***
Высохшая мумия древнейшего шамана была обернута тончайшими белыми одеждами, на впалой груди висел тяжёлый амулет, от которого исходила такая резкая аура, что на языке было горько. Гризель провел несколько часов, сидя перед отцом в бесплодных попытках его призвать. Взгляд то и дело возвращался к надорванному локтю — усилие, которое потребовалось мумии, чтобы поднять руку при появлении Воеводы, оказалось уже невозможным для этого тела. — Когда следующий праздник, на котором выносят древнейшего шамана? — спросил Гризель у юной шаманки, меняющей масло в светильниках. — Новый год. Но, господин, он в последнее время не является во время праздников, — сочувственно сказала она. — Я знаю. — Гризель вздохнул. — За всю свою жизнь я видел отца, а не эту мумию, меньше десяти раз… — А я его не видела ни разу, — призналась шаманка. Гризель кашлянул. Он считал, что ей повезло. До сих пор для него было загадкой, как отец сумел зачать его, ведь двадцать лет назад мумия не могла выглядеть лучше, а появился Гризель не от призрачной утробы, значит его мать не могла понести от прекрасного призрачного образа древнейшего шамана. Гризель не знал эту женщину, но не хотел думать, что ей, возможно, пришлось ублажать мумию. Он покинул обиталище мумии и побрел на северо-запад, где в святилище оставил Жозе. Гризель пару дней пытался дозваться отца и в мире людей, и в призрачном мире, но не мог связаться даже с его главным духом — Лютой стужей. Просить о помощи Учителя было и вовсе бесполезно, тот отпустил его лечиться, а вместо этого Гризель сделал своим ранам хуже. Подходя к святилищу, Гризель услышал размеренный бой деревянного колокола. Толстый монах стоял под навесом и лениво колотил по нему деревянной колотушкой. Гризель заметил, что в этом бедном квартальчике воздух был будто прозрачнее, а дышалось легче. Не успел он войти в калитку, из святилища вышел Жозе с надкусанным желтым яблоком в руках и томно потянулся. У Гризеля обрадованно подскочило сердце. Юноша выглядел бледным, под глазами и вокруг рта залегли синяки, но он был в порядке. — Жозе! Тот улыбнулся, помахал ему рукой и пошёл навстречу. — Пришёл за мной? Я тут уже заскучал. Дверь вон починил. И колокол. Брат Сесиль, правда не рад, но ему полезно растрясти жир, — улыбался Жозе. Гризель взял его за руку и повёл прочь. — Давай поговорим. Под размеренный бой колокола они прошли к застылой речушке, холодной и безмятежной, как глаза того монашка. Гризель отвёл взгляд от ее вод, стараясь не вспоминать с грустью другие глаза, и сжал в ладонях холодные руки Жозе, который уже догрыз яблоко. — Брат Сесиль хорошо тебя подлечил. Мне больно видеть тебя таким бледным. Это моя вина, что ты пострадал. — А что случилось? — Жозе выпростал одну руку и легкомысленно почесал голову под густой копной волос. — Почему я вырубился? Мой прибор не показывал никаких колебаний силы. — Их и не было, — тихо сказал Гризель. — Жозе, ты ведь видел Шаа раньше. Это был не вопрос. Жозе округлил глаза. — Нет, не видел. Думаешь, я бы мог забыть такое чудище? — Не чудище, возможно. Скажи, ты однажды убил человека? — Нет, — Жозе фыркнул. — С чего ты взял? Я никогда никого не убивал. Почему ты меня подозреваешь? — Спрошу по-другому. Кто-то, какой-то человек или какая-то сила, убивали по твоей просьбе? — Гризель мрачно смотрел в его лицо. И увидел, как с него спадает улыбка. — Я не убивал никого, — немного резко отвечал Жозе, забирая у него и вторую руку. — Кто-то умер. Иначе Шаа не смог бы тебя достать. Ты задолжал ему жизнь. Можешь меня не обманывать. Я знаю, что это так, — печально сказал Гризель. — Расскажи мне. Я должен знать, что связывает тебя с Шаа, чтобы это не повторилось. — Ничего меня с ним… — Жозе