Сказание о семи принцах

Рэн хлебнул из фляги, чтобы смочить горло. Он не привык к долгим речам, но глазастая кучка маленьких оборотней слушала сказку, затаив дыхание. Как он мог их разочаровать? Волк, развалившийся рядом на земле, помахивал хвостом, выдавая хорошее настроение своего шамана. — Так всё и было? — восторженно спросила малышка с косичкой. Конечно, всё было не так, но сказка на то и сказка. Незачем малышне знать все кровавые подробности. — Медведь женился на медведице, и у них было много-много медвежат! А злые монахи сдохли от зависти! — Да. Так и случилось. Сдохли, — сдержанно подтвердил Рэн. Молодая Пантера, что лежала с другой стороны от костра, зевнула, скрывая смешок. Но тут же мягко вскочила на ноги и покралась прочь, припадая к земле. — Старуха идёт! — тихо взвизгнул кто-то из малышей, и они горохом бросились врассыпную. Рэн помешал длинной ложкой в котле с кашей. Из туманных кустов показалась крепкая коренастая оборотница с одной грудью. На ней красовалась меховая туника шаманки, амулеты постукивали при движении. Сильные руки и лицо были изуродованы следами пыток подонков-монахов. — Уползла! — рыкнула она недовольно, уперев руки в бока. — Опять уползла, кошатина облезлая! — Оставь её, — устало бросил Рэн. Герда слилась со своей Волчицей, и говоря о юной Пантере, едва зубами не щелкала. — Недавно впервые шаманку потеряла, страшно ей. Сама выберет потом себе оборотня. — Нам не хватает сильных духов! — Герда села перед костром и принюхалась к каше. — Ну попроси о помощи Скорпиона! — пошутил Рэн. — Оборжаться можно! Сам попроси, тебя он хоть не убьёт. Волк заворчал. Ему не нравилось, когда обсуждали его названного брата Скорпиона, который уже тысячу лет не подпускал к себе оборотней. Рэн ощущал в себе его глухое раздражение. «Прости». Скорпиона он видел лишь раз, Волк его еще ребёнком водил знакомиться. Дух напомнил Рэну потерявшего память старика, но теперь он понимал, что тот всего лишь отошёл от мира людей. И ему можно было лишь позавидовать. — Детки, куда вы разбежались, ужин почти готов! — разнесся над лагерем нежный голос Фиалки, оборотницы-лисы. Придерживая беременный живот, она несла к костру корзинку с овощами и хлебом. Рэн смотрел на нее с нежностью. Обычно волки лис недолюбливали, а его отряд почти полностью состоял из волков, но лисица Фиалки значила для него очень много. Волк, Пьющий сны, однажды рассказал ему, что столетия назад душа Воеводы пришла в тело девочки. Волк искал её, едва почуяв, что его шаман вернулся в мир, но беда случилась с ней раньше. Что произошло с девочкой он, конечно, Рэну не поведал, чтобы не травить воспоминаниями прошедшей жизни, но когда Волк ее нашёл, оказалось, что она спаслась благодаря духу лисички, с которым соединилась как шаманка. Это была единственная жизнь, которую Волк и Воевода провели порознь. И все же древний дух до конца жизни был рядом и защищал обеих. И теперь вместе с Рэном опекал лисицу и шаманку, выбранную ею. Супруг Фиалки, шаман огромного матерого, хоть и не слишком древнего волка, даже ревновал. Конечно же, Рэна волновал совсем другой «лис». Маленькие оборотни только-только попрятались от Герды, и вот уже раздался их радостный визг и низкий смех юноши. Рэн с волком оглянулись одновременно. Малышня повисла на Даниэле, стараясь вскарабкаться на него, цепляясь за одежду, а самый маленький бился лбом о его колено, обняв ногу. Пришлось Даниэлю самому брать его на руки. Облепленный малышней как ведьмак духами, он приблизился к костру и покидал их на землю к Герде. — Всё, ужинать. — Даниэль отпихнул детей от себя и повернулся с сияющей улыбкой к Рэну. — Я принёс два мешка пшена! Местные