Сказание о семи принцах

Едва улегся ядовитый дым войны с некромантами, знаменитая Суфико, Встречающая караваны, приобрела у старого торговца монстрами зараженного мужчину в клетке. — Я его вылечу, и он будет моим телохранителем! — объясняла она подругам по гильдии. — Суфико, что ты делаешь! — громоподобно восклицала глава гильдии западных купцов, размахивая плеткой, словно хотела вытянуть ею по спине подругу. — Кругом столько здоровых жеребцов, а ты подбираешь заразную падаль! — Этот будет мне предан. — Суфико невозмутимо забирала у неё самое редкое лекарство и удалялась кормить им своего подопечного. Опытная Суфико, Встречающая караваны, с первого взгляда поняла, что в клетке не обычный зараженный, которых покупали для распространения мора и экспериментов над болезнью, чтобы сделать её ещё страшнее и смертельнее. И торговец монстрами не просто так заломил за него цену. Вытряхнув покупку из мешка, предварительно обмотав лицо тряпками и надев перчатки из змеиной кожи, Суфико увидела еле мерцающий Божественный узор на его спине. Высокий мужчина был без сознания и уже не мог дышать без магической маски. Люди с такой запущенной хворью не выживали. Но Суфико смело тратила на него дорогое снадобье. Раз узор ещё был жив, стоило побороться. — Кто же тебя так больно ранил, что ты умудрился заразиться с сердечным узором? — задумчиво говорила Суфико, поглаживая мужчину по таким же рыжим, как и у неё, волосам. — Кого ты так любил? Неужто саму Лилиму? Она тихо рассмеялась, это была лишь присказка о легендарной красавице, которая уже лет десять как пропала вместе со своими мужьями, но Герой вдруг задрожал и мучительно застонал. — Ли… лима… Прости… Несколько лет спустя, когда они уже поженились, и Герой ответственно домохозяйничал и нянчил их малыша, Суфико вытребовала у него пояснений, было ли у него что-то с Лилимой или нет. — Я ее убил, — просто признался Даниэль. Его узор горел спокойно, но Суфико вспомнила, как он еле теплился, и больше не стала спрашивать. Когда Даниэль уже несколько лет был одинок, схоронив в старости не только жену, но и их сына, прославленного Следопыта, и его друга — последнего своего супруга, судьба занесла его в небольшой, затерянный в снегах горный монастырь. Даниэль увидел мальчика с потенциалом Божественного героя, который усердно занимался в лесу. Герой сразу узнал перерождение своего сына. — Малыш, как тебя зовут? — окликнул он его, присаживаясь на корточки. Мальчик повернул к нему гордое красивое лицо с чуть птичьими чертами. — Вирл, учитель. — Учитель? Хорошо, я буду тебя учить, Вирл, — улыбнулся Даниэль. Конечно, он ни разу не проговорился Вирлу, что тот однажды был его сыном. Вслед за яркой и героической жизнью могучего Следопыта тому пришлось с раннего детства хлебнуть горестей. Прожив в любви двух родителей, Вирл теперь стал сиротой, так и не добившись признания отца — непреклонного Настоятеля. Зато Вольные земли увидели появление уникального Божественного героя, породившего сразу двух Героев от сильнейшей принцессы пери! Сопровождая учителя в путешествии по Вольным землям, Вирл, к счастью, не узнал и свою внучку в старой ведьме, которую хотели казнить монахи за немыслимые преступления. Вирл невозмутимо взирал на то, как ее привязывали за ноги и за руки к четырем лошадям, на толпу обезумевших людей, которым мало было такой жестокой казни для ведьмы, сгубившей их дочерей. — Демоны ложатся там, где им постелено, — сказал свою любимую присказку его учитель, тяжело вздыхая. — Она и правда страшная преступница, — заметил Вирл. — Правда. Даниэль нашёл взглядом сидящую на дереве маленькую рыжую ведьму, не старше десяти лет. — У меня нет дара предвидения, — вздохнул он. — Но милосердие вижу единственным решением. Даниэль шагнул вперёд и выбросил руку в сторону ведьмы. Монахи шарахнулись от неё, белое пламя охватило старуху с ног до головы. Она заорала. Кони со ржанием рванули в стороны, волоча за собой