разозлился. — Ладно! Если хочешь знать — пожалуйста. Это был мой дед, ясно? — Что он тебе сделал, что ты пожелал ему смерти? — Гризель не мог поверить, что он и правда погубил родственника! Но ведь Шаа обычно помогает тем, кто и вправду терпит страшную обиду. — У меня был учитель. Прекрасный златокудрый юноша из Порта чаек. Дед взял его в рабство. И этот юноша научил меня наукам, — отрывисто бросил Жозе. — А потом дед скормил его собакам. Принёс в жертву духам, как чужестранца. Мой дед был жестоким стариком. И поделом ему. Больше у меня нет семьи. — Твой дед был шаманом? — нахмурился Гризель. — Постой, нет, он не мог быть шаманом. Ты слишком далёк от мира духов. Вроде бы у Жозе не было причин лгать, но Гризель чувствовал, что этот рассказ лжив насквозь. — Значит, ты убил деда из-за смерти учителя? — уточнил он. — Да. — И тебе помог в этом?.. — Монах. Он правда выглядел как обычный монах! Но других случаев в моей жизни не было. — Так… А на сожжение тела деда ты пришёл? — Гризель смотрел испытующе. — Нет, — помедлив, отвечал Жозе. — Я сбежал. Не хотел больше иметь с ним ничего общего. У меня теперь нет семьи. — Кто же предал огню его тело? — Шаманы предали, кто же ещё? Гризель прикрыл лицо рукой и мягко выдохнул. — Зачем ты лжешь? Ведь это был учитель, так? Это его тебе помог убить «монах». Что он с тобой сделал? Похитил из дома деда? И поэтому ты решил, что тебе нет места в семье? Потому что сбежал с мужчиной, который так сильно тебя обидел? Жозе побледнел до лёгкой зелени. Он молчал. Гризель с досадой цокнул языком. — Я давно по твоему облику догадался, что ты из западных горных племен. В твоих жилах нет и капли семисторонской крови, это редкость для Парки. Обряды с принесением в жертву иностранцев приняты тоже лишь в горных племенах. — И что с того? — Жозе сложил руки на груди. — А дальше в твоём рассказе ошибка на ошибке. Но ты слишком далек от духовного и призрачного мира, чтобы это понимать. Шаа принимает облик того, кому ты мог довериться. А на западе нет ни одного монастыря. Шаа не явился бы тебе в облике монаха, проживи ты до этого всю жизнь в горах. Но этого мало. Я нарочно спросил про церемонию сожжения. После кары Шаа не остаётся тела, которое можно подвергнуть этой церемонии. Шаманы должны были год проводить обряды над останками, а потом… Впрочем, тебе не надо знать тонкости этих ритуалов. Зато ты сказал, что учителя разорвали псы. Ты умен, и старался переплести ложь и правду, чтобы не попасться. И смерть учителя больше походит на гибель от лап Шаа. Поэтому я предполагаю, что все было не так. — Неубедительно. Откуда мне было знать, как именно обошлись с останками моего деда, если я сбежал? — фыркнул Жозе. Гризель покачал головой. — Я надеялся, ты сознаешься… Ведь главное доказательство я тебе не назвал… И тогда в глазах Жозе мелькнуло затравленное выражение. — Шаа не помогает вершить подобную месть. Что бы твой дед ни сотворил с учителем, Шаа не убил бы предка по просьбе потомка из-за подобного. Ты мог бы солгать и сказать, что дед над тобой измывался, но у тебя язык не повернулся. Зато сам ты испытываешь такую вину, что готов взять на себя грех дедоубийцы. Потому что ты… Сам сбежал из племени с этим человеком и стал его жертвой. При этом Шаа обратился монахом, потому что в семье могли тебе внушить лишь, что монахи — коварные злодеи и убийцы. Так ты смог легко попросить его о помощи в убийстве. Ведь в детстве твоя семья поклонялась духам, и к шаманам ты испытываешь глубокое уважение, тебе было бы стыдно просить их о таком. Ведь ты… Внук князя? Жозе вздрогнул. — Ты ни капли не похож на семисторонца, но черты твои тонки и благородны, как у наследника древнего рода. Поэтому лучше ты сгинешь в