Сказание о семи принцах

Главнокомандующий Хуэр направил на Лави обнаженный духовный меч. — Генерал Реган, жду ответа. Что произошло, пока твой солдат стоял в карауле? — Здесь всё очевидно, — спокойно ответил Второй. — Ведьмак, применив сильную технику скрытия, внедрился в отряд солдат и пытался спасти колдуна. Лав сражался с ним и не дал сбежать. Ему пришлось это делать, так как в тюрьме нет ни одного монаха. Я почувствовал отчаянные призывы о помощи, исходящие от амулета Ливэри. — Как бы его техника скрытия ни была сильна, пройти духовную защиту незамеченным ведьмак не мог, я лично явился с ним разобраться. Это приказ государя — не вмешивать монахов. Все бы прошло гладко, не вмешайся твой солдат. Он чуть не убил важного осведомителя и его помощника, который откуда-то взялся. Может, это ты ему велел? — Хуэр не опускал меч. — Чему я всегда учу солдат, так это выполнять свой долг. Лав не мог позвать монахов, и пытался справиться сам. И он остановил побег до нашего прибытия! Вряд ли его посвящали в намерения государя непременно сохранить узнику жизнь. Он солдат, который был на войне, если он видит угрозу, он должен ее уничтожать, — заявил Второй. — Но содержать колдуна под стражей без присмотра монахов недопустимо, даже если он политический заключенный. Необходим сильный духовный мастер для создания мощной защиты… — Генерал Реган, что ты делаешь в столице? — перебил его Хуэр. Он смотрел на Второго немного снизу вверх, но в его взгляде Лави явственно читала презрение к зарвавшемуся щенку. — Возвращайся в лагерь и жди распоряжений. Ты генерал главной армии, нечего прохлаждаться. В Пяти сторонах не бывает мирного времени. Стража! Появившаяся стража — не та, что была раньше, Лави заметила, что ее поменяли всю — появилась быстро и четко. — Под арест рядового Лава, — бросил Хуэр. Лави оцепенела. Под арест?.. Рядового?! Совсем недолго пробыла она старшиной. Впрочем, после случившегося ее даже может ждать трибунал. Она и не представляла, что именно натворила и насколько зол на неё Хуэр. Но как бы Лави ни испугалась за саму себя, куда стыднее и страшнее было видеть, как унижают её любимого генерала. Лави оборачивалась на невозмутимого Второго, пока ее тащили, крепко ухватив за руки, по коридору к другим темницам. Когда стража начала срывать с нее одежду, Лави перепугалась. — Я сам! — хрипло крикнула она. И правда потащила с себя доспехи и куртку, надеясь, что никто не тронет ее штаны и нательную рубашку. Страшно было представить, что будет, узнай сейчас эти грубые солдаты, что она женщина. Но к счастью руки они распускать не стали, только вырвали одежду и оружие. — Тигрова подстилка, — презрительно бросил кто-то. — Кошачья, — хихикнул кто-то. — Мяяу? — Кс-кс, потаскушка. Лави обхватила себя руками, забиваясь в угол крохотной камеры. Поглумившись и позубоскалив, стражники заперли ее и отошли от решётки. Слезы сами неудержимо полились из глаз Лави. Ей было холодно. В камере плохо пахло, хотя солома на полу была свежей. Лави присела на соломенный же тюфяк, в унынии думая о том, что вшей теперь не избежать. Она ненавидела вшей. «Что со мной сделают… Будут допрашивать? — гадала Лави, травя себе душу. — И потом все, что я скажу, используют против генерала…» Лави твёрдо решила, что будет молчать, даже если ее станут пытать! Она крепко вцепилась в четки, моля о помощи уже мысленно. Если это возможно… Пусть генерал спасёт ее и в этот раз! Лави так замерзла, что зуб на зуб не попадал. Она изо всех сил грелась о чётки и пыталась вспомнить медитацию, которой учил Гризель. Зря забросила после его побега! В гулком коридоре раздались мужские голоса, стража недалеко от камеры забряцала оружием. Лави подняла голову. — Ваше высочество второй принц. Сиан?.. Тот появился перед камерой с чёрным от гнева лицом. Стражник торопливо отпер дверь, Сиан бросился внутрь и крепко обнял Лави, упав перед ней на колени. — Ты цела? Небеса, как это было опасно… Его плащ с меховым воротником окутал ее плечи. Лави вдохнула нежный аромат жасмина, против воли обнимая принца за талию. Озябшие руки закололо от