Сказание о семи принцах

Лави пыталась выскользнуть из лагерного храма незамеченной, но едва просунулась в щель между полотнищами, увидела перед собой двоих недружелюбных монахов. — Кого искал? — резко бросил один из них. — Свечки ставил… — прохрипела Лави и вымелась прочь из палатки, поднырнув под тяжёлой рукой. Сердце колотилось как боевой барабан. Лави очень нужна была помощь Небес, но обращаться к монахам она боялась. Те наверняка сразу бы раскусили, что она девушка, как и старых монах на Севере, которому она рассказала про водную фею. Поэтому Лави забегала в храм, когда там никого не было, быстро молилась, оставляла монетки за талисманы и ложилась спать, налепив их себе на лоб. Видимо, талисманы помогали. Кошмары, где она убегала от окровавленных тел, утопая по пояс в кровавом болоте, прекратились. Пропал и привкус крови во рту по утрам. Но ей было страшно. Страшно засыпать, страшно, что из чашки, которую она возьмёт, начнёт выливаться через край кровь, как из раны, если поврежден крупный сосуд — Лави частенько помогала с ранеными и насмотрелась на это. Ей было знакомо ощущение, как по пальцам, которыми она держала тряпочку, силясь остановить кровь, та стекала липкими ручейками. Теперь оно мучило ее постоянно. К счастью, стычек с Закатной армией давно не было — Лави просто не могла заставить себя смотреть на кровь, и держалась подальше от кухни, когда там разделывали мясо. Терпеть это она уже просто не могла. — Не надо было принимать помощь шамана… — проскулила Лави, садясь в уголке между обозами и зажимая в кулаке талисман. Других идей, чем она заслужила такую напасть, у неё не было. — Солдат. Чего прячешься? — Из-за обоза вдруг показался крепкий мужчина в сером плаще и чисто выбритой головой. — Наставник Дилан? — охнула Лави. Конечно, она его знала, наслышана была о его крутом нраве, поэтому сразу вскочила на ноги и поклонилась. — Что ты там толковал про помощь шамана? — прямо спросил Дилан, упираясь рукой в набитый мешок на обозе, преграждая путь к побегу. — Ничего… То есть… Простите… — Лави трясло от страха. Хотя она ведь уже каялась Настоятелю? — Я в том году болел… И меня подлечил шаман. Я был потом в храме, клянусь! Но в последнее время… Меня мучают кровавые кошмары. Я раньше не боялся крови, повидал ее много. Но теперь она… везде… Она сама не знала, зачем все ему вывалила. Просто устала от страха и бессонницы. — Давай я на тебя посмотрю. Чего глаза вылупил? Я тоже был монахом. — Дилан сложил руки на животе, а Лави запоздало поняла, что он тоже может ее раскусить. Но деваться было уже некуда. — Одержателей за тобой нет, шаманских вервий тоже. Ты не оборотень и не ведьмак… Так… Его серые глаза вдруг расширились. — Что? Что со мной? — пролепетала Лави. — Ты и сам знаешь. Точнее, сама. Ты женщина, — удивлённо заметил Дилан. Голос его дрогнул. Лави закрыла руками рот. — Так… Ладно. К проблеме это не относится. Кто-то навёл на тебя сильную порчу, почти проклятие. На смерть. Я вижу её следы, но она исчезла. Талисманы бы от нее не спасли. Кто тебе помог? — Клянусь, Наставник, я просто ставил свечки и спал с талисманами, — прошептала Лави, жарко краснея от стыда. Он знает! И кому он теперь расскажет? Видимо, всем. Но большей бедой бы стало, реши он, что она продолжает общаться с шаманами. Дилан прикрыл глаза, наставив на неё ладонь, и Лави ощутила жаркую волну по всему телу. — Странно. Впервые вижу подобное. Порчу не сводили, она исчезла сама. Хотя она должна была действовать и после смерти того, кто ее навёл. — Дилан задумался. — Видимо, он или те силы, которые тебя атаковали, передумали. Или