безвестности, но не позволишь кому-то узнать, как ты опозорил свой род, — печально завершил Гризель. В глазах Жозе заблестели слезы. — Я сбежал с ним как с возлюбленным, — глухо сказал он. — Дед и правда травил рабов собаками, многих насмерть. Так было принято по большим праздникам. Но отец вступился за учителя, потому что тот учёный. Мы, трое княжичей, учились у него всем наукам. Только братья предпочитали военное ремесло, а я с головой ушёл в учёбу. Ему оказалось несложно меня соблазнить… Но когда мы с ним сбежали и достигли границы с Портом чаек, уже я стал его рабом… Учитель назвал меня варваром и держал в клетке, показывал ученым господам Порта чаек и купцам из-за моря, как дикого княжича. Бил, морил голодом и… Травил собаками тоже. И когда бродячий монах предложил мне помолиться за его смерть, я согласился, не раздумывая! — Самый безжалостный из монахов не стал бы молиться за смерть, — вздохнул Гризель. — Но откуда об этом знать княжичу западных гор, которого растили шаманы? Жозе отвернулся. — Ты зато знаешь много. А ведь сам шаман! — Я изучал и духовные учения. Это и есть настоящая просвещенность, — заметил Гризель. — Но я и не предполагал, что невежественный в духовном и шаманстве юноша сможет создать такой точный прибор для измерения тонких сил. Жозе быстро обернулся. — Ты проверил его? — воскликнул он. Блестящие от слез глаза загорелись. Гризель торжественно кивнул. — Я позабочусь о том, чтобы Шаа больше тебя не тронул. И мы доведем твой прибор до ума. Теперь будем работать над ним вместе.***
В пещерах у подножия горы из земли били древние источники — самые оздоравливающие на Вольных землях. Горячий источник из недр земли, и ледяной, струящийся с ледника на вершине. В одной пещере они образовывали два бассейна специально для семьи великого духа. Когда Натаэль и Даниэль зашли в эту пещеру под вечер, из горячего источника с возмущенными криками выскочил Цаки и унесся с полотенцем на голове, закрывающим лицо. — Он все ещё тебя стесняется, — вздохнул Натаэль. Оба Героя, не сговариваясь, прошли к углу горячего бассейна, где была самая приятная вода — подальше от бьющего из земли источника и не слишком близко к объятиям ледяного бассейна, отделенного лишь тонкой каменной перегородкой. — Обычно мы с Цаки купаемся и принимаем контрастные ванны вместе. Он старается закаляться со мной наравне. — У него завидное упорство и пытливый ум. Но он ещё ребёнок. Цаки ревнует, и страх своих чувств не позволит ему присоединиться к нам, — заметил Даниэль. Они уселись рядом у бортика, мутноватая минеральная вода засверкала, отражая сияния двух узоров. Натаэль наслаждался каждой минутой, проведённой со старшим братом. Хотя они встретились впервые, он ни с кем не ощущал такого родства и близости. Даниэль знал обо всем, что его волновало, не только благодаря своей зоркости Старого героя. Он сам проходил через все те трудности, с которыми Натаэль столкнулся и которые ему ещё только предстояли. Натаэль о многом хотел его расспросить, пока Тайрон набирался сил в лечебной пещере, но не успел завести разговор, как в дымке пещеры вырисовался стройный силуэт принца. Или это было видение? Натаэль поморгал и даже ополоснул лицо водой. Тайрон приближался к их бассейну медленно, крадучись, с отстраненным видом. Натаэлю пришлось бросить взгляд на Даниэля, чтобы убедиться, что и тот видит его. Глаза Старого героя лукаво прищурились, он тоже следил за Тайроном. Тайрон остановился у противоположного края бассейна и задумчиво потянул с себя халат, будто не видя Героев. Натаэль даже боялся дышать, опасаясь его вспугнуть. Пятый уже снял повязку с руки, но изящные длинные пальцы медленно справлялись с пуговицами на нижней рубашке. Пусть