл такой путь, достиг такой высоты, но все же его кольнул страх. — Видимо, отец увёл его, чтобы поговорить наедине. Не бойся, — Натаэль улыбнулся. — Он ждал его возвращения и давно простил. Хотя ему горько… Но это видно по Цаки. — Цаки ненавидит Даниэля, — медленно сказал Пятый. — Как он может? Даниэль был тем, кто спас Цаки, когда тот был почти младенцем. Он принёс его под гору, позволив Марону самому о нем позаботиться. Иначе жизнь Цаки прервалась бы слишком рано, и все надежды Марона на него… Ты, наверное, не знаешь, но Цаки — это кусочек духа Марона… — поспешил объяснить Натаэль. — Даниэль мне рассказывал, — покачал головой Пятый. — Но он так на него набросился… — Цаки сложно справиться с чувствами Марона, пусть он и получил их отголоском, как ты чувства Рэна. Даниэль все же был любимым сыном, — спокойно сказал Натаэль. — Потеря его потрясла отца сильнее, чем он ожидал. Ты так волнуешься за них? Пятый взглянул виновато, но Натаэль, казалось, не злился. — Пойдём. Пока не явилась матушка. Насчёт нее успокоить тебя не могу, лучше она относиться к тебе не стала. — Натаэль вдруг подхватил Пятого и усадил себе на плечо. И скользнул между зарослей к склону горы, придерживая его, как крестьянка кувшин. Пятый потерял дар речи от неожиданности, но, пожалуй, эта поездка была удобнее не придумаешь, учитывая, что ему стоило беречь руку. Тучи начали собираться над горой, Пятый укутался в свой плащ, глядя, как Натаэль жарит на берегу ручья только что пойманную рыбу. — Не холодно? — спросил Пятый, зная ответ заранее. Узор горел ярко, Герой не мог замёрзнуть. Но Пятому надо было как-то оправдать, что он не отрывает взгляда от обнаженной груди Натаэля да от его рубашки с закатанными рукавами, сшитой по закатной моде. — Нет… Попробуй, — Натаэль протянул ему палку с наколотой на неё рыбиной. — Цаки рассказывал, что ты вкусно жаришь рыбу. Я пытался повторить. Цаки сказал, что похоже на твою стряпню. Оценишь? Пятый смущённо принял угощение. До него стало доходить, что Натаэль все эти полтора года все время думал о нем. Слушал новости, готовил то же блюдо, что однажды с голодухи состряпал он. И не сказать, что сам Пятый о Натаэле забыл, но у него было куда больше дел, и его волновали отношения с огромным количеством людей. Он был с Даниэлем… — Вкусно… Вкуснее, чем у моего брата, — севшим голосом сказал Пятый, не поднимая взгляда от рыбы. — И много слухов обо мне до тебя доходило? Натаэль вздохнул над своей рыбиной. — В последнее время даже слишком много. Всем есть дело до Рэна, до Воеводы, все судачат об огромной армии, что двинулась на его зов. Но когда ты был в Пяти сторонах, слышал я мало. Только о том, что касается призрачного мира. Как тебя приняли за Наследника, как ты спас Волка, как к тебе вернулись воспоминания о жизни Рэна. Про Слепьяра. Я так и не понял, чего он от тебя хочет, про него мало кто знает. — Я знаю, кто он и чего хочет, — нахмурился Пятый. — Но это не важно. Ты слышал многое. А про меня и Даниэля? Про наше… родство? Пятый явственно увидел, как узор на груди Натаэля разгорелся жарче, чуть меняя цвет. — Вы с ним связаны… Да, кое-какие слухи доходили. Что вы теперь вместе. Вернее, нет, не так, прости… — Натаэль потер глаз, покрасневший от дыма. — Что вы снова вместе, как и были в прошлой жизни. — Рэн любил его, — торопливо сказал Пятый. — Но я больше не Рэн. И это не его жизнь. А я… Люблю вас обоих. Вот такой я испорченный Дарени. Он криво усмехнулся, палка с рыбой дрожала в руке. — Я двадцать два года считал себя холоднокровным. Стоило Филиппу излечить меня от глупого детского испуга, который сковал меня, как клеткой, я осознал, что желаю так же, как и другие люди. Мне и раньше снились сны. Про тебя, про Даниэля… Клянусь, других я во сне не видел. И никого более не желал. Пятый не решился сказать, что желает до сих пор. — Ясно… Значит, ты поэтому в тот раз не мог мне позволить коснуться тебя, — кивнул Натаэль. — Ясно… Хорошо. Тайрон. Тебе ещё нужен я? Не только Даниэль, но и я? Пятый открыл рот и замер, глядя на его закатную одежду. Что толку с того, что они ему нужны? Ему придётся потерять обоих. — Нужен, — прошептал он, опуская глаза. — Мне нужны вы оба. И я не готов ни к тому, что он уйдет, ни к тому, что уйдёшь ты. «Я только вас обрёл. Только обрёл тело, способное вас любить». — Но я никуда не уйду. «Уйдешь». — Тебе ещё нужен этот испорченный принц? Да, уже и не принц, — криво усмехнулся Пятый. — Испорченный?! Тайрон, как ты можешь так говорить? — Натаэль