кто-то уничтожил духа, вредившего тебе. Все равно тебе нужна защита. Кто передумал раз, может передумать снова. Лави опустила глаза. Кажется, Дилана не разозлило, что она девушка. — Хочешь жить — приобрети мощный защитный оберег и попроси помощи у Небес. Порча может вернуться. — Дилан развернулся, словно собирался уходить, но помедлил. — Под чьим началом служишь? Я не слышал о солдатке. Или недавно приехала с севера? Лави всегда грело, когда в ней сразу узнавали северянку, но сейчас было не до того. — Наставник… Я скрываю, что женщина, — пробормотала она. — Я всей душой хочу служить в армии, но… Боюсь домогательств. Лави ожидала, что Дилан ее обвинит в неуважении к сослуживцам, которых огульно назвала насильниками, и приготовилась рассказывать историю двухгодичной давности, которая привела к ее знакомству с генералом. Но Дилан, поразмыслив, кивнул и пошёл прочь. Лави чуть не сползла на землю, так ослабели ее ноги. Итак, ей надо было добыть защитный оберег. Лави пересчитала остатки жалования и поняла, что ей не хватит и на две свечки из дорогого воска. Оставалось идти к монахам. Она решилась только к вечеру, когда в лагере стемнело. Темнота ее пугала, хоть Дилан и сказал, что проклятие исчезло. Но могло вернуться, ведь его не могли навести по ошибке! Лави не представляла, откуда бы у нее взялся такой сильный враг, но в то, что некий враг, так люто желая ей смерти, передумал, верилось ещё меньше. — Можете мне дать хороший защитный оберег от проклятий на смерть? — робко попросила она одного из двух высоких, суровых боевых монахов. — Зачем тебе? Для кого? — медленно спросил один из них, окинув её беглым взглядом. — На тебе нет проклятия. — Наставник Дилан сказал, что мне надо. — Сам наставник Дилан? — Второй монах, постарше, шагнул к ней, и Лави невольно отпрянула. — Что он в тебе такого увидел? Постой. Мы тебя проверим. — Наставник Дилан уже проверил! — Лави сложила руки перед грудью. — Прошу вас, мне не хватит денег купить оберег самому. — Хочешь сказать, я разбираюсь хуже твоего Дилана? — скривился пожилой боевой монах. — Он даже не монах. А ну встал тут, на свету! Лави перепугалась. Монахов злить не стоило! И убегать теперь было опасно. Она выпятила подбородок и шагнула на свет, молясь небесам, чтобы они не раскусили ее так же быстро, как Дилан и тот старый монах с Севера. Монахи придирчиво ее оглядели вдвоём и насмешливо переглянулись. — Наставник Дилан совсем перестал мышей ловить, — фыркнул младший. — Нет у тебя ничего, иди с миром. Кому ты нужен, чтобы тебе проклятие на смерть делали, — махнул рукой старший. — Или совесть нечиста? Лави торопливо поклонилась и поспешила прочь, напоровшись животом на изгородь. Кажется, они и правда не так хороши в подобных вещах, ей на счастье! Конечно, как боевые монахи они были сильны, но наставник Дилан знал больше, недаром он воспитывал четверых принцев, и один из них стал самим Настоятелем! Пусть ученик превзошёл учителя, Наставника Дилана все уважали. Почти все. Лави с грустью думала о его загубленной судьбе, руководя разгрузкой обоза. Дилан пострадал за свою любовь к принцу. Такой большой человек. И все же Лави немного ему завидовала, представляя их рядом с генералом Ястребом. На людях они не показывали свои отношения, но по рассказам солдат грубый Третий господин Дарени шелком стелился перед Наставником. За такую любовь можно и пожертвовать саном? Или Лави как глупая женщина ничего не понимает?.. — Лав, подойди. Лави только присела отдохнуть на пыльный мешок, когда ее окликнул такой знакомый низкий голос. Генерал Реган стоял в свете