монахов, но веревки уже сгорели дотла. Толпа бросилась врассыпную, монахи пали ниц перед великим Героем, ведьмочка белкой заметалась на дереве… Но когда огонь погас… Все увидели, что старая ведьма, раньше черная и скрюченная, лежала на земле с обликом простой старушки. Всклокоченные черные волосы поседели, на светлом морщинистом лице была написана лишь усталость. Монахи уронили посохи от неожиданности. Ведьма освободилась! Пару раз тяжело вздохнув, она взглянула на две высокие фигуры Героев и мирно испустила дух, избавившись от тяжести проклятия нескольких поколений. Вирл краем глаза увидел, как загорелся взгляд у ее внучки, маленькой ведьмы, и как шустро она поползла с дерева. — Ведьма заслуживала казни! — воскликнул монах, убедившись, что преступница ушла в мире. — Она не ответила за свои грехи! Даниэль пошёл прочь, не желая ни с кем спорить, хотя ему было, что возразить. Вирл потом рассказал ему, что монахи доложили начальству, что сожгли ведьму на костре живьём. — Ваш поступок не прославили, — не без горечи сказал Вирл. — Может оно и к лучшему, — заметил Даниэль. — Не все деяния Героев стоит прославлять. — Сказку! Сказку! — Два сынишки Вирла, крохотные Герои, галдели как птенцы, прыгая в гнезде из шкур, пока родители и старый отцовский Учитель беседовали за знаменитой медовухой пери. — Деда, сказку! — Сказку! — со смехом вторила юная Дева, дочь лесного духа, которую Даниэль привел с собой в гости. Вирл с женой пери уже считали, что им предстоит стать супругами. Сандари раскраснелась от медовухи, но показала всем, что выпивохой была не хуже самого Даниэля. На её шее, руках и в ушах задорно звенели украшения, подаренные женой Вирла. — Какой он вам деда! Это сам Учитель! — старался увещевать своих птенцов Вирл. Даниэль с пери понимающе переглянулись. — Расскажи о своём сыне-следопыте, — протянула пери низким голосом, подпирая подбородок изящными тонкими кистями. — Что же мне ещё о нем рассказать, — улыбнулся Даниэль. Он нагнулся и, подобрав из гнезда птенцов, усадил их себе на колени. — Он был очень красивым мальчиком. Однажды им прельстился сам древнейший шаман, возжелал и попробовал умыкнуть к себе в призрачный мир. К счастью, мне не пришлось его отбивать силой, древний дух медведя Баарис пришёл на помощь. Вирл задумался, пощипывая бородку. Санди и маленькие Герои притихли, слушая про приключения Даниэля и его сына в призрачном мире. А пери хитро прищурилась и обняла плечи своего мужа.

***

Цаки тесно прижимался к широкой груди Даниэля, трогательно сопя во сне. Чтобы высвободиться, Старому герою пришлось выскальзывать из-под шкур ужом. Сонный Натаэль провожал его к выходу из пещеры. Он не знал, что сказать брату на прощание и только ждал, что у того найдутся ласковые слова и для него. — Натаэль, — Даниэль улыбнулся так светло, что показалось, уже загорелась утренняя заря. И просто раскрыл объятия. Натаэль прижался к груди брата, обняв его за спину. Два узора неярко, но горячо вспыхнули, прикоснувшись. Даниэль не сказал ни слова, но Натаэль услышал сердцем всё, что тот хотел бы его передать. Силу и нежность, стойкость и надежду, безоглядную веру в человеческое сердце. Слёзы выступили на глазах юного Героя, он на миг прижался виском к щеке брата и очень медленно отпустил. Даниэль почти спустился с горы, когда из леса вышел огромный рыжий тигр со снежной шапочкой на голове. Герой с улыбкой стряхнул с него снег и ласково почесал полосатый лоб. — Проводишь меня? Тигр облизнул нос и прилег перед ним, предлагая сесть на спину. Даниэль легко вскочил на него, как в юности. Но теперь Тигр шел медленно, не желая никуда спешить. — Он справится, я верю в него, — задумчиво произнес Даниэль, который мыслями был еще на горе, в пещере со своими любимыми. Тигр не спросил, о ком он говорит. Ему это и так было известно. Дух печально вздохнул. Утренний свет успел коснуться их спин, но снежная дымка и зимнее сияние скоро скрыло их от мира людей.