отложил свою рыбу и придвинулся. Пятому пришлось смотреть на него снизу вверх. — Ты лучший из людей, кого я знаю. А что до того, что ты любишь двоих… Знаешь, Цаки мне уже все уши прожужжал своей любимой Лилимой, супругой троих Божественных героев. Ты даже её не переплюнул. Пятый не выдержал и рассмеялся, закрывая лицо руками. Конечно, сравнение с Лилимой было таким неожиданным, что прорвалось напряжение. — Спасибо Цаки, — выдохнул он сквозь смех, утирая глаза. — Слава бесподобной Лилиме. Но я и правда до нее не дотягиваю. — Цаки бы понравились твои слова, — улыбнулся Натаэль. — Но я с этим не согласен. Он коснулся ладонью груди Пятого, и тот вздрогнул. — Мы с ним оба храним альбомы с изображением наших любимых. У меня — тот, с узором. — Я нарисовал его для тебя, — прошептал Пятый. Сердце колотилось под горячей ладонью юноши. — Не думал, что нам доведётся вот так увидеться. Но надеялся, что ты поймёшь это послание. Глаза Натаэля распахнулись шире, он медленно перевел взгляд на губы Пятого. Тот торопливо облизнул их, опасаясь, что они лоснятся от жирной рыбы, и Натаэль поймал его язык врасплох, лизнув поверх. Пятый невыносимо покраснел, он не мог ничего поделать с тем, что этот юный Герой решил зацеловать его до смерти, прижав к своему горячему телу. Узор пульсировал в такт бешеному биению сердца, меняя оттенки, яркость, пуская толстые линии во все стороны, до самого лица, извиваясь венами на шее. — Посто… Я… — Пятый пробовал выкрутиться, но сам не понял, как оказался сидящим верхом на коленях Натаэля. Тот прижимал его к своему жаждущему юному телу так крепко, словно хотел поглотить целиком, придерживая одной рукой за затылок, а другой за талию. Как Пятый ни извивался, он не мог ни отодвинуться от его паха, ни избежать его глубокого, влажного поцелуя. «Он же тут и поимеет меня!..» — в панике думал Пятый, ощущая острый укол возбуждения что в паху, что в помнящем первый опыт нутре, и это жаркое стыдное чувство было сильнее страха. Стоило представить, что они соединятся так грязно и непристойно, и все тело сводило от желания. Пятый незаметно для себя начал сам обнимать Натаэля, царапая здоровой рукой проклятую закатную рубашку, натянувшуюся на напряженных мускулах, и впиваться в целующий его рот. «Осторожно, это незрелый Герой! С Даниэлем и без его сил было тяжко, но я-то был с Волком, а этот жопу порвёт, как на свою палку натянет», — раздалась предостерегающая мысль Рэна. И Пятый наконец испугался. — Стой, стой! — в панике уперся он. Натаэль ослабил хватку, и Пятый увидел, что в его глазах полыхает дикая сила. — Отпусти… Не кидайся, как зверь, убьёшь ведь… Пятый на негнущихся ногах сполз на землю и откатился. — Прости… Ты прав… — хрипло прошептал Натаэль. Узор замигал, то потухая, то ярко разгораясь. — Я слишком сильно тебя ждал. Мне надо успокоить чувства медитацией. — Надо… Не будем спешить, ладно? Я же теперь здесь… Я тоже… — Пятый чуть не сказал «Я тоже тебя хочу», но не смог произнести подобные слова. — Это ничего, что сорвался. Я знаю, ты успокоишься. Верно? Натаэль кивнул, тяжело дыша через нос. — Я достиг больших успехов, но пока не выходит пройти испытание, — наконец пробормотал он. — Я не могу покинуть гору… — Но это не так плохо. Когда ты ее покинешь, тебе придётся… — Пятый снова не договорил. Это было очень эгоистично печалиться о таком, но он не хотел, чтобы Натаэль покидал гору. Ему предстояло стать Героем Закатного царства. Он уже был одет по моде родины своей матери. Как же было бы славно, будь он Героем с Вольных земель! С которым можно было бы привольно путешествовать, как с Даниэлем. Пятый был бы готов покинуть Пять сторон, чтобы быть с ним. Все равно с воспоминаниями Рэна и связью с Воеводой ему нет места в Благословенных землях. А не будь у Закатного царства Героя, Пятый мог бы не волноваться, что Настоятель и Второй не сдержат натиск врагов. Возможно они даже отвоюют назад Лорингам и долину Женского начала — меньшее, о чем мечтал Пятый. Хотя самой горячей его мечтой был город Парки… — Я давно решил, что не буду сражаться с Пятью сторонами, — Натаэль улыбнулся. — В Закатном царстве и так много проблем, мне будет чем заняться на благо народа. Разрозненность племен, междоусобицы горных князей, Чёрные земли на юге, где столетие назад свирепствовали некроманты, произвол шаманов. Я не поддержу войну. Пятый кивнул с кривой усмешкой. Даниэль тоже обещал договориться об этом, но Закатный царь был хитер. Вряд ли он бы позволил своему