жара, его спина, хоть и куда уже, чем у генерала Регана, даже на ощупь была изящной и сильной. Лави смутилась, Сиан прижимал ее слишком крепко к своему горячему стройному телу, и у нее закружилась голова, бедра невольно сжались от сладкого ощущения в низу живота, такого внезапного, что почти болезненного. — Отпустите! — Лави испуганно забилась в руках принца, отпихнула, что было сил, и закрыла грудь руками. Будто ей было что там скрывать! Сиан смотрел на неё большими, тёмными глазами. — Лави? Ты… Небеса, Лави, неужели ты думаешь, я бы захотел сделать что-то с тобой на этой грязной соломе? — выдохнул он. — Ты такого плохого обо мне мнения? Думаешь, я поступаю так с девушками? Лави отрицательно затрясла головой, мучительно краснея и не зная, что сказать. Сиан снял с себя плащ и набросил ей на плечи. Лави сжалась и зажмурилась. — Я испугался за тебя. Ты сражалась с этими хитрыми тварями. Одна. — Я звал на помощь. — Ты была внутри защитного поля, да? Твои крики оттуда никто бы не услышал, поле глушило все звуки, чтобы колдун не говорил со стражей. Ты испугалась? — Сиан попытался заглянуть ей в лицо. — Это моя вина. Главнокомандующий Хуэр знал, что ты мой помощник, и посчитал тебя лояльным к Манастари солдатом, которого можно привлечь к охране, не опасаясь, что доложит семьям Дарени, Дизэн или Ливэри. — Как же в этой вашей лояльной охране оказался ведьмак? — обвиняюще спросила Лави. — Может, генерал Хуэр сам хотел подстроить побег колдуна? — Лави, этот ведьмак… — Сиан вздохнул. — Ведьмаки не самые сильные как маги, но призрачный мир может им придать огромную силу, если они заплатят достаточную цену. Этот, видимо, цену заплатил немыслимую, его полностью скрыли от духовного взора, он даже смог миновать защиту духовного поля. Хуэр этого не ожидал, но само это поле оповещает о вторженце, и ведьмака все равно бы поймали. Увы, явился Второй господин Дарени… Это ты его призвала? Хуэр говорил про четки Ливэри. Откуда они у тебя? Лави не желала отвечать на этот вопрос. — Ваше высочество, скажите, это правда? — выпалила она. — Правда, что Манастари попустительствуют нечисти? Генерал Хуэр нарочно убрал из темницы монахов, так? Сиан вздохнул. — Это вопросы политические, Лави. Монахов он убрал, потому что Настоятель сам бы наложил лапы на этого колдуна. Мы не заодно с колдунами, этот – настоящий преступник. Но разбираться с ним должны сами Манастари. — Почему? — Лави трясло, хотя она и согрелась под плащом. — Ведь нечистью занимаются монахи! Они бы не пропустили ведьмака! Колдун сказал правду? То, что нечисть подняла голову, связано с Манастари? — Лави, ты не понимаешь, что происходит в Пяти сторонах! — с досадой сказал Сиан и вскочил на ноги. — Откуда тебе это понять… Знаешь, я не был рад перевороту! Я едва не потерял своих друзей и братьев! Но Пять сторон — маленькое государство, слишком маленькое для жадных амбиций Дарени. Я с детства знаю Настоятеля и очень его люблю, но он… Духовная власть не должна становиться выше власти Государя. Два года назад во время переворота он, как самый юный Настоятель в истории, не мог ничего сделать. Он мог бы лишь выпустить против Манастари своих боевых монахов как армию, но тогда началась бы страшная резня, Пять сторон не выстояли бы. Настоятель удержался от опрометчивых поступков. Но теперь он обрёл пугающую мощь. Стал неуправляем. Лави. Если бы он мог в одночасье задушить всю нечисть, люди объявили бы его святым. Они объявили бы его Божественным героем, хоть это и не так. Огонь тушит вода. Манастари позволяют оборотням на Севере и колдунам на Юге щекотать монахам нервы, чтобы Настоятель в глазах народа не стал таким Божеством, которому они преподнесут Пять сторон в дар. Это… Было бы катастрофой. — Но Настоятель идёт по светлому пути! Разве он стал бы вредить народу? — сердито спросила Лави. — О какой катастрофе вы толкуете? — Лави, тебе неизвестно? — рассмеялся Сиан. — Колдуны и оборотни с нашей земли никогда не уйдут! Наш народ и есть — колдуны и оборотни. Да, духовный путь праведен, каждый человек должен с рождения обращаться к свету. И в