***

Лави не могла удержаться, чтобы не любоваться на подаренные генералом четки по нескольку раз на дню. Ей стало спокойнее с тех пор, как она начала не снимая носить их на запястье, а мысли о заботе генерала делали ее необъяснимо счастливой. Она как раз засмотрелась на фамильный знак Ливэри, когда солдаты вокруг неё забегали и резво построились. Ничего не понимая, она заняла свое место старшины. В деревянное здание караульни городского гарнизона через окна тускло светило осеннее солнце, Лави радовалась, что стоит к нему спиной, кто бы из важных чинов ни пожаловал. Раздались тяжёлые шаги, новенькие доски застонали под поступью вошедшего. Это был верховный главнокомандующий Хуэр. Капитан гарнизона и старшины шагнули вперёд, приветствуя его поклоном. Лави перевела дух, возвращаясь в строй и радуясь, что разговаривать с ним будет капитан. Генерал Хуэр внушал ей страх. Этого огромного, похожего на матерого волка мужчину, бывшего капитана дворцовой стражи, возглавившего переворот в пользу Манастари, она бы не осмелилась и в мыслях назвать предателем. Воин из поколения старше государей Дарени и Манастари был тем, кто принимал решение, уверенный в его правильности и благе для страны. Попробуй Лави заикнуться, что свергать правящий род — преступление, он бы уничтожил ее одним взглядом. — Отряды восточной и южной стороны? — Хуэр обвел лица солдат взглядом. — Так точно! — Почему же старшина северянин? Лави вздрогнула, когда его тёмные глаза впились в ее лицо. — Лавиан Сизари? Помощник Второго принца Сиана. — Хуэр задумался, защипывая седой ус. Лави вытянулась в струнку. Руку с четками со знаком Ливэри, даже не раздумывая, спрятала за спину. — Никак нет, господин главнокомандующий, — хрипло отвечала она. — Лав Сизари. Я был помощником Второго принца на юге, но теперь старшина отряда южной стороны. — Лав… От имени Лавияр? — Хуэр пытливо ее рассматривал. — Просто Лав, господин главнокомандующий… Лави смутилась. Куда уж ей носить такое знатное имя как Лавиан или Лавияр. — Простолюдин, — заключил Хуэр. — Какое имеешь отношение к роду Сизари? — Сын обычной семьи из северной ветки. Третий сын, старшие погибли на войне, — запинаясь отвечала Лави. — Мой отец и его братья были военными. Дед владел шахтой, но она была разрушена. Мы… отдаленные потомки древнего рода Сизари, я не слышал о близком родстве со знатными господами Женской долины. — Простолюдин Сизари. Тебе знаком Валентин? — Никак нет, — Лави ответила уверенно. Это имя наводило на мысли о наследнике какого-нибудь князя. Даже отпрыски правящих семей Манастари и Дарени не носили такие старинные имена. — Твой отряд пойдёт со мной, — Хуэр потерял интерес к ее личности и прошёлся вдоль шеренги солдат. — Кто из вас носит фамилию Манастари, Дарени или Дизэн? — Я Манастари, господин главнокомандующий! — Дизэн, господин главнокомандующий. — Дизэн переходит в отряд восточной стороны, — решил Хуэр. — А Манастари теперь помощник старшины Лава. За мной. Лави, оглянувшись на оставшихся четверых солдат, повела их за генералом и его оруженосцем. Они покинули гарнизон и отправились к темницам. Лави раньше и близко не подходила к тюрьме, и приблизившись к этому мрачному черному зданию, ощутила мерзкие мурашки по коже. Четки на запястье нагрелись. Лави терзала тревога, какое-то сомнение, которое она не могла бы облечь в ясную мысль. Отряд остался ждать Хуэра в просторной караульне, и солдаты были довольны, разместившись со всем удобством. Они напились горячей воды, погрели руки у большой жаровни и расселись на широких лавках без спинок. Лави нарезала круги, мельтеша у них перед глазами. «Зачем солдаты в тюрьме? Зачем? Тут ведь есть своя, специально