подданному вовсе отстраниться от восточного вопроса. Но как бы то ни было, им придётся разлучиться, едва Натаэль поступит на службу своего дяди царя. Пятый решил не думать об этом пока. Сейчас они были рядом, даже Даниэль ещё никуда не ушёл. Надо было насладиться этим моментом. И это была такая мелочь, что незрелый юный Герой не мог справляться со своей силой. Пятый, в конце концов, был не сахарный, боли от слишком крепких объятий не боялся, а переходить черту Натаэль не стал бы, он верил в это. Уже вечерело, когда они пришли к жилым пещерным залам, вдоволь наговорившись. Пятый откровенно рассказал обо всех своих приключениях, кроме, разумеется, ночи с Даниэлем. Натаэль поведал, какие среди духов ходили слухи, и подтвердил, что даже в призрачном мире неизвестно, кто Наследник, сколько сейчас ему лет и даже мужчина он в этой жизни или женщина. Впрочем, про Пятого эти слухи тоже начали ходить только с подачи Слепьяра. Видимо, монахи Пяти сторон заботились о том, чтобы Воевода и Наследник никак себя не выдавали с детства. — Значит, об этом знает только сам Скорпион? — задумчиво сказал Пятый, следуя за Натаэлем к просторной зале, где был накрыт семейный ужин. — И Слепьяр. — Настоятель знает, — напомнил Натаэль. — И я не сомневаюсь, Даниэлю и отцу тоже известно. — Марону? — удивился Пятый. Они вошли в пещеру, где ломился от яств круглый стол. Пятому это неприятно напомнило испытание с соблазнением пери. — А чего ты удивился? — вредным голосом спросил Цаки, который читал книжку, сидя в своём кресле. — Марон — Божество среди духов, ему известно всё, что происходит в земном мире. Если он не вмешивается, это не значит, что он не присматривает за всем. — Хочешь сказать, тебе известно тоже? — усмехнулся Пятый. — Ты чего смеешься?! — захлопнул книжку Цаки, рассердившись. — Дела мне нет до ваших Пяти сторон! Я сейчас другое изучаю! — Тебе, может, дела и нет, но заодно с Натаэлем ты изучил все, что в библиотеке было про Семь и Пять сторон. – В залу вплыла мать Натаэля, красавица Царевна Закатного царства. Не здороваясь с Пятым, она одарила его обжигающе ледяным взглядом. Цаки вперил в нее негодующий взгляд и тоже не стал приветствовать её. — Матушка, присаживайся, — Натаэль сам отодвинул ей стул. Мать ростом не доходила ему и до плеча. Пятый молча поклонился ей, вспомнив, что Тиль Дэ тоже была крошкой. Если бы она застала взрослого Даниэля, они бы рядом смотрелись так же. Вот только у нее не было такого высокомерного лица, как у Закатной царевны. Пятый не решился занять места за столом, ожидая, когда придут Даниэль с Мароном. Но Старый герой, как всегда улыбаясь, пришёл один, и сразу уселся в удобное кресло. — Настоящий семейный ужин! Не скрою, мечтал об этом. Тайрон, а ты чего не садишься? — Марон придёт позднее? — уточнил Пятый. — Зачем ему приходить? — цокнул языком Цаки, который с приходом Даниэля стал ещё угрюмее. — Я же здесь! Давайте, садитесь все, будем есть! Всей толпой, вместе с посторонними, то есть, с гостями, что уж. Он покосился на Пятого. — Раньше ты не брезговал делить со мной трапезу. — Тот сел рядом с Натаэлем. Цаки вооружился ножом и принялся, как хозяин, разделывать жареного барашка. Лучший кусок, который по древним традициям всегда давали самому старому и уважаемому члену застолья, он положил Даниэлю, потупив глаза. Царевна с усмешкой дожидалась своей женской порции. Натаэль разлил всем вина, первый кубок почтительно поднеся старшему брату. Потом поднес матери, а следом Пятому. — Эй, а почему ему раньше, чем мне? — возмутился Цаки. — Потому что почитает его как своего супруга, очевидно, — фыркнула царевна, покосившись на Даниэля. Натаэль смутился, но поставил кубок перед Пятым. — Было бы странно, почитать тебя как отца, Цаки, — примирительно сказал Натаэль. — Это пришлось бы делать и Старому герою Даниэлю. А мы оба тебя нянчили. — Я не помню, как он меня нянчил, — порозовев, отвел взгляд Цаки и сразу приложился к своему кубку, когда Натаэль налил ему. — Мы тут все родня, не надо ссориться из-за традиций, — рассмеялся Даниэль. — Когда у меня была семья, мы все друг друга кормили, чуть ли не в рот пихали самое вкусное, и никто не думал о старшинстве. Не считайте уж меня таким древним дедом. Если самая древняя душа среди нас у Цаки, то и Тайрон с памятью Рэна и открытой силой Воеводы старше остальных. Он взял сочный кусок барашка из своей тарелки и переложил его Цаки. — Прими от меня этот дар уважения и любви, — с улыбкой сказал он, глядя серьёзно.