факелов, его суровое лицо казалось выточенным из камня. Лави снова ощутила слабость в ногах, подходя к нему с опаской. Почему он позвал ее так внезапно?.. После того признания они не встречались. Случайность ли, что он подошёл, когда его Наставник узнал, что она женщина? К счастью, наступили холода, и тощее тело Лави скрывала зимняя одежда. Реган протянул руку, когда Лави с опаской подошла ближе. В ней что-то было, и Лави, помедлив, протянула руку в ответ. Она гордилась своими сильными ладонями, но по сравнению с крупной изящной кистью Регана, ее рука казалась маленькой. И в нее опустились тяжелые каменные четки. — Это оберег. Достаточно сильный, чтобы защитить от кровавого духа, — спокойно сказал генерал. Лави, потеряв дар речи, провела пальцем по крупной бусине с вырезанным фамильным знаком Ливэри. Она не знала названия камней, из которых были сделаны бусины, но понимала, что стоили они целое состояние. Тем более с этим знаком… — Как бы сильна ни была атака, ты выживешь и сможешь позвать на помощь. Мелкие духи и близко не сунутся, — сказал генерал, глядя, как она таращится на четки. — Генерал, я не могу… Это слишком дорогая вещь… Это драгоценность. Мне даже жизнью не оплатить ее стоимость… — пробубнила Лави. — Ты не знаешь цену жизни? Эти четки не товар, мне бы и в голову не пришло их оценивать деньгами. Но за то, чтобы мне не пришлось вновь терять человека от тёмных тварей, я бы отдал и больше. — бесцветно проговорил Реган. Лави осознала: он имел в виду своего супруга, которого духи разорвали так яростно, что не осталось и кусочка плоти. Кем бы ни была она, узнай Реган о смерти Лава, разве это не было бы отравленным кинжалом в его сердце? Ведь он и правда его полюбил. — Я буду всегда держать его при себе, — торопливо сказала она. — Я буду осторожен, генерал! Реган кивнул и, не глядя на нее, пошёл прочь. Ночью в своей палатке Лави снова не могла уснуть, но ей больше не было страшно. Она прижимала к сердцу тяжёлые четки, гладила их и подносила к губам пульсирующий как живой камень с узором Ливэри. В ее руках он нагрелся раньше, чем остальные бусины. Это был первый подарок Регана, и он был бесценен для нее, даже не будь таким дорогим. Мелькала мысль, что Реган мог услышать о ее нужде от Дилана, ведь монахи лагеря не знали про кровавого духа, но тогда он бы узнал и что она женщина… И уже не посмотрел бы на нее так… Или ему бы было все равно? Жаркая надежда разгоралась, опаляя грудь Лави, и тут же гасла. Это было невозможно. Реган не мог бы любить женщину. Пусть проклятие и сняли, но Третий продолжал любить Наставника, да и Реган хотел Лава лишь как мужчину. Лави намотала четки на пальцы, вспоминая как они тонули в руках Регана. Два года назад при первой встрече она прочувствовала, какие эти руки бывали железные и безжалостные, когда он хотел причинить боль… Но больше он не касался ее так грубо. И как бы крепко ее ни сжимали его руки, Лави знала, что всегда сможет освободиться, если пожелает. «Но небеса свидетели, я бы не хотела вырываться», — подумала она, целуя горячие четки.