обученная стража. Особая стража. Вон, сидят, в кости играют… Думай, думай!» Лави бранила себя за глупость. Генералу Хуэру она не доверяла. Вернувшись, тот кивком велел Лави подойти. — Сторожить узника теперь будете вы. При смене караула, пока новые не заступят, старые не двигаются с места. Головой отвечаете всем отрядом, ясно вам? Любого, кто попытается приблизиться к камере без моего жетона или знака Манастари — убить на месте. Убить. Лави скрутило живот. Она никогда никого не убивала… Во время вооруженных столкновений с солдатами Закатного царства — была готова сражаться на смерть. Но убить земляка в мирное время?.. «Это преступник. Мы идём сторожить опасного преступника», — убеждала она себя, неосознанно накрывая ладонью четки на запястье. И первая отправилась сменить прежних караульных с молчаливым солдатом, который не называл Хуэру своего имени. Двое стражников стояли посередине коридора, освещенные жаровней. За их спинами до стены была довольно просторная площадка, на которую выходили с двух сторон две камеры. В правой темнел силуэт человека. Лави встала на одну линию со стражниками и высоко подняла подбородок. Молчаливый солдат встал рядом. Они проводили уходящих стражников взглядами, и тогда Лави с любопытством взглянула на узника. Тот был одет в обычный наряд горожанина, длинный, темно-фиолетовый. Вероятно в его камере было холодно, он зябко ежился и обнимал себя руками. «Кто это, интересно…» — Лави задумалась. Ее все не оставляло смутное беспокойство. Солдат рядом бросил на нее взгляд искоса. И медленно шагнул назад, ближе к камере. Лави взглянула на него недоуменно. Шаг, еще шаг. Солдат вдруг улыбнулся, метнулся к камере и схватился за замок! — Эй! Ты охренел?! — Лави выхватила меч и настигла его в один прыжок. — Жить надоело?! Четки так нагрелись, что ей обожгло руку. Узник и солдат уставились на нее пораженно. Словно не ожидали, что она приблизится. Взгляд солдата упал на её меч. Точнее, на руку, что его сжимала. — «Знак Ливэри отворяет двери», — усмехнулся он и тоже обнажил свой меч. — Тебе же хуже, старшина. Их мечи столкнулись, и у Лави мороз пробежал по коже. Упорные тренировки дали свои плоды, с простыми солдатами, такими же, как она, не закаленными в настоящих сражениях, она держалась на равных. Но мощь этого солдата давила. Отбив удар, Лави скрипнула зубами от боли в плече. «Это… нечеловеческая сила!» — Все сюда! — выкрикнула она, понимая, что одна не справится, и снова атаковала. Лави казалось, что рука вылетит из плеча от удара солдата, но камень на чётках с узором Ливэри засветился… И она устояла. А солдат зашипел и зажмурился, отступив на шаг, словно глаза заслезились. — На помощь! Лави бросилась вперёд отчаянно, стараясь не упустить момент слабости, но солдат, даже потеряв на миг зрение, реагировал чётко. Новая вспышка камня была ярче. Глаза солдата почернели, зрачок словно закрыл собой и радужку и белок, в уголках выступили чёрные же слезы, а рот хищно оскалился. — Ты меня этими четками не остановишь! — прошипел он и попытался отрубить Лави руку. С трудом отбиваясь, она заметила, что при вспышке камня, по лезвию меча пробегают искры. «Духовный меч!» — Лави интуитивно стряхнула четки на гарду меча и ринулась на солдата, от всей души надеясь, что сработает. Сработало. Лезвие засияло, меч в руках солдата дрогнул, отбивая атаку, и он упал на одно колено, совсем теряя человеческий облик. Но нет, он не был нелюдем, и это пугало ещё сильнее. Лави видела однажды духа в человеческом облике, и человек, этот облик теряющий, выглядел ужаснее. Солдат взвыл, его тело все перекосило, на губах выступила пена. — На помощь! — проорала Лави. Где солдаты? Полная