Натаэль уже видел его без одежды, от ожидания охватила дрожь. Пятый впервые сам раздевался на его глазах. Ткань соскользнула с бледных широких плеч, обнажила сильную грудь с торчащими от прохлады сосками и точками редких родинок. Натаэль невольно уставился на заживающие шрамы после поединков. Хотелось коснуться каждого и лаской снять боль. Хотелось самому стянуть с бедер Пятого льняное белье и крепко прижать его обнажённое тело к своему. Натаэль дернулся, совсем немного, но Даниэль, конечно, ощутил как содрогнулась земля от сдерживаемой силы юного Героя. Казалось, и Пятый что-то почувствовал на другом краю бассейна, он замер на миг, придерживая штаны, но тут же опустил голову, скрывая лицо за отросшей чёлкой, и избавился от них. Натаэль раньше запрещал себе думать о наготе Пятого, ведь он видел ее без его согласия, когда тот катался от боли по камням ущелья или был обездвижен Царевной. Пытаясь унять желание рукоблудием, Натаэль довольствовался мыслями об их близости в пещере для медитации, о нежных губах Пятого, о том, как было нестерпимо ярко и горячо, когда они ласкали возбужденную плоть. И теперь Натаэль мог без стыда разглядывать это стройное тело, отчасти атлетичное, отчасти мягкое, вызывающее острое желание стиснуть его в пальцах. Но увы, член этого красивого мужчины висел в полном спокойствии, чуть покачиваясь, когда Пятый переступал через белье. Натаэль постарался отвести взгляд, устыдившись своего интереса и нетерпения. Пятый просто пришёл принять с ними горячую ванну, а он уже готов наброситься на него голодным зверем. Не поднимая взгляда, Пятый сошёл в бассейн, чуть дрожа, словно от холода. — Я как раз собирался тебе сказать, что горячие ванны тоже будут полезны, — нарушил тишину Даниэль. — Это ты хорошо придумал. Иди сюда, тут самая хорошая водица. Даниэль отодвинулся от Натаэля, освобождая для Пятого место. Мало места. Так мало, что если бы он туда сел, касался бы плечами их обоих. Натаэль чувствовал, как кровь приливает к лицу и к паху, но не смог заставить себя тоже подвинуться. Он молча наблюдал, как Пятый, не отвечая, заходит в воду по грудь и широкими плавными движениями переплывает глубокую середину бассейна, чтобы встать на дно уже перед ними и втиснуться между двумя Героями, устраиваясь на гладком камне. Бледное плечо со следами заживающих ушибов прижалось к руке Натаэля, и того охватило ощущение болезненной нежности. Столько времени он мог только мечтать о том, что коснется Пятого, обнимет его. А теперь тот сам подсел к нему вплотную, словно птица на руку. И Натаэль боялся дышать, чтобы не вспугнуть. Сила вскипала в груди, только взгляд на спокойного Даниэля помогал держаться от резких движений, которые Натаэль бы себе не простил. А так хотелось дать этому чувству выход, сжать в объятиях своего любимого. Пятый медленно проводил ладонью по волосам, отжимая влагу, он все не решался смотреть на Героев. Сияющая от узоров вода бросала блики на его кожу, делая его совсем нереальным, будто призрачным. — Я чувствую, что эта вода и вправду целебна, — Пятый скользнул ладонью по груди, ополаскивая ее со всеми ушибами. Натаэль тихо выдохнул, напряжённый как натянутая тетива, и Пятый сразу вскинул на него глаза, словно только этого и ждал. Поводив ладонью по груди, животу, смущенно сжимая собственное тело, он следил за взглядом Натаэля, и едва рука соскользнула под воду, его и без того распаренная кожа покраснела от румянца. Растерянно взглянув на лисью улыбку брата, Натаэль приобнял Пятого за шею и как пьяный прижался к его нежному рту. Узор вспыхнул, пока пальцы зарывались во влажные волосы, а губы нетерпеливо ласкали губы, самые желанные, солоноватые от минеральной воды. Пятый положил ладонь