***

Цаки стеснялся пересекаться с Даниэлем без посторонних. Что бы он ни говорил, он начал вспоминать их путешествие к горе. Как Даниэль катал его на карусели, как Цаки сидел у него на шее, крепко держась за волосы и глядя на уличные представления. Как они ели разные уличные вкусности, которых в горе никогда не бывало: яблоки в карамели, мясные пирожки, розовые прянички, острую густую похлебку с разными видами мяса. Как скакали на огромном белом жеребце, и ветер бил в лицо, заставляя Цаки визжать от восторга. И Цаки страшно не хотел с ним расставаться, хотя Даниэль и обещал ему встречу с чем-то очень чудесным. Марон и правда оказался чудесным, а Натаэль стал как любящий старший братик, но все равно Цаки горько плакал по ночам и звал Даниэля. Лишь потом он понял, что на его чувства влияет Марон. Цаки не всегда его понимал, но всегда чувствовал связь с ним. И Даниэль значил много, очень много для них обоих. «Почему ты пришёл так поздно?» Цаки так и не решился спросить. А Даниэль просто сказал, что любит его. И Цаки чуть не разревелся перед всеми, с трудом сдержавшись от такого позора. Больше всего ему не хотелось позориться перед царевной и перед Пятым — этими двумя высокомерными особами монарших кровей. По мнению Цаки, они стоили друг друга, две холодных, лицемерных лягушки, хотя Натаэль говорил, что их сходство оттого, что оба выросли во дворце, где нельзя показывать искренние чувства, всегда надо держать лицо и соблюдать немыслимые требования. Цаки злился, что Натаэль понимает многое лучше чем он и способен сочувствовать даже этим двоим. Ох уж этот Герой с сердечным узором! Но Даниэль был непревзойденным. Он смог сострадать даже ужасному монстру, древнему Змею. Цаки ходил вместе с ним и Натаэлем выпускать Змея под горой — Пятый, к счастью, не пожелал отправиться с ними. Маленькая черная змейка юркнула между камней, только ее и видели. Сила Марона должна была ее излечить и успокоить. А после Даниэль предложил Натаэлю вместе потренировать технику Двойного сердца, которую практиковали его старшие братья, два Дракона. Цаки не видел в этом смысла, ведь вряд ли Натаэль встретит еще Героя с сердечным узором, если только у Марона не появится ещё один сын, но пришёл посмотреть. Рано утром на морозном солнце два Героя, обнажённые по пояс, сливали свою силу в единое целое, создавая огромный слепящий сердечный узор между ними на всю тренировочную площадку. Цаки так залюбовался, что не заметил, как из горы вышел сонный Пятый. — Не смотри так на сыновей Марона, — буркнул Цаки, глядя как всклокоченный со сна принц прилип к ним взглядом, чуть слюну не пуская. Хотя Цаки был несправедлив к Пятому. Тот явно старался привести себя в порядок после пробуждения, но отравленные волосы, до сих пор отливающие синевой, стали непослушными, отчего он выглядел не прилизанным как обычно, а грубовато косматым. Цаки разглядел в его изящных чертах и отпечаток оборотня Рэна. Холодное бесстрастное лицо стало жестче, и в то же время порой проскальзывало выражение затравленного зверя. Цаки погордился своей проницательностью. — Разве на это можно смотреть без восхищения? — спокойно спросил Пятый, кутаясь в плащ. Между братьями полыхало солнце, жарче, чем в бледном холодном небе, но зрителям было зябко, так как площадка для тренировки незрелых Героев поглощала излучение силы вовне. Иначе от горы за эти тысячелетия и камня на камне бы не осталось. Мускулистые полуобнаженные тела братьев-Героев двигались слаженно, синхронно, горящие на все тело узоры еле различимо разных оттенков стали белыми на груди. И между двумя сердцами прорисовывался объемный узор сразу на нескольких уровнях высоты силы. Глаз человека мог различить лишь часть. Герои формировали узор медленно, линии и потоки силы перетекали тягуче, почти незаметно. И завершив его, по знаку Даниэля, Герои позволили ему вспыхнуть, занимая все пространство площадки. Даже через барьер Цаки и Пятый почувствовали волну силы до мурашек. Две мощные, но стройные фигуры застыли, как образы Божеств. Цаки захлопал в ладоши, и тут заметил Марона, что наблюдал со стороны в своём человеческом облике. Пятый, не видя его, присел на корточки, потирая холодные ладони. — Сказки не могли передать красоту этой техники, — промолвил он. Натаэль вдруг заметил его и так светло разулыбался, что у Цаки свело скулы. — Давно тут стоишь? Не замерз? — Натаэль спрыгнул с площадки и поймал ладони Пятого