***

Гризель уже пару дней прохлаждался в мастерской своего любовника. Год назад, после возвращения из Пяти сторон прежде робкий юный шаман быстро сориентировался, как найти полезные для тела развлечения на родине. Сначала, правда, он по проторенной дорожке уложил в постель пятисторонца. И не кого-то, а собственного ученика, хозяина Кунчика, причем во время его полного слияния с духом. Ушлый оборотень сам с готовностью подставился ему, курлыча по-звериному, но Гризель быстро понял, что тот скорее бесстыж, нежели действительно любит делить ложе с мужчинами. Гризель смело шагнул в омут… и обнаружил, что с земляками поладить даже легче! Как с шаманами, так и с обычными людьми удавалось договориться без околичностей. Оказалось, в Закатном царстве мужеложцы скрывались ещё меньше, чем в Пяти сторонах, и даже чувствовали себя свободнее. Веками насаждаемое уважение к особенностями правящей семьи, которое все же шло вразрез с требованиями религии, не могло сравниться с трезвым расчетом и безразличием к средствам, если цель не подрывала основы государства. Потому, невзирая на формальный запрет, любой, кто хотел получить удовольствие, получал его. Если не становился жертвой кого-то другого, более богатого и сильного. Гризель быстро нашёл своих, оторвался, получил нагоняй от учителя за то, что уделяет меньше времени занятиям, и вернулся в обычное русло течения своей жизни, наполненной тяжелым трудом и редкими приятными ночными приключениями. И теперь, получив ранение в схватке с Шаа, он и вовсе отправился поправлять здоровье отнюдь не в самое целебное место — в рабочий квартал Парки. С Жозе он недавно познакомился там, где уж никак не ожидал найти любовника — в царских палатах. Длинноногого юношу приволокли солдаты, его одежда была не в порядке, на раскрытой груди красовались засосы. Солдаты посмеивались, что стащили его со сладкого шлюшонка, и Гризель, проходя мимо, невольно заинтересовался. Многим было суждено сгинуть без следа после попадание во дворец. Но внимание Гризеля спасло юному мужеложцу жизнь. Гризель выяснил, что этот пленник — мастер на все руки, создатель механических игрушек и настоящий автор многих изобретений с черного рынка, которого давно не могли отыскать. При этом он наотрез отказался сотрудничать с царскими оружейными, несомненно из глупости и юношеской пылкости, и принудить его решили обычными зверскими методами. К счастью, заинтересовались им советник и одна из принцесс, а не царь или наследник, потому Гризелю было не так сложно, злоупотребив своим положением сына древнейшего шамана, освободить Жозе, утверждая, что чёрные шаманы тоже давно хотели его заполучить. Учитель даже не сразу нашёл слова, чтобы его обругать, но в этот раз махнул рукой. Жозе починил все двери в его доме, снабдив их особыми механизмами для плавности и бесшумности, сколотил кресло-качалку для кормилицы Гризеля и новый стол в лабораторию. После чего его, уже бесполезного для всемогущих чёрных шаманов, отправили домой восвояси, наградив защитным амулетом, чтобы никто на него больше не покушался. Разумеется, кроме самого Гризеля, который убедился, что при всей своей гениальности, членом и ртом Жозе работает даже лучше, чем мозгами. Гризель валялся в его мастерской на продавленной лежанке, повидавшей не один десяток любовников, и, играясь с небольшим кусочком золота, любовался на темно-каштановые кудри Жозе, блестящие в тусклом свете осеннего солнца. Жозе склонился над хитроумным замком, который мастерил на заказ для одного известного по всему Закатному царству князя. Точеные лопатки двигались под небрежно наброшенной белой рубахой, напоминая сложенные крылья лебедя. Гризель становился поэтом, думая о своём любовнике. Но тяжесть бездушного металла в руке напоминала о делах. — Я опробовал ту кислоту на проклятом золоте, но она берет его только в виде слитков. На храмовой утвари не срабатывает эта твоя «реакция», — проворчал он, почесывая повязку на груди, под которой ещё кровоточили и зудели раны от лапы Шаа. — Жаль, что не сработало. Придётся ждать, когда Слепьяр сподобится завершить свое исследование. Давно его нигде