уже сами привозят продукты в обмен на шкуры и помощь шаманов. Вот кто бы знал, что этих семисторонцев так война прижмет, что им не до севера будет! — Закатные племена с их шаманами не лучше, — тут же вставила Герда. — Дрянь та еще. Хорошо, что монахам хвосты накрутили, но если в эти земли придут закатные скоты, помяни моё слово, никому житья не будет. Смерть, даже поганая, лучше рабства. — Семь сторон им не по зубам, — убеждённо возразил Даниэль. — Они стоят на семи великих центрах силы! Что с ними сделает дикая западная орда? Духовную силу монахов не стоит недооценивать. — Уж поверь, я до смерти ее помнить буду, — оскалилась Герда. Но и она не могла злиться на этого рыжего балбеса. Быстро перекусив, Даниэль с Рэном отошли от костра. Оборотни собрались на ужин, а Рэн не любил быть в центре внимания вот в такие вечера, когда все собрались вместе. А с Дани разве внимания избежишь? Он был шумный, яркий, притягивал взгляды и мог говорить сразу со всеми одновременно. Рэн собирался обойти лагерь дозором, Волк слился с ним, и теперь все его чувства обострились. И он не мог не почуять, от чего мается бредущий за ним юноша. — Чего задумал?.. Даниэль обхватил его за талию сзади и жадно отерся бедрами о зад. — Соскучился. Он прикусил шею Рэна и залез своим длинным языком, который давно было пора было укоротить, в его ухо. — С чего взял, что я тебе подставлюсь? — А ты думал, один меня иметь можешь? — Даниэль оглянулся и толкнул его вниз на землю. Они оба опустились на колени, юный Герой запустил руки Рэну под шкуры, царапая сухощавое жилистое тело. Рэн неслышно усмехнулся. Он сам уже стал твёрдым, ощущая, как нетерпеливо трется о него этот балбес. Всего неделя прошла как они объединились с отрядом, а Дани кидается, будто месяцами не трахался. — Ну и что ты собрался делать? — проворчал Рэн, когда тот потащил с него штаны, одновременно нагибая вперёд и вынуждая упереться руками в землю. — Опять не сможешь ведь. Даниэль до этого пробовал его поиметь лишь раз, сразу после убийства Черепа, но тогда от переживания не справился. Рэн понимал, что тот день был особым, но не мог не подколоть из вредности. — Ты ещё пожалеешь о своих словах! Будешь просить пощады, — посулил Даниэль, подтягивая его к себе ближе. Дрожь и жар юного тела передавались Рэну и Волку. Непривычно было ощущать себя под другим самцом — молодым, глупым, но таким яростным. — Удиви. И Даниэль удивил. Приведя одежду Рэна в беспорядок, он ухватился за его зад, впился сильными пальцами в твердые половинки и мокро провел между ними языком. Рэн припал к земле грудью, замирая. Скользкий язык гулял между ягодиц, приятно лаская вход, но стоило чуть расслабиться, остро толкнулся внутрь. Юноша напористо влизывался, влезал в него языком, не скрывая, что ему самому нравится. Они когда-то с Кианом успели попробовать всё. Рэн не хотел лишь думать о том, что Дани, как завидная шлюха в борделе, хоть и на короткий срок, мог обслуживать клиентов и так. Он молча подставлялся Даниэлю, прижимался к его рту, впускал язык внутрь, уже пылая от стыда и удовольствия. Даже Волк был обескуражен! «Хорошо! Хорошо! Приятно!» «Пусть трахает. Приятно!» Зверь был готов разделить с ним это. А значит был готов и сам Рэн. Со звонким чмоком Даниэль отлепился от его зада и с шорохом спустил штаны. Мокрый разлизанный зад обожгло вечерним ветерком. — Слюны маловато будет, — бросил Рэн, не двигаясь. — Я предусмотрел! Добыл лисих ягод. Сладко запахло ягодным соком. Эти маслянистые ягоды часто использовали в знахарстве — а ещё при мужском соитии. По одному их запаху можно было узнать мужеложца, если обладаешь звериным нюхом. Поэтому Рэн предпочитал