на член Натаэля. Он не слишком охотно отвечал на поцелуй, снова сделавшись отстраненным и задумчивым, но сжал разбухший ствол крепко и уверенно. Невероятно развратным в своей лёгкости движением, Пятый наглаживал его снизу вверх, не касаясь головки, и кровь мощно приливала к ней, член встал твердо, почти вертикально… …Натаэль осознал, что творит, лишь когда Даниэль с силой потянул его за волосы, заставляя взглянуть на себя и оторваться от зацелованных до крови губ Пятого. — Не утопи нас, — засмеялся он, придерживая Пятого, зажатого между их телами, как зверек, застрявший в норке, чтобы он под напором Натаэля не ушёл с головой под воду. — Натаэль, не спеши… Я твой. Твой… — задыхаясь, выпалил Пятый, пользуясь передышкой. Яркий узор Натаэля бросал отсвет на его грудь, в глазах отражался горящий взгляд юного Героя. Пятый нервно рассмеялся, коротко целуя его. — Давай немного осторожнее. Я тоже хочу тебя. Его обычно холодный голос дрожал и срывался, сводя Натаэля с ума. — Ты не делаешь легче… — простонал он, вжимаясь между ног Пятого. — Я не знаю, как сдержаться, когда ты так близко. Я так тебя ждал… Ждал и уже почти не надеялся. Ждал и тренировался, как проклятый, управлять своей силой. Но кажется до испытания было ещё далеко, а так хотелось любить Пятого уже сейчас. — Не сдерживайся, — негромко сказал Даниэль. — Я рядом, так что просто отпусти себя. Ты не навредишь ему. От слов брата Натаэль просто нащупал внутри точку спокойствия, тишины, и погрузившись в нее, чуть расслабил пальцы на боках Пятого. — В воде опасно… Давайте выйдем, — предложил тот, тоже овладев собой, сразу вывернулся и полез из бассейна. Впрочем, встать на ноги не успел, Натаэль придержал его, когда он лег животом на край, задом к ним. — Знаешь?.. Прекраснее только луна… — пробормотал Натаэль, сжимая руки на его талии и растерянно разглядывая выразительные округлые ягодицы, белые, мускулистые и нежные одновременно. Пятый оглянулся через плечо, красный от смущения. Натаэль даже не понял, почему он так вспыхнул, решив, что от стыда, и чуть не отпустил его. — Воистину. И мне не доводилось видеть зада красивее, чем у нашего Тайрона, — промурлыкал Даниэль и цепко сжал одну ягодицу, отдводя в сторону и открывая Натаэлю лучший вид на тайную ложбинку с влажными темными волосками. — Не смотри, что он возмущается, он знает, что там у него красиво и тебе не может не понравиться. Издав слабый стон, Пятый уткнулся в свои руки, пытаясь поджать зад. Натаэль с дрожью сам развёл его ягодицы, подбодренный словами брата. Теперь он мог разглядывать Пятого с его согласия даже в таких потайных местах, и от волнения он даже не запоминал, завороженный аккуратной красотой туго сжатого заднего отверстия, выразительной промежности и тяжелых напряжённых яичек. Проведя пальцами по паре родинок, Натаэль со стоном уткнулся лицом в зад своего принца, чтобы поцеловать и прикусить по очереди каждую ягодицу. А потом, не удержавшись, пристроил между ними член, потерев им ложбинку. Он чувствовал, как мышцы и без того тесно сжатого входа поджимаются под ним. Тонкие линии на члене вспыхивали ярче, вся головка покрылась прозрачной светящейся сеточкой узора. Натаэль держал Пятого за бедра, с дрожью толкая на себя. Член чувствительно терся о темную ложбинку, хотелось им провести прямо по тугому входу. Пятый со стоном изогнулся, скользя по гладким камням, его лицо уже просто пылало. — Не томи… — процедил он сквозь зубы, качнув бедрами, и сильнее прогнулся в пояснице. И сам приподнял зад, теснее прижимаясь к крепкому члену. Натаэль жадно глотнул воздух, глядя на открывшийся ему такой откровенный вид. — Тайрон, Тайрон, не искушай судьбу. Тебя надо хорошо подготовить, чтобы ты выдержал… — Голос