не видно. А повлиять на него даже Учитель не может. Высший шаман не имеет права спрашивать с высшего шамана. — Ты мне не доверяешь? — промычал Жозе, держащий в губах перышко. Он озабоченно вглядывался внутрь замка. — Любое сложное уравнение можно рассчитать, если разбить задачу на мелкие. Это просто значит, что мы учли не все показатели. — И как ты собрался рассчитывать духовную силу ритуальной утвари? — усмехнулся Гризель. — И что сделаешь, если рассчитаешь? — Я тут уже кое-что изучил. Жозе прокрутился на своём стуле, и, оттолкнувшись ногой, подъехал на нем же к лежанке — стул был оснащен колесиками. — За единицу измерения принял один простой позолоченный подсвечник, не предназначенный для использования в службах и ритуалах, только что изготовленный, освященный в мастерской, но ещё не установленный в храме. По твоим же словам он обладает некой духовной силой, однако моя кислота на него действует. Так как ваш алхимик появился не больше года назад, духовная сила утвари не превысит вычисленного мною предела. Это сила годовалого храмового колокола, в состав сплава которого тоже входит золото. Насколько я выяснил, сильнее колоколов среди храмовых артефактов нет. Считается, что их подделать невозможно, но я решил учесть предельную прочность. Итак, я рассчитал, какую магическую силу надо придать моей кислоте для преодоления этой защиты. Это магическая сила высшего шамана третьей степени. Гризель слушал болтовню Жозе внимательно, но лишь до последних его слов. — Душа моя, что за шаманы третьей степени? — фыркнул он. — Ещё и высшие! Отродясь не слышал, чтобы у высших шаманов были какие-то степени. Это и есть высший ранг, потому они так и называются! Это некий переходный этап, после которого шаман становится недосягаем. — Недосягаем? Для кого? — Жозе скатился со стула к нему под бок и разлегся, положив ногу на ногу и покачивая небольшой грязноватой ступней. — Не ты ли говорил, что твой учитель один из сильнейших высших шаманов? Значит, их различают по силе. Как и Божественных героев. Это не лишено смысла. — Ни высшие шаманы, ни Герои друг с другом не воюют, — возразил Гризель, запуская пальцы в его мягкие кудри. — И это не значит, что они не могут. Просто на их уровне им очевидна разница в силах без измерений, нет необходимости в поединке. Но нам, простым смертным, для удобства лучше понимать, как высчитывать их силу. Гризель расхохотался. — Как ты можешь так легко вычислить силу шамана или Героя? Ты совсем помешался на своих циферках! — Конечно, это не легко, — вздохнул Жозе. — Так много переменных, что я бессилен сделать точные расчёты. К тому же шаманы и Герои остаются людьми, так что уровень их сил не будет расти линейно. Они могут терять силы или достигать пиков. Чтобы это рассчитать, мне не хватает понимания всех процессов. Но среднее значение силы я могу предсказать. Плюс колебания, обычные и предельные для каждого уровня. Я написал уравнение, вот только чтобы подставлять значения мне нужна твоя помощь. В основном, исходя из твоих слов, важны три параметра: количество духов, объем энергии, которой шаман обменялся с призрачным миром и опыт души. В итоге мы получаем довольно точные данные, с которыми можно работать. Жозе был доволен собой. Не замечая, что Гризель потерял дар речи, он продолжал: — Прежде всего я предварительно вычислил, каковы должны быть эти параметры, чтобы человек достиг ранга высшего шамана, и для удобства разделил на шесть степеней, где первая степень начальная, а шестая — твой отец. Я не стал называть эту степень высшей, ведь ныне жив Воевода и может проснуться Наследник. Не