призрачную вязкую слюну своего Волка. Но теперь, кажется, выбора не было. — Тоже выменял у селян? — Рэн слушал, как Даниэль раздавил сочные ягоды в кулаке и размазал сок по члену. — Как ты догадался! Рэн впился зубами в губу, давя стон. Толстый член двинулся в его зад, плавно, но неумолимо. И сразу вышел, чтобы двинуться снова. Даниэль крепко держал его за бедра, размашисто толкался, вставляя все глубже и глубже. И Рэн понимал, что долго не выдержит! — По… торопись, — выдохнул он. В глазах темнело, в груди было жарко, зад тоже горел, как подпаленный. — Я хочу тебя дооолго иметь… — прошептал Даниэль. — Как ты меня… Своим волком… Он навалился на Рэна, обнял за живот, впился зубами во взмокшее плечо. Волк ошалел, он рвался из тела Рэна, пытаясь не то выскочить, не то заставить самому завалить этого горячего мальчишку. Но оборотень упрямо подставлялся, хотя член уже входил до упора и о промежность ударяли крепкие яйца. Нутро сводило от удовольствия, что распространялось по всему телу. Но Рэн не был готов просить о пощаде. Коротко рыкнув, он выбросил наружу волчий хвост и впился в землю когтями. Волчье призрачное тело стало больше, преобразило его как в бою. Запах Даниэля стал ещё ярче, им хотелось дышать. Рэн думал, что так пахнет море, о котором рассказывал его юный Герой. Море, которое он никогда не видел, и наверное за всю жизнь не увидит, но которое бурно ворвалось в его жизнь с появлением Даниэля. — Здорово!.. — прошептал Даниэль, вцепившись рукой в основание хвоста. — Так я могу не сдерживаться? — Ты еще и сдерживал… Аааууу… — закатив глаза, Рэн взвыл когда юный Герой с утроенным усердием начал долбить его под хвост. Тело оборотня могло выдержать многое. Мощно ходящий туда-сюда толстый член казалось мог вывернуть его наизнанку, но Рэн с волком лишь рвали когтями землю, поскуливая и подмахивая. Член яростно проминал внутри особо чувствительное место, отчего тело оборотня выгибало от жара наслаждения, будто духи рвали на части, с члена Рэна на землю уже натекла лужица. — Рэээн… — простонал Даниэль, прижимая его к своей широкой груди спиной. — Чего ты скулишь… Неужели даже тысячелетний дух попросит пощады? — Не дождешься, — прорычал Волк, откидывая голову назад. — У тебя даже узла нет, посмотрим, как сможешь меня наполнить. — У меня нет узла, но вся ночь впереди, — мурлыкнул Даниэль и прикусил его плечо почти до крови.

***

Наутро у Пятого пропал голос. Видимо, Натаэль не так хорошо управлялся с силой, как Даниэль и что-то в горле ему все же повредил. Или Рэн сам слишком яростно отсасывал, не жалея не привыкшее к таким занятиям тело принца. К счастью, в животе и снизу он ощущал лишь приятную усталость и тепло. На лице Цаки, который увидел поутру его зацелованные губы и засосы на шее, отразилось отвращение. Пятый не хотел знать, что подумал бы сам Марон о его близости с двумя Героями, его сыновьями, но тот не появлялся. Пока Даниэль с Натаэлем как обычно занимались совместной тренировкой, Пятый прогулялся по заснеженным тропинкам сада и устроился с книгой у жаровни, поглядывая на возню маленьких духов. Он самому себе казался старым чиновником на покое, который ждёт из гостей молодую жену, ещё игривую и полную жизни. Вернее, супруга. Двоих супругов, как у знаменитой Лилимы, ставшей первой любовью Цаки даже спустя много лет после смерти. Маленькие духи, катающие крохотные снежки, наводили на воспоминания о малышах-оборотнях. Пятый сам не замечал, что улыбается. — Тайрон, Цаки! Соберёмся после обеда в пещере грез, — раздался голос Даниэля. Пятый обернулся, и увидел, что Цаки тоже сидит под открытым небом, изучая какие-то схемы и карты. Будто решил заняться