Даниэля прозвучал совсем близко у уха Натаэля, дыхание на коже разошлось мурашками. — Тише… Я помогу. Он положил ладонь на живот Натаэля, стоя сзади совсем близко, и некий горячий узел, рвущий жилы и сводящий с ума, разошелся жаром по всему телу. — Помоги… — прошептал Натаэль, прижимаясь к брату спиной. — Надо подготовить… Он и сам это понимал, но сейчас в голове не было ни одной мысли. Погрузить пальцы в это красивое тело… Зализать, как дикий зверь… — Я готов, — проворчал Пятый и сам ухватил себя за ягодицу и чуть потянул в сторону. Отверстие растянулось на миг и тут же сжалось, а Натаэля снова дернуло что-то в животе. — О… И все же надо добавить смазки. — Даже голос невозмутимого Даниэля дрогнул. — Я найду. На краткий миг он прижал к себе Натаэля. Конечно, тому было знакомо ощущение, как рвущиеся наружу силы растворяются в духовных каналах великой горы. Но Даниэль расширил его собственные каналы, влив в них ещё больше силы! — Не бойся, когда силы много. Пока ты не пытаешься ее сдержать, она не навредит ни тебе, ни другим, даже затопи ты ей всю пещеру, — прошептал Даниэль ему на ухо. — Укротить ее — не значит подавить. Огладив брата по животу, он отошел, чтобы выбраться из бассейна. Холодные капли брызнули на разгоряченные тела, и Пятый зашипел. Натаэль тут же прижал его к себе, подняв с камней. До него дошло, что принц мог поцарапаться. — Так ты готов быть со мной… С нами двумя? — выдохнул он, утыкаясь в шею принца, в змеящиеся мокрые пряди волос. Трепетно погладил по его груди и животу, убеждаясь, что его это так же волнует, мышцы напрягаются под пальцами. Натаэль осторожно опустил ладонь ниже и к своей радости нащупал окрепший горячий орган. Он был поменьше, чем у него самого, но тоже удобно устроился в ладони. — С двумя?.. — Пятый напрягся. — Одновременно?.. — Умгу… — Натаэль прихватил губами мочку его уха и нащупал языком пару дырочек для сережек. — Ты правда хочешь? — Эй… Я не… — Пятый заерзал. Его сердце, и так колотившееся быстро и громко, испуганно ускорилось. Натаэль замер. — Одновременно — это в два члена сразу? Ты Тайрона не пугай. У него воображение богаче опыта, — расфырчался Даниэль, появляясь перед ними с полотенцем в руках, прикрывающим его пах. — Выходите. В воде опасно. Поранишься о камни и не заметишь. Осторожно. Даниэль подхватил Пятого под руки, помогая выкарабкаться из бассейна, не расшибившись. Натаэль выскочил сам и сразу поймал Пятого в объятия, целуя пьяно, глубоко, прижимаясь членом к его животу. К счастью, тот больше не отдергивался от узора, как от огня, и прильнул в ответ. Натаэль чуть не умер от счастья, ощутив деликатное прикосновение чужого члена. — Я сделаю тебе хорошо, ладно? В этот раз я, — забормотал он, стискивая в ладонях ягодицы Пятого, приподнимая его. — Мне с тобой хорошо… Если ты возьмёшь меня… Мне тоже будет хорошо, — выдохнул Пятый, обнимая его за шею. Глаза юного Героя вспыхнули. Накрыв губы Пятого нетерпеливым поцелуем, он понес его в угол грота, где на приподнятой над полом площадке лежали полотенца. Даниэль уже ждал их там и подставил плечо Пятому под спину, чтобы тот не стукнулся о доски головой под напором Натаэля. Натаэль чувствовал, что Пятому боязно оставаться с ним наедине, а Даниэль придавал уверенности им обоим. Незрелый Герой мог оказаться грубоват и для взрослой женщины, что уж говорить о мужчине с невеликим опытом. А Натаэль за два года стал куда мощнее, но так и не научился владеть собой. Кто ещё сможет помочь ему обуздать силу, как не старший брат, великий Старый герой, который видел в жизни все? Пусть Натаэль и опасался, что не сможет утешить Пятого, когда Даниэль вскоре оставит их, но всё же… Сейчас принц выбрал быть с ними обоими.