в светящиеся свои. Цаки сделал вид, что его тошнит. Даниэль усмехнулся, глядя на них, и пошёл к Марону. — Я немного изменил эту технику, чтобы ее можно было выполнять при разной силе узоров. Два Дракона вошли в полную гармонию, но это едва ли кому-то удастся повторить, — пояснил он отцу. Марон склонил голову, соглашаясь. Цаки не видел, чтобы он сказал Даниэлю хоть слово, и жутко жалел, что не присутствовал при их разговоре. Хотя Натаэль утверждал, что слова им обоим были не нужны. Великий дух и богоподобный Герой могли понять чувства друг друга на уровне намного выше человеческого сознания. Но Цаки все равно придумал несколько вариантов их беседы. Пятый заволновался, увидев Марона, и Цаки это понравилось. Не совсем потерял страх. Впрочем, осудить его за любовь сразу к двоим Героям было сложно после того, как Натаэль сравнил его с Лилимой, но она, в конце концов, была женщиной! Всё-таки заниматься мужеложством на горе было неправильно, и Цаки был рад, что Пятого на ночь погрузили в исцеляющий сон в пещере со светлыми потоками, чтобы оправился после боев. И Натаэль тоже провел ночь в усмиряющей плоть медитации. Пятый поднялся, опираясь на юного Героя. Вид у Натаэля был бестолковый и влюблённый, он обхаживал гостя как принцессу. И совсем не стеснялся присутствия отца, поправляя на Пятом плащ и чуть ли не прижимая к себе, как к печке. Впрочем, Марону дела до них не было, возможно, после встречи с Даниэлем. Вот и сейчас, когда все пошли греться в пещере, эти двое остались стоять вместе. Цаки устроился в своём большом кресле, которое, по воспоминаниям духов, при прежних женах обычно во время семейных встреч занимал Марон, и осторожно раскрыл альбом с Лилимой. Обложка уже потрепалась, но разворот с ее портретом был в идеальном состоянии — Цаки наложил на него защитные чары. Лилима одна занимала целый разворот, художник изобразил шесть ее портретов, а внизу золотой вязью на языке Порта чаек была записана ода в ее честь, прочитанная однажды экспромтом одним блестящим поэтом. Цаки считал, что эта ода лучше отражает ее натуру, чем исторические справки, порой нелестные и безжалостные к супруге троих Божественных героев. Оду он знал уже наизусть, и потому его взгляд сразу прилип к образу Лилимы. Та на каждом портрете стояла, сложив руки под грудью чашей, как было принято у служительниц Женского начала, и Цаки подозревал, что она и сама была непростой, хотя в истории и не упоминалось, чтобы она шла по пути духовного развития. Но как Лилима могла быть столь желанна и привлекательна для всех, несмотря на свою не слишком обычную внешность? Цаки не разделял мнение Царевны, что Лилима была некрасива, просто её внешность не вписывалась в глупые каноны красоты. «Рот большеват, глаза рыбьи», как характеризовали злопыхатели. Ещё говаривали, что у нее был длинный нос. Однако женщина на рисунке завораживала и цепляла сильнее любой полуобнаженной красотки-пери, пусть и была одета в скромное закрытое платье. Загадка в ее глазах не давала Цаки покоя. История гласила, что у художника, который нарисовал ее в тот год, после так дрожали руки, что все остальные портреты в альбоме пришлось рисовать его другу. Однако когда тот переписывал портрет Лилимы для самых драгоценных альбомов, заболел от любовной тоски и сам бросился к ней молить о встрече. — Это и есть тот прославленный альбом? — Пятый заглянул Цаки через плечо. Первым побуждением Цаки было захлопнуть альбом и отчитать нахала, но он быстро успокоил себя тем, что Пятый мужеложец и не осквернит образ Лилимы похотливыми мыслями. — Ты же художник. Скажи, она ведь красавица? — потребовал Цаки, показывая свою любимую женщину Пятому. — Черты ее необычны, но да, она красивая женщина, — спокойно подтвердил тот. — А этот художник настоящий талант, так что можно не сомневаться, он верно передал её красоту. У меня есть альбомы его руки. Просто зарисовки тушью, но я отдал за них целое состояние. Сейчас я подарил их младшему брату, он тоже увлекается живописью. — А ты не жадный, — одобрительно кивнул Цаки, довольный его ответом. Пятый поразглядывал изображение Лилимы и отошел к столу. Там Натаэль раскладывал книги, которые хотел с ним обсудить. У юного Героя не было подходящих приятелей в учебе, поэтому ему не терпелось обменяться с кем-то кроме Цаки и духов своими измышлениями. Вскоре к ним присоединился и Даниэль, хотя его рассуждения больше походили на рассказ учителя. Даже