астрономией среди бела дня. Услышав слова Даниэля и заметив взгляд Пятого, мальчишка смутился. — И что ты хочешь показать? — отворачиваясь, спросил он. Два Героя, оба высоченные, широкоплечие, вышли из-за угла, их узоры распространяли такой приятный глазу свет, что на него хотелось смотреть бесконечно, как на утреннюю зарю. Пятый улыбался им, кутаясь в плащ в своем кресле. — Хорошие воспоминания. За триста пятьдесят лет скопилось много. Хочу их с вами разделить, — весело ответил Даниэль. Цаки промолчал, но на его лице виднелась некая заинтересованность. В пещеру грез он явился позднее остальных, и Пятый, осмотревшись, смог подойти к Героям и обняв за талии, одарить каждого глубоким поцелуем. Натаэль с сожалением коснулся его шеи. — Тебе больно? Пятый помотал головой и, поймав его руку, прижал к губам. — Цаки идёт, — заметил Даниэль, и они расцепили объятия. Цаки научился за два года перемещаться бесшумно, как настоящий следопыт. Он был убеждён, что приблизился незаметно, и смотрел на них с таким лицом, словно застал врасплох. Пятый первый уселся на шкуры, что защищали от сквозняка, гуляющего по пещере. Герои сели по обе стороны от него, а Цаки, помедлив, устроился со своим альбомом неподалёку от Даниэля. В середине пещеры само по себе горело пламя, вырываясь между сложенных горкой ритуальных камней. Пятый вспомнил — точнее, вспомнил Рэн — вечный огонь в сердце Вольных земель, который не затухал уже многие тысячи лет. — Это как в долине горестей? — сипло прошептал он. — Огонь в той долине горит из-за газа, выходящего из земли. А этот костёр магический. Но схожий по сути. Под горой спит древний зверь, это его огненная сила здесь выходит наружу огнем, — объяснил Натаэль. «Сколько же всего скрывает под горой Марон», — подумалось Пятому. Теперь ещё и Чёрный змей нашёл там приют. Какие бы неисчислимые беды обрушились на мир, если бы Марон не присматривал за миром духов. Даниэль достал чёрные пахучие благовония и разложил их щипцами вокруг огня на горячих камнях. Цаки до того делал вид, что ему безразлично, уткнувшись в альбом с Лилимой, но теперь все же придвинулся ближе. Даниэль разлегся на шкурах между ним и Пятым и послал луч силы в огонь. Полыхнув красным, пляшущий костерок вдруг разлился синим огненным озером. Пятый невольно поджал ноги, не сознавая, что это лишь иллюзия. Жарче в пещере не стало, наоборот, им в лицо ударил… Ветер? Снежный склон, круто уходящий вниз. Голова закружилась от ощущения, что летишь вперёд, пикируя, как птица. И тут они со стороны увидели несущегося по склону на санках рыжеволосого малыша, услышали его восторженный клич. «Опасно!» — Пятый еле сдержал желание поймать его, чтобы он не разбился. Санки подлетели на выступе, и, преодолев по воздуху приличное расстояние, прокатились ещё ниже, пока, вильнув, не воткнулись в сугроб. Малыш вылетел из них и угодил прямо в рыхлый снег. Рыжие кудряшки рассыпались по снегу, кверху торчала только попка и коротенькие ножки в сапожках. — Даниэль! Пятый вздрогнул от этого испуганного голоса. Малыш высунул розовощекую, улыбающуюся мордашку из снега. Его рот был в крови. — Зубик выпал! — Он показал на ладони крохотный молочный зуб. К нему подбежала — или подлетела? — маленькая женщина в пушистой шубке из неизвестного Пятому меха. Она подхватила Даниэля на руки и крепко прижала к груди. — Я же говорила, не катайся на этом склоне… На глазах Пятого выступили слезы. Он не мог оторвать взгляда от женщины. Та казалась молодой, хотя в её соломенно-рыжих волосах было много седины. Нежно покачивая на руках тяжелого малыша, который уже пытался вывернуться и снова побежать куда-то шкодничать, она подняла