караульня солдат! Где монахи?.. Сердце Лави сдавило холодом. Она осознала, что безотчетно нервировало её. Среди стражников этого опасного места не было ни одного монаха! — Тише, давай я. — Узник, что наблюдал за сражением из камеры, просунул руку через прутья и придержал солдата, который хотел снова броситься на Лави. — Господин Сизари? Это же вы были на Арене со Вторым принцем Манастари? И тут Лави вспомнила, что Сиан в тот день ловил некоего «скользкого типа». Лави, которая караулила под крышей, тоже получила его описание. Невысокий, смуглый и немного сутулый с крупной родинкой у рта. Лави скользнула взглядом по его фигуре. Он обычно носил фиолетовые одежды по южному образцу. Лави не видела его, когда он был пойман, потому что сама в тот раз потеряла сознание. — Вас ведь заинтересовало, что искала на Арене под песком Грешник? — вкрадчиво спросил узник. Его глаза сверкнули красноватым огнём. — Назад! — Лави рассекла мечом воздух. Неужели никто не придёт? — Господин Сизари, вы внимательный молодой человек. И знак Ливэри на ваших чётках говорит о том, что вы не прихвостень Манастари. — Узник говорил тихо и мягко, будто увещевал. — Подумайте о том, что вы видели. После мятежа в Пяти сторонах развелось многовато нечисти, не считаете? Оборотни… Колдуны на юге, которые смеют возражать монахам. При всей непобедимой мощи Настоятеля! Вспомните, что Грешник искала на Арене. Вспомните! Что произошло тем вечером? У Лави затряслась челюсть. Она вспомнила жуткий лик Скорпиона, утащившего ее в призрачный мир. — Не заговаривай мне зубы, — прорычала она. — Заяц-оборотень вовсе не случайно бросился избивать Грешника. Она владеет духовной силой, и во время боя почуяла, что силовой узор Арены изменён. Вам известно про силовые узоры на площадках для боя? — Узник вытянул руку через прутья и парой лёгких взмахов изобразил на камнях начало узора, но Лави тут же оказалась рядом и отбросила его руку мечом. — Ещё один штрих, и останешься без руки! Но разве она не должна была уже убить нарушителя? Лави в панике взглянула на солдата, который скрючился у камеры перекошенной чёрной фигуркой. Вонзить в него меч? Будто прибить мелкую тварь вроде той же крысы. Но это был живой человек… Узник замер и, видимо, почуяв, какое направление приняли её мысли, убрал руку. — Это духовный узор, — объяснил он. — Я и не смог бы применить тёмную магию. Все пространство перед камерой защищено мощным светлым защитным полем. Даже вы не переступили бы его защиту без знака Ливэри… И вы своим мечом уже истратили магию моего помощника. Видите? Он в ловушке и больше не может бороться. Лави сурово оглядывала обоих, выставив вперёд меч. Он горел не все время, но ее воодушевляли полосы света на лезвии. — Узор на Арене защищает ее камни от разрушения и сдерживает убийственную мощь бойцов внутри площадки, чтобы не пострадали зрители, — пояснил узник. — Грешник заметила, что действие узора изменилось. Немного, лишь у самых краев. Она хотела проверить, в чем дело. И тогда Заяц бросился на неё. И заодно разрушил ее кровью следы преступления. Арена в тот день превратилась в лунное зеркало. Это древняя, мощная техника, за которой приглядывали сразу два князя духов — Скорпион и Змей. — Чего они хотели добиться? — Лави решила, что не будет дурного, если выслушает его. — Ничего преступного! Отправить кровавое подношение луне. Это величайший дар призрачному миру. Вся ярость и кровь, пролитая в тот день на Арене, должна была накормить духов. Вот только… Провернуть такое под носом у монахов… Вы понимаете, что без чьего-то попустительства не обошлось? — Узник склонил голову набок. — Разрешение колдунам совершать ритуалы на юге, лунное зеркало на