Цаки заслушался, когда тот говорил об особенностях внутренней политики по отношению к мелким племенам, а особенно – можно ли считать нечисть частью народа. — Современные государства созданы исключительно для человеческого рода, правительство вычеркнуло зверолюдей и нелюдей из числа их жителей. Люди пытаются жить так, словно только они населяют эти огромные территории. В маленьком, но духовно сильном государстве, таком как Пять сторон, получилось избавиться почти от всей нечисти, а остатки загнать в чащу и глушь. Но если монахи дадут слабину хоть на миг, в образовавшуюся брешь хлынет неудержимый поток. И это делает государство крайне зависимым от религии. В Закатном царстве зачистить земли от нечисти невозможно, но официально нечисть не имеет никаких прав и никакой ответственности перед царем. Отсюда получается, что большая часть населения огромной страны существует вне закона, а точнее, по своим законам, которые простым людям не всегда понятны. И шаманы, захватив полную власть среди этого населения, стали слишком большой силой. Если монахи в Пяти сторонах держат население в клетке, то шаманы терроризируют и насилуют страну, не встречая никакого отпора. Тогда как изначально духовная власть призвана была уравновешивать и гармонизировать вещественное и духовное. — Но я, как Божественный герой, смогу на это повлиять. — Натаэль задумчиво смотрел на карту Закатного царства, где лоскутами разных цветов были отмечены территории многочисленных племен, а рукой Даниэля подписаны области распространения разных видов нечисти. — Конечно, сможешь. Кто, если не ты? В Закатном царстве давно не было Героя, тебе предстоит огромная работа. Главное помни, что одних благих намерений не достаточно, — заметил Даниэль. — Прежде чем бросаться что-то делать, осознай, сколько существ будет в это вовлечено и сколько жертв будет на твоей совести. А жертвы будут. Порой ты сможешь только уменьшить их число, но не провести задуманное бескровно. И все же, ты должен всем сердцем стремиться к тому, чтобы их не было. Натаэль очень серьёзно кивнул, а Пятый сидел за его плечом, сложив руки на груди. Цаки видел, что тому не нравится разговор о Закатном царстве да и о монахах Пяти сторон, но из уважения к Даниэлю воздержался от колкости. — Значит, у тебя тоже бывало, когда ты пытался спасти многих и убивал тех, кого не следовало? — поинтересовался Цаки у Даниэля, глядя поверх альбома с Лилимой. — Да, — отвечал тот неторопливо, но без колебаний.

***

Зарина очнулась с ощущением, что ее долго били и поили помоями. Омерзительное ощущение, позабытое с тех пор, как Старый герой избавил ее от присосавшихся духов, таких загнивших и истлевших, словно целиком состояли из плесени и бельм, но страшно сильных. Зарина быстро задышала, чтобы убедиться, что она не связана, что грудь не давит и в теле не ощущается ничего инородного. И тут что-то мягко толкнуло ее под правую грудь. Опустив взгляд, она увидела свернувшегося в серый шарик Бубу, который дремал, вздрагивая и ворочаясь. И Зарина все вспомнила. Как они бежали от шаманов-воронов, таща за собой бесчувственное тело Учителя, как Зарина поняла, что их отпустили только потому, что его больше в этом теле нет. Бубу ничего не стал толком объяснять, но она уже знала, что он был предан не Учителю, а тому, кому принадлежало тело, и обрадовался, когда оно «очистилось» от вторженца. Зарине больше нечего было делать рядом с ними, но она решила остаться. Раз Учитель взял ее в ученицы, он её должен найти. И лучше держаться рядом с этим телом, сохранить хоть какую-то связь. Увы, перед самой ночью разгула нечисти, тело у них украли. Именно украли! Бубу, причитая, признался, что тот торговец монстрами, которого нанимал Колдун, давно точил на них зуб. Пришлось отправиться на поиски, не рассчитывая на успех. Впрочем, Зарина верила, что Учитель сам спасёт свое тело и не унывала в отличие от убитого горем Бубу. Они почти напали на след, когда наступила страшная ночь разгула нечисти. И надо же им было оказаться в центре шабаша! Зарина застонала, сжимая ладонями виски. Сколько времени прошло? Несколько часов, месяц, год?.. В бешеном вихре огней и пляски духов всплывали жуткие и завораживающие картинки. Обнажённая ведьма, поднятая на кол, но стонущая от удовольствия, размазывая по груди кровь, торги за тоненького шаманенка, искавшего себе духов для амулета, сатир, с торчащими вперёд толстыми рожками, с гоготом