исключено, что они могут быть шаманами седьмой степени. Цифра семь священна, так что я посчитал это забавным… — Да зачем ты вообще в это сунулся! Что за ерунду ты несёшь! — в сердцах воскликнул Гризель, рывком садясь. — Хочешь, чтобы на тебя ещё и шаманы охотились? Занимаешься своей наукой, зачем лезть в магию? — Из-за тебя сунулся, — усмехнулся Жозе. — Раньше мне дела не было до магии. Хотя я и понимаю, что всё в этом мире подчиняется строгим законам, как и все считал, что магия непостижима, и просто ее не касался. Но вот ты попросил меня попробовать создать зелье для выявления твоего «проклятого золота», и я открыл для себя новый горизонт! — Это магия, алхимия! — припечатал Гризель. — Именно то, чем занимается Слепьяр. Разобраться быстрее, чем он, ты не сможешь. — Чушь! Это наука, душа моя! Пусть я не могу, как твой Слепьяр, увидеть, как это золото создано, кровь девственницы, моча кролика или что там ещё, но я рассчитал силу, которая разрушит защиту любой храмовой утвари. И твой учитель этой силой обладает! Я навскидку присваиваю ему четвёртый ранг… — Если бы все было так просто! — воскликнул Гризель и охнул, потерев грудь. — Я правда не понимаю почти ничего, о чем ты толкуешь. Как вообще можно рассчитать опыт души? Но боюсь, высшим шаманам не понравится ход твоих мыслей. А с ними связываться опаснее, чем с царской семьёй. — У меня есть ты, — улыбнулся Жозе, обнимая его за живот. — Скажешь, что я работаю на вас. Ведь главное, чтобы мои расчеты не попали врагам? А я никому кроме тебя о них не расскажу. И я не знаю ни одного ученого в Закатном царстве, кто бы разобрал мои уравнения. В Порте чаек, возможно… — Я не от всего смогу тебя защитить, — грустно сказал Гризель. Жозе, притихнув, потрогал край повязки на его груди. — А я вот чего не понимаю. Этот дух ранил тебя в призрачном мире. Ты не встречался с ним наяву. Как же его сила распорола тебе грудь? — перевёл он тему. — Вот видишь, сколько всего ты не понимаешь, — проворчал Гризель, осторожно прижимаясь к нему, чтобы не повредить рану. — Духовными и призрачными силами можно убить. Поэтому и работают порчи и проклятия. Моя душа связана с телом. Для такого духа как Шаа несложно убить человека, не прикасаясь к нему. — Мм… Дух смерти, — закатил глаза Жозе. — Объясни, почему ты называл его духом смерти? Ведь ему, по твоим словам, чуть больше пяти тысяч лет. Существа и раньше умирали. Смерть не появилась пять тысяч лет назад. — Конечно, умирали! Нет, Шаа лишь отдалённо связан с самой Смертью. Но всё понятно из истории его появления. — Гризель убрал с лица Жозе шальной локон, поцеловал пышущую румянцем щеку и взялся слабыми руками заплетать ему косичку. — Когда на месте нынешних Вольных земель погибала огромная цивилизация Девятиречья, кровь текла рекой, войны и пожары не прекращались. И после одной особо чудовищной битвы огромная долина была завалена телами погибших вперемешку с тяжелораненными. Густой запах крови и смерти наполнил всю долину. И в нем звучали стоны и мольбы. Мольбы о быстрой смерти и проклятия в сторону врагов… И тогда в кровавом смрадном тумане появилась фигура духа. Его тело было сплетено из этого тумана, из отчаянной жажды смерти и мести. Он прошёлся по всему полю, даруя умирающим легкую смерть, обещая им отомстить, и… впитывая силу их душ. После этого новорожденный, но уже страшно сильный дух пошёл по свету, неся за собой смерть. Когда Девятиречье пало, он настолько напился крови и смерти, что прекратил массовые убийства. Несколько столетий просуществовал культ Шаа, тогда были созданы его символы. Но он не заботился