сердитые зелёные глаза. — Почему духи не уследили? — Он их уговорил. — Марон шёл по склону неспешно, легко, будто прогуливался по тропинке. — Это он! — воскликнул Цаки, подскакивая. — Но почему?.. Пятый тоже заметил. Марон выглядел совсем не так, как сейчас. В его лице угадывались черты жителя Порта чаек, да и одеты все трое были по приморской моде. Когда великий дух подошёл к семье, сын деловито перелез к нему на руки и сам вскарабкался на плечи, чтобы оседлать шею и обозреть округу с небывалой высоты. Маленькая Тиль Дэ не доставала мужу и до груди. — Духи держали санки, чтобы я не улетел в пропасть, — весело поведал Даниэль. — Смотри, зубик! Он сунул ладошку отцу под нос. — Марон раньше был красивее, — заметил Цаки. Он просто улыбался. У Пятого дрогнуло сердце. Он обернулся на Натаэля. В чертах нынешнего Марона не было ничего от закатных племен, и одевал он свою семью далеко от закатной моды. Все, кроме Царевны и теперь Натаэля, ходили в монашеских облачениях. Возможно, в жизни Натаэля и не было подобных тёплых воспоминаний об играх с родителями? Их не было и у Пятого, потому тот заволновался за своего любимого. Но юный Герой радостно обсуждал с Цаки внешность Марона, изменившийся за столетия вид на лес и пригорье и посмеивался над мелким Даниэлем. Видимо, он вовсе не ревновал! Да и сам Даниэль весело глядел на этого счастливого малыша, который весь извалялся в снегу и теперь командовал родителями, не зная, какой кошмар ждёт его в будущем, и как горько будет его расставание с обоими на сотни лет. Похоже, грустно тут было одному лишь Пятому. Принц заметил, что перед ними появился небольшой столик с горячим грогом и закусками. Цаки уже умял горсть ореховых сладостей. Пятый налил себе грогу и неспешно глотнул. Пряный хмельной напиток согрел изнутри. Так же согревали улыбки и поцелуи обоих Героев. Пятый постарался встряхнуться и не портить вечер воспоминаний своей мрачностью. — А этого парня ты должен знать, — Даниэль коснулся руки Пятого. Тот поднял взгляд на картину, которая теперь появилась над пляшущими языками голубого пламени. Маленький Даниэль, чуть подросший, с волосами, заплетенными в косу, висел на ветке дерева, держась одной рукой. И раскачивался. В его сапожок вцепился зубами тигрёнок, рыча и яростно болтая лапами, будто хотел стащить его вниз. А под ними… Разверзлась пропасть! Далеко внизу между камней грохотал горный ручей, перекрывая звон смеха маленького Героя. Пятый охнул. — Каким ты был хулиганом! — с неодобрением и завистью воскликнул Цаки. — Даа! Было время! А этот маленький дух Тигр был моим приятелем в играх, — посмеивался Даниэль. — Такие воспоминания сами в голову лезут, уж простите. Натаэль, стало быть, такое не вытворял? — Нет, я всегда был послушным сыном, — со смехом заявил тот. — Кроме последних двух лет. Натаэль взглянул на Пятого так нежно, что тот от смущения чуть не подавился грогом. — С другой стороны да, — заметил Цаки. — Что один шеей рискует, что второго молнии бьют. Оба неразумные дети! Даниэль расхохотался, и его громоподобный смех зазвучал вместе со смехом его же в детстве. «Молнии?..» — Пятый оглянулся на Натаэля. — Ты тут после болезни? — спросил тот и тут же воскликнул: — Ногу! Ногу на ветку! Небеса, ты и правда мог шею себе сломать! Юный Даниэль умудрился схватить тигренка свободной рукой и вместе с ним благополучно добрался до развилки. — Хм? Кажется, да, — кивнул Старый герой, катая орешки между пальцами. Скорлупа трещала, как зажатая тисками. — Да, я тоже всегда ходил с рубахой нараспашку, но тут, видимо, восстанавливался после болезни. Пятый, наконец, заметил, что Даниэль был укутан, несмотря на позднюю