тебе, и во мне есть кровь оборотней, но мы никогда не выберем шаманскую стязю. Но Манастари в отличие от Дарени ставят цельность страны выше самомнения и любования своей ложной святостью. Выше личных амбиций. И пока в Пяти сторонах есть оборотни и колдуны, они должны быть лояльны к государю, даже если их существование не нравится Настоятелю. «Особенно поэтому. Чтобы не дать Дарени снова поднять голову», — с горечью подумала Лави, вспомнив бледного Регана, которому оборотни сломали ребро. Она могла бы возразить Сиану. Могла бы напомнить про убийц-оборотней, про закатных шаманов, что воевали с армией Пяти сторон и жестоко расправлялись с мирными жителями, чтобы накормить своих свирепых духов. Напомнить про сестру самого Сиана на юге, которую едва не сгубили колдовскими обрядами. Именно им давали волю Манастари, чтобы сдержать растущий в народе авторитет Настоятеля. Но перед глазами вдруг возникло усталое лицо Грешника, избитой Зайцем до полусмерти. «Осторожнее с ним… Это все-таки Манастари». Говорила она с такой неподдельной болью, что Лави не смогла забыть этих слов. Возможно, она не забудет их до самой смерти. — Ваше высочество, — тихо сказала она, тоже поднимаясь. Плащ на ее плечах ещё хранил нежный аромат жасмина. — А что натворил этот колдун? Зачем он вам нужен? Сиан взглянул на неё из-под тяжело опущенных век. — Ты солдат, тебе этого знать не стоит, — утомлённо сказал он. — Пойдём отсюда. Тебя должен осмотреть монах. А потом тебя отправят в военный лагерь, туда, где ты служила раньше. Я не мог сохранить твое звание старшины и оставить тебя в столице. Генерал Хуэр слишком на тебя взъелся из-за связи с Тигром, было непросто не дать ему спустить на тебя всех собак, даже мне пришлось быть осторожным в словах, чтобы не привлечь к тебе лишнего внимания. Пока там тебе будет безопаснее. В лагере. Снова рядом с генералом Реганом. Лави еле сдержала вздох облегчения. Крепче сжав в кулаке четки, она торопливо покинула камеру вслед за принцем. От осмотра монахом она улизнула, решив, что не переживет этот день, если под конец кто-то ещё и признает в ней женщину. Переодевшись, Лави поспешила присоединиться к отряду солдат, который направлялся под вечер в лагерь. И с радостным изумлением увидела во главе отряда самого Тигра. Тот восседал на своём огромном коне, а заметив среди всадников Лави вдруг улыбнулся и, придержав поводья, поравнялся с ней. — Ты цел. Его низкий голос отозвался во всем теле Лави дрожью. Она кивнула. — Я рад, что тебя освободили так быстро. Сам я не мог за тебя вступиться, Хуэр и так бушевал. Но я первым делом сообщил принцу Сиану, что ты угодил в тюрьму. Лави была удивлена. Реган так и лучился довольной улыбкой. Она вспомнила, как тот сурово оборвал её больше года назад, когда она поблагодарила за лекарство: «Рад, что ты поправился, но я не присваиваю себе чужих заслуг». А теперь сам поведал, что это по его просьбе Сиан спас её. У Лави стало горячо на сердце. «Почему он сегодня все время на меня смотрит?» — смущённо думала она, пряча взгляд. Было страшновато, что он разглядит в ней женские черты, но Лави отчего-то было очень приятно. Они ехали рядом, неспешно, будто прогуливались, Реган улыбался и смотрел на нее. — Благодарю вас, — прошептала Лави. — Ваши четки снова меня спасли. — Да, насчёт этого. Кровавые кошмары больше не мучают? — стал серьёзнее Реган. — Нет! С тех пор, как я стал их носить, сплю как ребёнок! А откуда вы узнали про кошмары? — не сдержала любопытства Лави. — Вам сказал Наставник Дилан? — Нет, я молился в шатре, когда ты пришёл просить у монахов защиты. Не сомневайся, я им дал нагоняй за то, что прогнали тебя. Но у боевых монахов нет охранных талисманов сильнее, чем эти четки. Лави кивнула, успокоившись. Можно было не бояться, что он узнал ее тайну. — А что стало с колдуном и ведьмаком? — спросила Лави, опасаясь, что и Тигр её окоротит. Генерал же не должен отчитываться перед солдатом. — Я передал их Настоятелю. Главнокомандующий Хуэр не мог мне помешать, — преспокойно ответил Второй. — Это работа монахов — решать судьбу нечисти. Лави