о сохранении культа, его постепенно уничтожили шаманы. Самому Шаа хватало смертей, это всегда было изобильной жатвой. Он дарует долгожданную смерть, но душа умершего отдает ему слишком много сил и веками не может переродиться. Он откликается на мольбы беспомощных, которых истязают, и убивает их мучителей. Обычно его просители женщины, старики и дети. Шаа никогда не помогает сильным, они прекрасно справляются и без него. Сильных он любит убивать. Но те, кто просил его о помощи, остаются на всю жизнь прочно связаны с ним… — Жуть какая… — пробормотал Жозе. — Как же этот монстр стал духом Слепьяра? — Раньше он был духом его учителя. — Гризель покачал головой. — В этой истории много загадок. Как он согласился служить шаману? Как он перешёл от учителя к ученику, которого тот истязал? Если бы Слепьяр убил учителя с помощью Шаа и прибрал к рукам его и остальных духов, даже будь это местью, Призрачный суд бы его не пощадил… В любом случае я рад, что Шаа сейчас запечатан и не может больше никому навредить. — Он сейчас под контролем призрачного суда… Гризэл! Проводи меня к нему! Мне надо кое-что проверить! А-ау… — Жозе вскрикнул, Гризель от неожиданности больно дёрнул его за волосы. — Увидеть духа смерти? Да ты совсем спятил! — Вот скажи мне, что может пойти не так? — потребовал Жозе. — Его запечатали ненадёжно? Ты будешь со мной, и я обещаю, буду во всем тебя слушаться. — Я не хочу, чтобы ты вообще связывался с призрачным миром, — попытался вразумить тот. — Будешь заниматься своими поделками и математикой, целее останешься. — Гризэл, душа моя… Мне надо опробовать свой измерительный прибор на мощность призрачной силы… Так я смог бы усовершенствовать свои расчёты… Говоря все ниже и тише, Жозе поглаживал член Гризеля поверх тонкого белья. Чёрные глаза блестели, Жозе мягко увлажнил губы языком и поцеловал толстый ствол через ткань, продолжая щекотно бормотать. Спустя пару часов Гризель размяк настолько, что согласился позволить ему измерения призрачной силы и взять его с собой. В конце концов достаточно было скрепленного кровью обета, и Жозе не смог бы обсуждать свои изобретения ни с кем кроме Гризеля, а тот никому не позволил бы о них узнать. Ведь эти изобретения и правда были полезны, отец бы посоветовал не брезговать средствами. И если прикинуть, Шаа был запечатан и впрямь на совесть. Ни он не смог бы вырваться, ни кто-то другой не сумел бы преодолеть барьер и на волос, будь это хоть сам Слепьяр, его шаман. — Не вздумай его дразнить. Молчи и высовывайся, — учил Гризель Жозе, прижимавшего к груди мешок с прибором, ведя его по казематам Парки к тюрьме, что располагалась под главным капищем. Это капище, конечно же, было древнее и города, и Семи сторон, но с самого основания Парки было надёжно спрятано от властей. Лишь после захвата города Закатными племенами оно обрело былое величие. Гризель без опаски привёл в это место Жозе. Хотя тёмные переходы не были лабиринтом, грань между реальным и призрачным миром была столь тонка, что вновь пройти этой же дорогой без провожатого и не угодить в ловушку обычный человек не смог бы. Жозе об этого тоже был предупрежден. — Я только запущу свой прибор, — глухо отвечал тот из-под плотной повязки, закрывающей лицо. В какой момент они оказались в призрачном мире Жозе и не заметил. — Амулет нагрелся. Так и должно быть? Гризель усмехнулся и взял его за руку. Пальцы юного шамана как всегда в призрачном мире обзавелись длинными крепкими когтями. — Мы покинули мир людей. Амулет, который он повесил Жозе на шею, и правда включился сам собой и стал горячим. Зато юноша не