преследующий Зарину, пытаясь порвать на ней юбку. Демонический огонь, вызывающий жгучий зуд похоти, насекомые, которых ведьмы и шаманы запускали под кожу для нестерпимого удовольствия, от которого катались по земле, визжа громче духов. И подозрительная болотная водица, которую Зарина все же хлебнула, иначе не выпускали из хоровода, что кружил по небу, по земле и под землёй. Бубу проснулся и заоглядывался, смешно водя глазками. — Лайон… — хрипло сказал он, вытягивая из шарика лапки. — Где мы, а? — мрачно спросила Зарина. Они оказались в каком-то подполе, но крышка наверх, на свет, была открыта. Зарина поползла по лестнице, щурясь и путаясь в юбке, к счастью относительно целой. Бубу тяжело повис на подоле и тяжело вздыхал, стучась о перекладины бочком. Сверху послышалась визгливая ругань и такая грязная брань, что у Зарины заболели уши. Ведьма и знахарка, обнаженные по пояс, сцепились в драке, царапая и таская друг друга за космы, не обращая внимания на болтающиеся груди. Зарина немного полюбовалась на драку и красные рисунки на тощей спине ведьмы и вышла из сарая, стряхивая с себя сено. На улице было морозно. Странно, как Зарина не околела в подполе, но видимо ее грел Бубу. Или то пойло. Зарина и не пыталась искать свою котомку или плащ. Надо было разузнать, где они очутились и как тут можно заработать на хлеб и крышу над головой. Зарина вышла из заметенного снегом огородика во двор перед трактиром. Окна и двери были плотно закрыты, но пахло едой, значит люди тут жили. Зарина хотела постучать в дверь, когда Бубу, пискнув, нырнул ей под юбку. Девушка оглянулась. По пустынной дороге медленно шел конь. У Зарины был необычайный слух, но она не слышала даже чтобы снежинки хрустели под его копытами. Ее сразу бросило в такую дрожь, что зубы застучали. Сидящий на коне всадник медленно повернул голову в ее сторону. Тёмный огонь его глаз дрожал красноватым маревом. Призрачный герой. Зарина сразу вспомнила, что видела его в эту проклятую ночь. Когда он появился, бесчинства замерли, никто не смел и шевельнуться в поле его зрения, только шептали «Призрачный герой! Ай, Призрачный герой!» Но Зарина не видела, куда он делся, равно как и откуда взялся. «Не смотри на меня… Не смотри… Я невкусная…» — бормотала про себя Зарина. Герой отвернулся, и его конь отправился дальше. Не успела Зарина выдохнуть, в ее юбке закопошился Бубу. — Я чую Лайона, — сообщил он. — Там. И показал лапкой в ту сторону, куда ушел Призрачный герой! Набросив на плечи старую конскую попону, чтобы совсем не одубеть, Зарина, приседая, кралась к рощице, где исчез Призрачный герой. Бубу дрожал у нее за плечами — конечно не от холода, а от страха. А услышав знакомый голос даже подпрыгнул, почти залезая на голову. Сердце Зарины радостно скакнуло как Бубу. Это был Колдун! Учитель! — Древнейший шаман не простит Шаа, что тот атаковал его единственного сына, — второй голос, вырывавшийся явно из нечеловеческой глотки конечно принадлежал Призрачному герою. — Гризель до сих пор не оправился после сражения с ним. — Мальчишка прикидывается больным, чтобы отдохнуть от дел, — глухо проговорил Колдун. — Если бы Шаа хотел ему по-настоящему навредить, его бы не было в живых. Пара ударов когтями будут ему хорошим уроком. — Ты не просил Шаа его атаковать, но просил задержать. Это из-за тебя он угодил на Призрачный суд. — Голос Героя звучал угрожающе. — Шаа — один из древнейших духов, он не должен пострадать из-за тебя. — Предлагаешь мне самому пострадать за духа, которому больше пяти тысяч лет? Что тогда останется от моей души, — рассмеялся Колдун. Зарина в ужасе прижала ладонь ко рту. — Ты человек. Умри ты — и твоя душа вернётся для перерождения, стремясь на небеса. Если погибнет Шаа, его сила уйдёт в Призрачный мир без остатка. И для него не будет надежды. — Он не погибнет. У древнейшего шамана не выйдет его обвинить, Шаа помогал воссоединиться Воеводе и армии духов. Воевода важнее Призрачному миру, чем Гризель. Древнейший шаман сможет его только заточить. А я без труда освобожу его, когда покончу с одним делом. Зарина возмутилась. Зачем этому Герою Шаа? Он же не его шаман, чтобы так переживать и предлагать ее Учителю погибнуть за него. — Даю тебе полгода, — Герой прошел мимо, едва не задев Колдуна плечом. Тот стоял прямо, но стоило Герою исчезнуть, покачнулся. Бубу сразу кинулся к нему, на бегу перекидываясь в паренька. — Ты ранен! Зарина побежала