весну. — Герои болеют? — удивлённо прохрипел он. — С возрастом реже, — грустно улыбнулся Натаэль. — Незрелая сила то и дело вырывается и больно бьет по телу и разуму. Постепенно учишься ею овладевать. Но бывают серьёзные повреждения. К счастью, духовный родитель всегда может помочь растворить излишек в своих духовных каналах. И конечно, залечить травмы. Страшнее всего, что можешь ранить и другого… Он взглянул на шею Пятого. — Это был просчёт Рэна, не твой, — фыркнул Даниэль, успокаивая их обоих. — Рэн? — Цаки поднял глаза. — Воевода? — Может быть покажу и его, — подмигнул ему Даниэль. Пятый смутился. Ему почему-то не очень хотелось, чтобы Натаэль и Цаки видели Рэна. Лучше бы эту его личность не видел больше никто и никогда. Но следующий образ заставил его забыть обо всем на свете. Полуобнаженный юный Даниэль с растрепанными длинными волосами взбирался на крутой склон горы верхом на Тигре. Молодой дух резво перескакивал по камням, гибкое тонкое тело Героя с сияющим узором было прекрасно, как сверкание росы на паутине после дождя. «Уже скоро», — мрачно напомнил обомлевшему Пятому Рэн. Да, уже скоро воспоминания Даниэля должны были приблизиться к тому возрасту, когда отец скинул его с горы… — Ты с ним виделся? — откуда-то издалека прозвучал голос Цаки. — Да, пообщались, пробежались по горе и окрестностям, — отвечал Старый герой. — Тайрона я с собой не брал, они не очень поладили при первой встрече. Тигр-то не против, но наш принц так легко обиду не прощает. Пятый выдавил улыбку. — Ну и зря, тоже мог бы на нем прокатиться, — хмыкнул Натаэль. — Уже было бы не так обидно. И тут им в лицо подул свежий морской бриз. Пятый удивился. А взглянув на новые воспоминания, чуть не ослеп. От сияния солнца на поверхности синего-синего моря и от красоты полуобнаженного юноши, что разлегся на камнях, сложив руки за спиной. В отличие от прошлых воспоминаний Даниэль тут был сонным и ленивым. Капли воды ещё блестели на его теле — таком, каким его впервые и увидел Рэн, только ещё с наполненным, мощным Божественным узором. — Порт чаек, — сказал Даниэль. — Наша с мамой последняя поездка. Пятый сглотнул. Юный Даниэль казался морским божеством, вышедшим на берег, понежиться на солнце. Или морским дьяволом? Слишком яркой, смущающей и порочной была его красота. Пятый однажды видел на Юге морского дьявола — опасную водную нечисть, которой были нипочём магические заслоны Пяти сторон, так как в море властвовали другие силы. Всего лишь хвост с перламутровой чешуей и огромным плавником мелькнул перед принцем, окатив его водой, хотя он стоял высоко на мостике корабля. А сердце Пятого тогда заполошно подпрыгнуло. Неужели от воспоминания Рэна о такой же дикой и неуловимой красоте его юного любовника, у которого от матери в крови было море? — Это Два дракона? — звонко вскричал Цаки. Пятый с трудом оторвал взгляд от юного Даниэля. По морскому берегу к тому шли два Героя. Два легендарных Дракона, старшие сыновья Тиль Дэ. Пятый был немало удивлён, увидев их. Ему всегда представлялось, что они были такие же высоченные богатыри, как Даниэль с Натаэлем, к тому же похожие, как близнецы. Примерно так их и рисовали. Но оказалось, что Два дракона совсем другие. Один высокий и настолько тонкокостный, что казался уроженцем Семи сторон, а второй — крепкий, коренастый — вовсе не был рыжим. Ветер трепал белые, будто выгоревшие на солнце волосы, кожа загорела дочерна, как у какого-то пирата. Но их сердечные узоры были прекрасны. Пятый заметил, что они совпадали до малейшей черточки. Да, братья, слившие свою сердечную силу, внешне отличались, будто не были родными, но мощь их сердец была непоборима. Пятый подумал, не