севере, шаманская секта из Закатного царства в самом Брике. Настоятель и Старый герой душили нечисть по всем углам, кто же раз за разом пропускал ее на территорию Пяти сторон? — Откуда мне знать! — возмутилась Лави. — Кто, как не правящий род? — развёл руками узник. — Сами Манастари. При том, что они ненавидят нечисть так же, как и Дарени, и все делают якобы для Пяти сторон, они слишком лояльны к подобным вещам. Второй принц Сиан вскоре должен жениться на дочери древнего колдовского рода, вы слышали об этом? Сиан? Лави в это не верилось, она разозлилась. — Ты мне голову не морочь! Ты сам нечисть, как и твой прихвостень! С чего бы тебе быть недовольным, если Манастари вас поддерживают! — сердито сказала она. — Нас? О, нет, не нас, — возразил узник, делая шаг вдоль решётки к ней. Его глаза снова полыхнули красным, и Лави невольно отступила назад. — Меня Манастари загоняли по всем Пяти сторонам, как проклятые гончие. Этот старый кобель Манастари даже пустил своего Второго выблядка Сиана по моему следу. Я с трудом оторвался от него на юге, пробирался горами на север, надеясь сбежать в Вольные земли. Столько раз чуть не попался монахам, которые меня бы убили на месте, как колдуна! Но это лучше, чем попасться Манастари. Поэтому я открываю вам на них глаза. Враг моего врага — мой союзник. Не считаете? Разве вы не хотели бы спасти Пять сторон от нечисти? Он шагнул вперёд, Лави снова попятилась. В самом деле, почему колдуна не сторожили монахи? Что если Настоятель и правда не знает о том, что он в Брике? Вдруг глаза колдуна торжествующе блеснули. Скорченный солдат вскинул вверх обе руки и вскричал страшное слово. Все пространство перед Лави заволокло черным дымом, солдат вскочил на ноги и снова начал взламывать замок. Лави бросилась к ним, но от столкновения меча, обернутого четками, с этим дымным пространством, её откинуло отдачей. Звук удара был страшным и гулким. Лави снова бросилась в дым. Раз за разом ее руку отбрасывало. — Стоять! — рявкнула она бессильно. Теперь-то она видела это поле, уже явно тёмное, и знак Ливэри не пускал ее внутрь, а солдат наоборот приободрился и вернул обычный облик. Лави было плохо видно, что происходит, но судя по скрежету, он уже почти вскрыл камеру! Лави сорвала с руки четки, пихнула их на выступ в стене — не могла она бросить их на пол! — и с криком ворвалась в дым. Но не дошла до камеры, страшно закашлявшись. Глаза слезились, Лави казалось, что у нее отекает горло. «Пожар не возникнет в праведном доме, тьма горит», — прозвучал у неё в голове голос духовника, который в эти холодные дни неустанно проводил беседы с солдатами, повторяя послания Настоятеля. Выскочив из дыма, Лави схватила четки и пнула жаровню в сторону камеры. Дым вспыхнул сразу весь, и солдат страшно заорал. — Что? Нет! Я не хотел… — Лави пришла в ужас. Она сожжет их?.. Лави бросилась затаптывать угли, восклицая: — На помощь! Помогите! Помогите! Пожар! Узник и солдат кашляли в камере. Лави с трудом разглядела, что солдат, видимо, успев ее вскрыть, спрятался в ней, и огонь туда не проникал, но они задыхались от жара. — Помогите!!! — Лави развернулась, чтобы бежать за помощью, и воткнулась в грудь генерала Регана. Тот стремительно и спокойно рассек воздух сияющим мечом. И огонь с шипением погас. — Лав… Ты цел? — Реган, не глядя на кашляющих преступников, схватил Лави за плечи. — Огонь тебя не тронул? Как ты тут оказался один?.. — Что я вижу! Знак Ливэри? — раздался холодный голос главнокомандующего Хуэра. — Генерал Реган, так это твой солдат? Внедрил своего человека в отряд городской стражи? Лави испуганно спрятала руку с чётками за спиной. Вот теперь ей стало по-настоящему страшно.