стало нехорошо, когда она вспомнила слова колдуна, что монахи сразу бы его убили. Она встревоженно взглянула на генерала. Но тот мыслями витал далеко от судьбы пойманной нечисти. — Это моя вина, — вдруг сказал Реган. Его лицо стало суровым. — Кровавые кошмары коснулись и меня. Вряд ли это совпадение. Ты не мог вызвать на себя такую злобу, ведь ты всего лишь юный солдат. Но ты дорог мне. Наверняка есть те, кто понимают, что для меня самым страшным кошмаром будет потерять ещё кого-то из-за темных тварей. Лави посмотрела на него круглыми глазами. Генерал Реган уже так спокойно и открыто говорил о чувствах к ней. Они ехали рядом, отстав от других солдат. И разве это не походило на встречу двух влюблённых? Вот только генерал был убеждён, что его чувства безответны, и все равно смело о них говорил и признавался в своей возможной вине. Лави постаралась вникнуть в его слова, ведь он толковал о важном, а всё ее мысли были не о том. — Вас тоже мучили кошмары? Вы смогли от них защититься? — Разумеется. Впрочем, атаки со временем прекратились. Но надо быть настороже. Не расставайся с четками. Лави кивнула. Реган снова улыбнулся ей. Улыбка преображала его лицо, делала его юным и ярким. Даже румянец тронул загорелые скулы. Лави вспомнила, что генералу ещё даже не исполнилось тридцати, а ей он временами казался мужчиной средних лет. «Почему он такой красивый?» — растерянно думала она, ее руки взмокли от волнения. — Поторопимся, а то не доедем до заката, — генерал ей подмигнул, заставляя сердечко подпрыгнуть, и поднял коня в галоп. Лави понеслась за ним. Осеннее солнце светило им в лица, они мчали вместе, Лави чуть позади, и от счастья у нее перехватывало дыхание. — Лав, Лав, дружище, как же тебя угораздило! — сослуживцы в лагере встречали Лави, цокая языками. — Так высоко взлетел, помощником принца стал, и снова к грязным чашкам? Чего лыбишься-то? Ты посмотри, довольный, будто его не в звании понизили, а генерала дали! А Лави и правда не могла сдержать улыбки и летала, не ощущая тяжести этого дня. Обменявшись шуточками со старыми товарищами, она бодро заступила на службу и перемыла все котлы. Но даже вымотавшись, не смогла ночью сомкнуть глаз. Лави вспоминала непривычно весёлое и мягкое лицо своего генерала, его горячие, откровенные, но не сальные взгляды. Вспоминала их скачки, когда казалось, что весь мир исчез, остались они вдвоём, мчащие по степи навстречу солнцу и ветру. Лави все отдала бы, чтобы вот так следовать за Тигром до конца своих дней. Во сне Лави извивалась на своей походной постели, сбивая ее в ком. Ей снились объятия сильных мужских рук, снилось, как она сама крепко сжимала ладонями стройную, но твёрдую от мускулов спину молодого воина. Лави чувствовала его талию между бедер, отчаянно пыталась сжать ее ногами, прижать к себе, но почему-то не получалось. «Генерал…» — шептала она во сне, прямо в пьяный, настойчивый поцелуй. Да, от генерала пахло вином, как во время их первого поцелуя. А ещё Лави слышала лёгкий аромат жасмина, но старалась от него отмахнуться. «Генерал, пожалуйста…» Лави уже хотелось попросить, чтобы он прекратил эту пытку и тесно прижался к ее телу, но… Сильная тонкая талия между ног вдруг изогнулась, все тело генерала обернулось толстым, тяжёлым змеиным телом. Змей извивался, придавливая Лави своей тяжестью, мучительно проползал по ней. От страха она не могла пошевелиться, бесконечно длинное тело все скользило и скользило по ней, придавливало грудь, двигалось между ног, вызывая мучительное томление. «Пойдём со мной… В мою нору…» — раздался в голове странный, нечеловеческий голос. Лави била дрожь, но она даже не пыталась отпихнуть от себя духа. Очнувшись перед рассветом, она поняла, что крепко сжала между ног тонкое одеяло. Сердце колотилось, дыхание сбивалось. Лави схватилась за четки, но те не нагрелись сильнее обычного, лишь хранили тепло человеческого тела, никак не откликнувшись на появление духов в ее сне. «Это был просто сон. Фу… Почему такой возмутительный», — смутилась Лави, жалея, что до рассвета не наслаждалась объятиями своего генерала.