ощущал неудобства, оказавшись в чужеродном пространстве. Они медленно шли по коридору, пока нога Жозе не заскользила по камню. Он чуть не упал. — Что это на полу?.. Кровь! Так и было. По полу текли ручейки крови, и чем дальше они шли, тем шире они становились, превратившись, наконец, в лужу. Гризель шёл спокойно, ведь кровь эта, как и всё видимое в призрачном мире, была лишь иллюзией, но Жозе не было под силу рассеять иллюзию Шаа, даже запечатанного. — Кому там кровь пускают? — проворчал Жозе, держась за Гризеля. И тут им дорогу преградили двое духов, парящих над землёй. Оглядев их белыми глазами, тусклыми на фоне нечетких чёрных лиц, они расступились, видя амулет Гризеля. Тот крепче сжал руку Жозе. Сразу за спинами духов в центре сводчатой пещеры сидел человек в черном одеянии. Вернее, то одеяние могло и не быть чёрным, ведь оно было насквозь пропитано кровью, что сочилась из-под капюшона по лицу, сочилась между сжатых губ, сочилась по сцепленным на коленях рукам. Кровь разливалась по всей пещере до самых стен. Жозе оглянулся, не понимая, где же тот барьер, который сдерживает духа. Гризель молча показал наверх. Прямо над макушкой Шаа на потолке был нарисован причудливый древний символ. — Этот символ древнее Шаа, древнее шаманства, — негромко сказал Гризель спутнику. — Его ставили духи, так что никому не преодолеть этот барьер. Кивнув Жозе, чтобы пробовал свой прибор, Гризель откашлялся и шагнул к пленнику, сложив руки на животе. Надо же было оправдать свой визит. — У меня к тебе вопрос про твоего шамана, — сурово сказал он Шаа. — Слепьяр ведёт игру, которая может навредить Закатному царству и миру людей. Пробуждение древнего Змея это уже не шутки. Только ради того, чтобы уничтожить одного-единственного человека, стоило ли это затевать? Конечно, ты не выдашь его планы. Но однажды, когда он добьётся твоего освобождения, вспомни о том, что Слепьяр губит себя самого. Ты древний дух и не подчиняешься ему как раб. Значит он может к тебе прислушаться. Гризель и не думал, что Шаа обратит внимание на его слова. Он тянул время для Жозе. Но дух вдруг поднял голову и медленно поднялся. — Кто попросит смерти — тот ее получит, — с бульканьем крови в горле проговорил он скрежещущим голосом. — Кто не хочет славы, не хочет золота, не хочет пьяного вина и жареного мяса, не хочет дев и отроков, что ублажали бы его. Кто жаждет лишь смерти. Лишь голос смерти он захочет услышать. Подумав, Гризель понял, что он говорит о Слепьяре. Этот парень и правда был одержим лишь идеей смерти. Конечно, Шаа мог его в этом только поддержать. Но не успел Гризель придумать, что сказать дальше, Жозе медленно вышел из-за его плеча и встал перед Шаа. Липкий страх охватил Гризеля, хотя в мыслях и пронеслось снова, что никто не смог бы сломать древнюю печать. — Ты куда лезешь?! Не подходи так близко! — зашипел он, протягивая руку, чтобы схватить Жозе. — Мой прибор ничего не измеряет! — пожаловался тот, показывая Гризелю диск с нанесенными цифрами и тонкими стрелочками. — Как я и думал, это печать все глушит! Рядом с ней ничего не… Он не договорил. На его плечо легла когтистая лапа Шаа, и одежда тут же пропиталась кровью. Гризель замер в ужасе, осознавая, что Шаа мог убить Жозе за один миг и ничто бы его не остановило! — На помощь… — тихо вскрикнул Гризель, хватаясь за свой амулет. Но кто бы ему помог, если Шаа смог коснуться Жозе, несмотря на мощнейшую древнюю печать? Лицо Жозе застыло, взгляд расфокусировался, словно он уснул с открытыми глазами. Повязка упала с его лица. Шаа высунул длинный язык и обвил им шею юноши, пачкая кровью.