следом. На одежде Колдуна и правда была кровь, словно его пару раз вытянули кнутом поперек туловища. — Поганый торгаш пытался усмирить эту тварь, — усмехнулся сквозь боль Колдун. — Трус, успел сбежать, едва понял, что я вернулся. — Тварь? — уточнила Зарина, осматривая вздувшиеся рубцы под порванной тканью. — Эта тварь. Чьё тело я занял, — Колдун показал когтистым пальцем себе на голову. — Когда-то он был человеком, который умирал немыслимо жуткой смертью. Но не умер. Он потерял память, рассудок, насквозь пропитался призрачной силой, ибо духовной в его теле не осталось и капли. Призрачная сила придала ему небывалую мощь, а стоит ему лишь отведать человеческого мяса, и эта мощь возрастет стократно и уже ничто не остановит его от превращения в демона. Колдун с усмешкой откинул с лица седую прядь. — Этого не случится, — возразил Бубу. — Я присматриваю за ним и скоро очищу от скверны. — Без моей помощи ты бы провозился многие годы, — равнодушно заметил Колдун. — Моя душа быстро залечивает его раны, когда он будет мне не нужен, вскоре придет в себя. Зарина тайком понадеялась, что это произойдёт не скоро. Как же она будет его искать, если он исчезнет насовсем? — Ты помогаешь твари, — с уважением произнесла она. — Спасибо тебе за это. — Мне просто подходит это тело. И ещё мелкий дух за ним присматривает, когда я ухожу. Но да, я не желаю Лайону вреда. Он заслуживает пробуждения. Зарина зябко поежилась, пытаясь закутаться в попону. — И заботишься о духе. Не любой шаман позаботился бы даже о духе своего амулета, — пробормотала она, вспомнив их разговор. — Но зачем Шаа Призрачному герою? Кто он вообще такой? — Шаа… Спас его однажды, когда тот был маленьким. Убил всех его обидчиков. — На губах Колдуна заиграла тонкая улыбка. — Иногда он откликается на мольбы детей. — И что берет взамен? — недоверчиво изогнула бровь Зарина. — Жизнь, разумеется. Жизнь служения ему одному. Но Героя он бы не подчинил. — Почему его зовут Героем? Он же не настоящий Герой? — Зарина не понимала. — Настоящий. Только Призрачный. Когда высокий дух, Божество или стихия порождает с человеком ребёнка, появляется Герой. Но для его рождения нужна Божественная утроба, иначе женщина не сможет зачать от духа, и Богиня не сможет зачать от мужчины. А Божественная утроба, как тебе известно, сливается с женской маткой. Если ее нет, можно создать только Призрачную утробу, которая позволит родить и выносить дитя, какое бы ни было у родителей тело. Так появился и этот Герой. Его отец — дух действующего вулкана. Но родил его мужчина. Зарина покачала головой. — Разве от таких союзов не рождается нечисть? — Для людей все, кто не человек — нечисть, — прошелестел Колдун. — В его теле нет духовных каналов, только призрачные. Ему не суждено стать Божественным героем и вознестись при жизни, проживи он хоть тысячу лет, он может стать лишь духом либо демоном, если не пожелает переродиться человеком, чтобы обзавестись душой. Но он сын высокого духа, и потому даже люди однажды признали его Героем. Много-много лет назад. В Призрачном мире его и теперь все чествуют как Героя. Для ныне живущих людей же он известен как Чёрный колдун. Чёрный колдун! Тот самый, из сказок, казалось, древних, как кладбище, где стояло селение Зарины. Но, словно уловив ее потрясение, Учитель рассмеялся. — Конечно, ему не тысячи лет. Он моложе Старого героя, которого мы встретили во Враньем граде. Призрачный герой — ученик древнего Чёрного колдуна, а тот был учеником древнейшего. Однажды и у Призрачного героя будет ученик и преемник… Голос Колдуна затих. Он вздохнул от боли. — Нам нужны лекарства, — всплеснула руками Зарина, опомнившись. — Учитель, простите… Мы потеряли ваш сундук… И одежду тоже. Только Бубу не нуждался в одежде, он научился принимать тот вид, какой имел до последнего развоплощения, и теперь был одет просто, скромно, но тепло. А Зарина и Колдун мерзли в рваных тряпках. — Поживимся в деревне, — сказал Колдун. — Вряд ли… Я видела Ведьму и Знахарку, кажется, они довольно сильные. Они бы справились с мелкими проблемами селян, а крупными тут не пахнет, — вздохнула Зарина. Колдун повёл в воздухе когтистой ладонью. — Скоро тут появится кровавый дух, с ним без нас никто не справится, — сказал он, помолчав. — Нам хорошо заплатят и дадут все, что нужно. Зарина, поразмыслив, решила, что у него наверняка среди знакомых кровавых духов был не только Шаа. И это был неплохой вариант.