***

— Генерал, разрешите, я почищу ваши сапоги? — вкрадчиво предложила Лави, глядя как Второй перекусывает, не отвлекаясь от свитков с отчетами. Тот чуть не подавился, и Лави торопливо налила ему чай. — Не жуйте галеты всухомятку. Я просто увидел, что ваш доспех запылился. Хотел бы почистить. — Да, я знаю, что ты просто хотел почистить, — усмехнулся Реган, запивая чаем крошки сухого печенья. — Тебе бы лучше найти занятие поинтереснее, я видел, что ты налегаешь на тренировки с мечом. Но по правде, у меня сейчас мало времени, и мой оруженосец в отъезде. Можешь почистить. Лави с радостью принялась за дело. Разумеется, она понимала, что смутила его, но не могла удержаться. Уже пару дней ей не удавалось придумать, как сделать крохотный шаг к нему навстречу. Чтобы начать проводить больше времени рядом с ним. И не вызвать мысль, что напрашивается на близость, которой очень хотела, но, увы, не могла себе позволить. Лави устроилась в углу его шатра, с замиранием сердца занимаясь его доспехом. Раньше она думала, что он отличается от доспехов ее дяди и капитана только украшениями, но теперь видела, что это не просто украшения, а защитные узоры и инкрустированные в металлические пластинки камни, схожие с теми, что были в ее четках. Даже вышивка на нательной рубахе генерала, как она теперь вспоминала, была необычной. «Если меня однажды рассекретят и погонят из армии, попробую стать вышивальщицей таких узоров», — думала Лави, морща лоб. Наверное, мало просто научиться держать иголку в руках, может этим занимаются монахи? Взяли бы ее в служительницы? Ведь в любом случае она девственница, и это не изменится… — Я закончил, — Лави осторожно повесила доспехи на деревянную раму, поставила обработанные сапоги внизу и, забрав опустевший поднос, весело покинула шатер. — Ты же не скажешь ему, что она девушка? Юноша с лихорадочным румянцем во всю щеку и кудряшками, что выбивались из высокой толстой косы, вздрогнул, когда на его плечи легли когтистые ручки стройной женщины в чёрном одеянии наемного убийцы. — Не кори себя. Дело не в твоей ревности. Скорпион тоже не одобрил бы этого. — В ее голосе не было намека на мурлыканье, только низкое хриплое рычание. — Что ты мне предлагаешь? — устало сказал юноша. — Отдать ее Скорпиону? — Если он захочет, сам ее заберёт. Змей против, — пожала плечами женщина. Ее глаза с огромными зрачками, обведенными желтой радужкой, вдруг полыхнули черным пламенем. Когда из шатра вышел Реган, Мерель стоял один, только взгляд его был затянут как туманом призрачным маревом. — Я тебя ждал. Идём, — Реган кивком пригласил его в шатер. Мерель облизнул мигом пересохшие губы и прокрался за ним внутрь. — Итак. Что вам с Пантерой рассказал Скорпион про тот случай на Арене? — Реган снова сел за стол и подпер лоб рукой. — Его рассказ совпадает с рассказом колдуна. Колдун скрывался на Арене, потому что монахи не шерстят там публику. Духи и оборотни начертали Лунное зеркало, чтобы провести жертвоприношение. Грешник заметила его случайно во время своего боя. И на свою беду полезла выяснять, — тихо отчитался Мерель. — Там были монахи и сам Дракон. Они не могли не заметить ритуал. Значит, знал и Настоятель. — Не сомневаюсь, он знает обо всем. Он нисколько не удивился, когда я привёл ему колдуна, мне показалось, даже ждал этого. Но раз Лунное зеркало не имеет к колдуну отношения, история колдуна с Манастари и правда тянется с