они ли помогли Даниэлю зажечь мертвый узор на разбитом сердце, и тут подскочил от неожиданности, услышав знакомый призывный вой. Молодой Даниэль с разбойничьим платком на голове снова несся верхом, но теперь на Волке, Пьющем сны! Горькие воспоминания Старый герой показывать не пожелал, неожиданно перенося зрителей сразу в Вольные земли. Огромный волк стелился над землёй чёрной тенью, пейзаж проносился перед глазами, словно они все летели рядом с Даниэлем. Сунув два пальца в рот, тот пронзительно свистнул, и степь зашлась воем! За ними призрачными силуэтами неслись десятки волков! Сердце выпрыгивало у Пятого из груди, он ощущал, что несётся там, вместе со всеми! — А где Рэн? — с предвкушением спросил Натаэль, вглядываясь в призрачную стаю. На злое лицо молодого Даниэля лег багровый отблеск костра. Огни засверкали в ожерелье на его груди, скрывающем мертвый узор. — Кхм… — Старый герой был смущен. — Не самое удачное воспоминание… Раздался женский визг. Молодой Даниэль, верхом на Волке, влетел в толпу ведьм, волки рычали, огрызались и разбрасывали их в стороны. Злодейки шипели, верещали, выпускали когти с клыками и бесстрашно кидались на духов. А в центре освещенной кострами поляны к шесту был привязан совершенно нагой Рэн! Пятый обомлел, вспомнив, что тогда произошло. Цаки зашелся смехом, чуть не подавившись орешком. — Ничего себе! Ведьмы изловили Воеводу и хотели с ним позабавиться! — Ох… — Натаэль покраснел. Сухощавый высокий мужчина с жестким красивым лицом, дергался в веревках, а его член напряжённо торчал, почти прижимаясь к животу, как у статуи божества плодородия. — Меня опоили, — смущённо сказал Пятый, оправдываясь за Рэна. — Мы это безусловно понимаем! Ты ведь и в той жизни был мужеложцем, верно? — хихикнул Цаки, но тут же сделал серьёзное лицо. — Не явись Даниэль вовремя, от тебя бы расплодилось нечисти после этой оргии. Юный Даниэль добрался до шеста, который ведьмы охраняли особенно яростно, сорвал веревки и, затащив Рэна на холку Волка, ринулся прочь из этого проклятого места. А призрачным волкам приходилось задерживать погоню, несколько ведьм уже с улюлюканьями летели за ними на метлах, грозя Даниэлю немыслимыми непристойными карами. — Если бы мы не оторвались от погони, то и от меня бы нечисти пошло не меньше, — весело сказал Даниэль, отхлебывая грог. К счастью, воспоминание сменилось другим, Пятому совсем не хотелось, чтобы все увидели, как Даниэль на пару с Волком помогали ему справиться с действием горячившего кровь ведьминого зелья. В этот раз молодой Даниэль, повзрослевший, уже с ровно горящим зрелым узором, плыл на корабле, решительно глядя за горизонт. Что он там видел? Пятый не сомневался, он торопился встретиться с Кианом, который родился где-то там за морем. — Ой! Я понял! — воскликнул Цаки через время, отвлекаясь от созерцания дивного заморского водопада, под ледяными струями которого Даниэль сражался со своим мудрым учителем. Тот хоть и не был сам Божественным героем, тренировал его сурово и жестоко выматывал. — Ведь ты когда вернулся в Благословенные земли? Сто пятьдесят лет назад? Ты не застал Лилиму? Он с такой надеждой уставился на Даниэля, что Пятый улыбнулся. — Хоть одним глазочком? — просяще затянул Цаки. — Одним глазочком, пожалуй, — усмехнулся Даниэль. — Но когда я вернулся, она была уже немолода и схоронила двоих своих мужей. Той блистательной красавицы, по которой все сходили с ума, я не застал. — Я знаю, она и в старости была красавицей! — заявил Цаки. — Покажи! Скорее! В синих языках пламени с треском рассыпались десятки красных искр. — Показать? — будто у самого себя спросил Даниэль. — Хорошо. Можно посмотреть.