юга, — Реган тяжело вздохнул. — Легче выяснить самим, чем выудить хоть что-то из Настоятеля. — Насчёт лунного зеркала… Он и правда знал о нем, — медленно сказал Мерель. — Но хотя оно усиливает призрачный мир, мне кажется, Настоятель как-то повернул это в свою пользу. Скорпион молчит, но я поспрашиваю. После того полнолуния не прибавилось ни одного оборотня. Зато сразу несколько предрасположенных к оборотничеству подростков схватили монахи и насильно увели в монастырь, чтобы сделать послушниками. — Вспышка призрачного мира выявляет детей с даром, — вздохнул Реган. — Не удивлюсь, если Скорпион пошёл на такой договор. Очевидно, он, как и другие князья духов, не желает междоусобной войны в Пяти сторонах. Поэтому и позволяет своему народу отрекаться от дара. Оставим этот вопрос. Что-то ещё важное было на Арене? — Духи поведали кое-что интересное. Про одну… женщину, — пробормотал Мерель, опуская глаза. — Так. Мерель помолчал, ковыряя разбитые костяшки пальцев. — О чем задумался? Говори. — Грешник, — наконец, произнёс командир теневых дозорных. — Речь о ней. Оказалось, она внебрачная дочь государя Манастари. — Грешник? — У Второго от удивления приоткрылся рот. — Я слышал, что она дочь следопыта, и сама в юности была следопытом. Участвовала в войне во время набега шаманов на Север, проявив себя как героиня. Диана. Даже я слышал её имя. — Это все верно, но следопытом была ее мать, а не отец. — Дочь государя — чемпион подпольных боев. Невозможно, — покачал головой Реган. — Он о ней знает? Она носит фамилию Манастари? — Она везде называет себе исключительно Грешником. Государь не признавал её дочерью, — пояснил Мерель. — Но он о ней знает. Даже пытался выдать замуж, чтобы спасти от казни, когда ее схватили в числе разбойников. Она предпочла этому отвоевать свое право на свободу на Арене. — Весьма необычно для Манастари, — заметил Реган. — Должно быть, как дитя она его совсем разочаровала, и он попросту вычеркнул ее из своей жизни и из числа потомков. — Я бы не сказал. В некоторой степени они стали очень… близки, — пробормотал Мерель. — Даже сверх допустимого. Глаза у Регана расширились, когда он понял, что имеет в виду юноша. — И это тот человек, который презирал Дарени за любовь между братьями. Лицемер… Небеса, какая же он лицемерная тварь! — Реган не сдержал внутренней дрожи. — Генерал прав, — торопливо сказал Мерель. — Однако государь Манастари не знал, что она его дочь, когда возложил на неё руки. Небеса его покарали за грехи. — Да уж, могу себе представить, что он почувствовал, когда узнал, что девушка, которую он совратил, его дочь. — Реган потер переносицу. — Но за что пострадала Диана, что до сих пор вынуждена жить под именем Грешника? Почему она, а не он? — Мы не можем этого знать… — Мерель вздохнул, обнимая себя руками. Ему было известно, что Манастари подбивал Регана навредить Тайрону, и к какой трагедии это едва не привело, когда, испугавшись своих чувств, юный, сбитый с толку Реган не пришел на помощь умирающему от лихорадки брату. Были известны Мерелю и другие преступления Манастари против братьев Дарени. Он пытался их сгубить, одного за другим, ещё задолго до переворота, опасаясь мощи, которую они приобретали. Но к своим детям он был ещё более жесток. Мерель даже с трудом представлял, насколько они внутри искалечены, прекрасные принцы и принцесса, вызывающие у окружающих лишь восхищение их красотой и манерами.